Её дядя читал "Дейли фейз". Он отложил газету и сказал:– Пробеги её, Динни, когда выпьешь кофе. В ней есть кое-что, заставляющее усомниться в том, что редакторы – тоже люди и наши братья. И кое-что, не оставляющее сомнений в том, что издатели к последним не относятся.Динни прочла письмо Компсона Грайса, напечатанное под шапкой:ОТСТУПНИЧЕСТВО МИСТЕРА ДЕЗЕРТА.НАШ ВЫЗОВ ПРИНЯТ.ПРИЗНАНИЕ.Под заголовком были помещены две строфы из поэмы сэра Альфреда Лайела «Богословие перед казнью».Для чего? Ни за славу я жизнь отдаю, Я и жил и погибну безвестно;Не за право на место в небесном раю, Торговаться с всевышним невместно.Но, блюдя англичанина имя и честь,Предпочту умереть, чем позор перенесть.Я сегодня усну меж несчётных костейТех, о ком все давно позабыли,Кто служил безымянно отчизне своей,Кто лежит в безымянной могилеИ о ком не расскажет надгробный гранит,Как солдат и в мучениях верность хранит.Розоватый загар на лице Динни сменился багровым румянцем. – Да, – печально вымолвил сэр Лоренс, наблюдая на нею, – дело сделано, как сказал бы старый Форсайт. Тем не менее я вчера разговаривал с одним человеком, и он считает, что в наше время больше нет неизгладимых пятен. Сжульничал в карты? Украл ожерелье? Поезжай за границу года на два, – и все забудется. А сексуальные аномалии, с его точки зрения, давно уже в порядке вещей. Так что мы можем ещё утешаться!– Меня возмущает лишь одно: теперь каждый червяк будет вправе болтать всё, что ему заблагорассудится.Сэр Лоренс кивнул:– Чем крупнее червяк, тем больше он убеждён в своих правах. Но бес покоиться надо не о червях, а о тех, кто "блюдёт англичанина имя и честь". Такие ещё попадаются.– Дядя, каким способом Уилфрид может публично доказать, что он не трус?– Он хорошо воевал.– Кто же помнит о войне!– Может быть, бросить бомбу в его автомобиль на Пикадилли? – печально усмехнулся сэр Лоренс. – Пусть небрежно взглянет на неё и закурит сигарету. Умнее ничего придумать не могу.– Вчера я видела мистера Масхема.– Значит, была на дерби? Баронет вытащил из кармана крошечную сигару:– Джек убеждён, что ты – жертва.– Ох, ну что бы людям оставить нас в покое!– Очаровательных нимф не оставляют в покое. Джек ведь женоненавистник.Динни безнадёжно рассмеялась.– Смешно, наверно, смотреть на чужие переживания.Она встала и подошла к окну. Ей казалось, весь мир вокруг неё лает, как собаки на загнанную в угол кошку, и, однако, Маунт-стрит была совершенно пустынной, если не считать фургона, развозившего молоко. XXII Когда скачки задерживали Джека Масхема в Лондоне, он ночевал в Бэртон-клубе. Он прочёл в "Дейли фейз" отчёт о дерби и лениво перевернул страницу. Остальные отделы "этой газетёнки" обычно мало интересовали его. Её стиль был несовместим с его приверженностью к внешним формам, новости, печатаемые в ней, претили его вкусу, а политические убеждения раздражали тем, что слишком напоминали его собственные. Тем не менее у него всё же хватило внимания заметить шапку: "Отступничество мистера Дезерта". Прочтя половину набранной под ней колонки, Джек Масхем отшвырнул газету и сказал себе: "Парня придётся осадить!"Упиваясь своей трусостью, Дезерт добьётся того, что и эту милую девушку сделает парией! Он настолько непорядочен, что осмеливается появляться с ней на людях в тот самый день, когда публично признал свою трусость в такой же грязной, как он сам, газете!