Представились официально. Интересовались вами, причем задавали такие вопросы… – Во взгляде Зинаиды вновь вспыхнула решимость. – Я указала им на дверь, но они грозили вызвать меня повесткой на Петровку и допросить по всей форме. Плевать, пусть вызывают. Но майор Калитин грозил, что вам будет хуже, если я откажусь сотрудничать. Задавали такие вопросы… Начиная с того, как давно вы работаете в школе, сколько получаете, и кончая тем… о Господи!.. не замечены ли вы в приставании к девочкам или к мальчикам. В сексуальном плане, понимаете?
Вскочив со стула, я плеснул воды из графина в стакан.
– Понимаю, Зинаида Павловна. Вот выпейте.
Она оттолкнула мою руку, расплескав воду.
– Глеб Михайлович, я в порядке. Что у вас за причуды?… Я сказала им, что буду жаловаться и не позволю дискредитировать школу, что вы безупречный преподаватель и активно участвуете в общественной жизни…
– Тут, положим, вы соврали, – ввернул я.
– Глеб Михайлович, я знаю, как с ними разговаривать! – Директрису несло на всех парусах. – Я обещала, что так не оставлю. А майор Калитин с наглой ухмылочкой мне заявляет: жалуйтесь хоть в прокуратуру, хоть в ООН. Ладно, говорю, в чем его подозревают? Вас то есть. Ни в чем, говорят, обычная рутинная проверка. Ничего себе «ни в чем»! После всех этих гадких вопросиков! Глеб Михайлович, давайте поступим так…
Я непочтительно перебил:
– Зинаида Павловна, почему вы не проинформировали меня по телефону? Зачем было мне сюда мчаться?
Директриса вылупила на меня глаза:
– Вы просто ребенок! Телефон может прослушиваться!
– Телефон не прослушивается, Зинаида Павловна. Все чисто.
– Вы не можете этого знать.
– Однако я вас уверяю.
– Глеб Михайлович, не стройте из себя специалиста. Силовые структуры имеют теперь такое оснащение, что спаси нас боже.
Что с ней было делать?
– Ладно, спасибо. – Я направился к двери. – Приму контрмеры.
Она догнала меня на лестнице:
– Что за меры вы собираетесь принять?
– Пожалуюсь в газету. Или обращусь в Комитет солдатских матерей.
Зинаида хихикнула:
– Вы невозможны. Как жена вас выносит?
– Хороший вопрос. Непременно у нее поинтересуюсь.
Мы спустились на первый этаж, пересекли вестибюль и вышли на школьное крыльцо. Щурясь от солнца, директриса удержала меня за руку.
– В чем вас подозревают?
– В том, что вместо французского я преподаю биологию.
– Глеб Михайлович, серьезно.
– А серьезно, – разозлился я, – на меня хотят повесить грабеж с шестнадцатью трупами. Возможно, трупов уже больше. Так что, Зинаида Павловна, всмотритесь, кто перед вами.
Она поняла, что на сей раз я не шучу.
– Но это же… просто абсурд!
– Откуда вам это известно? Может, я тот, за кого они меня принимают.
Бледные щеки директрисы порозовели:
– Когда вы дурачитесь, терпеть вас еще можно. Но когда вы говорите такие вещи… Глеб Михайлович, я готова треснуть вас по башке!
– Если башка прояснится – скажу спасибо. – Я спустился на ступеньку вниз.
Между тем в школьные ворота вошли двое: Вася, с которым я назначил встречу, и – вот сюрприз! – Павел Тимофеевич Хлыстин, сухопарый господин с тросточкой. Вася нынче был в спортивном адидасовском прикиде, а Хлыстин – по-прежнему в светлом костюме, только иного оттенка. Славная эта парочка бодро шагала к нам. А за стальными прутьями школьных ворот поблескивал «БМВ» цвета капучино, подпертый джипом охраны. Четверо амбалов расположились вдоль ворот, точно орангутаны в клетке.
Не заметив незваных гостей, директриса воскликнула:
– Стойте, Глеб Михайлович! Надо поставить их на место: у меня есть кое-какие связи!
– Зинаида Павловна, спасибо, я справлюсь сам.
– Ну да, справитесь! Вы просто большой ребенок! Как хотите, но я активно вмешаюсь!
Это уже было черт знает что. А Вася и господин с тросточкой неотвратимо приближались. Впрыгнув на крыльцо, я взял директрису за плечи:
– Не лезьте в это дело. Я с этим быстро разберусь и займусь покраской школы. Обещаю, ни пятнышка не останется.
– При чем здесь пятна?! Думаете, я помешана на репутации?!
Я слегка ее встряхнул:
– Зинаида Павловна, решайте проблемы с бухгалтером. Прошу вас, идите к себе в кабинет.
