Присмотревшись, в нем можно было без труда узнать того самого раненого, которого Доминик спас и привез на ранчо.
Дон Антонио де Казербар, так он себя называл, был похож скорее на тень, чем на человека. Живыми остались только глаза, горящие, как у гиены. Но в немощном теле скрывалась пламенная душа и несгибаемая воля. Поборов в отчаянной борьбе смерть, этот человек вновь устремился к своим зловещим замыслам.
Он сам потребовал свидания и долго ехал, прежде чем добрался, превозмогая боль, до условленного места в двух лье от Мехико. Видимо, у него были на то серьезные причины.
Несколько минут дон Антонио стоял, скрестив руки на груди и закрыв глаза, в тишине ночи, видимо, чтобы собраться с мыслями перед предстоящей встречей.
В этот момент раздался топот копыт и бряцанье сабель. К тому месту, где находился дон Антонио, приближался довольно большой отряд. Дон Антонио поднялся, чтобы встретить прибывших, человек пятьдесят. Они остановились в нескольких шагах от развалин, но оставались в седле. Только один спешился, бросил поводья и направился к дону Антонио, который, в свою очередь, пошел к прибывшему навстречу.
— Кто вы? — тихо спросил дон Антонио.
— Тот, кого вы ждете! Полковник дон фелиппе Пери Ирсабал к вашим услугам.
— Я вас узнал, подойдите!
— Это счастье, что мы с вами встретились, — произнес полковник. — Как ваше здоровье?
— Скверно! — ответил дон Антонио, словно не замечая протянутой ему руки. Но полковник не обратил на это ни малейшего внимания.
— Вы явились не один! — произнес дон Антонио.
— Гром и молния! Верьте, дорогой сеньор, я не хочу попасть в руки молодчиков Мирамона! Мой счет живо оплатят, завладев мною. Но давайте займемся делами, надеюсь, это не омрачит радость встречи.
— Я только этого и желаю, — ответил дон Антонио.
— Генерал благодарит за доставленные сведения, они точны до мелочей, и, как только представится случай, наградит вас за труды!
Дон Антонио с презрением махнул рукой и спросил:
— Вы привезли бумагу?
— Еще бы! — ответил полковник.
— Конечно, сеньор, не сомневайтесь! — Полковник расхохотался. — Где еще найдешь честность, если не среди людей нашего круга? Ваши условия приняты Ортегой, главнокомандующим федеральной армией, и Хуаресом, президентом республики. Вы довольны?
— Я вам отвечу, сеньор, когда увижу бумагу.
— Пожалуйста, сеньор, вот она! — сказал полковник, вынимая из кармана конверт и подавая дону Антонио.
Дон Антонио схватил конверт дрожащей рукой и распечатал.
— Вам трудно будет прочесть, ведь сейчас темно, — насмешливо заметил полковник.
— Не волнуйтесь, — с иронией ответил дон Антонио и, чиркнув о камень спичкой, зажег извлеченную им из кармана маленькую свечу.
По мере того как Дон Антонио читал, лицо его прояснялось. Дочитав до конца, он погасил свечу, сложил бумагу, бережно спрятал и обратился к полковнику:
— Сеньор, поблагодарите от меня генерала Ортего, он проявил себя как настоящий кабальеро.
— Охотно, сеньор, особенно если вы что-либо добавите к этим сведениям.
— Разумеется.
— Что же, сейчас посмотрим, дорогой сеньор, — весело ответил полковник, потирая руки.
— Послушайте! Мирамон протянет недолго. Казна у него пуста, солдаты плохо вооружены и еще хуже экипированы, жалованья второй месяц не получают и уже начинают роптать!
— Отлично! Бедный Мирамон близок к падению.
— Тем более что духовенство больше его не поддерживает.
— Однако, — ехидно заметил полковник, — вы неплохо осведомлены, дорогой сеньор.
— Разве вам неизвестно, что я атташе при испанском посольстве?
— А я и забыл, извините! Что же еще вам известно?
— Ряды приверженцев президента редеют, друзья покидают его. Чтобы успокоить общественное мнение, он решил атаковать дивизию генерала Герициобала.
