А еще терапевт Остроумов, историк Иловайский, лесовод Морозов, востоковед Бартольд, географ Баранский, микробиолог Гамалея, математик, астроном и геофизик Шмидт, но, сколько бы мы ни перечисляли, останется еще множество ученых, чьи заслуги не столь известны, однако каждый из них внес свой, только ему принадлежащий, вклад в русскую и мировую науку. Чтобы завершить тему, кратко расскажу об одном из таких ученых, знакомство с трудами и днями которого началось для меня случайно, совсем в духе многих эпизодов нашего путешествия в прошлое.
Жил я тогда в «космическом» районе Москвы, близ ВДНХ. Аллея космонавтов и стрельчатый титановый монумент у метро, улицы Кондратюка, Цандера, академика Королева, Звездный бульвар, кинотеатр «Космос»… На прогулках по Звездному бульвару и в магазинных очередях я начал, помню, замечать высокую пожилою женщину, державшуюся прямо и строго, с таким достоинством и благородством, что при встречах с ней хотелось уважительно раскланяться. Жена, работавшая в ближайшей школе, сказала однажды, когда мы встретили эту даму в очередной раз, что она — вдова одного замечательного русского ученого, умершего десять лет назад тут же, на Звездном бульваре. Школьники с учителями иногда посещают ее и уходят от радушной гостеприимной хозяйки, обогащенные нежданными знаниями и впечатлениями.
— Картины, говорят, на стенах, все забито книгами, и какой-то электрический аппарат под потолком делает воздух лечебным… Ее муж имел отношение к освоению космоса.
Вскоре и мы по рекомендации общих знакомых, предварительно позвонив, извинившись и запасшись тортом, всей семьей зашли к Нине Вадимовне. Целый вечер проговорили о человеке, которого уже не было в живых, рассматривали его картины, читали его стихи, и я потом еще не раз посещал этот дом, все больше узнавая покойного хозяина и удивляясь тому, что никто из моих друзей и знакомых даже ничего не слышал о нем. Читатель может подумать, что здесь, в скромной квартирке на Звездном бульваре, тихо жил безвестный художник или поэт, и не ошибется. Но при чем тут освоение космоса? Может, это был по основной своей специальности какой-то неизвестный при жизни, как, например, Сергей Королев, пионер нашей космонавтики?
До революции он учился в археологическом институте, глубоко интересовался историей, астрономией, литературой, философией, овладел несколькими языками, пробовал себя в живописи, поэзии, сочинял музыку. И еще юношей, возможно, услышал о Каразине, потому что жил в Калуге, близко знал Циолковского, и космические дали рано начали дразнить его воображение. Из стихотворения 1915 года:
О, человек, о, как напрасно
Твое величье на Земли,
Когда ты — призрак, блик неясный
Из пролетающей пыли.
А между тем, как все велико
В душе пророческой твоей —
И очи сумрачного блика
Горят глубинами огней.
Как ты в незнании несмелом
Постигнул таинство миров
И в ветерочке прошумелом
Читаешь истины богов.
Так где ж предел, поправший цельность
И бесконечности закон?
Смотри: ты Солнцем озарен,
И твой предел — есть бесконечность.
