Откуда он взялся?Споткнувшись, Бармин полетел прямо под ноги стрелку…В низине захлопали одиночные выстрелы. Это охотники пытались завалить подполковника. Ближе всех к скользящему по склону Борису Алексеевичу был тот самый парень с автоматом. Он не стрелял: кто-то из своих все же ранил его в руку.Подполковник спешил повторить маневр Бармина. Непогода была ему на руку. И все же он не успевал добежать до спасительной трещины. Стрелки перерезали ему путь и остановились напротив трещины. Выстроившись в линию, четверо в маскхалатах уже поднимали свои стволы.Подполковник знал, что у него нет шансов, и все же не останавливался: умереть он предпочел на бегу. Вжимая голову в плечи, он ждал рокового выстрела. И дождался.Ударила короткая очередь, и… двое охотников повалились в снег, другие завертели головами, ища невидимого стрелка. Подполковник понял, что стреляют из распадка, как раз оттуда, где скрылся Бармин.Робинзон шел впереди Богданова, бубня под нос какой-то занудный мотив. Всю дорогу они не разговаривали. Майору с величайшим трудом удалось-таки уговорить Робинзона отвести его на Объект.Неожиданно до них донеслось эхо выстрелов.– Дальше не пойду, – сказал Робинзон и развернулся. – Объект там. Валяйте без меня, майор. Лезть под пули – не мой профиль.– Может, это всего лишь охота! – воскликнул Богданов.– Вот именно, охота! – Робинзон сердито посмотрел на майора.И тут Богданов увидел бегущих по тундре людей и вновь услышал стрельбу. Пули поднимали фонтанчики снега под ногами у бегущих.Позади сердито пыхтел Робинзон, тихо ненавидя майора. Спасенный им опер толкал его под пули. Робинзон давно собирался плюнуть на этого упрямца и рвануть в родные пенаты, но что-то удерживало его. О, как Робинзон сейчас ненавидел Богданова. Проклятый опер вынимал из него душу!..– Погоди, утопленник, – сказал он, удивленно глядя на бегущего к ним человека. – Кажись, свои!Богданов выскочил навстречу бегущему. Робинзон, прятавшийся за крутым уступом, подошел к упавшему в снег человеку и неожиданно бодро крикнул:– Привет, водила! Отдыхаешь?– Не отдыхаю, а подыхаю. А я думал, Артист, ты уже в своей филармонии! – прозвучал удивленный и одновременно радостный ответ…Все было кончено.Четверо охотников лежали в снегу. Тяжело дыша, Борис Алексеевич смотрел на идущих к нему двух вооруженных людей, которых догонял что-то весело кричавший ему Бармин. Подполковник покачал головой и повернулся спиной к ветру. Раненный в руку парень – единственный оставшийся в живых охотник – отчаянно карабкался вверх по склону сопки. Подполковник помахал ему рукой.
34 – Илья Борисович! – промурлыкал молодой человек в приоткрытую дверь кабинета Блюма. – Тут к вам… это чудовище!– Кто? – Блюм поверх очков недовольно посмотрел на молодого человека. – Какое еще чудовище?– Одноглазый! Мычит что-то, бумажку сует: просит принять.– А… Пусть войдет.Молодой человек исчез, а Немой застыл на пороге и уставился на Блюма.– Есть новости, голубчик? – Илья Борисович исподлобья глянул на циклопа и невольно поежился. – Надеюсь, обнадеживающие? Понятно… Были какие-нибудь осложнения? Ну?Немой отрицательно мотнул головой.– Хорошо. Теперь ступайте на ТЭЦ. Там, кажется, у вас остались дела? – Блюм указал Немому рукой на дверь и отвернулся. Ему хотелось, чтобы циклоп поскорее вышел из кабинета…Илья Борисович занялся Немым с подачи Аптекаря.Тот расписывал ему незаурядные качества циклопа: звериную силу, выносливость и жестокость. Превосходный человеческий материал, из которого при желании можно было сотворить что угодно. А Илья Борисович так ценил человеческий материал!Преодолевая брезгливость при виде этого высохшего до костей человека, напоминавшего гигантскую саранчу, Блюм стал заходить в палату, где Немой восстанавливался после рокового нападения собаки.Блюма интересовал внутренний мир этого насекомого. Уже после второй встречи Илья Борисович сделал вывод, что одноглазый ему подходит. Только теперь нужно было с ним поработать: выявить под хитиновым панцирем живые струны и нужные заставить звучать.