— О, это интересно! Благодарю, мы примем необходимые меры! Теперь все?
— Нет еще. Доведенный до крайности и желая любым путем раздобыть деньги, Мирамон решился ограбить денежную почту, принадлежащую вашей партии.
— Знаю, — ответил полковник, — с моей легкой руки. Такое везенье, к несчастью, редко бывает, — вздохнул он.
— Еще Мирамон задумал проникнуть в британское посольство и украсть деньги конвента.
— Великолепная идея! Эти черти-еретики взбесятся. Какой гениальный человек внушил ему эту мысль? Ведь скандал с Англией неизбежен! Англия не любит шутить, когда речь идет о деньгах.
— Знаю, это дело моих рук!
— Сеньор, — торжественно произнес полковник, — вы верой и правдой послужили отечеству! Но сумма, надеюсь, невелика?
— Сумма кругленькая! 160 000 пиастров. Полковник изменился в лице.
— Проклятие! — вскричал он. — Я готов сдаться ему! Ведь с такими деньгами можно снова начать войну!
— Там все предусмотрено. Эти деньги растают в течение нескольких дней, — возразил с недоброй усмешкой дон Антонио. — Положитесь на нас!
— Дай-то Бог!
— Вот теперь все. Сведения, я полагаю, немаловажные.
— Важнее не придумаешь! — вскричал полковник.
— Через несколько дней я сообщу вам кое-что поважнее.
— Место встречи то же?
— И место, и время, и сигнал.
— Решено! Генерал будет очень доволен!
— Перейдем теперь ко второму делу, оно касается нас двоих. Вы что-нибудь успели с тех пор, как мы расстались?
— Почти ничего. Не хватило средств на поиски, которые вы мне поручили.
— Но вознаграждение достаточно высоко?
— Я в этом не уверен, — небрежно ответил полковник. Дон Антонио бросил на него пронзительный взгляд.
— Вы сомневаетесь в моей честности?
— Я никогда ни в чем не сомневаюсь, это мой принцип, — заявил полковник. — Сумма немалая. Это пугает
меня.
— Что вы хотите этим сказать, дон Фелиппе?
— Сейчас объясню! — вскричал полковник. — Так будет лучше. Слушайте же!
— Я вас слушаю, говорите!
— Только не сердитесь, дорогой сеньор, дело есть дело, на вещи следует смотреть прямо!
— Совершенно верно. Продолжайте!
— Итак, вы предложили мне пятьдесят тысяч пиастров за…
— Знаю, за что. Дальше!
— Это меня устраивает. Но ведь гарантии никакой, кроме вашего слова.
— Разве этого недостаточно?
— Нет! Я считаю, что вы богаты, очень богаты, иначе не предлагали бы мне такую крупную сумму. Но где гарантия, что вы сможете ее выложить, когда придет время со мной рассчитаться?
Услышав это, дон Антонио, едва сдержав бешенство, спросил:
— Что же вам угодно?
— Пока ничего, сеньор, подождем окончания революции. Но как только мы вступим в Мексику, а этого, я надеюсь, нам недолго осталось ждать, вы отправитесь со мной к знакомому банкиру — пусть он поручится за вас и делу конец. Согласны?
— Придется согласиться.
— Несколько дней отсрочки не имеют значения. Сейчас у меня есть дела поважнее. Переговоры наши окончены и, надеюсь, вы позволите мне удалиться?
— Разумеется! Я не держу вас, сеньор! — сухо ответил дон Антонио.
— Целую ваши руки, сеньор, до следующего приятного свидания!
— До свидания!
Дон Фелиппе вежливо поклонился, вскочил на коня и ускакал вместе с отрядом.
Дон Антонио часа через два прибыл в Мексику, не переставая размышлять по дороге.
— Ну, — прошептал он, остановившись у своего дома на улице Такуба, — пусть само небо станет мне поперек дороги, я добьюсь своего!
Неизвестно, какой смысл вложил дон Антонио в эти таинственные слова, явившиеся плодом его размышлений.
ГЛАВА XIII. Капитал конвента
Над снежными вершинами Попокатепетля занялась заря, окрасив их красноватым светом, угасли в небе последние звезды, верхушки домов стали опаловыми — начинался день.
