А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Они прошли по мокрому перрону и свернули в помещение станции.Фельдфебель тщательно и громко, чтоб слышали в помещении, вытер ноги и вошёл в большую, ярко освещённую комнату с зашторенными окнами. Здесь, среди дыма и окурков, сидели два офицера и несколько чинов станционной администрации.— Так что, ваше благородие, человека задержали на путях! — усердно доложил он старшему здесь по чину-капитану с причёской «под бобрик». — Ругаются! Говорят — офицер!..— Давай его сюда!Фельдфебель приоткрыл дверь и приказал солдату:— Введи задержанного! — а сам опять замер у дверей с ретивым одеревеневшим выражением лица.Кольцов в сопровождении солдата вошёл в комнату, не спеша спокойно огляделся.Головы сидящих медленно повернулись к нему. Капитан — видимо, самый старший здесь, — прищурясь, оглядел Кольцова, на мгновение с недоумением задержал взгляд на его офицерском плаще без погон и сквозь зубы спросил фельдфебеля:— Как он оказался на территории станции?— Не могу знать, ваше благородие! — вытянулся фельдфебель.Тогда капитан резко повернулся всем телом к Кольцову и так же сквозь зубы спросил:— Документы какие-нибудь имеются?Кольцов покровительственно усмехнулся:— Конечно, господин капитан!Он расстегнул плащ, под ним блеснули адъютантские аксельбанты. И тотчас все сидящие в комнате многозначительно переглянулись. А капитан начал загипнотизированно подниматься со стула.Кольцов с изящной небрежностью достал из нагрудного кармана мундира удостоверение, протянул его офицеру.— Прошу, капитан!.. Жарковато у вас, однако. — И он деловито стянул с себя отсыревший плащ.Все присутствующие в комнате на мгновение застыли.Кольцов спокойно стоял и ждал, когда капитан вернёт ему удостоверение. Сверкающие аксельбанты, большие цветные шевроны на рукавах мундира и шитые золотом погоны придавали ему такой внушительный и строгий вид, что никто не удивился, когда капитан торжественно и радостно объявил:— Господа, знакомьтесь! Старший адъютант его превосходительства генерала Ковалевского капитан Кольцов.Загремели стулья. Все присутствующие в комнате вскочили. А фельдфебель, уже давно стоявший навытяжку, угрюмо скосил глаза на солдата-конвоира и хрипло прошептал:— Пшел вон отсюда!— Солдат неловко схватил винтовку за ремень, повернулся и, согнувшись словно под тяжестью вины, на цыпочках, изо всех сил стараясь оставаться незамеченным, вышел, вернее, выкрался из комнаты.— Присаживайтесь, господин капитан! — услужливо предложили Кольцову сразу несколько человек, а капитан с причёской «под бобрик» гостеприимно пододвинул к нему своё кресло: — Вот сюда, пожалуйста, здесь удобнее и светлее!»Кольцов великодушно принял предложение, сел, по-хозяйски откинулся на спинку кресла, достал портсигар, закурил и, не мешкая, перешёл к делу:— Итак, доложите, господа, как подготовились к прохождению литерного! Капитан с причёской «под бобрик», не заставив ждать себя, расстелилперед Кольцовым большую карту станции.— Здесь, господин капитан, мы выставили три поста. — И он указал участок на карте. — К станции здесь примыкают пустыри, и такая мера предосторожности не будет излишней. Часовые стоят на расстоянии прямой видимости.— Очень хорошо! — довольно кивнул Кольцов и небрежно указал дымящейся папиросой на другой участок карты: — А здесь что?— Тоже пост. Охраняется выходная стрелка… А здесь вот стоит эшелон с лесом. Направляется в район Ростова.— Не задерживайте его, господа. Места под Ростовом степные, леса нет, а он там сейчас крайне необходим.— Выпустим сразу же, господин капитан, как пройдёт литерный.Кольцов поднял голову и удовлетворённо сказал:— Что ж, господа! Из ваших сообщений мне стало ясно, что охрана перегона и станции у вас организована отлично. — И, сделав значительную паузу, добавил: — Об этом я доложу командующему.Нетерпеливым движением руки Кольцов ещё гасил в пепельнице папиросу, когда на столе с отчаянной назойливостью запищал зуммер. Пальцы Кольцова слегка дрогнули. Он посмотрел на капитана. Тот потянулся к телефону.— Да! Слушаю!.. Так!.. Так!.. Я вас понял!.. — Капитан брона рычаг трубку и, повернувшись к Кольцову, удовлетворённо доложил:— Господин капитан, через двадцать минут литерный поступает на наш перегон!