А в следующем году девятнадцатилетний поэт ушел вольноопределяющимся на германскую, был ранен и контужен в бою, получил за личный воинский подвиг солдатского Георгия… Среди его прямых предков было немало воинов, георгиевских кавалеров, ходивших еще под знаменами Суворова и Кутузова, а знаменитый адмирал П. С. Нахимов приходился ему двоюродным дедом…
Он пишет интересное программное эссе «Академия поэзии», печатает его в Калуге брошюрой, печатает и стихи, только это было скорее увлечением талантливого, широко образованного, вдохновляемого общественными интересами человека, ищущего оптимальной реализации своих творческих сил; по интеллектуальным и нравственным задаткам он вполне подходил к ряду перечисленных выше русских ученых…
Да, калужский юноша Александр Чижевский нес в.себе огромный потенциал истинного ученого, на которого решающее влияние оказал К. Э. Циолковский, эта, по его собственным словам, поначалу «непонятная и неожиданная человеческая громада», которую он сумел понять и по достоинству оценить, встретившись с ним за пятнадцать калужских лет не менее двухсот пятидесяти раз, часто проводя со старшим другом и наставником целые дни, с утра до вечера. За несколько лет до смерти писал: «Гений Константина Эдуардовича оказал влияние на века. Он был не только теоретиком космонавтики, он был одним из основателей науки о космосе, то есть новой науки в самом широком смысле этого слова. Своими трудами он приблизил человека к космосу и указал научной мысли путь ее дальнейшего, уже космического развития»… «Личность великого ученого К. Э. Циолковского в грядущем времени будет интересовать наших потомков, быть может, не менее, чем в наши дни нac интересует личность Пушкина»…
Существовали и другие обстоятельства, определившие ранние научные интересы Александра Чижевского. В детстве он был хилым, болезненным ребенком, часто недомогал и по своему состоянию точно предсказывал погоду, чем немало удивлял и даже пугал взрослых. И еще одно — домашний телескоп, звездные атласы на разных языках, книги по астрономии из обширной библиотеки отца-генерала, который, кстати, после революции руководил калужскими курсами красных командиров и получил после гражданской войны почетное звание Героя Труда РККА, и городской библиотеки, в которой он перебрал все книжные фонды по астрономии, физике, истории, биологии, математике. Юноша, написавший в девять лет свой первый детский «трактат» о звездах, проводил за телескопом целые ночи, составлял карты солнечных возмущений, и звезды ему являлись во сне.
А в первой же беседе с Циолковским, состоявшейся весной 1914 года, Александр Чижевский заговорил о том, что позже составит суть его научных занятий, открытий, исканий, — о влиянии Солнца и Космоса на земную жизнь. Эта идея пронизывала и его первую публичную лекцию в Московском археологическом институте, прочитанную вскоре после защиты кандидатской диссертации по случаю избрания двадцатилетнего ученого в действительные члены этого учебного заведения. До этого и после — сотни, тысячи опытов, раздумья, расчеты, первые выводы и первые научные статьи.
Многие годы внимание исследователя концентрировалось на атмосферном электричестве, о нем думал еще Ломоносов, писал Каразин, а многие зарубежные исследователи, в частности французский революционер Марат, изучали влияние «электрических флюидов» на живые организмы. Эти «электрические флюиды», а каразинская «електрическая» и федоровская «метеорическая» силы локализовались для Чижевского в виде отрицательных ионов кислорода воздуха и раскрыли свою физическую природу, обретя научные терминологические, количественные и качественные характеристики. Они лечили, и, как выяснилось, воздух над морским прибоем, чистый лесной и горный целебен именно потому, что в нем повышенное содержание легких ионов, заряженных отрицательно. Создав экспериментальную аппаратуру, испускающую отрицательные ионы, Александр Чижевский перешел к широким опытам по изучению влияния легких отрицательных аэроионов на растения, животных и человека, эффективности «витаминизированного» воздуха в птицеводстве, санитарной гигиене,, курортологии, иммунологии, животноводстве, растениеводстве, терапии, лечении туберкулеза, астмы, гипертонии, болезней крови и нервной системы. В начале 30-х годов постановлением правительства была создана Центральная лаборатория аэроионификации. Началось внедрение открытий. «Живой» воздух особенно необходим в условиях города для закрытых жилых и производственных зданий, в которых человек проводит девяносто процентов времени, и Чижевский мечтал о том времени, когда управление искусственно ионизированным воздухом в квартирах, лабораториях, спортзалах, театрах и других помещениях станет таким же обычным, как регуляция освещения или температуры, когда на площадях городов будут установлены аэроионофонтаны, испускающие невидимые живительные частицы, осаждающие к тому же пыль и микроорганизмы. Ученик И. И. Мечникова, выдающийся советский иммунолог Г. Д. Беленовский писал в 1934 году: «Никогда так выпукло биологическое значение электричества, и в частности ионизации, не было выражено, как в крайне интересных работах проф. А. Л. Чижевского. Можно смело предсказать учению проф. А. Л. Чижевского блестящую будущность и с точки зрения теоретической и с точки зрения практической».
Под потолком скромной квартирки на Звездном бульваре висит что-то вроде самодельной люстры без лампочек — круглый остов, трубки, проволочки.