В век, когда терпимость и всепрощение стали чуть ли не повальной болезнью, Джек Масхем не стеснялся следовать своим антипатиям и выражать их. Он невзлюбил молодого Дезерта с первого же взгляда. У парня даже фамилия и та ему под стать. И подумать только, что эта милая девушка, которая безо всякой подготовки делает такие меткие замечания о скаковых лошадях, испортит себе жизнь из-за хвастуна и трусливого мальчишки! Нет, это уж чересчур! Если бы не Лоренс, давно пора бы принять меры. Внезапно Масхем мысленно запнулся. Как!.. Человек публично признается в своём позоре. Старая уловка – вырвать жало у критики, выдать необходимость за доблесть. Похваляться дезертирством! Петушок не стал бы драться, будь у него другой выход!.. Но тут Масхем опять запнулся. Конечно, не дело посторонних вмешиваться. Но если открыто и явно не осудить поведение этого типа, вся история будет выглядеть так, словно она никого не касается."Чёрт побери! – воскликнул он про себя. – Пусть хоть клуб возвыситг голос и выскажет своё мнение. Нам в «Бэртоне» не нужны крысы!"В тот же вечер Джек Масхем поставил вопрос на заседании правления и чуть не ужаснулся, увидев апатию, с какой тот был встречен. Из семи присутствовавших, – председательствовал Уилфрид Бентуорт, Помещик, – четверо считали, что все это, во-первых, дело личной совести молодого Дезерта, а во-вторых, смахивает на газетную утку. С тех пор как Лайел написал свою поэму, времена изменились! Один из четырёх вообще заявил, что не желает связываться: он не читал "Барса", не знает Дезерта и терпеть не может "Дейли фейз".– Я тоже, – согласился Джек Масхем. – Но вот поэма.Он утром послал лакея купить её и читал целый час после завтрака.– Позволите прочесть вам отрывок?– Бога ради, Джек, не надо! Пятый член, который до сих пор хранил молчание, высказался в том смысле, что, если Масхем настаивает, придётся всем прочесть эту вещь.– Да, настаиваю.Помещик, не проронивший покамест ни слова, объявил:– Секретарь достанет нужные экземпляры и разошлёт членам правления. Следует послать им, кроме того, по номеру сегодняшней "Дейли фейз". Правление обсудит вопрос на будущей неделе в пятницу. Так как же, покупаем кларет?И они перешли к рассмотрению текущих дел.Давно замечено, что, когда газета откапывает факт, который даёт ей возможность выступить в роли поборницы добродетели и ударить в литавры собственной политики, она эксплуатирует этот факт в пределах, допускаемых законом о клевете, и не считается с чувствами отдельных личностей. Застрахованная от неприятностей письмом Компсона Грайса с признанием Уилфрида, "Дейли фейз" максимально использовала свои возможности и за неделю, предшествовавшую очередному заседанию правления, лишила членов последнего всяких оснований ссылаться на неосведомлённость или выказывать равнодушие. В самом деле, весь Лондон читал «Барса» или говорил о нём, а утром в день заседания "Дейли фейз" напечатала длинную и прозрачную передовую о чрезвычайной важности достойного поведения британцев на Востоке. В номере был также помещён большой анонс: «Барс» и другие стихотворения" Уилфрида Дезерта, издание Компсона Грайса; распродано 40 000 экземпляров; третий, расширенный тираж поступает в продажу".Обсуждение вопроса о предании остракизму одного из сочленов, естественно, должно было привлечь на заседание большинство остальных; поэтому на правление явились лица, которые никогда на нём не бывали.Джек Масхем поставил на обсуждение следующую формулировку: "На основании 23-го параграфа устава предложить достопочтенному Уилфриду Дезерту отказаться от членства в Бэртон-клубе ввиду поведения, не подобающего члену такового".