Кольцов встал, давая понять, что намерен заняться какими-то неотложными делами, за ним поднялись и все остальные.— Занимайтесь своими делами, господа! — небрежно махнул рукой Кольцов и, обращаясь к капитану, сказал: — А я, с вашего разрешения, пройдусь по территории станции. — Увидев, что капитан тоже берётся за фуражку, Кольцов великодушно запротестовал: — Нет-нет! Вам надо находиться на месте, мало ли что! Да и позвонить из штаба могут… Я вот с караульным начальником пойду. Проверим, кстати, посты.Кольцов надел плащ, и они с фельдфебелем вышли.Ветер усилился. Плафоны ламп над перроном теперь уже не раскачивались, а плясали, как бешеные.— Что это за состав? — спросил Кольцов у фельдфебеля, когда они спускались с перрона.— Который? Тот, с лесом? Так это про него вам господин капитан докладывали, идёт в Ростов. Задержан до прохождения литерного, — объяснил фельдфебель, почтительно поддерживая Кольцова за локоть, когда тот перешагивал через рельсы.Кольцов бросил мгновенный оценивающий взгляд на стоящий чуть в стороне от главного пути состав. Беспорядочно изгибаясь, эшелон вытянулся вдоль станции. Прокопчённый паровоз стоял под парами в нескольких десятках метров от стрелки, выводящей на главный путь. Дорога на этом перегоне была одноколейная, и поезда проходили по ней в одну и другую стороны, строго чередуясь. Достаточно передвинуть стрелку — и состав беспрепятственно выйдет на главный путь, и тогда остановить его уже не сможет никакая сила.— Ну, пройдём к составу! — небрежно кивнул Кольцов фельдфебелю. И они зашагали по рельсам к паровозу поезда.Из окошка паровозной будки на землю густо струились мерцающие отсветы горящей топки. Паровоз изредка вздыхал, выбрасывая под колёса клубы пара.— Кто идёт? — окликнул часовой.— «Казань»! — произнёс пароль фельдфебель.— «Саратов»! — ретивым голосом отозвался часовой и разрешил: — Проходи!Кольцов, строго вглядываясь в лицо часового, спросил:— Какой твой объект?Часовой, боясь в чем-либо преступить устав, вопросительно посмотрел на фельдфебеля.— Говори их благородию, — разрешил караульный начала ник.— Мой объект — вот эта стрелка, — доложил часовой.— А там дальше есть охрана? — спросил Кольцов у фельдфебеля,— Никак нет, ваше благородие. Там больше стрелок нет. Вот эта ведёт к главному пути.— Безобразие! — возмутился Кольцов. — Нет, вы подумайте! Они ставят караул возле какой-то паршивой стрелки, а весь главный путь до семафора никем не охраняется! Да вас за это под суд мало отдать! Ведь литерный с минуты на минуту выйдет на перегон.— Ваше благородие, я здесь ни при чем… Мне приказали!.. — взмолился фельдфебель. — И господин капитан ещё вам про эту стрелку докладывали…— Ты все напутал, болван! — болезненно поморщился Кольцов и махнул возле самого носа фельдфебеля лайковой перчаткой. — «Приказали!» Не это тебе приказывали! Главный путь надо охранять! Сейчас же отправь этого, — он кивнул на часового, — к семафору!— Слушаюсь, ваше благородие! — Фельдфебель обернулся к часовому и заорал: — Ну что стоишь, как истукан, прости господи! Слышал, чего приказали их благородие? Шаг-о-ом марш к семафору! И смотр-ри там у меня!..Последних слов фельдфебеля солдат уже не слышал. Придерживая одной рукой винтовку, другой — полу шинели, он во весь дух мчался к семафору.Кольцов достал портсигар, вынул папиросу. На лице его мелькнуло подобие улыбки. Он протянул портсигар фельдфебелю.— Закуривай, служба!— Премного благодарен, ваше благородие, — почтительно привстав на носки, кончиками пальцев взял папиросу фельдфебель. Они закурили. Постояли немного молча.— Ты вот что! Где стоят конские вагоны — видел? — спросил Кольцов.— Так точно! Видел!— Иди туда и прикажи, чтобы дневальные позакрывали двери всех вагонов. Пока не пройдёт литерный, из вагонов чтоб никто никуда! Понял? — тоном, не терпящим возражений, произнёс Кольцов.— Понял, ваше благородие! — осоловело взглянул на капитана караульный начальник.— Потом вернёшься к семафору, я тоже туда пойду.Фельдфебель козырнул и, круто повернувшись, побежал в сторону удалённых запасных путей.