— Александр Леонидович делал вместе с учениками по своей схеме, — говорит Нина Вадимовна, включая аппарат. — Поднимите-ка руку вверх!
С проволочек стекают невидимые униполярные аэроионы и холодят руку, будто ты снял варежку на ветру.
— Двадцать лет пользуюсь. Никогда не простужаюсь, давление нормальное, сон хороший… Сейчас-то ионизаторы заводского производства в изящном пластмассовом корпусе можно в ГУМе купить за десятку, а в тридцатые годы их приходилось, как говорится, пробивать с немалыми потерями для здоровья, рискуя личной судьбой и научной репутацией, хотя мир еще тогда признал важность открытия…
Рассматриваю обширный список заграничных довоенных публикаций А. Л. Чижевского на эту тему — Париж, Торонто, Неаполь, Саи-Пауло, Милан, Лондон, Болонья, Стокгольм, Тулон, Рио-де-Жанейро, Белград, Брюссель, Нанси, Анкара, Ницца, Стамбул, Нью-Йорк, Богота, Чикаго, а всего восемьдесят брошюр, статей и сообщений.
— Были у него недоброжелатели, завистники, а он вел себя ровно не только с теми, кто ровно вел себя с ним, но и со своими слишком сердитыми оппонентами. Ученые карьеристы и кляузники добились ликвидации лаборатории…
В середине 30-х годов вышла во Франции его книга «Земное эхо солнечных бурь», написанная по заказу парижского издательства «Гиппократ», посвященная открытию, к которому Александр Леонидович шел двадцать лет. Оно воедино, нерасторжимыми зависимостями, связывало астрономию, метеорологию, геофизику с биологией, физиологией и медициной. В предисловии к ней автор писал, что космические радиации «представляют собой прежде всего электромагнитные колебания различной длины волн и производят световые, тепловые и химические действия. Проникая в среду Земли, они заставляют трепетать им в унисон каждый ее атом, на каждом шагу они вызывают движение материи и наполняют стихийной жизнью воздушный океан, моря и суши. Встречая жизнь, они отдают ей свою энергию, чем поддерживают и укрепляют ее в борьбе с силами неживой природы. Органическая жизнь только там и возможна, где имеется свободный доступ космической радиации, ибо жить — это значит пропускать сквозь себя поток космической энергии в кинетической ее форме».
За этим выводом — сотни опытов, наблюдений, долгие раздумья над обширными статистическими материалами, связанными, в частности, с земными отзвуками возмущений на Солнце, позволившими прийти к заключению, что «солнечные пертурбации оказывают непосредственное влияние на сердечно-сосудистую, нервную и другие системы человека, а также на микроорганизмы. В этом направлении А. Л. Чижевский работал параллельно с казанским микробиологом С, Т. Вельховером. И вот, обмениваясь добытой ими научной информацией, они сделали фундаментальное открытие, вошедшее в мировую науку под названием „эффекта Чижевского — Вельховера“; один из видов бактерий, оказывается, реагировал на сокрытую, не улавливаемую телескопами или какими-либо другими приборами деятельность Солнца перед появлением на нем пятен! Это было шагом к разгадке динамики инфекционных заболеваний и первым экспериментальным подтверждением правоты А. Л. Чижевского, основателя новой науки — гелиобиологии.
Нина Вадимовна одну за другой достает из папок небольшие картины, выполненные цветными карандашами. Их около ста пятидесяти — русские пейзажи, зимние и осенние большей частью, печальные, лирические, со светлой грустинкой и глубоким трагизмом, одухотворенные, трогательно-простые; милые сердцу автора поля и перелески России, освященные его любовью! Обстоятельства, в которых они создавались, были нелегкими, но он даже находил в себе силы писать стихи. Публикую несколько их концовок.
Что человеку гибель мирозданья —
Пусть меркнет небо звездного порфира.
Страшитесь же иного угасанья:
Мрак разума ужасней мрака мира.
Писал он о древнеримском естествоиспытателе Плинии Старшем, задохнувшемся в дыму Везувия:
Ты устоял пред бредом бездны черной,
Глядел в нее, не отвратив лица:
Познанья Гений — истинный ученый
Был на посту до смертного конца.