За спиной послышался голос Хлыстина:
– Так, так! Воркуете, голубки? Что ж, дело молодое.
Лицо Зинаиды стало пунцовым:
– В чем дело?… Вы к кому?!
Вася, красный погуще директрисы, рассматривал ступеньки. А Павел Тимофеевич, нимало не смутясь, указал на меня тростью:
– К вашему учителю французского. Не торопитесь, мы подождем. Жаль прерывать столь пылкую беседу.
Директриса растерянно на меня взглянула:
– Глеб Михайлович, эти люди…
– Зинаида Павловна, – сказал я резко, – люди бывают разные. Будьте умницей, идите к себе в кабинет.
Помедлив, она вздохнула и вошла в здание школы:
Хлыстин зааплодировал:
– Браво. Так с ними, с бабами.
Я обратился к Васе:
– Где тот, кого ты обещал привести?
Вася избегал моего взгляда.
– Глеб Михайлович, этот чмо пронес стрелку. Пацаны прождали его, без понтов…
Хлыстин похлопал тросточкой по его плечу:
– Ладно, облажался – отработаешь. С кем не бывает. Ступай в машину, мне с Французом потолковать надо.
Вася угрюмо на него покосился:
– Говорю, не тот это Француз.
Водянисто-голубые глаза Хлыстина заледенели.
– Тот, не тот – мне решать. Вали отсюда.
Вася медлил. На лице его отразилась борьба между холуйством и самолюбием. Я обратился к нему, хмуря брови:
– Не специально ли подстроено? Обещал привести одного, а привел, – кивнул я на Хлыстина, – вот этого.
Василий поднял на меня честные бандитские глаза:
– Ты че, Француз… за кого меня держишь? Тот козел продинамил нас, без понтов. Поймаем – яйца свои проглотит. А Павел Тимофеевич еще вчера хотел с тобой перебазарить. Драка твоя ему понравилась.
Взгляд Хлыстина из ледяного сделался бешеным. Его настроения, судя по всему, менялись быстрее, чем сердце красавицы.
– Доложился, сучок?! Отчитался перед шефом?! Теперь вали, пока ноги не выдернул!
Набычившись, Вася не двинулся с места.
– Ты, Хлыст, это… не ори: не в ментовке.
Ей-богу, он заслуживал уважения побольше, чем иные государственные мужи. Я поспешил вмешаться:
– Иди, Сильвестр. Павел Тимофеевич, думаю, меня не обидит. Он добрый.
Казалось, Хлыстин сейчас проткнет меня тростью.
Василий бросил на меня лукавый взгляд, совсем как у его босса Папани.
– О'кей, – буркнул он и потопал к воротам.
Я обернулся к господину с тросточкой:
– Давай, Хлыст, что у тебя? Коротко и ясно.
Морщинки на лице Хлыстина сложились в гримасу удовлетворения.
– Вот это по мне: без околичностей к делу. Скажу сразу: мне насрать, тот ты Француз или не тот. Хочу, чтоб ты выполнил для меня работу.
Я внимательно посмотрел на этого замечательного мерзавца.
– Такой вот пустячок, да? Чтоб я выполнил для тебя работу?
Он величественно кивнул:
– Разумеется, не бесплатно.
Блин! Да он меня заинтриговал!
– Какую работу и за какие деньги? – осведомился я.
Удовлетворение на его лице походило на оргазм. Из кармана пиджака он извлек сложенный вчетверо лист бумаги.
– Вот, возьми. Здесь все.
Я развернул лист. На нем напечатаны были наименования и адреса коммерческих предприятий: банки, супермаркеты, салоны мехов, казино и прочее. Я недоумевал.
– Что это?
Павел Тимофеевич ткнул тростью в бумажный лист:
– То, что ты должен ограбить в течение месяца. Причем грабить так, чтобы камня на камне не осталось. На трупах, как обычно, лепи открытку со своей подписью. И не дергайся: прикрою.
Я посмотрел на него очень-очень внимательно. Морщинки на его лице образовали зловещий узор, а водянисто-голубые глаза на сей раз не выражали ничего, одну лишь пустоту. Он был не мерзавец, он был Чудо Природы.
– В месяц не уложусь, – сказал я. – Только за два.
– Ну нет! За месяц! – вскипел он, ударяя тростью по крыльцу. – Черт с тобой, за полтора – и ни дня больше! И вот еще что. – Он вновь ткнул тростью в листок. – Тут два адреса жирным шрифтом, а рядом – день недели и время суток. Сечешь? Эти точки мои, их надо ограбить, когда указано. В первом случае замочишь менеджера, во втором – кассиршу: там никого больше не будет. Само собой, оставишь открытку. Вопросы есть?