Он открыл заседание следующими словами:– Каждый из вас получил по экземпляру поэмы Дезерта «Барс» и по номеру "Дейли фейз" за прошлую неделю. Дело не вызывает сомнений. Дезерт публично признался, что отрёкся от своей религии под пистолетом, и я заявляю, что он не вправе оставаться членом нашего клуба. Последний был основан в честь великого путешественника, который не отступил бы даже перед силами ада. Нам не нужны люди, презирающие английские традиции и открыто хвастающиеся этим.Наступило краткое молчание, после чего пятый из членов правления, присутствовавших на прошлом заседании, возразил:– А поэма всё-таки чертовски хороша! Известный королевский адвокат, который когда-то совершил поездку в Турцию, прибавил:– Не следует ли пригласить его на заседание?– Зачем? – спросил Джек Масхем. – Он не скажет больше, чем сказано в поэме и письме его издателя.Четвёртый из членов правления, присутствовавших на прошлом заседании, объявил:– Я не собираюсь обращать внимание на "Дейли фейз".– Не наша вина, что он выбрал именно эту газетёнку, – отпарировал Джек Масхем.– Вмешиваться в вопросы совести – всегда противно, – продолжал четвёртый член правления. – Многие ли из нас решатся утверждать, что не поступили бы так же на его месте?Послышался звук, напоминающий шарканье ног, и сморщенный знаток раннецейлокской цивилизации прохрипел:– По-моему, Дезерт заслуживает нагоняя не за отступничество, а за шум, поднятый им вокруг этого. Приличия ради он обязан был молчать, а не рекламировать свою книгу! Она выходит уже третьим изданием, её все читают. Делать из подобной истории деньги – это переходит всякие границы.– Вряд ли он думал о деньгах, – возразил четвёртый член. – Спрос на книгу – следствие сенсации.– Он мог изъять книгу из продажи.– Смотря какой договор. Кроме того, такое решение могло быть истолковано, как бегство от бури, которую он сам же поднял. По существу, открыто во всём признаться – очень порядочно с его стороны.– Театральный жест! – бросил королевский адвокат.– Будь это военный клуб, там не стали бы миндальничать, – заявил Джек Масхем.Один из присутствующих, автор книги "Второе открытие Мексики", сухо отпарировал:– Наш клуб не военный.– Не знаю, можно ли мерить поэтов той же меркой, что и обычных людей, – задумчиво произнёс пятый член.– В вопросах житейских – безусловно, – ответил знаток цейлонской цивилизации.Человечек, сидевший в конце стола, напротив председателя, поёжился, как от сквозняка, и прошипел:– Ах, эта "Д-дейли ф-фейз"!– Об этой истории говорит весь Лондон, – заметил королевский адвокат.– Мои дети смеются над ней, – вмешался человек, до сих пор молчавший. – Они заявляют: "Кому какое дело до его поступка!" – рассуждают о лицемерии, издеваются над поэмой Лайела и считают, что империи будет только полезно, если с неё пособьют спесь.– Именно так! – поддержал его Джек Масхем. – Вот их современный жаргон! Все нормы летят за борт. А мы будем терпеть?– Знаком ли кто-нибудь из присутствующих с молодым Дезертом? – осведомился пятый член.– Я. Но знакомство шапочное, – отозвался Джек Масхем.Больше никто в знакомстве не сознался.Очень смуглый человек с глубокими живыми глазами неожиданно воскликнул:– Только бы это не дошло до Афганистана! Я через месяц еду туда.– Почему вас это беспокоит? – спросил четвёртый член.– Просто потому, что это усугубит презрение, с которым там и без того ко мне отнесутся.Последнее замечание, исходившее от известного путешественника, произвело большее впечатление, чем все ранее сказанное. Два члена правления, которые, равно как и председатель, ещё не брали слова, одновременно выпалили:– Верно!– Я не привык осуждать человека, не выслушав его, – заметил королевский адвокат.– Ваше мнение, Бентуорт? – осведомился у председателя четвёртый член.Помещик, куривший трубку, вынул её изо рта:– Хочет ещё кто-нибудь высказаться?– Да, – откликнулся автор "Второго открытия Мексики". – Ему нужно вынести порицание за то, что он опубликовал эту поэму.– Нельзя, – проворчал Джек Масхем. – В этой истории всё связано друг с другом. Вопрос ясен: достоин он быть членом нашего клуба или нет? Прошу председателя поставить вопрос на голосование.Но Помещик по-прежнему посасывал трубку. Опыт руководства многими и различными комитетами подсказывал ему, что время голосовать ещё не наступило. Пусть сначала люди выговорятся. Споры, конечно, ни к чему не приведут, но зато убедят всех, что вопрос обсуждён должным образом.