Щукин был верен своей всегдашней привычке не преуменьшать Масштабов случившегося. Донесение вызвало в нем поначалу Приступ слепого нервного гнева. Теперь же, когда острота известия несколько притупилась, Щукин весь отдался напряжённому анализу. Провал заговора подтвердил его предположение, что события в Киеве — не цепь случайностей, что скорее всего это хорошо продуманная и организованная операция чекистов. Но как они вышли на Центр? Где, с какой стороны организация оказалась уязвимой? Кто допустил ошибку? Сперанский? А может быть, Лебедев? О его судьбе Николай Николаевич ничего не сообщал. Неужели причина провала в Лебедеве? Нет, это Маловероятно, Лебедев очень осторожный, опытный разведчик.Значит, он, Щукин, что-то не предусмотрел, позволил застать себя врасплох?Нужен был Осипов. Щукин вызывал его дважды, но капитана не могли найти. С еле сдерживаемой яростью Щукин вызвал дежурного, приказал ему немедленно найти капитана. Но Осипов вскоре явился сам. Молча выслушал начальственные замечания Щукина по поводу его беспричинного отсутствия. Дождавшись паузы, тихо сказал, что был на конспиративной квартире на Клочковской улице, куда пришёл из Киева Мирон Осадчий.— Что с Лебедевым? — нетерпеливо спросил Щукин.— Подполковник погиб. Чекисты вышли на ювелира. Когда Лебедев с проводником пришли туда, их ждала засада. Осадчему удалось бежать, — ровным, бесстрастным голосом докладывал Осипов.— Ю-ве-лир, — раздельно проговорил Щукин, глаза его сузились. Значит, либо его перехитрили чекисты, либо истоки провала следует искать здесь… в штабе. Похоже, что здесь.— Кто знал о ювелире? — Это было раздумье, а не вопрос, но Осипов готовно ответил:— Кроме нас с вами, только Лебедев и командующий. — Немного помедлив, он добавил: — Ещё, может быть, ротмистр Волин.— А связной? — пронзительно взглянул на капитана Щукин.— Исключено. Мирон Осадчий ничего не знает. Шёл, куда приказывали.Щукин почувствовал незнакомую прежде ватную слабость во всем теле: он был постоянно готов к самым неожиданным ситуациям, только не к этому, не к встрече с лазутчиком красных вот так впрямую, в штабе! Это же катастрофа. Именно катастрофа… В последнее время Николай Николаевич уже дважды сообщал, что, по его предположениям, некоторые оперативные сводки Добровольческой становятся известными в штабе красных, Однако Щукин решительно отвергал эти предположения как не имеющие под собой почвы. Но теперь?.. Полковник вытер пот со лба. Теперь-то как? Кому верить? Кому доверять?— В приёмную командующего могли просочиться сведения о ювелире, — предположил Осипов, присвоив себе прежнюю насторожённость Щукина к Кольцову.Щукин вспомнил о своём разговоре один на один с командующим — тот, не читая и даже не поинтересовавшись фамилией ювелира, подписал письмо.— Нет, не могли! — Полковник отошёл к зашторенному окну. А ведь у меня нет другого выхода, как немедленно начать проверку офицеров штаба, — с внезапной бессильной горечью подумал он. — Проверку тщательную и строгую».Утром следующего дня полковник Щукин стремительно про шёл через приёмную командующего, но прежде чем войти в кабинет, коротко бросил Кольцову:— В ближайший час Владимир Зенонович будет занят. Никого не впускать, ни о ком не докладывать!.. Ни о ком!Микки взглянул многозначительно: что-то случилось. Кольцов тоже отметил это про себя. Медленно, с немало стоящим ему спокойствием он собрал бумаги, разложенные на столе, не спеша направился к выходу. Поймав вопросительный взгляд Микки, сказал:— Понадоблюсь — я у телеграфистов.Со скучающим видом он прошёл в аппаратную, спросил у дежурного офицера связи:— Ничего срочного?— Пока нет, Павел Андреевич, — ответил тот, не отрывая взгляда от телеграфной ленты.— Я попозже ещё загляну, — сказал Кольцов и вышел, оставив позади себя торопливый стук телеграфных аппаратов и тонкий писк морзянки. Скользнул в сумеречный тупиковый коридорчик. Затаив дыхание, несколько секунд прислушивался. На ощупь нашёл знакомую дверцу и оказался в заваленной старой рухлядью комнатке. Замер.— Ни одну из этих операций осуществить не успели, — донёсся сверху, из кабинета командующего, сухой и ровный голос Щукина. — По имеющимся у меня данным, чекисты одновременно арестовали почти всех руководителей Киевского центра.