Он был не просто Чудо Природы, он был такой бриллиант, который покойная Змея не отказалась бы носить в своей короне.
– Кто знает о нашей сделке? – жестко спросил я.
Он прижал к груди крючковатую ладонь:
– Обижаешь, Француз. Обижаешь.
Борясь с желанием вырвать ему кадык, я поинтересовался:
– Сколько платишь?
– Полмиллиона баксов, и все, что возьмешь, – твое. Там втрое больше наберется.
– Наберется – не наберется, бабка надвое сказала, – алчно возразил я. – Деньги на бочку, тогда работаю.
Павел Тимофеевич насмешливо развел руками:
– Ну-у, Француз! Не ожидал от тебя такой плюхи! Значит, выкладываю я полмиллиона вперед, а потом ищу тебя где-нибудь на Бермудах? Мы же деловые люди, Француз.
Надо заметить, актер из меня аховый. Поэтому не уверен, была ли на лице моем досада, адекватная моей предполагаемой жадности. Решив, что кашу маслом не испортишь, я добавил в эту композицию чуток зубовного скрежета.
– О'кей, Хлыст. Но если вздумаешь меня кинуть…
Морщины Павла Тимофеевича сложились в обиженную Мину. Его актерские способности оказались ярче моих.
– Француз, пятьсот тысяч для меня – не такие деньги, чтобы наживать из-за них геморрой.
Хотелось пинком отправить его в свободный полет. Кувыркался бы, помахивая тросточкой, как падший ангел. С моей стороны, однако, это было бы непростительным гуманизмом. И чтоб этот урод не заподозрил, будто у него со мной слишком уж легко получается, я процедил сквозь зубы:
– Пятьсот штук есть пятьсот штук. Когда я выполню работу, ты можешь попытаться сдать меня ментам.
Павел Тимофеевич искренне удивился:
– Зачем? Чтоб ты там запел соловьем?
– Против тебя, Хлыст, у них ничего не будет, только мои слова. К тому же я заметил: в МУРе у тебя все схвачено.
– Да на хер мне тебя сдавать?! Мы с тобой, Француз, еще не одно дело сварганим. Такие парни, как ты, на улице не валяются.
«А такие, как ты, тем более», – мысленно произнес я. Но пора было заканчивать эту бодягу. И, окинув его тяжелым взглядом, я сплюнул под ноги. Как в голливудских боевиках: на большее меня не хватило.
– О'кей, – кивнул я. – Но бабки наличкой.
Глаза Хлыстина азартно блеснули.
– Как скажешь. – Он протянул мне руку.
Вероятно, для поддержания образа следовало ее пожать. Но я опасался, что не сдержусь и вырву его руку вместе с предплечьем.
– Разбежались, – буркнул я. – Нечего нам вместе светиться.
Рука Павла Тимофеевича повисла в воздухе. Но, как ни странно, он не обиделся.
– А сейчас ты куда? – Он с ухмылкой указал на дверь школы. – К зазнобе своей?
– А ну! – рявкнул я, как Илья Муромец на татарскую конницу.
С той же ухмылкой Хлыстин поднял руки.
– Молчу, молчу. Как говорится, на вкус, на цвет… – Вертя тросточкой, он двинулся к своему «БМВ».
Я стоял на школьном крыльце, смотрел ему вслед и в очередной раз дивился капризам Фортуны. Как этому дяде удалось заработать, пусть даже украсть, свои миллионы? Каким таким способом сей выродок контролирует московский криминал, влияет на правительство и, словно от мух, отмахивается от оперативников МУРа? При этом не возникает сомнений, что, польстись он, скажем, на пост губернатора, народ дружно за него проголосует. Размышляя о подобных казусах, невольно ощущаешь, что четвертая заповедь Мангустов «Не вмешивайся в дела Человечества» – не суровый запрет, а вопрос личной гигиены.
Дождавшись, пока Хлыстин с охраной уедет, я вышел за школьные ворота, порвал список предприятий-смертников и клочки сбросил сквозь решетку канализации. Едва ли я мог сказать определенно, зачем затеял эту игру. Возможно, потому, что в случае моего отказа Хлыст вручил бы этот список другому исполнителю. Охотники бы нашлись. Как бы то ни было, отъезжая на «жигуленке», я решил: когда разберусь с лже-Французом, двойниками и прочей пакостью, преподнесу Хлыста в упаковке фактов Сычихе. Сделаю ей такой подарок.
Интересно, почему судьба путает нам карты? Из чистого озорства? Или чтоб служба медом не казалась?
ГЛАВА 12
Капитан Сычова поджидала меня на той же улочке на пути к дому. Красный «Москвич» так же был припаркован на тротуаре. Сычиха стояла, опираясь о багажник. На ней было платьице в горошек и босоножки на каблуке – не крутой мент, а девочка на свидании. При моем приближении она не преградила дорогу, размахивая руками. Стояла просто и смотрела, уверенная, что я остановлюсь. Можно ли было обмануть ее ожидание?