О Галилее:
Богоподобный гений человека
Не устрашат ни цепи, ни тюрьма:
За истину свободную от века —
Он борется свободою ума.
О Лобачевском:
Прозрел он тьмы единослитых
Пространств в незыблемости узкой.
Колумб вселенных тайноскрытых,
Великий геометр русский.
Об Архимеде:
Построил все, что мог, великий инженер
Для укрепления отважнейшего града
И миру этим дал разительный пример,
Что для ученого честь Родины — награда.
Писал о многих других и многом другом, продолжал научные занятия, пользуясь единственным доступным инструментом — школьным микроскопом. Обобщал исследования по аэроионификации, заложил основы будущего своего принципиального открытия, связанного с электродинамическими характеристиками живой человеческой крови. Специалисты считают, что одна эта работа увековечила бы имя А. Л. Чижевского. Вспоминаю, как на Юбилейном вечере в Политехническом музее, посвященном памяти ученого, один крупный советский медик, побывавший в США, рассказал, будто ведущие американские гематологи, располагающие самым современным лабораторным оборудованием, признались, что не могут пока в этом направлении сделать ни одного шага далее А. Л. Чижевского, вооруженного в Караганде только школьным микроскопом…
Высокие стеллажи вдоль стены заняты книгами, папками, письмами, документами… Люблю документ! Первый международный конгресс биофизиков в Нью-Йорке, собравшийся в сентябре 1939 года, избирает А.Л. Чижевского своим почетным президентом. Многостраничное представление конгресса на соискание А.Л. Чижевским Нобелевской премии, характеризующее его «как Леонарда да Винчи двадцатого века»… Дипломы и уведомления об избрании А. Л. Чижевского членом и почетным членом семнадцати научных заведений и обществ разных стран…
Книга А. Л. Чижевского «Аэроионификация в народном хозяйстве» 1960 года, которую он еще успел увидеть напечатанной. Посмертные издания: «Вся жизнь»-1974 года, «Земное эхо солнечных бурь» — 1976 года в переводе с французского. Три части его большого исследования о физических свойствах движущейся крови, вышедшие одна в Москве, другая в Киеве, третья в Новосибирске.
. Прочитываю особый список работ А. Л. Чижевского об аэроионификации: «Действие положительных ионов на животных», 1922 г.; «О методах получения потока тяжелых униполярных ионов твердых и жидких веществ, активных фармакологически, в целях ингаляции», 1927 г.; «Устройство для промывки, увлажнения с одновременным ионизированием воздуха при его кондиционировании. Новый вид увлажнительно-промывного устройства кондиционера для жилых и общественных зданий (аэроионификация зданий)», 1928 г.; «К истории борьбы за биологическое значение полярности аэроионов», 1929 г.;* «Электрический заряд выдыхаемого легкими воздуха, его плотность и коэффициент униполярности, как диагностический показатель. Экспериментальное исследование», 1935 г,; «Аэроионизационный режим воздуха закрытых помещений, как результат легочного газообмена. Экспериментальное исследовалие», 1935 г.; «Исследование о применении аэроионов отрицательной полярности в животноводстве, пчеловодстве и растениеводстве», 1936 г.; «Лечение аэроионами отрицательной полярности кишечных заболеваний, язв желудка и двенадцатиперстной кишки», 1936 г.; «Аэроионы», монография в 3-х томах, 1938 г.; «Искусственная ионизация воздуха в вагонах, как санитарно-гигиенический фактор», 1940 г.; «Аэроионы, как фактор, поддерживающий жизнь животного мира Земли», 1940 г.; «Действие аэроионов отрицательной полярности на скорость заживления экспериментальных ран у белых мышей», 1941 ; Оксигеноионотерапия. Экспериментальное исследование», 1941 г.; «Токсическое действие аэроионного голодания», 1950 г.; «Аэроионы отрицательной полярности, как активный вспомогательный фактор при хирургических вмешательствах», 1953 г.; «Аэроионификация промышленных помещений», 1958 г.; «Аэроионотерапия (наблюдения 1950-1957 гг.)», 1958 год.