Город Мехико еще спал, лишь изредка тишину нарушал топот ног спешивших на рынок индейцев — они несли на продажу плоды и овощи. Открывались один за другим кабачки, на стойках появлялись напитки, в ожидании тех, кто по утрам обычно пропускал рюмку-другую перед тяжелым рабочим днем.
На колокольне пробило половину пятого.
В это время с улицы Такуба выехал всадник, быстро пересек главную площадь и остановился у входа во дворец президента.
— Пароль? — спросил часовой.
— Друг! — ответил всадник.
— Проезжайте, проезжайте!
— Мне надо во дворец, — упрямо заявил всадник.
— Еще рано, приходите часа через два.
— Тогда будет поздно! Немедленно пустите меня!
— Что скажешь, Педрино? — насмешливо обратился часовой к своему товарищу.
— Я думаю, это чужеземец, — тоже с насмешкой ответил второй человек. — Принял дворец за лачугу.
— Хватит болтать, — одернул их всадник. — И так я потерял с вами много времени. Доложите обо мне дежурному офицеру. Живо!
Строгий тон, видимо, подействовал на солдат, и, пошептавшись, они согласились на законное, предусмотренное уставом требование незнакомца.
Не прошло и двух-трех минут, как дверь отворилась и на пороге появился сержант с виноградной лозой в левой руке — эмблемой его чина.
Сержант вежливо поклонился незнакомцу, попросил подождать, ушел и тотчас снова появился. За ним следовал капитан в полной парадной форме.
Всадник поздоровался с офицером и повторил свою просьбу.
— К сожалению, я вынужден отказать вам, сеньор, — сказал капитан, — приказ есть приказ. До восьми утра никого не велено пускать во дворец. Приезжайте к этому времени, и все решится само собой.
Он поклонился, собираясь удалиться.
— Извините, капитан, еще одно слово! — обратился к нему всадник.
— Да, сеньор.
— Никто, кроме вас, не должен слышать того, что я скажу.
— Это легко исполнить, — ответил офицер, подходя к незнакомцу. — Говорите же!
— Незнакомец что-то шепнул на ухо капитану.
— Надеюсь, этого достаточно?
— Вполне, — ответил капитан и приказал стоявшему по стойке смирно сержанту: — Отворите ворота!
— Как вам будет угодно, сеньор!
Всадник спешился и передал поводья сержанту.
— Теперь, капитан, я попрошу вас еще об одной любезности: проводите меня туда, где меня ждут. Итак, я к вашим услугам.
— Напротив, сеньор, это я к вашим услугам и почту за честь быть вашим проводником.
Они вошли во дворец к великому удивлению сержанта и часовых.
Капитан с незнакомцем прошли длинную анфиладу комнат, в которых, несмотря на ранний час, было много посетителей — сенаторов, высших сановников, представителей духовенства и крупных торговцев. Видимо, они всю ночь провели во дворце. Лица у всех были мрачные, озабоченные.
Капитан с незнакомцем подошли к одной из дверей, охраняемой стражниками. Перед дверью расхаживал взад и вперед начальник стражи.
— Моя миссия закончена, — сказал капитан, когда к ним подошел начальник стражи.
— Мне остается лишь попрощаться с вами и поблагодарить за любезность! — ответил незнакомец. Они простились, и капитан ушел.
— Господин президент сейчас не может вас принять. Ночью у него было экстренное заседание и его превосходительство отдал строгий приказ — никого к нему не пускать! — обратился пристав к незнакомцу.
— Его превосходительство сделает для меня исключение! — мягко возразил незнакомец.
— Не думаю, сеньор, приказ касается всех, и я не рискну преступить его.
Незнакомец подумал с минуту и снова обратился к начальнику стражи.
— Я понимаю, — сказал он, — что вы не можете нарушить приказ, но попрошу оказать мне одну услугу.
— Охотно, если только это не будет противоречить моему долгу.
— Благодарю. Вскоре вы убедитесь в том, что его превосходительство не только не разгневается, но будет признателен вам за то, что вы впустили меня.
— Я уже имел честь доложить…
— Позвольте тогда кое-что объяснить вам!
