Откуда он у Аманды?– Мне пора, – сказала она. – Пойду в «Митр».– Что? – удивился я. – Я думал, ты только что оттуда.Она улыбнулась:– Так и есть. Но мне нужно вернуться, потому что... ну, в общем, ты меня поймешь. Я сказала Джорджу, чтобы он не смел уходить без меня. Заседаний Кабинета больше не будет, а значит, пора объяснить этому болвану, что он для меня значит.– Что он для тебя значит? Она снова улыбнулась:– Да, что он для меня значит. Ну, я пошла. Увидимся. – И она зашагала прочь.Так, значит, сожалея, что флирт между членами Кабинета запрещен, она думала о Джордже. Я вспомнил про конверт и открыл его. Внутри был листок бумаги, свернутый вдвое. Я развернул его и увидел два слова: «Миллион баллов».Я тупо смотрел на написанное. И вдруг я услышал голос, еще более знакомый, чем голосАманды:– Ты же этого хотел.Я поднял голову. Передо мной стояла Керсти, бледная, с красными, опухшими глазами.– Керсти, что все это значит?– Это миллион баллов, Сэм. Ты получил миллион баллов, если они тебе еще нужны.– Но ведь ночью...– Это принесло тебе миллион баллов.– Но ведь я ничего не сделал.– Сделал. Ты ушел.– Что?– Ты ушел. Вообще-то, я такого не ожидала. Я не думала, что ты сдашься. Но я сама виновата. Зря я затеяла эту историю с запонкой.– Керсти, объясни ради бога, что все это значит. Она села рядом.– Сэм, я так ждала, когда ты наконец скажешь, что с тебя хватит. Что ты не понимаешь, как набрать эти баллы. Ты старался быть сильным, делал вид, что тебе всё нипочем. Но ведь если любишь, важно другое. Когда любишь, не боишься быть слабым. Мне так хотелось, чтобы ты это понял! – Она задумалась, как донести до меня свою мысль. – Знаешь, каждый раз, когда ты уходишь из дома, идешь на работу, в магазин или куда-нибудь еще, мне становится страшно. Я так люблю тебя, что боюсь, вдруг ты больше не придешь. Я жду не дождусь, когда ты вернешься. Я люблю тебя до боли. Мне важно было знать, что ты чувствуешь то же самое. Ничего лучше этой любви у меня нет, но она же причиняет мне страх и боль, потому что я боюсь потерять тебя. Тот, кто любит, не должен стыдиться своей слабости, он должен понять, что не всё в его власти, для этого и нужна родная душа.– Так вот зачем ты это устроила. Она вздохнула.– Сначала я сама не знала, чего хочу. Конечно, когда ты вымыл ванну, это было приятной неожиданностью. А уж дня, когда ты сменишь постельное белье, я просто не чаяла дождаться. Но потом я поняла: я должна знать, чувствуешь ли ты ту же боль и страх, что и я. Ты держался как ни в чем не бывало, как будто познакомился со мной только вчера и хотел произвести на меня впечатление. Но если любишь по-настоящему, не нужно пускать пыль в глаза. С тем, кого любишь, не страшно быть слабым. Я хотела, чтобы ты сдался, признал, что зашел в тупик. Я хотела, чтобы ты не боялся быть слабым.Я вспомнил, как равнялся на «Олл Блэкс».– Мне так этого хотелось, что вчера я пошла на крайние меры. Гэвин снял запонки, чтобы помочь мне помыть посуду, – можешь себе представить, что это было за веселье – вино немножко ударило мне в голову, и я решила, ну, в общем, я хотела, чтобы ты подумал... И потихоньку спрятала одну запонку. А потом... Ты не представляешь, какая я дрянь. Я не знала, под каким предлогом задержать его, и сказала, что хочу разыграть своего друга. Я попросила его дождаться, когда ты вернешься, и выскочить тебе навстречу. Мы ждали полтора часа. Прости меня, Сэм. Это была идиотская выходка.– Да уж. – Чтобы немного успокоиться, я глубоко вздохнул. – Но ты добилась своего.– И даже больше. Но ты не просто сдался, ты сбежал и не узнал, что заработал свои баллы.Где тебя искать, я не представляла. Но тут позвонила Аманда. Она спросила, куда ты запропастился и не стряслось ли чего. Она же и сказала, что знает, где тебя можно найти. Она хотела повидаться с тобой – кажется, хотела выяснить кое-что насчет Джорджа – и предложила передать тебе конверт. По-моему, она к тебе очень тепло относится.К счастью, в разумных пределах, промелькнуло у меня. Хорошо, что ей нравится Джордж, значит, он не будет сердиться на меня за то, что с подружкой Мэл ничего не вышло. Но говорить об этом мне не хотелось. Все и так было слишком сложно. Сказать по правде, мне вообще не хотелось говорить. Я не мог понять, что мне нужно. Хочу ли я остаться с Керсти после того, что она мне устроила? Нужен ли мне этот миллион баллов? Я встал и отошел от скамейки, не глядя на Керсти, чтобы немного сосредоточиться.Мне пришли три мысли. Первая. Хотя ночью Керсти поступила не очень порядочно, мне тоже было нечем хвастаться. Что лучше: прикидываться, что у тебя есть любовник, или баловаться кокаином с незнакомой девицей в туалете ночного клуба? Как ни крути, мы квиты.Когда мне пришла вторая мысль, я понял, какой же я болван. Теперь я знал, что означало выражение лица Аманды на последних заседаниях Кабинета. Она догадывалась, чего ждет от меня Кер-сти. Я думал, что на языке у Аманды вертелось: «Тебе не сделать этого никогда и ни за что», но она думала о другом: «Ты даже не представляешь, как это просто, ты не замечаешь того, что лежит под носом». Но она не могла сказать это вслух. Я должен был заплатить за этот урок потом и кровью, лишь тогда все имело бы смысл. Если бы Аманда сказала: «Ступай к Керсти и скажи, что сдаешься», я бы ее не послушался. Я должен был дойти до этого сам.