Не решился бы я утомлять читателя перечислением этих научных исследований, если б это не был, повторю, особый список, если бы не одно чрезвычайное обстоятельство, к которому я, наверное, никогда не привыкну, — все перечисленные выше труды, начиная с отчетов об экспериментах, докладов и статей в десяток-другой страниц, рефератов, написанных в соавторстве с учениками, и кончая фундаментальными монографиями, существуют только в рукописях, не напечатаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Жил я тогда в «космическом» районе Москвы, близ ВДНХ. Аллея космонавтов и стрельчатый титановый монумент у метро, улицы Кондратюка, Цандера, академика Королева, Звездный бульвар, кинотеатр «Космос»… На прогулках по Звездному бульвару и в магазинных очередях я начал, помню, замечать высокую пожилою женщину, державшуюся прямо и строго, с таким достоинством и благородством, что при встречах с ней хотелось уважительно раскланяться. Жена, работавшая в ближайшей школе, сказала однажды, когда мы встретили эту даму в очередной раз, что она — вдова одного замечательного русского ученого, умершего десять лет назад тут же, на Звездном бульваре. Школьники с учителями иногда посещают ее и уходят от радушной гостеприимной хозяйки, обогащенные нежданными знаниями и впечатлениями.
— Картины, говорят, на стенах, все забито книгами, и какой-то электрический аппарат под потолком делает воздух лечебным… Ее муж имел отношение к освоению космоса.
Вскоре и мы по рекомендации общих знакомых, предварительно позвонив, извинившись и запасшись тортом, всей семьей зашли к Нине Вадимовне. Целый вечер проговорили о человеке, которого уже не было в живых, рассматривали его картины, читали его стихи, и я потом еще не раз посещал этот дом, все больше узнавая покойного хозяина и удивляясь тому, что никто из моих друзей и знакомых даже ничего не слышал о нем. Читатель может подумать, что здесь, в скромной квартирке на Звездном бульваре, тихо жил безвестный художник или поэт, и не ошибется. Но при чем тут освоение космоса? Может, это был по основной своей специальности какой-то неизвестный при жизни, как, например, Сергей Королев, пионер нашей космонавтики?
До революции он учился в археологическом институте, глубоко интересовался историей, астрономией, литературой, философией, овладел несколькими языками, пробовал себя в живописи, поэзии, сочинял музыку. И еще юношей, возможно, услышал о Каразине, потому что жил в Калуге, близко знал Циолковского, и космические дали рано начали дразнить его воображение. Из стихотворения 1915 года:
О, человек, о, как напрасно
Твое величье на Земли,
Когда ты — призрак, блик неясный
Из пролетающей пыли.
А между тем, как все велико
В душе пророческой твоей —
И очи сумрачного блика
Горят глубинами огней.
Как ты в незнании несмелом
Постигнул таинство миров
И в ветерочке прошумелом
Читаешь истины богов.
Так где ж предел, поправший цельность
И бесконечности закон?
Смотри: ты Солнцем озарен,
И твой предел — есть бесконечность.
А в следующем году девятнадцатилетний поэт ушел вольноопределяющимся на германскую, был ранен и контужен в бою, получил за личный воинский подвиг солдатского Георгия… Среди его прямых предков было немало воинов, георгиевских кавалеров, ходивших еще под знаменами Суворова и Кутузова, а знаменитый адмирал П. С. Нахимов приходился ему двоюродным дедом…
Он пишет интересное программное эссе «Академия поэзии», печатает его в Калуге брошюрой, печатает и стихи, только это было скорее увлечением талантливого, широко образованного, вдохновляемого общественными интересами человека, ищущего оптимальной реализации своих творческих сил; по интеллектуальным и нравственным задаткам он вполне подходил к ряду перечисленных выше русских ученых…
Да, калужский юноша Александр Чижевский нес в.себе огромный потенциал истинного ученого, на которого решающее влияние оказал К. Э. Циолковский, эта, по его собственным словам, поначалу «непонятная и неожиданная человеческая громада», которую он сумел понять и по достоинству оценить, встретившись с ним за пятнадцать калужских лет не менее двухсот пятидесяти раз, часто проводя со старшим другом и наставником целые дни, с утра до вечера. За несколько лет до смерти писал: «Гений Константина Эдуардовича оказал влияние на века. Он был не только теоретиком космонавтики, он был одним из основателей науки о космосе, то есть новой науки в самом широком смысле этого слова. Своими трудами он приблизил человека к космосу и указал научной мысли путь ее дальнейшего, уже космического развития»… «Личность великого ученого К. Э. Циолковского в грядущем времени будет интересовать наших потомков, быть может, не менее, чем в наши дни нac интересует личность Пушкина»…
Существовали и другие обстоятельства, определившие ранние научные интересы Александра Чижевского. В детстве он был хилым, болезненным ребенком, часто недомогал и по своему состоянию точно предсказывал погоду, чем немало удивлял и даже пугал взрослых. И еще одно — домашний телескоп, звездные атласы на разных языках, книги по астрономии из обширной библиотеки отца-генерала, который, кстати, после революции руководил калужскими курсами красных командиров и получил после гражданской войны почетное звание Героя Труда РККА, и городской библиотеки, в которой он перебрал все книжные фонды по астрономии, физике, истории, биологии, математике. Юноша, написавший в девять лет свой первый детский «трактат» о звездах, проводил за телескопом целые ночи, составлял карты солнечных возмущений, и звезды ему являлись во сне.