— Извольте, я вас слушаю.
— Я напишу всего одно слово на листке бумаги. Вы молча положите листок перед президентом. Если он после этого ничего не скажет, я тотчас удалюсь.
— Вам действительно так необходимо видеть его превосходительство? — спросил начальник стражи.
— Сеньор дон Ливио, — ответил незнакомец, — вы меня не знаете, но я вас хорошо знаю и мне известна ваша преданность генералу Мирамону. Клянусь честью и спасением моей души, что у меня для него очень важное сообщение.
— Я вам верю, сеньор, — сказал начальник стражи, — и если будет на то моя воля, вас примут сейчас же. Не угодно ли вам написать то, что вы хотите. Здесь на столе бумага, чернила и перья.
Незнакомец поблагодарил, взял перо, написал крупными буквами: «Адольфо» — и поставил три точки, расположив их в виде треугольника.
— Возьмите! — сказал он, протягивая начальнику стражи листок.
Пристав взглянул на листок и вскричал:
— Неужели вы…
— Тише! — остановил его незнакомец, приложив палец к губам.
— Ну, разумеется, вас примут! — сказал начальник стражи и скрылся за дверью.
Почти тотчас же дверь отворилась и кто-то произнес громким голосом:
— Входите! Незнакомец вошел.
— Входите же, дорогой мой дон Адольфо, — повторил президент. — Само небо посылает вас ко мне! — Президент поднялся навстречу дону Адольфо и протянул ему руку. Дон Адольфо пожал ее с почтением и опустился в кресло.
Имя президента Мирамона в то время гремело на всю страну. Его справедливо считали самым лучшим солдатом Мексики и прекрасным правителем. Совсем молодой, двадцати шести лет от роду, он за три года президентского правления сделал много доброго. Среднего роста, отлично сложенный, Мирамон отличался непринужденными манерами и благородной осанкой. Лицо с тонкими чертами дышало отвагой и честностью; на высоком лбу пролегли едва заметные складки — следы постоянных раздумий. Ясный и проницательный взгляд черных глаз не раз приводил в замешательство тех, на кого был устремлен. Бледность лица и синева под глазами свидетельствовали о бессонных ночах.
— Наконец-то, возвратился мой добрый гений! — вскричал Мирамон. — И я снова обрел надежду на счастье. Дон Адольфо печально покачал головой.
— Что это значит, мой друг? — спросил президент.
— Я, кажется, слишком поздно вернулся.
— Поздно? Но почему? Неужели вы думаете, что я не способен взять реванш?
— Вы способны на все великое и благородное, генерал, но, к несчастью, вас предали.
— Это правда! — с горечью произнес Мирамон. — Я всегда поддерживал духовенство и знать, а они от меня отвернулись, бросили на произвол судьбы. Но они еще обо мне пожалеют!
— Да, генерал, и на нынешнем заседании несомненно вы поняли намерения тех, ради которых всем жертвовали.
— Понял, — ответил, нахмурившись, Мирамон. — На все мои призывы о помощи они отвечали отказом, видимо, договорившись заранее.
— Простите за откровенность, генерал, но положение у вас критическое.
— Скажите лучше, что я на краю гибели, и вы будете ближе к истине. Казна совершенно пуста, помощи ждать неоткуда, солдаты два месяца не получают жалования и грозят разбежаться, офицеры один за другим переходят на сторону неприятеля, который быстро продвигается к Мексике. Вот вам истинное положение дел. Что вы на это скажете?
— Печально, очень печально, генерал! Простите за бесцеремонность, что же вы намерены делать?
Президент ничего не ответил, бросил лишь быстрый взгляд на Адольфо.
— Прежде чем продолжать разговор, — сказал дон Адольфо, — позвольте мне, генерал, доложить вам о моих действиях.
— Я убежден, вам многое удалось, — сказал генерал, улыбаясь.
— Надеюсь, ваше превосходительство. Прикажете начать?
— Пожалуйста, пожалуйста, друг мой! Я просто жажду узнать, что вы предприняли для защиты нашего дела.
— Простите, генерал, — с живостью вскричал дон Адольфо, — дело тут не при чем, я предан лично вам.