Наступила пауза, во время которой Кольцов слышал звук шаркающих шагов Ковалевского, и затем донёсся его глуховатый голос:— Продолжайте!— Большие потери и среди личного состава Центра… — чётко докладывал Щукин. — Впрочем, это уже не имеет значения — чекисты ликвидировали все склады оружия и боеприпасов. Так что в случае чего все равно вооружать людей практически нечем.— Значит, рассчитывать на помощь Киевского центра не следует? — прозвучал издалека голос командующего. Видимо, он стоял в дальнем углу кабинета. — Так я должен понимать ваше сообщение?— Да, Владимир Зенонович, — негромко сказал Щукин, и стул под ним заскрипел. Разговор оборвался.Кольцов мысленно представил себе Ковалевского: он, как обычно, смотрит на карту, вобрав в себя большую седую голову, странно похожий на попавшую на свет сову. Молчание затянулось. Казалось, Ковалевский забыл о Щукине, либо Щукин уже бесшумно вышел.— Как Николай Николаевич? — глухо спросил наконец Ковалевский.И опять — молчание. То ли скорбное. То ли Щукин обдумывает ответ. И наконец послышался его уверенный голос:— Цел и невредим… Он-то и сообщил о разгроме Киевского центра…— Слава богу… Слава богу… — с некоторым облегчением вздохнул Ковалевский, прошаркал по кабинету к столу и затем снова туда, к стене, где карта. Голос его зазвучал твёрже и громче: — Киев — крепкий орешек. Я надеялся раскусить его малой кровью с помощью Киевского центра. Но… без карты Киевского укрепрайона мы уложим у стен Киева всю армию. И сами сложим головы. И вы, и я…— Вы хотите сказать, — с несвойственной ему нерешительностью начал Щукин.— Да-да, нужна карта! — резко сказал Ковалевский, и опять Кольцов слышал только, как поскрипывал под Щукиным стул, как мягко шаркали по полу сапоги Ковалевского, а в окнах тихо позвякивали от ветра стекла.Переступив с ноги на ногу, Кольцов обернулся к двери, упорно прислушиваясь к звукам в коридоре. Но там было по-прежнему тихо.Казалось, все силы его, все нервы были натянуты до предела, каждый звук, каждый шорох держали его в непрестанном, напряжении. Риск был чрезвычайно велик. Если бы кто-нибудь увидел его здесь, ничего другого не оставалось, как бежать. Бежать, когда только-только с таким трудом наладил работу, только начал приносить пользу…А там, наверху, в кабинете командующего, снова откашлявшись, заговорил полковник Щукин, заговорил убеждённо, с напором, торопливо, словно боясь, что его до конца не дослушают»:— Это слишком рискованная операция, Владимир Зенонович.Это почти немыслимая операция!— На войне как на войне, полковник, — возразил Ковалевский. — Я так думаю, что эта операция по плечу Николаю Николаевичу?— Я берег Николая Николаевича на крайний случай! На самый крайний случай, Владимир Зеноновнч! — отстаивал своё полковник. Было слышно, как он поднялся со стула.— Падение Киева может во многом повлиять на исход всей военной кампании. Победы, как известно, окрыляют. — Голос Ковалевского то удалялся, то звучал громко, отчётливо: видимо, командующий медленно ходил по кабинету. — Победы поднимают боевой дух в войсках! А нам это сейчас очень необходимо… Вот и судите теперь сами, Николай Григорьевич, крайний ли это случай.— Хорошо, Владимир Зенонович! — сдался наконец Щукин. — Я прикажу Николаю Николаевичу достать карты Киевского укрепрайона… Но не гарантирую, что это удастся… И не гарантирую, что Николай Николаевич сумеет после этого остаться на своём посту. — И после паузы добавил: — Вы по-прежнему настаиваете на этом?Ковалевский подумал немного, твёрдо ответил:— Выбора нет!Дольше оставаться в комнате Кольцов не решался — его могли разыскивать. Он неторопливо вышел в коридор и снова отправился к телеграфистам.Отобрав свежие телеграммы и на ходу непринуждённо, как это и полагается адъютанту его превосходительства, перечитывая их, поднялся в приёмную. Одна телеграмма-с передовой от генерала Бредова — заинтересовала, его.— Николай Григорьевич все ещё там? — озабоченно спросил Павел у Микки, висящего на телефоне с очередной светской новостью.— Да, — ничуть не отвлекаясь от разговора, беспечно бросил Микки.