А в первой же беседе с Циолковским, состоявшейся весной 1914 года, Александр Чижевский заговорил о том, что позже составит суть его научных занятий, открытий, исканий, — о влиянии Солнца и Космоса на земную жизнь. Эта идея пронизывала и его первую публичную лекцию в Московском археологическом институте, прочитанную вскоре после защиты кандидатской диссертации по случаю избрания двадцатилетнего ученого в действительные члены этого учебного заведения. До этого и после — сотни, тысячи опытов, раздумья, расчеты, первые выводы и первые научные статьи.
Многие годы внимание исследователя концентрировалось на атмосферном электричестве, о нем думал еще Ломоносов, писал Каразин, а многие зарубежные исследователи, в частности французский революционер Марат, изучали влияние «электрических флюидов» на живые организмы. Эти «электрические флюиды», а каразинская «електрическая» и федоровская «метеорическая» силы локализовались для Чижевского в виде отрицательных ионов кислорода воздуха и раскрыли свою физическую природу, обретя научные терминологические, количественные и качественные характеристики. Они лечили, и, как выяснилось, воздух над морским прибоем, чистый лесной и горный целебен именно потому, что в нем повышенное содержание легких ионов, заряженных отрицательно. Создав экспериментальную аппаратуру, испускающую отрицательные ионы, Александр Чижевский перешел к широким опытам по изучению влияния легких отрицательных аэроионов на растения, животных и человека, эффективности «витаминизированного» воздуха в птицеводстве, санитарной гигиене,, курортологии, иммунологии, животноводстве, растениеводстве, терапии, лечении туберкулеза, астмы, гипертонии, болезней крови и нервной системы. В начале 30-х годов постановлением правительства была создана Центральная лаборатория аэроионификации. Началось внедрение открытий. «Живой» воздух особенно необходим в условиях города для закрытых жилых и производственных зданий, в которых человек проводит девяносто процентов времени, и Чижевский мечтал о том времени, когда управление искусственно ионизированным воздухом в квартирах, лабораториях, спортзалах, театрах и других помещениях станет таким же обычным, как регуляция освещения или температуры, когда на площадях городов будут установлены аэроионофонтаны, испускающие невидимые живительные частицы, осаждающие к тому же пыль и микроорганизмы. Ученик И. И. Мечникова, выдающийся советский иммунолог Г. Д. Беленовский писал в 1934 году: «Никогда так выпукло биологическое значение электричества, и в частности ионизации, не было выражено, как в крайне интересных работах проф. А. Л. Чижевского. Можно смело предсказать учению проф. А. Л. Чижевского блестящую будущность и с точки зрения теоретической и с точки зрения практической».
Под потолком скромной квартирки на Звездном бульваре висит что-то вроде самодельной люстры без лампочек — круглый остов, трубки, проволочки.
— Александр Леонидович делал вместе с учениками по своей схеме, — говорит Нина Вадимовна, включая аппарат. — Поднимите-ка руку вверх!
С проволочек стекают невидимые униполярные аэроионы и холодят руку, будто ты снял варежку на ветру.