Джек Масхем сидел молча. Его длинное лицо было бесстрастно, длинные ноги вытянуты. Дискуссия продолжалась.– Ну, что же решим? – спросил наконец член правления, вторично открывший Мексику.Помещик выколотил трубку и сказал:– Я полагаю, следует попросить мистера Дезерта изложить нам причины, побудившие его опубликовать поэму.– Слушайте! Слушайте! – возгласил королевский адвокат.– Верно! – поддержали два члена правления, уже сделавшие тот же вывод несколько раньше.– Согласен! – одобрил знаток Цейлона.– Кто против? – осведомился Помещик.– Считаю нецелесообразным, – бросил Джек Масхем. – Он струсил и сознался в этом.Поскольку других возражений не оказалось. Помещик продолжал:– Секретарь предложит ему явиться и дать объяснения. Повестка дня исчерпана, джентльмены.Хотя всем было ясно, что дело ещё остаётся sub judice Нерешённым (буквально "перед судьёй") (лат.).
, три члена правления, включая самого Джека Масхема, в тот же день подробно информировали сэра Лоренса, а он к обеду доставил эти сведения на Саут-сквер.После опубликования поэмы и письма Компсона Грайса Майкл и Флёр, осаждаемые настоятельными расспросами всех своих знакомых, только и делали, что говорили о Дезерте. Мнения их радикально расходились. Майкл, который первоначально возражал против публикации поэмы, теперь, когда она вышла, отважно превозносил честность и смелость Уилфрида, решившегося на подобное признание. Флёр не могла простить Дезерту того, что она именовала "противоестественной глупостью". Если бы он сидел себе тихо да поменьше носился со своей совестью и гордостью, все мгновенно забылось бы, не наложив на него никакого пятна. Поступать так, как Уилфрид, утверждала Флёр, нечестно по отношению к Динни и бессмысленно с точки зрения его собственных интересов, но ведь он всегда был такой. Флёр и поныне помнила, как он не пошёл на компромисс восемь лет назад, когда просил её стать его любовницей, и, получив отказ, бежал на Восток. Когда сэр Лоренс сообщил Майклу и ей о заседании в "Бэртоне", она сказала только:– А на что ещё он мог надеяться?Майкл удивился:– Чем он так насолил Джеку Масхему?– Одни собаки бросаются друг на друга с первого взгляда. Другие распаляются постепенно. Здесь же, по-видимому, сочетались оба варианта. Мне кажется, костью послужила Динни.Флёр расхохоталась.– Джек Масхем и Динни!– Подсознательно, дорогая. Нам не постичь ход мыслей женоненавистника. Это умеют только в Вене. Там все могут объяснить – даже, природу икоты.– Сомневаюсь, чтобы Уилфрид явился на правление, – мрачно вставил Майкл.– Конечно, не явится, Майкл, – подтвердила Флёр.– Что же тогда будет?– Его почти наверняка исключат, подведя под любой параграф устава.Майкл пожал плечами:– Плевать ему на это. Одним клубом больше, одним меньше – велика разница!– Ты не прав, – возразила Флёр. – Делу дан ход, в городе лишь о нём и говорят. Исключение из клуба будет означать, что Дезерт окончательно осуждён. Только это и нужно, чтобы общественное мнение высказалось против него.– И за него.– Да, и за него тоже. Но ведь нам заранее известно, кто за него вступится – кучка недовольных, самое большее.– Зря на него накинулись, – проворчал Майкл. – Я-то знаю, что мучит Уилфрида. Его первым побуждением было не поддаваться арабу, и он горько раскаивается, что уступил.Сэр Лоренс кивнул:– Динни спрашивала меня, как Дезерту публично доказать, что он не трус. На первый взгляд, придумать что-нибудь такое легко, а на деле совсем не просто. Люди упорно не желают подвергаться смертельной опасности ради того, чтобы их спасителями занялись газеты. Ломовые лошади на Пикадилли тоже бесятся не часто. Конечно, можно сбросить кого-нибудь с Вестминстерского моста и прыгнуть вдогонку, но это расценят как убийство и самоубийство. Странно! В мире так много героизма и так мало возможностей проявить его, когда это тебе нужно.