Кольцов, однако, не стал ждать. Он решительно отворил дверь в кабинет командующего, поймал на себе недовольный, угрюмо-диковатый взгляд Щукина.— Простите, ваше превосходительство!.. Кажется, нашёлся сын полковника Львова! — доложил Кольцов, не удостаивая даже мимолётным взглядом замершего в негодовании Щукина.— Что вы говорите?! — Командующий вскинул на адъютанта потемневшие от бессонницы удивлённые глаза. — Если это правда, я рад такой новости!— Вот телеграмма с передовой! Генерал Бредов доносит, что к нему в штаб доставили мальчишку, который утверждает, что он — сын Львова. — В голосе Кольцова звучала неподдельная радость.— Но… Как же он мог попасть на передовую? — спросил Ковалевский, обернувшись к полковнику Щукину.Щукин недоуменно пожал плечами. От чьих бы то ни было личных переживаний он стремился тщательно отгораживаться.И тогда Ковалевский решительно сказал:— Вот что, капитан! Возьмите мою машину и поезжайте к генералу Бредову. На месте во всем разберётесь. Если мальчишка действительно сын полковника Львова — немедленно везите его сюда, ко мне. Я не оставлю его на произвол судьбы. — Носовым платком он вытер повлажневшие глаза, глухим сдавленным голосом добавил: — Михаил Аристархович… был моим другом… с детства… Жаль, не дожил… — и низко склонил голову, словно её пригнула к земле тяжесть нахлынувших воспоминании.Кольцов неслышно закрыл за собою спрятанные в портьеры двери.Возле штаба Кольцов, к своему удивлению, неожиданно увидел Ивана Платоновича Старцева. Постукивая тростью по булыжникам мостовой, он с видом больного человека, которому предписаны прогулки, медленно прохаживался по улице — видимо, ждал его. Встреча была незапланированная, и это не могло не встревожить Кольцова. Он прошёл мимо старика, свернул в людный переулок, подальше от штабных окон. И только У старой афишной тумбы остановился, с преувеличенным, насторожённым вниманием стал читать объявление о предстоящих гастролях в городе большой оперной труппы.Старцев встал рядом с ним.— Что-нибудь случилось? — тихо спросил Кольцов.— Контрразведка вышла на нашу эстафету. Человек, который направлялся к вам из Киева, арестован.— Кто? — не отрываясь от афиши, продолжал спрашивать Кольцов.— Не знаю… И не знаю, как будут держаться люди, арестованные на проваленной явке. — Старцев сердито обстукивал булыжники, будто тянулся глазами к нужному ему объявлению и, не находя его, сердился.— Вам надо уходить! — прошелестело со стороны Кольцова.— Непосредственной опасности ещё нет. — Старцев уткнулся глазами в какое-то отпечатанное на машинке объявление.«Случайность или предательство — этот провал? — лихорадочно думал Кольцов, разглядывая афишу. — Какая степень опасности грозит Ивану Платоновичу и Наташе? Можно ли им оставаться в Харькове? Как быть со связью?» На все эти вопросы ответа Кольцов пока не находил.Связь с Киевом… На её восстановление может уйти немало времени. Кольцов это понимал. Но сведения, которыми он располагал, ждать не могли. Они слишком важны. Вот он, видимо, и наступил тот момент, который Фролов предусмотрел ещё тогда, в Киеве. Запасной вариант связи…По булыжной мостовой проехала извозчичья пролётка. Кольцов подождал, когда стихнет стук колёс, и, видимо, приняв решение, тихо заговорил:— Разыщите в депо паровозного машиниста Дмитрия Дмитриевича Кособродова. Запомнили? Скажете ему, что его брата Михаила Дмитриевича разыскивает однополчанин Пётр Тимофеевич.— Запомнил, — любопытствуя над какой-то занятной афишей, ответил Старцев.— Спросите у Кособродова, налажена ли у него связь с Михаилом. Если налажена, передайте ему следующее… Запоминайте! Ковалевский просил Щукина добыть через некоего Николая Николаевича карты Киевского — укрепрайона… Я не слишком быстро? — с неподвижно-безразличным лицом торопился сообщить Кольцов, как этого требовала конспирация.— Нет-нет, память у меня пока слава богу! — отозвался, весело щурясь, Старцев.— Щукин пообещал Ковалевскому сделать это, Щукин очень ценит Николая Николаевича. Вероятно, это штабной работник, в ряды Красной Армии внедрился давно, должно быть, военспец из бывших белогвардейских офицеров… Сообщение надо передать крайне срочно. В штабе Добрармии разрабатывается генеральное наступление на Киев.