— Понимаю… итак, я вас слушаю!
— Во-первых, мне удалось отнять у генерала Деголладо часть денег, которые они похитили при Лагуна Сека.
— Отлично! С помощью этих денег он взял у меня Гвадалахару.
Сколько же их?
— Двести шестьдесят тысяч пиастров.
— Гм… кругленькая сумма!
— Я тоже так считаю. Потом я расправился с этим разбойником Гиелларой и его товарищем Карвахалой. С их другом Фелиппе Ирсабалом мы тоже не поладили, не считая остальных приверженцев Хуареса, тех, которым не посчастливилось встретиться со мной.
— Короче говоря, у вас на руках…
— Больше миллиона пиастров. Мне понравилось стричь герильеросов Хуареса: они весьма бесцеремонно и просто жиреют, ловя рыбу в мутной воде. Я передам вам миллион двести тысяч. Через час они будут здесь. И вы пополните свою казну.
— Это просто великолепно!
— Я сделал, что мог, генерал!
— Будь все мои друзья такими, как вы, я смог бы дальше вести воину. К несчастью, это не так. Но если эту сумму прибавить к той, которую мне удалось раздобыть, у меня будет солидный капитал.
— Кто же дал вам сумму, о которой вы говорите?
— Один мой друг, атташе при испанском посольстве, — замявшись, ответил президент, — посоветовал мне, как ее раздобыть.
Дон Адольфо вскочил как ужаленный.
— Успокойтесь, мой друг, — произнес генерал, — я знаю, что вы ненавидите герцога, а между тем он оказал мне немало услуг, вы ведь не станете этого отрицать.
Дон Адольфо стал темнее тучи и молчал.
— После поражения при Силао, благодаря герцогу, Испания признала за мною власть, а это было для меня так важно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Дон Антонио де Казербар, так он себя называл, был похож скорее на тень, чем на человека. Живыми остались только глаза, горящие, как у гиены. Но в немощном теле скрывалась пламенная душа и несгибаемая воля. Поборов в отчаянной борьбе смерть, этот человек вновь устремился к своим зловещим замыслам.
Он сам потребовал свидания и долго ехал, прежде чем добрался, превозмогая боль, до условленного места в двух лье от Мехико. Видимо, у него были на то серьезные причины.
Несколько минут дон Антонио стоял, скрестив руки на груди и закрыв глаза, в тишине ночи, видимо, чтобы собраться с мыслями перед предстоящей встречей.
В этот момент раздался топот копыт и бряцанье сабель. К тому месту, где находился дон Антонио, приближался довольно большой отряд. Дон Антонио поднялся, чтобы встретить прибывших, человек пятьдесят. Они остановились в нескольких шагах от развалин, но оставались в седле. Только один спешился, бросил поводья и направился к дону Антонио, который, в свою очередь, пошел к прибывшему навстречу.
— Кто вы? — тихо спросил дон Антонио.
— Тот, кого вы ждете! Полковник дон фелиппе Пери Ирсабал к вашим услугам.
— Я вас узнал, подойдите!
— Это счастье, что мы с вами встретились, — произнес полковник. — Как ваше здоровье?
— Скверно! — ответил дон Антонио, словно не замечая протянутой ему руки. Но полковник не обратил на это ни малейшего внимания.
— Вы явились не один! — произнес дон Антонио.
— Гром и молния! Верьте, дорогой сеньор, я не хочу попасть в руки молодчиков Мирамона! Мой счет живо оплатят, завладев мною. Но давайте займемся делами, надеюсь, это не омрачит радость встречи.
— Я только этого и желаю, — ответил дон Антонио.
— Генерал благодарит за доставленные сведения, они точны до мелочей, и, как только представится случай, наградит вас за труды!
Дон Антонио с презрением махнул рукой и спросил:
— Вы привезли бумагу?
— Еще бы! — ответил полковник.
— Конечно, сеньор, не сомневайтесь! — Полковник расхохотался. — Где еще найдешь честность, если не среди людей нашего круга? Ваши условия приняты Ортегой, главнокомандующим федеральной армией, и Хуаресом, президентом республики. Вы довольны?