И Блюм взялся за дело. Он говорил Немому, настоящим именем которого даже не интересовался, что не согласен с теми, кто считает одноглазого ошибкой природы, человеческой особью, лишенной души и талантов, что напрасно они злословят и смеются над его уродством! Ведь сами-то они всего лишь жалкие пигмеи и в этой жизни не заслуживают ничего, кроме… чего? Правильно, наказания! Почему? Потому что не умеют выполнять команды и не любят дисциплины! И еще потому, что смеются и обнимают женщин, которые должны принадлежать только ему, Немому, сильному и дисциплинированному, волевому и безжалостному исполину!Слушая Илью Борисовича, Немой сверкал единственным глазом и выл от возбуждения. А Блюм, посмеиваясь, бил в одну точку, пока из обыкновенного надсмотрщика с садистскими наклонностями и сексуальным вывертом не вылупился сверхчеловек с навязчивой идеей в подкорке и топором под курткой.После окончания сеансов Блюма Аптекарь вколол циклопу пару шприцев с химией и выпустил его на свободу – дозревать. Возвращать это насекомое на ТЭЦ было опасно, и для него подыскали другую работенку…Когда дверь за Немым закрылась, Илья Борисович взял телефонную трубку и набрал номер.– Ну, как ты там, химик? – глухо спросил он. – Понятно… Вероника Николаевна у тебя? Конечно, рядом с этим Донским? Так и не отлучается? Да-а… Вот что, Аптекарь, нужно этого парня привести в норму. Ну, чтобы он хоть пару слов мог связать. Сделаешь? Зачем это надо?.. Вероника отсюда никуда не поедет. Да, я говорил с ней, она с места не сдвинется. Так вот, я подумал: а что если вытащить Донского с Объекта? И пусть он сам позовет Веронику! Нам с тобой она не доверяет и никогда не оставит этого парня наедине с нами. Уверен, она побежит за ним… Вот именно, на живца! Ну, договорились? Нашей Вероничке теперь не отвертеться. Куда Донской, туда и она. Ну, пусть потешится, пусть поиграется! Это даже неплохо: можно управлять ею через этого парня!.. К утру будет в норме? Через сутки? Хорошо! Да, и накачай его чем-нибудь, чтоб выглядел пободрей!Вероника Николаевна вошла в палату. Донской тут же открыл глаза. Увидев ее, он слабо улыбнулся, хотел что-то сказать, но Вероника Николаевна сделала тревожное лицо. Тут же в палату влетел Аптекарь в белом халате.– Ну как, сестренка, клиент? В кондиции? – игриво спросил он. – Не огорчайся, твой герой к вечеру заговорит. А сейчас вколем ему пару кубиков оптимизма!Аптекарь поднял шприц и, издевательски глядя на женщину, пустил вверх тоненькую струйку.– Что это?– Чистейший оптимизм плюс витамины, сестренка! Не бойся: к вечеру у него будут румяные щечки, совсем как у младенчика!– Врешь! – Вероника Николаевна встала между кроватью Донского и Аптекарем. – Ты уже сделал из него идиота. Теперь хочешь убить?– Не надо так смотреть на меня! – усмехнулся Аптекарь. – Я ведь могу испугаться и сломать иглу. Я, дорогуша, здесь ни при чем! Это все ваш Илья Борисович. Сначала он пожелал, чтобы я вытащил паренька с того света, потом чтоб паренек стал добрым, как дитя, а теперь вот желает, чтобы Донской сам притопал к нему, на своих ногах! Я, как вы понимаете, только исполняю приказы! Дайте мне наконец пройти к больному!Женщина посторонилась. Аптекарь подошел к Донскому, закатал рукав пижамы и, тряхнув его расслабленную руку, сделал укол.– Скажите, Аптекарь, где таких, как вы, делают? – прошептала Вероника Николаевна.– Ого! Вот мы уже и выражаемся на казарменном диалекте?!– Как вы мне отвратительны, мерзкий, подлый человек! – воскликнула Вероника Николаевна.– Да-да, мерзкий, подлый… Вы еще забыли: грязный! Кстати, вам шприц с дозой оставить? Как я понимаю, этот сладкий укольчик вы не доверите сделать мерзкому и подлому человеку? – Аптекарь тоненько засмеялся.– Да садитесь вы наконец, чудак-человек! – Илья Борисович приветливо улыбался Донскому.Он в одних плавках расположился в шезлонге рядом с бассейном. Здесь же были Аптекарь и Вероника Николаевна.– Вы хоть помните, как вас зовут?Глеб осторожно присел на край скамьи и уставился на голубую воду. Аптекарь нарочито громко кашлянул. Донской глянул на Илью Борисовича и, виновато улыбнувшись, отрицательно покачал головой.За его спиной стояла бледная Вероника Николаевна. С самого первого дня, как только Донского привезли на Объект, она не отходила от его постели, выполняя обязанности сиделки и медсестры.