– Он должен явиться на заседание и, надеюсь, явится, – сказал Майкл. – Он мне признался в одной вещи, Звучит глупо, но, зная Уилфрида, нетрудно понять, что для него она существенно все меняла.Флёр поставила локти на полированный стол, подпёрла подбородок руками и наклонилась вперёд. В такой позе она выглядела совсем как та девочка, которая разглядывает китайские тени на картине Альфреда Стевенса, доставшейся Флёр от отца.– Ну, в какой? – спросила она.– Он сказал, что пожалел своего палача.Ни жена Майкла, ни его отец не шелохнулись. У них только слегка приподнялись брови. Майкл с вызовом в голосе продолжал:– Разумеется, это звучит абсурдно, но он сказал, что араб умолял не принуждать его к выстрелу, – он дал обет обратить неверного.– Рассказывать об этом членам правления – всё равно, что угощать их баснями, – с расстановкой произнёс сэр Лоренс.– Он и не подумает рассказывать, – заверила свёкра Флёр. – Он скорей умрёт, чем даст себя высмеять.– Вот именно! Я упомянул об этом лишь с одной целью – показать, что с Уилфридом всё обстояло не так просто, как воображают настоящие саибы.– Давно я не слышал ничего более парадоксального, – задумчиво вымолвил сэр Лоренс. – Но от этого Динни не легче.– По-моему, я должен ещё раз зайти к нему, – сказал Майкл.– Самый простой выход для него – немедленно отказаться от членства, заключила Флёр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Он открыл заседание следующими словами:– Каждый из вас получил по экземпляру поэмы Дезерта «Барс» и по номеру "Дейли фейз" за прошлую неделю. Дело не вызывает сомнений. Дезерт публично признался, что отрёкся от своей религии под пистолетом, и я заявляю, что он не вправе оставаться членом нашего клуба. Последний был основан в честь великого путешественника, который не отступил бы даже перед силами ада. Нам не нужны люди, презирающие английские традиции и открыто хвастающиеся этим.Наступило краткое молчание, после чего пятый из членов правления, присутствовавших на прошлом заседании, возразил:– А поэма всё-таки чертовски хороша! Известный королевский адвокат, который когда-то совершил поездку в Турцию, прибавил:– Не следует ли пригласить его на заседание?– Зачем? – спросил Джек Масхем. – Он не скажет больше, чем сказано в поэме и письме его издателя.Четвёртый из членов правления, присутствовавших на прошлом заседании, объявил:– Я не собираюсь обращать внимание на "Дейли фейз".– Не наша вина, что он выбрал именно эту газетёнку, – отпарировал Джек Масхем.– Вмешиваться в вопросы совести – всегда противно, – продолжал четвёртый член правления. – Многие ли из нас решатся утверждать, что не поступили бы так же на его месте?Послышался звук, напоминающий шарканье ног, и сморщенный знаток раннецейлокской цивилизации прохрипел:– По-моему, Дезерт заслуживает нагоняя не за отступничество, а за шум, поднятый им вокруг этого. Приличия ради он обязан был молчать, а не рекламировать свою книгу! Она выходит уже третьим изданием, её все читают. Делать из подобной истории деньги – это переходит всякие границы.– Вряд ли он думал о деньгах, – возразил четвёртый член. – Спрос на книгу – следствие сенсации.– Он мог изъять книгу из продажи.– Смотря какой договор. Кроме того, такое решение могло быть истолковано, как бегство от бури, которую он сам же поднял. По существу, открыто во всём признаться – очень порядочно с его стороны.– Театральный жест! – бросил королевский адвокат.– Будь это военный клуб, там не стали бы миндальничать, – заявил Джек Масхем.Один из присутствующих, автор книги "Второе открытие Мексики", сухо отпарировал:– Наш клуб не военный.