— Не беспокойтесь, попытаюсь что-то предпринять, — заверил Старцев, чувствуя, что они слишком долго задержались у афиши — со стороны это может показаться подозрительным. Они коротко условились о следующей встрече. Вежливо раскланявшись, Старцев ступил на мостовую. Но остановился, не скрывая торжествующей иронии, громко сказал: — А знаете, господин офицер, талеры, которыми вы интересовались, я продал. Извините! Девяносто шесть великолепных талеров… за три пуда пшена. — Затем он торопливо пересёк улицу и смешался с толпой.Кольцов ещё долго видел его широкополую шляпу, уплывающую среди платков, картузов, цилиндров…Открытый «фиат» командующего, в котором ехал Кольцов, с трудом продвигался по разбитой многочисленными повозками просёлочной дороге. Позади машины выстилался, надолго замирал в тягучем августовском безветрии длинный шлейф пыли. Она медленно оседала на дорогу, на иссохшую придорожную траву.Кругом лежала уставшая от войны земля, давно ждущая дождя и заботливых рук пахаря. На пологих склонах балок застыли в тревожной полудрёме опустевшие села и хутора. Вдоль дороги, иногда Пересекая её и удаляясь к самому горизонту, тянулись линии окопов с перепаханными артиллерией ходами сообщения, полуразваленными блиндажами, пулемётными точками. И множество наспех сколоченных крестов торчало среди выжженных августовской жарой полей. Жёлтые одичавшие кресты среди одичавших трав…По мере приближения к фронту Кольцову все чаще встречались пустые интендантские повозки, телеги, переполненные израненной солдатнёй. С тупым безразличием провожали они взглядом проезжающий мимо автомобиль.Грохот артиллерии и шум передовой постепенно нарастал и, поглощая горячую степную тишину, сотрясал раскалённое до звона небо.В полуразрушенном, полувыгоревшем селе, среди почерневших хат и одиноко торчащих обугленных стропил, Кольцов безошибочно — по ведущим к одному месту телефонным проводам — отыскал штаб. Отряхивая с себя пыль, вошёл в хату.Наскоро приспособленное под штабное помещение человеческое жильё всюду хранило остатки мирного благополучия, вытесненного и смятого войной. Поднявшиеся навстречу Кольцову офицеры смотрели на него. Глаза, глаза! В одних — бессознательное, доведённое до автоматизма годами службы уважительное почтение перед старшим по положению и по чину; в других — издёвка к штабному капитану; но большинство глаз не выражали ничего — в них застыло безразличие и глубокая одеревенелая усталость.Кольцов уважительно, с интересом рассматривал фронтовиков. На них были истерзанные окопной жизнью мундиры, стоптанные сапоги, смятые фуражки с потрескавшимися козырьками. Это были люди, которые делали войну.Дежурный по штабу поручик, вытянувшись в струнку, неустоявшимся юнкерским голосом звонко выкрикнул:— Господин капитан! Конный разъезд задержал парнишку. Он утверждает, что его отец — полковник Львов.— Я хорошо знал полковника, — сказал Кольцов. — Приведите сюда парнишку.Вскоре в сопровождении солдата в комнату вошёл Юра. Слой серой, застарелой копоти и пыли покрывал его лицо, на нем висели лохмотья грязной одежды. Низко понурив голову, он встал посреди комнаты, взглядом исподлобья нашёл Кольцова, и тотчас в глазах его вспыхнули искры радости. Юра узнал человека, который помог ему сесть в поезд на маленькой станции. Узнал сразу, хотя и был на Кольцове щегольской офицерский мундир.Кольцов тоже узнал своего попутчика. Вглядевшись, он без труда подметил в чертах мальчишечьего лица — в разрезе глаз, в манере смотреть твёрдо, открыто, в упор — сходство с полковником Львовым.— Как тебя зовут? — ласково спросил Кольцов.— Юра, — с готовностью ответил мальчик.— А как зовут твоего отца?— Михаил Аристархович… Значит, вы тогда убежали от бандитов? — невольно сбился на прошлое Юра.— Да, убежал… А ты… Ты ведь должен быть в Киеве? Где мама? — И по тому, как дрогнуло лицо мальчика, понял, что об этом спрашивать не следовало.— Мама… умерла, когда бандиты… — Голос Юры прервался, губы задрожали, но он справился с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52