И наконец, я подумал – и это была самая важная мысль, которая вытеснила остальные, – что Керсти права. Ее слова были обращены не к разуму, но к сердцу. Любовь – это не только сила. Любовь к Керсти делала меня слабым, потому что я боялся потерять ее. Я знал это всегда. Вы тоже знали это, потому что прочли то, что я написал. Это знали Аманда, Джордж и Пит, потому что я говорил им об этом. Этого не знала только Керсти, потому что я расшибался в лепешку, чтобы показать, какой я уверенный и сильный. Теперь я понял ее. Я никогда не переставал любить Керсти, даже когда узнал об ее «измене». Я не мог ее ненавидеть. Она стала частью меня самого.Я подошел к ней.– Значит, если я приму этот миллион, нас ждут свадебные колокола?Она кивнула.– В горе и в радости, пока смерть не разлучит нас?Она кивнула снова.– Ладно, – сказал я, забирая у нее сумочку. – Если тебя не смущает, что у меня нет ни гроша и тебе придется отдать мне все земные сокровища, которыми ты обладаешь, я согласен, – с этими словами я направился к длинной очереди на колесо обозрения. Керсти, несколько озадаченная, последовала за мной.Я встал на виду у всех и, теребя пряжку сумочки, громко провозгласил:– Леди и джентльмены! Не желает ли кто-нибудь продать ваши билеты за... – я пошарил в сумочке и выудил несколько купюр, – тридцать фунтов? Нет? Ладно. – Я снова сунул руку в сумочку и вытащил еще десятку. – А за сорок? – Все молчали, хотя я заметил, что мужчина в начале очереди шепнул что-то своей жене. – Может быть, вы, сэр? Сорок фунтов за ваши билеты. Больше ста процентов чистой прибыли. – На дне сумочки я нащупал еще одну купюру. – Шестьдесят фунтов, сэр, мадам, прошу вас, шестьдесят фунтов за ваши билеты.Они просто ели меня глазами, я видел, что он был согласен и на сорок, но жена колебалась. Я заметил, что она не сводит глаз с сумочки.– Мадам, я вижу, вам понравилась сумочка. Почему бы и нет? Сумочка что надо. Если угодно,вы получите ее в придачу. По-моему, вы не можете упрекнуть меня в скупости.Даже когда обмен состоялся, они продолжали смотреть на меня с подозрением. Я опорожнил сумочку, рассовав ее содержимое по карманам пиджака, и, схватив Керсти за руку, потащил ее к колесу. Оно тронулось, и мы стали медленно подниматься в воздух. Керсти недоумевающе уставилась на меня, и я сказал ей, что, когда мы поднимемся на самый верх, она всё поймет. Теперь, когда я знал, что она станет моей женой, мне вновь захотелось осуществить свою заветную мечту.Крепко прижавшись друг к другу, мы поднимались выше и выше. Вдруг Керсти сказала:– Чуть не забыла, тебе звонил какой-то мальчик.– Правда?– Сказал, что его зовут Дэнни. Я засмеялся.– Неужели?– Да, он сказал, что ему надо тебя увидеть. Я ответила, что не знаю, где ты, но сказала, что он может зайти и оставить тебе записку. – Она сунула руку в карман. – Он зашел и оставил запискуи пакет.Я развернул листок бумаги и прочел строки, написанные корявым детским почерком: привет сэм, хачу извеница что устраивал тибе всякие ниприятности и гадасти, спасибо тибечто ты записал миня на эти занятия, алан сказал что это уже са следущей нидели, и сочинение про тот дворец в брайтоне я точно напишу, спасибо еще раз, дэнни.я хотел принести тибе в подарок какоенибудь бухло, но хорошее, а не ирунду типа пива можит ты паможиш мне с этими занятиями, дэнни Прочитав последнюю строчку, я прослезился.– Кто это? – спросила Керсти, вытирая мои слезы.Я рассказал ей про «Таймпул», и про парк, и про Брайтон, и почему я боялся говорить ей об этом. И она засмеялась. Теперь, когда я знал, чего она от меня ждала, я понял, почему она смеется. Керсти спросила, можно ли ей тоже помочь Дэнни с занятиями. Я сказал, что буду просто счастлив:– Кстати, а что было в пакете? Керсти усмехнулась:– «Бейлис».– Большая бутылка?– Ага.– Обалдеть.Мы были уже почти на самом верху. Мне осталось дождаться, когда мы поднимемся выше всех, чтобы произнести заветные слова. Колесо медленно поднимало нас к самому небу. Я посмотрелна Вестминстерский мост и подумал, что всего несколько часов назад я сидел там и был самым одиноким и несчастным на свете. Там, внизу, я был слаб и беспомощен из-за своей любви, а теперь благодаря этой любви готов свернуть горы. Внезапно я понял: то и другое составляет единое целое. Быть на седьмом небе – это значит быть слабым. В этом сущность любви.Я огляделся и увидел, что теперь мы выше всех. Колесо подняло нас под облака. Я понял – час настал. Но мой сценарий изменился.– Керсти, – сказал я, взяв ее руки в свои. – Я хочу, чтобы до конца наших дней мы не боялись быть слабыми.Она улыбнулась, привлекла меня к себе исказала:– И пусть нам только попробуют помешать!
Примечания



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27