– Не знаю, можно ли мерить поэтов той же меркой, что и обычных людей, – задумчиво произнёс пятый член.– В вопросах житейских – безусловно, – ответил знаток цейлонской цивилизации.Человечек, сидевший в конце стола, напротив председателя, поёжился, как от сквозняка, и прошипел:– Ах, эта "Д-дейли ф-фейз"!– Об этой истории говорит весь Лондон, – заметил королевский адвокат.– Мои дети смеются над ней, – вмешался человек, до сих пор молчавший. – Они заявляют: "Кому какое дело до его поступка!" – рассуждают о лицемерии, издеваются над поэмой Лайела и считают, что империи будет только полезно, если с неё пособьют спесь.– Именно так! – поддержал его Джек Масхем. – Вот их современный жаргон! Все нормы летят за борт. А мы будем терпеть?– Знаком ли кто-нибудь из присутствующих с молодым Дезертом? – осведомился пятый член.– Я. Но знакомство шапочное, – отозвался Джек Масхем.Больше никто в знакомстве не сознался.Очень смуглый человек с глубокими живыми глазами неожиданно воскликнул:– Только бы это не дошло до Афганистана! Я через месяц еду туда.– Почему вас это беспокоит? – спросил четвёртый член.– Просто потому, что это усугубит презрение, с которым там и без того ко мне отнесутся.Последнее замечание, исходившее от известного путешественника, произвело большее впечатление, чем все ранее сказанное. Два члена правления, которые, равно как и председатель, ещё не брали слова, одновременно выпалили:– Верно!– Я не привык осуждать человека, не выслушав его, – заметил королевский адвокат.– Ваше мнение, Бентуорт? – осведомился у председателя четвёртый член.Помещик, куривший трубку, вынул её изо рта:– Хочет ещё кто-нибудь высказаться?– Да, – откликнулся автор "Второго открытия Мексики". – Ему нужно вынести порицание за то, что он опубликовал эту поэму.– Нельзя, – проворчал Джек Масхем. – В этой истории всё связано друг с другом. Вопрос ясен: достоин он быть членом нашего клуба или нет? Прошу председателя поставить вопрос на голосование.Но Помещик по-прежнему посасывал трубку. Опыт руководства многими и различными комитетами подсказывал ему, что время голосовать ещё не наступило. Пусть сначала люди выговорятся. Споры, конечно, ни к чему не приведут, но зато убедят всех, что вопрос обсуждён должным образом.Джек Масхем сидел молча. Его длинное лицо было бесстрастно, длинные ноги вытянуты. Дискуссия продолжалась.– Ну, что же решим? – спросил наконец член правления, вторично открывший Мексику.Помещик выколотил трубку и сказал:– Я полагаю, следует попросить мистера Дезерта изложить нам причины, побудившие его опубликовать поэму.– Слушайте! Слушайте! – возгласил королевский адвокат.– Верно! – поддержали два члена правления, уже сделавшие тот же вывод несколько раньше.– Согласен! – одобрил знаток Цейлона.– Кто против? – осведомился Помещик.– Считаю нецелесообразным, – бросил Джек Масхем. – Он струсил и сознался в этом.Поскольку других возражений не оказалось. Помещик продолжал:– Секретарь предложит ему явиться и дать объяснения. Повестка дня исчерпана, джентльмены.Хотя всем было ясно, что дело ещё остаётся sub judice Нерешённым (буквально "перед судьёй") (лат.).
, три члена правления, включая самого Джека Масхема, в тот же день подробно информировали сэра Лоренса, а он к обеду доставил эти сведения на Саут-сквер.