— Я вам отвечу, сеньор, когда увижу бумагу.
— Пожалуйста, сеньор, вот она! — сказал полковник, вынимая из кармана конверт и подавая дону Антонио.
Дон Антонио схватил конверт дрожащей рукой и распечатал.
— Вам трудно будет прочесть, ведь сейчас темно, — насмешливо заметил полковник.
— Не волнуйтесь, — с иронией ответил дон Антонио и, чиркнув о камень спичкой, зажег извлеченную им из кармана маленькую свечу.
По мере того как Дон Антонио читал, лицо его прояснялось. Дочитав до конца, он погасил свечу, сложил бумагу, бережно спрятал и обратился к полковнику:
— Сеньор, поблагодарите от меня генерала Ортего, он проявил себя как настоящий кабальеро.
— Охотно, сеньор, особенно если вы что-либо добавите к этим сведениям.
— Разумеется.
— Что же, сейчас посмотрим, дорогой сеньор, — весело ответил полковник, потирая руки.
— Послушайте! Мирамон протянет недолго. Казна у него пуста, солдаты плохо вооружены и еще хуже экипированы, жалованья второй месяц не получают и уже начинают роптать!
— Отлично! Бедный Мирамон близок к падению.
— Тем более что духовенство больше его не поддерживает.
— Однако, — ехидно заметил полковник, — вы неплохо осведомлены, дорогой сеньор.
— Разве вам неизвестно, что я атташе при испанском посольстве?
— А я и забыл, извините! Что же еще вам известно?
— Ряды приверженцев президента редеют, друзья покидают его. Чтобы успокоить общественное мнение, он решил атаковать дивизию генерала Герициобала.
— О, это интересно! Благодарю, мы примем необходимые меры! Теперь все?
— Нет еще. Доведенный до крайности и желая любым путем раздобыть деньги, Мирамон решился ограбить денежную почту, принадлежащую вашей партии.
— Знаю, — ответил полковник, — с моей легкой руки. Такое везенье, к несчастью, редко бывает, — вздохнул он.
— Еще Мирамон задумал проникнуть в британское посольство и украсть деньги конвента.
— Великолепная идея! Эти черти-еретики взбесятся. Какой гениальный человек внушил ему эту мысль? Ведь скандал с Англией неизбежен! Англия не любит шутить, когда речь идет о деньгах.
— Знаю, это дело моих рук!
— Сеньор, — торжественно произнес полковник, — вы верой и правдой послужили отечеству! Но сумма, надеюсь, невелика?
— Сумма кругленькая! 160 000 пиастров. Полковник изменился в лице.
— Проклятие! — вскричал он. — Я готов сдаться ему! Ведь с такими деньгами можно снова начать войну!
— Там все предусмотрено. Эти деньги растают в течение нескольких дней, — возразил с недоброй усмешкой дон Антонио. — Положитесь на нас!
— Дай-то Бог!
— Вот теперь все. Сведения, я полагаю, немаловажные.
— Важнее не придумаешь! — вскричал полковник.
— Через несколько дней я сообщу вам кое-что поважнее.
— Место встречи то же?
— И место, и время, и сигнал.
— Решено! Генерал будет очень доволен!
— Перейдем теперь ко второму делу, оно касается нас двоих. Вы что-нибудь успели с тех пор, как мы расстались?
— Почти ничего. Не хватило средств на поиски, которые вы мне поручили.
— Но вознаграждение достаточно высоко?
— Я в этом не уверен, — небрежно ответил полковник. Дон Антонио бросил на него пронзительный взгляд.
— Вы сомневаетесь в моей честности?
— Я никогда ни в чем не сомневаюсь, это мой принцип, — заявил полковник. — Сумма немалая. Это пугает
меня.
— Что вы хотите этим сказать, дон Фелиппе?
— Сейчас объясню! — вскричал полковник. — Так будет лучше. Слушайте же!
— Я вас слушаю, говорите!
— Только не сердитесь, дорогой сеньор, дело есть дело, на вещи следует смотреть прямо!
— Совершенно верно. Продолжайте!
— Итак, вы предложили мне пятьдесят тысяч пиастров за…
— Знаю, за что. Дальше!