Выйдя из машины, я молча подошел, встал рядом и уставился в облака. Так мы простояли минут пять. Она чуть заметно улыбнулась:
– Играем в молчанку?
– Ход за вами, – парировал я.
Она со вздохом покосилась на меня:
– Когда я тебя вижу, Француз, жизнь становится невыносимой.
– А у меня, Светлана Анатольевна, совсем наоборот: жизнь невыносима, когда я вас не вижу.
Она спрятала улыбку.
– Вчера мы вроде были на «ты».
– Это вы были на «ты», – уточнил я. – Что до меня – просто иногда сбиваюсь. Пардон.
Мы опять помолчали. Она ждала вопросов, но я не пошел ей навстречу.
– Как я тебя вычислила? – похвалилась она. – Знала, что твоя директриса дернет тебя в панике.
Я кивнул:
– Вы тонкий психолог, Светлана Анатольевна.
– Слушай, кончай…
– Особенно это проявилось в тех вопросах, которые вы задавали моему начальству. Не педофил ли я, в самом деле?
– Так было надо.
– Кому надо?
Она выдержала мой взгляд.
– Мне. Хотела разом с этим покончить. – И в ответ на мое недоумение неохотно пояснила: – Среди наших я одна верю, что ты ни при чем. Высказывалось предложение выставить за тобой круглосуточную наружку, но я…
– Чье ж такое умное предложение? Не майора ли Калитина?
– Отвали! Не лезь в чужой огород. Я убедила наших хорошенько перетряхнуть твое бельишко и, если ничего не нароем, искать другой след: топчемся ведь на месте. Со мной вроде согласились, но пригрозили, что в случае чего – мало мне не покажется. Короче, пока у нас голый шиш: куча трупов и ни единой зацепки.
Капитан Сычова излагала все это сухим тоном, будто читала инструкцию по технике безопасности для землекопов. Тут возникал естественный вопрос, который я не преминул задать:
– Зачем вы это мне рассказываете?
Теперь облака разглядывала она.
– Сегодня утром, – произнесла она тем же тоном, – при выходе из твоей школы нас чуть не взорвали в машине. Слава богу, Леша Калитин в мотор полез.
Она выдержала паузу, чтоб до меня, так сказать, дошло. Но я был туповат и потому ляпнул:
– Ай да майор! Сам подложил взрывчатку, сам обезвредил. Если что – он потом вне подозрений. Неглупо.
Серые глаза Светланы обрели стальной оттенок:
– А если по роже?! Да со всего маху?!
– А если пинком под зад? – ответил я. – Да через всю улицу?
– Оставь при себе свои домыслы, понял!
– А зачем ты мне это рассказала? На откровенность потянуло?
Казалось, уроки не пошли ей впрок, и она вот-вот на меня набросится. Однако, вдруг успокоившись, она вздохнула.
– Что со мной было возле бара? Скажи правду.
Ей-богу, она умела пронять до печенок.
– Назначьте экспертизу, Светлана Анатольевна, – предложил я. – Может, вас действительно подстрелили, вы померли и разгуливаете тут в качестве призрака. Выясните у специалистов.
Капитан Сычова криво усмехнулась.
– Что же у нас получается, Француз? Когда в меня стреляли в первый раз, возле бара, ты был рядом. Во второй раз, на этой самой улочке, опять рядом был ты. А в третий раз, когда нас пытались взорвать, мы побывали в школе, где ты работаешь. Может, кто-то верит в такие совпадения – только не я.
Я покачал головой:
– Это не совпадения. Но если ты думаешь, что это моих рук дело… Сычиха, значит, ты гусыня.
Она пропустила мою вольность мимо ушей.
– Лично я так не думаю. Поэтому позволь пару-тройку Дней посидеть у тебя на хвосте: может, что-то нарисуется.
Признаться, я был озадачен:
– Простите, не понял. Разве для слежки за мной МУРу требуется мое разрешение? Закон, что ли, такой вышел?
– Я же неофициально, – смутилась Сычиха. – Я как бы в порядке сотрудничества. Ведь кто-то пасет тебя и меня. Нужна какая-то ниточка. Понятно, что «хвост» ты скоро засечешь и оторвешься, если захочешь. Поэтому предлагаю поработать в паре. Начнется заваруха – я буду поблизости. Может, что-то и нарою.
Странная это особа в платьице в горошек. В чем в чем, а в храбрости ей не откажешь.
– За этим вы меня и поджидали? – полюбопытствовал я.
Она щурилась на солнце:
– Ага. Согласен?
Я пожал плечами:
– Да ради бога. – Я сел в машину и включил зажигание.