Сегодня Донской впервые поднялся с постели. Его привели Вероника и Аптекарь.Донской был худ и едва держался на ногах. Он почти разучился ходить и едва мог донести ложку до рта. Лицо его теперь освещала простоватая улыбка.– Так-таки ничего и не помните? – переспросил Илья Борисович, весело подмигивая Аптекарю, стоящему за спиной Донского со скрещенными на груди руками.– Этот бассейн я, кажется, уже где-то видел. А вот свое имя…– Вас зовут Глеб Донской, – сказал Блюм. – Вы прибыли к нам с Аравийского полуострова, если меня правильно информировали… А ведь мы с вами, мой дорогой, когда-то встречались. Да-да! Лет двадцать тому. Правда, тогда вы были молодым и кудрявым!– А кто я теперь?– Террорист… Чему вы удивляетесь? Это мы должны удивляться. Хотите, я прочту вам телеграммы из Москвы? Вас пытались задержать и… даже убить, но, к счастью, только ранили. Как вы себя чувствуете?– Хорошо, – сказал Донской, беспомощно улыбаясь. – Я все время сплю. Где я?– У друзей, не бойтесь. Мы никому не собираемся выдавать вас. Вот она не позволит! – Блюм указал на Веронику Николаевну. – Вы не помните эту женщину? Вероничка, покажись нашему гостю.– Она сегодня одевала меня, – сказал Донской и застенчиво посмотрел на Веронику Николаевну. – Вы говорите, меня ранили? – обратился он к Илье Борисовичу.– О, это уже в прошлом! Доктор говорит, все зажило. Правда, у вас частичная потеря памяти, – Блюм посмотрел на Аптекаря, – но память к вам вернется. Конечно, не сразу… Точно, доктор?– Как в аптеке! – воскликнул Аптекарь.– Подождите! – Донской умоляюще смотрел на Блюма. – Вы, кажется, сказали, что я террорист?– Да. Судя по этим телеграммам с Материка, вы, мой друг, подложили в самолет бомбу. Вот, читайте!Медленно шевеля губами и страдальчески хмуря брови, Донской перечитал текст телеграмм и, удивленно пожав плечами, протянул их Илье Борисовичу.– Что, не понятно? – спросил Блюм.– Тут много всего написано. Я не очень понял… – Донской опустил глаза.Аптекарь победоносно поглядывал из-за спины Глеба на Блюма. Илья Борисович незаметно для Вероники Николаевны и Донского показал ему большой палец.– Что ж тут непонятного? Вас ищут, чтобы наказать!– Как наказать? – Глаза Донского наполнились ужасом.– Посадить в тюрьму! Или даже…– Посадить в тюрьму, посадить в тюрьму… – заволновался Донской и вдруг припал головой к коленям, прижимая руки к затылку. Женщина бросилась к нему.– Вероника Николаевна, – ледяным тоном начал Аптекарь, – лучше принесите ему воды.Вероника Николаевна быстро направилась к выходу, а Блюм сказал вполголоса:– Отличная работа, химик! То, что надо!– Стараемся, Илья Борисович, выполняем заявки трудящихся!– Он еще может… прийти в норму?– Все зависит от того, надо ли нам это.– Не надо. Отныне он нужен только таким, – твердо сказал Илья Борисович.– Сделаем! Пару кубиков вкатаю ему, и процесс станет необратимым. Кстати, могу предъявить некоторые предварительные результаты. Вот смотрите!Он осторожно положил свою ладонь Донскому на затылок, потрепал волосы и, когда тот поднял голову, замахнулся. Донской вздрогнул, опять прижал руки к голове и стал сползать со скамьи на пол.– Не бойтесь, мой дорогой, – как можно ласковее произнес Илья Борисович. – Доктор не сделает вам ничего плохого. Он пошутил!Опасливо косясь на Аптекаря, Донской отнял руки от головы. Вероника появилась в дверях со стаканом воды. Она нервничала.– Вы меня посадите в тюрьму? – Донской напряженно смотрел на Блюма.– Напротив – спасу вас! Кстати, вам надо почаще бывать на свежем воздухе. Уж очень вы бледны. А кто вас бреет? Хотя не стоило даже спрашивать. Наша Вероника – мастерица на все руки! В общем, скоро начнете выходить на природу.– Спасибо! – с чувством произнес Донской, прижимая к груди руки и все еще недоверчиво поглядывая на Аптекаря.– Не мне спасибо, ей. Этого прежде всего хочет Вероника Николаевна, – усмехнулся Блюм.Аптекарь подхватил Донского под локоть и повел к выходу.– Это ты сделал из него идиота, – сказала Вероника Николаевна.– Ошибаешься, моя девочка! – Илья Борисович попытался взять ее за руку. – Парень ушибся. Ударился головой о рельсы, когда его подстрелили.– Нет, это вы с Аптекарем… Что вы еще задумали? Зачем нужны эти прогулки?