— Это меня устраивает. Но ведь гарантии никакой, кроме вашего слова.
— Разве этого недостаточно?
— Нет! Я считаю, что вы богаты, очень богаты, иначе не предлагали бы мне такую крупную сумму. Но где гарантия, что вы сможете ее выложить, когда придет время со мной рассчитаться?
Услышав это, дон Антонио, едва сдержав бешенство, спросил:
— Что же вам угодно?
— Пока ничего, сеньор, подождем окончания революции. Но как только мы вступим в Мексику, а этого, я надеюсь, нам недолго осталось ждать, вы отправитесь со мной к знакомому банкиру — пусть он поручится за вас и делу конец. Согласны?
— Придется согласиться.
— Несколько дней отсрочки не имеют значения. Сейчас у меня есть дела поважнее. Переговоры наши окончены и, надеюсь, вы позволите мне удалиться?
— Разумеется! Я не держу вас, сеньор! — сухо ответил дон Антонио.
— Целую ваши руки, сеньор, до следующего приятного свидания!
— До свидания!
Дон Фелиппе вежливо поклонился, вскочил на коня и ускакал вместе с отрядом.
Дон Антонио часа через два прибыл в Мексику, не переставая размышлять по дороге.
— Ну, — прошептал он, остановившись у своего дома на улице Такуба, — пусть само небо станет мне поперек дороги, я добьюсь своего!
Неизвестно, какой смысл вложил дон Антонио в эти таинственные слова, явившиеся плодом его размышлений.
ГЛАВА XIII. Капитал конвента
Над снежными вершинами Попокатепетля занялась заря, окрасив их красноватым светом, угасли в небе последние звезды, верхушки домов стали опаловыми — начинался день.
Город Мехико еще спал, лишь изредка тишину нарушал топот ног спешивших на рынок индейцев — они несли на продажу плоды и овощи. Открывались один за другим кабачки, на стойках появлялись напитки, в ожидании тех, кто по утрам обычно пропускал рюмку-другую перед тяжелым рабочим днем.
На колокольне пробило половину пятого.
В это время с улицы Такуба выехал всадник, быстро пересек главную площадь и остановился у входа во дворец президента.
— Пароль? — спросил часовой.
— Друг! — ответил всадник.
— Проезжайте, проезжайте!
— Мне надо во дворец, — упрямо заявил всадник.
— Еще рано, приходите часа через два.
— Тогда будет поздно! Немедленно пустите меня!
— Что скажешь, Педрино? — насмешливо обратился часовой к своему товарищу.
— Я думаю, это чужеземец, — тоже с насмешкой ответил второй человек. — Принял дворец за лачугу.
— Хватит болтать, — одернул их всадник. — И так я потерял с вами много времени. Доложите обо мне дежурному офицеру. Живо!
Строгий тон, видимо, подействовал на солдат, и, пошептавшись, они согласились на законное, предусмотренное уставом требование незнакомца.
Не прошло и двух-трех минут, как дверь отворилась и на пороге появился сержант с виноградной лозой в левой руке — эмблемой его чина.
Сержант вежливо поклонился незнакомцу, попросил подождать, ушел и тотчас снова появился. За ним следовал капитан в полной парадной форме.
Всадник поздоровался с офицером и повторил свою просьбу.
— К сожалению, я вынужден отказать вам, сеньор, — сказал капитан, — приказ есть приказ. До восьми утра никого не велено пускать во дворец. Приезжайте к этому времени, и все решится само собой.
Он поклонился, собираясь удалиться.
— Извините, капитан, еще одно слово! — обратился к нему всадник.
— Да, сеньор.
— Никто, кроме вас, не должен слышать того, что я скажу.
— Это легко исполнить, — ответил офицер, подходя к незнакомцу. — Говорите же!
— Незнакомец что-то шепнул на ухо капитану.
— Надеюсь, этого достаточно?
— Вполне, — ответил капитан и приказал стоявшему по стойке смирно сержанту: — Отворите ворота!
— Как вам будет угодно, сеньор!
Всадник спешился и передал поводья сержанту.