Она меня окликнула:
– Ты сейчас домой? А то я поесть хотела, иначе язву наживу.
– Не надо язвы, ешьте на здоровье, – ответил я в окошко.
– Сколько пробудешь дома? – осведомилась она.
Я мотнул головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Вскочив со стула, я плеснул воды из графина в стакан.
– Понимаю, Зинаида Павловна. Вот выпейте.
Она оттолкнула мою руку, расплескав воду.
– Глеб Михайлович, я в порядке. Что у вас за причуды?… Я сказала им, что буду жаловаться и не позволю дискредитировать школу, что вы безупречный преподаватель и активно участвуете в общественной жизни…
– Тут, положим, вы соврали, – ввернул я.
– Глеб Михайлович, я знаю, как с ними разговаривать! – Директрису несло на всех парусах. – Я обещала, что так не оставлю. А майор Калитин с наглой ухмылочкой мне заявляет: жалуйтесь хоть в прокуратуру, хоть в ООН. Ладно, говорю, в чем его подозревают? Вас то есть. Ни в чем, говорят, обычная рутинная проверка. Ничего себе «ни в чем»! После всех этих гадких вопросиков! Глеб Михайлович, давайте поступим так…
Я непочтительно перебил:
– Зинаида Павловна, почему вы не проинформировали меня по телефону? Зачем было мне сюда мчаться?
Директриса вылупила на меня глаза:
– Вы просто ребенок! Телефон может прослушиваться!
– Телефон не прослушивается, Зинаида Павловна. Все чисто.
– Вы не можете этого знать.
– Однако я вас уверяю.
– Глеб Михайлович, не стройте из себя специалиста. Силовые структуры имеют теперь такое оснащение, что спаси нас боже.
Что с ней было делать?
– Ладно, спасибо. – Я направился к двери. – Приму контрмеры.
Она догнала меня на лестнице:
– Что за меры вы собираетесь принять?
– Пожалуюсь в газету. Или обращусь в Комитет солдатских матерей.
Зинаида хихикнула:
– Вы невозможны. Как жена вас выносит?
– Хороший вопрос. Непременно у нее поинтересуюсь.
Мы спустились на первый этаж, пересекли вестибюль и вышли на школьное крыльцо. Щурясь от солнца, директриса удержала меня за руку.
– В чем вас подозревают?
– В том, что вместо французского я преподаю биологию.
– Глеб Михайлович, серьезно.
– А серьезно, – разозлился я, – на меня хотят повесить грабеж с шестнадцатью трупами. Возможно, трупов уже больше. Так что, Зинаида Павловна, всмотритесь, кто перед вами.
Она поняла, что на сей раз я не шучу.
– Но это же… просто абсурд!
– Откуда вам это известно? Может, я тот, за кого они меня принимают.
Бледные щеки директрисы порозовели:
– Когда вы дурачитесь, терпеть вас еще можно. Но когда вы говорите такие вещи… Глеб Михайлович, я готова треснуть вас по башке!
– Если башка прояснится – скажу спасибо. – Я спустился на ступеньку вниз.
Между тем в школьные ворота вошли двое: Вася, с которым я назначил встречу, и – вот сюрприз! – Павел Тимофеевич Хлыстин, сухопарый господин с тросточкой. Вася нынче был в спортивном адидасовском прикиде, а Хлыстин – по-прежнему в светлом костюме, только иного оттенка. Славная эта парочка бодро шагала к нам. А за стальными прутьями школьных ворот поблескивал «БМВ» цвета капучино, подпертый джипом охраны. Четверо амбалов расположились вдоль ворот, точно орангутаны в клетке.
Не заметив незваных гостей, директриса воскликнула:
– Стойте, Глеб Михайлович! Надо поставить их на место: у меня есть кое-какие связи!
– Зинаида Павловна, спасибо, я справлюсь сам.
– Ну да, справитесь! Вы просто большой ребенок! Как хотите, но я активно вмешаюсь!
Это уже было черт знает что. А Вася и господин с тросточкой неотвратимо приближались. Впрыгнув на крыльцо, я взял директрису за плечи:
– Не лезьте в это дело. Я с этим быстро разберусь и займусь покраской школы. Обещаю, ни пятнышка не останется.
– При чем здесь пятна?! Думаете, я помешана на репутации?!
Я слегка ее встряхнул:
– Зинаида Павловна, решайте проблемы с бухгалтером. Прошу вас, идите к себе в кабинет.
За спиной послышался голос Хлыстина:
– Так, так! Воркуете, голубки? Что ж, дело молодое.
Лицо Зинаиды стало пунцовым:
– В чем дело?… Вы к кому?!