— Двадцать лет пользуюсь. Никогда не простужаюсь, давление нормальное, сон хороший… Сейчас-то ионизаторы заводского производства в изящном пластмассовом корпусе можно в ГУМе купить за десятку, а в тридцатые годы их приходилось, как говорится, пробивать с немалыми потерями для здоровья, рискуя личной судьбой и научной репутацией, хотя мир еще тогда признал важность открытия…
Рассматриваю обширный список заграничных довоенных публикаций А. Л. Чижевского на эту тему — Париж, Торонто, Неаполь, Саи-Пауло, Милан, Лондон, Болонья, Стокгольм, Тулон, Рио-де-Жанейро, Белград, Брюссель, Нанси, Анкара, Ницца, Стамбул, Нью-Йорк, Богота, Чикаго, а всего восемьдесят брошюр, статей и сообщений.
— Были у него недоброжелатели, завистники, а он вел себя ровно не только с теми, кто ровно вел себя с ним, но и со своими слишком сердитыми оппонентами. Ученые карьеристы и кляузники добились ликвидации лаборатории…
В середине 30-х годов вышла во Франции его книга «Земное эхо солнечных бурь», написанная по заказу парижского издательства «Гиппократ», посвященная открытию, к которому Александр Леонидович шел двадцать лет. Оно воедино, нерасторжимыми зависимостями, связывало астрономию, метеорологию, геофизику с биологией, физиологией и медициной. В предисловии к ней автор писал, что космические радиации «представляют собой прежде всего электромагнитные колебания различной длины волн и производят световые, тепловые и химические действия. Проникая в среду Земли, они заставляют трепетать им в унисон каждый ее атом, на каждом шагу они вызывают движение материи и наполняют стихийной жизнью воздушный океан, моря и суши. Встречая жизнь, они отдают ей свою энергию, чем поддерживают и укрепляют ее в борьбе с силами неживой природы. Органическая жизнь только там и возможна, где имеется свободный доступ космической радиации, ибо жить — это значит пропускать сквозь себя поток космической энергии в кинетической ее форме».
За этим выводом — сотни опытов, наблюдений, долгие раздумья над обширными статистическими материалами, связанными, в частности, с земными отзвуками возмущений на Солнце, позволившими прийти к заключению, что «солнечные пертурбации оказывают непосредственное влияние на сердечно-сосудистую, нервную и другие системы человека, а также на микроорганизмы. В этом направлении А. Л. Чижевский работал параллельно с казанским микробиологом С, Т. Вельховером. И вот, обмениваясь добытой ими научной информацией, они сделали фундаментальное открытие, вошедшее в мировую науку под названием „эффекта Чижевского — Вельховера“; один из видов бактерий, оказывается, реагировал на сокрытую, не улавливаемую телескопами или какими-либо другими приборами деятельность Солнца перед появлением на нем пятен! Это было шагом к разгадке динамики инфекционных заболеваний и первым экспериментальным подтверждением правоты А. Л. Чижевского, основателя новой науки — гелиобиологии.
Нина Вадимовна одну за другой достает из папок небольшие картины, выполненные цветными карандашами. Их около ста пятидесяти — русские пейзажи, зимние и осенние большей частью, печальные, лирические, со светлой грустинкой и глубоким трагизмом, одухотворенные, трогательно-простые; милые сердцу автора поля и перелески России, освященные его любовью! Обстоятельства, в которых они создавались, были нелегкими, но он даже находил в себе силы писать стихи. Публикую несколько их концовок.
Что человеку гибель мирозданья —
Пусть меркнет небо звездного порфира.
Страшитесь же иного угасанья:
Мрак разума ужасней мрака мира.
Писал он о древнеримском естествоиспытателе Плинии Старшем, задохнувшемся в дыму Везувия:
Ты устоял пред бредом бездны черной,
Глядел в нее, не отвратив лица:
Познанья Гений — истинный ученый
Был на посту до смертного конца.
О Галилее:
Богоподобный гений человека
Не устрашат ни цепи, ни тюрьма:
За истину свободную от века —
Он борется свободою ума.
О Лобачевском:
Прозрел он тьмы единослитых
Пространств в незыблемости узкой.
Колумб вселенных тайноскрытых,
Великий геометр русский.