– Свежий воздух, девочка, это самое сильное лекарство против всех хворей. Кстати, доктор и тебя приглашает с собой.– Я отсюда никуда не выйду, – отрезала Вероника Николаевна. – Твой Аптекарь – садист. И ты сам это знаешь. Он делает все, чтобы от Донского осталась одна оболочка. Но я все равно буду любить его! – прошептала она.– Даже если у него однажды потечет слюна изо рта? – усмехнулся Блюм. – Девочка моя, ты любишь мечту, иллюзию, а совсем не этого несчастного. Раскрой глаза! Ведь это же идиот, без воли и памяти! Нет, ты любишь совсем не его. Ты любишь двадцатилетнего мальчишку, который остался в прошлом!– Ну и пусть…– Эх, Вероника, Вероника! – Илья Борисович взял ее за руку. – Хочешь вернуть время? Увы, даже я не могу купить тебе прошлое! Прошлое не продается, моя королева!
35 Андрей Андреевич искал оборванцев, которых приметил еще утром.В последнее время местные бомжи заметно осмелели: среди бела дня появлялись у куч мусора, выглядывали из-за гнилых ящиков и весело скалили зубы редким прохожим. Бедному толстяку не терпелось поскорей увидеть их одутловатые физиономии и услышать глуховатые надтреснутые голоса. Ему нужны были эти люди, чтобы дикий, пробирающий до костей страх наконец оставил его.Он не знал, сколько времени прошло с того момента, как он скрылся под землей от предполагаемой погони. Теряя присутствие духа, Андрей Андреевич бродил по темным лабиринтам и говорил сам с собой вслух: жаловался на судьбу, корил себя за излишнюю доверчивость. Тоненько хныча и то и дело ударяя себя кулаком в лоб, Андрей Андреевич готовил себя к страшной смерти…И тут судьба смилостивилась над ним: Андрей Андреевич поскользнулся на какой-то гадости и грохнулся на спину. Его толстое тело, словно карандаш, покатилось по наклонной. Пол под ним оборвался: Андрей Андреевич ухнул вниз. С визгом врезавшись спиной в кучу вонючей ветоши, он пришел в себя и услышал сиплую человеческую речь и короткий с кашлем и матюгами смех.Это были бомжи, каждого из которых Андрей Андреевич готов был расцеловать, даже если б его после этого стошнило.– Друзья! Дорогие мои! Как я рад! Как счастлив! – кричал толстяк, бросаясь к двум одутловатым господам, сидящим на пружинном матрасе возле костерка.Один из них на всякий случай выхватил из огня черный от копоти чайник и угрожающе поднял его. Но Андрею Андреевичу было все равно: он готов был даже немножечко обвариться по такому случаю.Поочередно прижимая к себе нестерпимо пахнущих «детей подземелья», толстяк всхлипывал от переполнявших его чувств. «Дети» покорно давали себя обнимать, дышали в сторону и удивленно пожимали плечами.Внезапно Андрей Андреевич замер. Он увидел, что оба попахивающих господина одеты в синие с серебряными полосками комбинезоны, которые носили консерваторы.– Откуда? Где вы взяли эти… костюмы? – в страхе спросил он.«Дети подземелья» переглянулись. Они заметили, что и этот чокнутый в таком же комбинезоне.– Откуда, откуда… Оттуда же, откуда и ты! – ответил один из них и обратился к товарищу: – Странно! Мы вроде всех раздели!– Значит, не всех! – сказал его товарищ. – Может, не всех в одной яме закопали?– Как закопали?! – закричал толстяк, отступая от «детей подземелья» на несколько шагов.– А так. Будто не знаешь… У тебя-то откуда костюмчик?– Выдали, – растерянно сказал Андрей Андреевич. – Неделю назад. Их… убили? Убили! Я так и знал, что нас всех убьют! – возопил он.– Ты сам-то вроде живой. Чего тебе беспокоиться?Андрей Андреевич побледнел, лицо его стало надменным, толстые губы затряслись, маленькие глазки вспыхнули.– Вы не знаете, кто я! – начал он срывающимся голосом. – Я пришел спасти вас… и всех остальных! – Голос Андрея Андреевича дрожал, как плохо натянутая гитарная струна.– Тогда валяй, спасай! – сипло загоготали одутловатые.– Нет, вы не представляете, что вас ждет!– А что тебя-то ждет! Иди-ка сюда! – Один из одутловатых поманил Андрея Андреевича и, наклонившись, громко испортил воздух.Бедный толстяк вздрогнул и отшатнулся. Едва не плача, он смотрел на гогочущие физиономии: нет, они были недостойны спасения. Они были слишком отвратительны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54