Вася, красный погуще директрисы, рассматривал ступеньки. А Павел Тимофеевич, нимало не смутясь, указал на меня тростью:
– К вашему учителю французского. Не торопитесь, мы подождем. Жаль прерывать столь пылкую беседу.
Директриса растерянно на меня взглянула:
– Глеб Михайлович, эти люди…
– Зинаида Павловна, – сказал я резко, – люди бывают разные. Будьте умницей, идите к себе в кабинет.
Помедлив, она вздохнула и вошла в здание школы:
Хлыстин зааплодировал:
– Браво. Так с ними, с бабами.
Я обратился к Васе:
– Где тот, кого ты обещал привести?
Вася избегал моего взгляда.
– Глеб Михайлович, этот чмо пронес стрелку. Пацаны прождали его, без понтов…
Хлыстин похлопал тросточкой по его плечу:
– Ладно, облажался – отработаешь. С кем не бывает. Ступай в машину, мне с Французом потолковать надо.
Вася угрюмо на него покосился:
– Говорю, не тот это Француз.
Водянисто-голубые глаза Хлыстина заледенели.
– Тот, не тот – мне решать. Вали отсюда.
Вася медлил. На лице его отразилась борьба между холуйством и самолюбием. Я обратился к нему, хмуря брови:
– Не специально ли подстроено? Обещал привести одного, а привел, – кивнул я на Хлыстина, – вот этого.
Василий поднял на меня честные бандитские глаза:
– Ты че, Француз… за кого меня держишь? Тот козел продинамил нас, без понтов. Поймаем – яйца свои проглотит. А Павел Тимофеевич еще вчера хотел с тобой перебазарить. Драка твоя ему понравилась.
Взгляд Хлыстина из ледяного сделался бешеным. Его настроения, судя по всему, менялись быстрее, чем сердце красавицы.
– Доложился, сучок?! Отчитался перед шефом?! Теперь вали, пока ноги не выдернул!
Набычившись, Вася не двинулся с места.
– Ты, Хлыст, это… не ори: не в ментовке.
Ей-богу, он заслуживал уважения побольше, чем иные государственные мужи. Я поспешил вмешаться:
– Иди, Сильвестр. Павел Тимофеевич, думаю, меня не обидит. Он добрый.
Казалось, Хлыстин сейчас проткнет меня тростью.
Василий бросил на меня лукавый взгляд, совсем как у его босса Папани.
– О'кей, – буркнул он и потопал к воротам.
Я обернулся к господину с тросточкой:
– Давай, Хлыст, что у тебя? Коротко и ясно.
Морщинки на лице Хлыстина сложились в гримасу удовлетворения.
– Вот это по мне: без околичностей к делу. Скажу сразу: мне насрать, тот ты Француз или не тот. Хочу, чтоб ты выполнил для меня работу.
Я внимательно посмотрел на этого замечательного мерзавца.
– Такой вот пустячок, да? Чтоб я выполнил для тебя работу?
Он величественно кивнул:
– Разумеется, не бесплатно.
Блин! Да он меня заинтриговал!
– Какую работу и за какие деньги? – осведомился я.
Удовлетворение на его лице походило на оргазм. Из кармана пиджака он извлек сложенный вчетверо лист бумаги.
– Вот, возьми. Здесь все.
Я развернул лист. На нем напечатаны были наименования и адреса коммерческих предприятий: банки, супермаркеты, салоны мехов, казино и прочее. Я недоумевал.
– Что это?
Павел Тимофеевич ткнул тростью в бумажный лист:
– То, что ты должен ограбить в течение месяца. Причем грабить так, чтобы камня на камне не осталось. На трупах, как обычно, лепи открытку со своей подписью. И не дергайся: прикрою.
Я посмотрел на него очень-очень внимательно. Морщинки на его лице образовали зловещий узор, а водянисто-голубые глаза на сей раз не выражали ничего, одну лишь пустоту. Он был не мерзавец, он был Чудо Природы.
– В месяц не уложусь, – сказал я. – Только за два.
– Ну нет! За месяц! – вскипел он, ударяя тростью по крыльцу. – Черт с тобой, за полтора – и ни дня больше! И вот еще что. – Он вновь ткнул тростью в листок. – Тут два адреса жирным шрифтом, а рядом – день недели и время суток. Сечешь? Эти точки мои, их надо ограбить, когда указано. В первом случае замочишь менеджера, во втором – кассиршу: там никого больше не будет. Само собой, оставишь открытку. Вопросы есть?
Он был не просто Чудо Природы, он был такой бриллиант, который покойная Змея не отказалась бы носить в своей короне.
– Кто знает о нашей сделке? – жестко спросил я.
Он прижал к груди крючковатую ладонь:
– Обижаешь, Француз. Обижаешь.
Борясь с желанием вырвать ему кадык, я поинтересовался:
– Сколько платишь?