Кольцов выждал некоторое время, пока не стихли вдали шаги фельдфебеля, и подошёл к стрелке. Постоял, оглядываясь и прислушиваясь. Взялся за рукоять переводного рычага и перебросил его в противоположную сторону. Резким металлическим звуком щёлкнули стрелки, открывая выход с запасного на главный путь.Затем Кольцов, пригибаясь, побежал к паровозу. Машинист и кочегар не особенно удивились, увидев офицера, влезающего лестнице на паровоз. Плащ у него был расстегнут, блестели аксельбанты, и они поняли, что это важный чин.Кольцов встал боком в тени тендера, заваленного углём, и жёстко приказал:— Трогайте!Железнодорожники оцепенело уставились на него.Лицо Кольцова стало почти неузнаваемым, словно каменным от напряжения. Руки он держал в карманах плаща.— Без жезла дежурного по станции не имею права, — первым опомнился машинист, испуганно глядя на Кольцова.— Даю полминуты. И гарантирую жизнь. Трогайте!Рука кочегара потянулась к паровозному гудку.— Руки прочь! — яростно крикнул Кольцов, выхватывая пистолеты. — Застрелю!.. Трогайте! Ну!Кочегар, словно обжегшись, отдёрнул руку, ещё до конца не понимая, что же требует от него этот франтоватый офицер.А машинист, неторопливо вращая колёсико, открыл клапан травления пара и взялся за реверс.— Трогай! — ещё раз повторил Кольцов и поднял на уровне груди оба пистолета.Машинист потянул ручку реверса вниз. Паровоз шумно выбросил сильные струи белого, как кипень, пара. Задрожал, пробуксовывая колёсами. Гулко громыхнули буфера. И весь состав натужно тронулся с места.От перрона к паровозу суматошно ринулись люди. Впереди всех — капитан. Он на ходу расстегнул кобуру и, что-то истошно крича, выхватил револьвер.Кольцов, молниеносно вскинув пистолет, выстрелил. Капитан ошалелыми главами посмотрел на паровоз.Под дулом одного пистолета Кольцов держал машиниста и кочегара, а из второго, не целясь, стрелял в сторону бегущих.Паровоз постепенно набирал ход, колёса простучали по стыкам стрелки — и он оказался на главном пути. Изгибаясь, следом за ним выкатывались на главный путь платформы, гружённые огромными брёвнами.— Больше угля! — скомандовал Кольцов кочегару.— Кочегар взялся за лопату и открыл топку. Яркий свет залил глубину паровоза…У семафора стоял часовой, которого прислал сюда фельдфебель, и с детским, тупым изумлением смотрел на проплывающий паровоз. Потом мимо него замелькали платформы с лесом. А когда уплыл вдаль красный фонарь хвостового вагона, постовой, обалдело поморгав глазами, вскинул винтовку. Поднимая тревогу, три раза выстрелил в воздух.Вскоре всадники на всполошных конях проскакали мимо не стреляющего, что ему делать, часового вслед за удаляющимся в ночи составом…Ну, вот все, точка… Никакая сила нас теперь не остановит! — торжествуя, подумал Кольцов. Обернувшись к железнодорожникам и перекрывая гул топки, крикнул:— Поднимайте до отказа давление и прыгайте!Машинист посмотрел на манометр, перевёл взгляд на кочегара. Тот энергично бросал уголь в топку.Поезд бешено мчался по степи, и стук его колёс слился в протяжный гул. Все больше отставали от поезда всадники, круто осаживали коней и в бессильной ярости палили вслед ему из коротких кавалерийских карабинов.Стриженный «под бобрик» капитан вбежал в станционное помещение, бросился к телефону. Долго и бестолково с остервенением крутил телефонную ручку.— Эй, вы там! Закройте выходной путь! Остановите литерный! — закричал он в трубку. — Перегон… так вас разэтак… занят!.. Что-о? Как это — поздно?!Он грузно осел в кресло, глядя остекленевшими глазами на телефонную трубку. Отшвырнул её, как отбрасывают ненужную, бесполезную вещь, — и она бессильно повисла на шнуре. Положил голову на стол и так застыл в неподвижности. Своё ближайшее будущее он представлял отчётливо: трибунал, расстрел. И он уже бессилен что-либо изменить в своей судьбе. Ибо до его ареста оставались минуты… «Из пункта А в пункт Б…» Как давно это было — гимназия, военное училище! Жизнь казалась вечностью… «Из пункта Б в пункт А…» Когда же они встретятся?.. Когда? Нет, лучше бы они никогда не встречались… До ареста капитана оставалось ровно столько времени, сколько понадобится этим двум бешено несущимся навстречу друг другу поездам, чтобы они встретились! Так встречается молот с наковальней. «Нет! Нет! — не мог примириться с неотвратимостью будущего незадачливый капитан. — Здесь какая-то страшная ошибка. Я же не виноват. Я сделал все возможное…»Из труб спаренных паровозов, тянувших изо всех сил литерный поезд, вырывались искры. Два прожекторных фонаря своими мощными лучами вспарывали темноту ночи, освещали стремительно летящее под паровоз полотно дороги. Теперь никакая сила на свете не могла остановить этого стремительного разгона.