Об Архимеде:
Построил все, что мог, великий инженер
Для укрепления отважнейшего града
И миру этим дал разительный пример,
Что для ученого честь Родины — награда.
Писал о многих других и многом другом, продолжал научные занятия, пользуясь единственным доступным инструментом — школьным микроскопом. Обобщал исследования по аэроионификации, заложил основы будущего своего принципиального открытия, связанного с электродинамическими характеристиками живой человеческой крови. Специалисты считают, что одна эта работа увековечила бы имя А. Л. Чижевского. Вспоминаю, как на Юбилейном вечере в Политехническом музее, посвященном памяти ученого, один крупный советский медик, побывавший в США, рассказал, будто ведущие американские гематологи, располагающие самым современным лабораторным оборудованием, признались, что не могут пока в этом направлении сделать ни одного шага далее А. Л. Чижевского, вооруженного в Караганде только школьным микроскопом…
Высокие стеллажи вдоль стены заняты книгами, папками, письмами, документами… Люблю документ! Первый международный конгресс биофизиков в Нью-Йорке, собравшийся в сентябре 1939 года, избирает А.Л. Чижевского своим почетным президентом. Многостраничное представление конгресса на соискание А.Л. Чижевским Нобелевской премии, характеризующее его «как Леонарда да Винчи двадцатого века»… Дипломы и уведомления об избрании А. Л. Чижевского членом и почетным членом семнадцати научных заведений и обществ разных стран…
Книга А. Л. Чижевского «Аэроионификация в народном хозяйстве» 1960 года, которую он еще успел увидеть напечатанной. Посмертные издания: «Вся жизнь»-1974 года, «Земное эхо солнечных бурь» — 1976 года в переводе с французского. Три части его большого исследования о физических свойствах движущейся крови, вышедшие одна в Москве, другая в Киеве, третья в Новосибирске.
. Прочитываю особый список работ А. Л. Чижевского об аэроионификации: «Действие положительных ионов на животных», 1922 г.; «О методах получения потока тяжелых униполярных ионов твердых и жидких веществ, активных фармакологически, в целях ингаляции», 1927 г.; «Устройство для промывки, увлажнения с одновременным ионизированием воздуха при его кондиционировании. Новый вид увлажнительно-промывного устройства кондиционера для жилых и общественных зданий (аэроионификация зданий)», 1928 г.; «К истории борьбы за биологическое значение полярности аэроионов», 1929 г.;* «Электрический заряд выдыхаемого легкими воздуха, его плотность и коэффициент униполярности, как диагностический показатель. Экспериментальное исследование», 1935 г,; «Аэроионизационный режим воздуха закрытых помещений, как результат легочного газообмена. Экспериментальное исследовалие», 1935 г.; «Исследование о применении аэроионов отрицательной полярности в животноводстве, пчеловодстве и растениеводстве», 1936 г.; «Лечение аэроионами отрицательной полярности кишечных заболеваний, язв желудка и двенадцатиперстной кишки», 1936 г.; «Аэроионы», монография в 3-х томах, 1938 г.; «Искусственная ионизация воздуха в вагонах, как санитарно-гигиенический фактор», 1940 г.; «Аэроионы, как фактор, поддерживающий жизнь животного мира Земли», 1940 г.; «Действие аэроионов отрицательной полярности на скорость заживления экспериментальных ран у белых мышей», 1941 ; Оксигеноионотерапия. Экспериментальное исследование», 1941 г.; «Токсическое действие аэроионного голодания», 1950 г.; «Аэроионы отрицательной полярности, как активный вспомогательный фактор при хирургических вмешательствах», 1953 г.; «Аэроионификация промышленных помещений», 1958 г.; «Аэроионотерапия (наблюдения 1950-1957 гг.)», 1958 год.
Не решился бы я утомлять читателя перечислением этих научных исследований, если б это не был, повторю, особый список, если бы не одно чрезвычайное обстоятельство, к которому я, наверное, никогда не привыкну, — все перечисленные выше труды, начиная с отчетов об экспериментах, докладов и статей в десяток-другой страниц, рефератов, написанных в соавторстве с учениками, и кончая фундаментальными монографиями, существуют только в рукописях, не напечатаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68