– Полмиллиона баксов, и все, что возьмешь, – твое. Там втрое больше наберется.
– Наберется – не наберется, бабка надвое сказала, – алчно возразил я. – Деньги на бочку, тогда работаю.
Павел Тимофеевич насмешливо развел руками:
– Ну-у, Француз! Не ожидал от тебя такой плюхи! Значит, выкладываю я полмиллиона вперед, а потом ищу тебя где-нибудь на Бермудах? Мы же деловые люди, Француз.
Надо заметить, актер из меня аховый. Поэтому не уверен, была ли на лице моем досада, адекватная моей предполагаемой жадности. Решив, что кашу маслом не испортишь, я добавил в эту композицию чуток зубовного скрежета.
– О'кей, Хлыст. Но если вздумаешь меня кинуть…
Морщины Павла Тимофеевича сложились в обиженную Мину. Его актерские способности оказались ярче моих.
– Француз, пятьсот тысяч для меня – не такие деньги, чтобы наживать из-за них геморрой.
Хотелось пинком отправить его в свободный полет. Кувыркался бы, помахивая тросточкой, как падший ангел. С моей стороны, однако, это было бы непростительным гуманизмом. И чтоб этот урод не заподозрил, будто у него со мной слишком уж легко получается, я процедил сквозь зубы:
– Пятьсот штук есть пятьсот штук. Когда я выполню работу, ты можешь попытаться сдать меня ментам.
Павел Тимофеевич искренне удивился:
– Зачем? Чтоб ты там запел соловьем?
– Против тебя, Хлыст, у них ничего не будет, только мои слова. К тому же я заметил: в МУРе у тебя все схвачено.
– Да на хер мне тебя сдавать?! Мы с тобой, Француз, еще не одно дело сварганим. Такие парни, как ты, на улице не валяются.
«А такие, как ты, тем более», – мысленно произнес я. Но пора было заканчивать эту бодягу. И, окинув его тяжелым взглядом, я сплюнул под ноги. Как в голливудских боевиках: на большее меня не хватило.
– О'кей, – кивнул я. – Но бабки наличкой.
Глаза Хлыстина азартно блеснули.
– Как скажешь. – Он протянул мне руку.
Вероятно, для поддержания образа следовало ее пожать. Но я опасался, что не сдержусь и вырву его руку вместе с предплечьем.
– Разбежались, – буркнул я. – Нечего нам вместе светиться.
Рука Павла Тимофеевича повисла в воздухе. Но, как ни странно, он не обиделся.
– А сейчас ты куда? – Он с ухмылкой указал на дверь школы. – К зазнобе своей?
– А ну! – рявкнул я, как Илья Муромец на татарскую конницу.
С той же ухмылкой Хлыстин поднял руки.
– Молчу, молчу. Как говорится, на вкус, на цвет… – Вертя тросточкой, он двинулся к своему «БМВ».
Я стоял на школьном крыльце, смотрел ему вслед и в очередной раз дивился капризам Фортуны. Как этому дяде удалось заработать, пусть даже украсть, свои миллионы? Каким таким способом сей выродок контролирует московский криминал, влияет на правительство и, словно от мух, отмахивается от оперативников МУРа? При этом не возникает сомнений, что, польстись он, скажем, на пост губернатора, народ дружно за него проголосует. Размышляя о подобных казусах, невольно ощущаешь, что четвертая заповедь Мангустов «Не вмешивайся в дела Человечества» – не суровый запрет, а вопрос личной гигиены.
Дождавшись, пока Хлыстин с охраной уедет, я вышел за школьные ворота, порвал список предприятий-смертников и клочки сбросил сквозь решетку канализации. Едва ли я мог сказать определенно, зачем затеял эту игру. Возможно, потому, что в случае моего отказа Хлыст вручил бы этот список другому исполнителю. Охотники бы нашлись. Как бы то ни было, отъезжая на «жигуленке», я решил: когда разберусь с лже-Французом, двойниками и прочей пакостью, преподнесу Хлыста в упаковке фактов Сычихе. Сделаю ей такой подарок.
Интересно, почему судьба путает нам карты? Из чистого озорства? Или чтоб служба медом не казалась?
ГЛАВА 12
Капитан Сычова поджидала меня на той же улочке на пути к дому. Красный «Москвич» так же был припаркован на тротуаре. Сычиха стояла, опираясь о багажник. На ней было платьице в горошек и босоножки на каблуке – не крутой мент, а девочка на свидании. При моем приближении она не преградила дорогу, размахивая руками. Стояла просто и смотрела, уверенная, что я остановлюсь. Можно ли было обмануть ее ожидание?
Выйдя из машины, я молча подошел, встал рядом и уставился в облака. Так мы простояли минут пять. Она чуть заметно улыбнулась:
– Играем в молчанку?