Дробно стучали на стыках колёса тяжёлых платформ. Угрюмо чернели старательно укрытые брезентом громады танков.«Спокойней, спокойней! — уговаривал себя Кольцов. — Нужно им дать сблизиться предельно, чтоб наверняка! Слишком большая ставка!.. А эти паровозники — хорошие парни! Поняли, что от них требуется».Стрелка манометра плясала у красной черты, когда Кольцов решительно приказал:— Прыгайте!Сначала кочегар, следом за ним и машинист, ни секунды не мешкая, спустились по лесенке и выпрыгнули из паровоза.Из тёмного предгрозового неба неслись звезды, как будто навстречу литерному устремились тысячи поездов с зажжёнными огнями. В напряжённом душном воздухе чувствовалось приближение грозы.Кольцов чуть-чуть помедлил, глаза вдруг на мгновение от пережитой напряжённости застлало темнотой, и все же, собрав все силы, он положил руку на реверс, чтобы ещё сильней, до предела отжать его вниз.Паровоз заметно убыстрял свой ход. Его все сильнее бросало из стороны в сторону.Кажется, все сделано как надо. Кольцов взялся за поручни и вышел из паровоза. Он увидел вдали приближающуюся световую точку — встречный состав. На последней ступеньке задержался. Здесь особенно чувствовалась бешеная скорость. Ураганный ветер пытался оторвать Кольцова от железных поручней. Он что есть силы оттолкнулся и полетел в темноту… « Что было потом, он помнил смутно. Его обо что-то ударило, протащило, снова ударило… Что он жив, он понял по затухающему вдали торопливому перестуку колёс.А затем раскололось небо, взметнулся ослепительно яркий огненный смерч. От страшного взрыва содрогнулась земля… ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 12 сентября Деникин отдал новую директиву войскам о переходе в общее наступление по всему фронту — от Волги до румынской границы. Но это было сказано больше для красного словца — наступать по всему фронту белые войска уже не могли. Наиболее боеспособной и сильной была лишь Добровольческая армия, на неё в первую очередь и возлагал свои надежды Деникин.Донская же армия была серьёзно деморализована постоянными поражениями. Многие донцы разуверились во всем и не желали воевать за пределами своего края. Дон лихорадило, начались восстания, раздавались голоса о примирении с большевиками. Усилились колебания среди кубанского и терского казачества; значит, на Кавказскую армию рассчитывать тоже не приходилось.Поэтому Донской и Кавказской армиям отводилась, по новой директиве, второстепенная роль. Им надлежало лишь сковывать действия красных на фланговых направлениях. Деникин надеялся, что успехи Добровольческой армии в дальнейшем подстегнут и «донцов» и «кавказцев».Был и ещё один серьёзный расчёт у Деникина. Антанта усиленно вооружала армии Юденича и Колчака, и они готовились с новыми силами выступить против Советской республики. В этих условиях Деникин считал нецелесообразным выпустить на военную арену все свои войска: можно было потерять их и тогда бы оставалось только одно-с завистью взирать на успехи своих соперников.Военные события на центральном участке фронта — от Курска до Воронежа— развивались с исключительной быстротой. 20 сентября соединения Добровольческой армии, нанеся поражение частям Красной Армии, захватили Курск. Развивая успех, корпус Кутепова, конные корпуса Шкуро и Юзефовича энергично продвигались на брянском, орловском и елецком направлениях. Никогда ещё противник не был так близко к самым жизненно важным центрам.С 21 по 26 сентября состоялся Пленум Центрального Комитета партии, которым руководил Ленин. ЦК предложил провести новые мобилизации коммунистов и представителей рабочего класса и направить их на укрепление Южного фронта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52