После опубликования поэмы и письма Компсона Грайса Майкл и Флёр, осаждаемые настоятельными расспросами всех своих знакомых, только и делали, что говорили о Дезерте. Мнения их радикально расходились. Майкл, который первоначально возражал против публикации поэмы, теперь, когда она вышла, отважно превозносил честность и смелость Уилфрида, решившегося на подобное признание. Флёр не могла простить Дезерту того, что она именовала "противоестественной глупостью". Если бы он сидел себе тихо да поменьше носился со своей совестью и гордостью, все мгновенно забылось бы, не наложив на него никакого пятна. Поступать так, как Уилфрид, утверждала Флёр, нечестно по отношению к Динни и бессмысленно с точки зрения его собственных интересов, но ведь он всегда был такой. Флёр и поныне помнила, как он не пошёл на компромисс восемь лет назад, когда просил её стать его любовницей, и, получив отказ, бежал на Восток. Когда сэр Лоренс сообщил Майклу и ей о заседании в "Бэртоне", она сказала только:– А на что ещё он мог надеяться?Майкл удивился:– Чем он так насолил Джеку Масхему?– Одни собаки бросаются друг на друга с первого взгляда. Другие распаляются постепенно. Здесь же, по-видимому, сочетались оба варианта. Мне кажется, костью послужила Динни.Флёр расхохоталась.– Джек Масхем и Динни!– Подсознательно, дорогая. Нам не постичь ход мыслей женоненавистника. Это умеют только в Вене. Там все могут объяснить – даже, природу икоты.– Сомневаюсь, чтобы Уилфрид явился на правление, – мрачно вставил Майкл.– Конечно, не явится, Майкл, – подтвердила Флёр.– Что же тогда будет?– Его почти наверняка исключат, подведя под любой параграф устава.Майкл пожал плечами:– Плевать ему на это. Одним клубом больше, одним меньше – велика разница!– Ты не прав, – возразила Флёр. – Делу дан ход, в городе лишь о нём и говорят. Исключение из клуба будет означать, что Дезерт окончательно осуждён. Только это и нужно, чтобы общественное мнение высказалось против него.– И за него.– Да, и за него тоже. Но ведь нам заранее известно, кто за него вступится – кучка недовольных, самое большее.– Зря на него накинулись, – проворчал Майкл. – Я-то знаю, что мучит Уилфрида. Его первым побуждением было не поддаваться арабу, и он горько раскаивается, что уступил.Сэр Лоренс кивнул:– Динни спрашивала меня, как Дезерту публично доказать, что он не трус. На первый взгляд, придумать что-нибудь такое легко, а на деле совсем не просто. Люди упорно не желают подвергаться смертельной опасности ради того, чтобы их спасителями занялись газеты. Ломовые лошади на Пикадилли тоже бесятся не часто. Конечно, можно сбросить кого-нибудь с Вестминстерского моста и прыгнуть вдогонку, но это расценят как убийство и самоубийство. Странно! В мире так много героизма и так мало возможностей проявить его, когда это тебе нужно.– Он должен явиться на заседание и, надеюсь, явится, – сказал Майкл. – Он мне признался в одной вещи, Звучит глупо, но, зная Уилфрида, нетрудно понять, что для него она существенно все меняла.Флёр поставила локти на полированный стол, подпёрла подбородок руками и наклонилась вперёд. В такой позе она выглядела совсем как та девочка, которая разглядывает китайские тени на картине Альфреда Стевенса, доставшейся Флёр от отца.– Ну, в какой? – спросила она.– Он сказал, что пожалел своего палача.Ни жена Майкла, ни его отец не шелохнулись. У них только слегка приподнялись брови. Майкл с вызовом в голосе продолжал:– Разумеется, это звучит абсурдно, но он сказал, что араб умолял не принуждать его к выстрелу, – он дал обет обратить неверного.– Рассказывать об этом членам правления – всё равно, что угощать их баснями, – с расстановкой произнёс сэр Лоренс.– Он и не подумает рассказывать, – заверила свёкра Флёр. – Он скорей умрёт, чем даст себя высмеять.– Вот именно! Я упомянул об этом лишь с одной целью – показать, что с Уилфридом всё обстояло не так просто, как воображают настоящие саибы.– Давно я не слышал ничего более парадоксального, – задумчиво вымолвил сэр Лоренс. – Но от этого Динни не легче.– По-моему, я должен ещё раз зайти к нему, – сказал Майкл.– Самый простой выход для него – немедленно отказаться от членства, заключила Флёр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27