– Ход за вами, – парировал я.
Она со вздохом покосилась на меня:
– Когда я тебя вижу, Француз, жизнь становится невыносимой.
– А у меня, Светлана Анатольевна, совсем наоборот: жизнь невыносима, когда я вас не вижу.
Она спрятала улыбку.
– Вчера мы вроде были на «ты».
– Это вы были на «ты», – уточнил я. – Что до меня – просто иногда сбиваюсь. Пардон.
Мы опять помолчали. Она ждала вопросов, но я не пошел ей навстречу.
– Как я тебя вычислила? – похвалилась она. – Знала, что твоя директриса дернет тебя в панике.
Я кивнул:
– Вы тонкий психолог, Светлана Анатольевна.
– Слушай, кончай…
– Особенно это проявилось в тех вопросах, которые вы задавали моему начальству. Не педофил ли я, в самом деле?
– Так было надо.
– Кому надо?
Она выдержала мой взгляд.
– Мне. Хотела разом с этим покончить. – И в ответ на мое недоумение неохотно пояснила: – Среди наших я одна верю, что ты ни при чем. Высказывалось предложение выставить за тобой круглосуточную наружку, но я…
– Чье ж такое умное предложение? Не майора ли Калитина?
– Отвали! Не лезь в чужой огород. Я убедила наших хорошенько перетряхнуть твое бельишко и, если ничего не нароем, искать другой след: топчемся ведь на месте. Со мной вроде согласились, но пригрозили, что в случае чего – мало мне не покажется. Короче, пока у нас голый шиш: куча трупов и ни единой зацепки.
Капитан Сычова излагала все это сухим тоном, будто читала инструкцию по технике безопасности для землекопов. Тут возникал естественный вопрос, который я не преминул задать:
– Зачем вы это мне рассказываете?
Теперь облака разглядывала она.
– Сегодня утром, – произнесла она тем же тоном, – при выходе из твоей школы нас чуть не взорвали в машине. Слава богу, Леша Калитин в мотор полез.
Она выдержала паузу, чтоб до меня, так сказать, дошло. Но я был туповат и потому ляпнул:
– Ай да майор! Сам подложил взрывчатку, сам обезвредил. Если что – он потом вне подозрений. Неглупо.
Серые глаза Светланы обрели стальной оттенок:
– А если по роже?! Да со всего маху?!
– А если пинком под зад? – ответил я. – Да через всю улицу?
– Оставь при себе свои домыслы, понял!
– А зачем ты мне это рассказала? На откровенность потянуло?
Казалось, уроки не пошли ей впрок, и она вот-вот на меня набросится. Однако, вдруг успокоившись, она вздохнула.
– Что со мной было возле бара? Скажи правду.
Ей-богу, она умела пронять до печенок.
– Назначьте экспертизу, Светлана Анатольевна, – предложил я. – Может, вас действительно подстрелили, вы померли и разгуливаете тут в качестве призрака. Выясните у специалистов.
Капитан Сычова криво усмехнулась.
– Что же у нас получается, Француз? Когда в меня стреляли в первый раз, возле бара, ты был рядом. Во второй раз, на этой самой улочке, опять рядом был ты. А в третий раз, когда нас пытались взорвать, мы побывали в школе, где ты работаешь. Может, кто-то верит в такие совпадения – только не я.
Я покачал головой:
– Это не совпадения. Но если ты думаешь, что это моих рук дело… Сычиха, значит, ты гусыня.
Она пропустила мою вольность мимо ушей.
– Лично я так не думаю. Поэтому позволь пару-тройку Дней посидеть у тебя на хвосте: может, что-то нарисуется.
Признаться, я был озадачен:
– Простите, не понял. Разве для слежки за мной МУРу требуется мое разрешение? Закон, что ли, такой вышел?
– Я же неофициально, – смутилась Сычиха. – Я как бы в порядке сотрудничества. Ведь кто-то пасет тебя и меня. Нужна какая-то ниточка. Понятно, что «хвост» ты скоро засечешь и оторвешься, если захочешь. Поэтому предлагаю поработать в паре. Начнется заваруха – я буду поблизости. Может, что-то и нарою.
Странная это особа в платьице в горошек. В чем в чем, а в храбрости ей не откажешь.
– За этим вы меня и поджидали? – полюбопытствовал я.
Она щурилась на солнце:
– Ага. Согласен?
Я пожал плечами:
– Да ради бога. – Я сел в машину и включил зажигание.
Она меня окликнула:
– Ты сейчас домой? А то я поесть хотела, иначе язву наживу.
– Не надо язвы, ешьте на здоровье, – ответил я в окошко.
– Сколько пробудешь дома? – осведомилась она.
Я мотнул головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34