— Теперь, капитан, я попрошу вас еще об одной любезности: проводите меня туда, где меня ждут. Итак, я к вашим услугам.
— Напротив, сеньор, это я к вашим услугам и почту за честь быть вашим проводником.
Они вошли во дворец к великому удивлению сержанта и часовых.
Капитан с незнакомцем прошли длинную анфиладу комнат, в которых, несмотря на ранний час, было много посетителей — сенаторов, высших сановников, представителей духовенства и крупных торговцев. Видимо, они всю ночь провели во дворце. Лица у всех были мрачные, озабоченные.
Капитан с незнакомцем подошли к одной из дверей, охраняемой стражниками. Перед дверью расхаживал взад и вперед начальник стражи.
— Моя миссия закончена, — сказал капитан, когда к ним подошел начальник стражи.
— Мне остается лишь попрощаться с вами и поблагодарить за любезность! — ответил незнакомец. Они простились, и капитан ушел.
— Господин президент сейчас не может вас принять. Ночью у него было экстренное заседание и его превосходительство отдал строгий приказ — никого к нему не пускать! — обратился пристав к незнакомцу.
— Его превосходительство сделает для меня исключение! — мягко возразил незнакомец.
— Не думаю, сеньор, приказ касается всех, и я не рискну преступить его.
Незнакомец подумал с минуту и снова обратился к начальнику стражи.
— Я понимаю, — сказал он, — что вы не можете нарушить приказ, но попрошу оказать мне одну услугу.
— Охотно, если только это не будет противоречить моему долгу.
— Благодарю. Вскоре вы убедитесь в том, что его превосходительство не только не разгневается, но будет признателен вам за то, что вы впустили меня.
— Я уже имел честь доложить…
— Позвольте тогда кое-что объяснить вам!
— Извольте, я вас слушаю.
— Я напишу всего одно слово на листке бумаги. Вы молча положите листок перед президентом. Если он после этого ничего не скажет, я тотчас удалюсь.
— Вам действительно так необходимо видеть его превосходительство? — спросил начальник стражи.
— Сеньор дон Ливио, — ответил незнакомец, — вы меня не знаете, но я вас хорошо знаю и мне известна ваша преданность генералу Мирамону. Клянусь честью и спасением моей души, что у меня для него очень важное сообщение.
— Я вам верю, сеньор, — сказал начальник стражи, — и если будет на то моя воля, вас примут сейчас же. Не угодно ли вам написать то, что вы хотите. Здесь на столе бумага, чернила и перья.
Незнакомец поблагодарил, взял перо, написал крупными буквами: «Адольфо» — и поставил три точки, расположив их в виде треугольника.
— Возьмите! — сказал он, протягивая начальнику стражи листок.
Пристав взглянул на листок и вскричал:
— Неужели вы…
— Тише! — остановил его незнакомец, приложив палец к губам.
— Ну, разумеется, вас примут! — сказал начальник стражи и скрылся за дверью.
Почти тотчас же дверь отворилась и кто-то произнес громким голосом:
— Входите! Незнакомец вошел.
— Входите же, дорогой мой дон Адольфо, — повторил президент. — Само небо посылает вас ко мне! — Президент поднялся навстречу дону Адольфо и протянул ему руку. Дон Адольфо пожал ее с почтением и опустился в кресло.
Имя президента Мирамона в то время гремело на всю страну. Его справедливо считали самым лучшим солдатом Мексики и прекрасным правителем. Совсем молодой, двадцати шести лет от роду, он за три года президентского правления сделал много доброго. Среднего роста, отлично сложенный, Мирамон отличался непринужденными манерами и благородной осанкой. Лицо с тонкими чертами дышало отвагой и честностью; на высоком лбу пролегли едва заметные складки — следы постоянных раздумий. Ясный и проницательный взгляд черных глаз не раз приводил в замешательство тех, на кого был устремлен. Бледность лица и синева под глазами свидетельствовали о бессонных ночах.
— Наконец-то, возвратился мой добрый гений! — вскричал Мирамон. — И я снова обрел надежду на счастье. Дон Адольфо печально покачал головой.
— Что это значит, мой друг? — спросил президент.
— Я, кажется, слишком поздно вернулся.
— Поздно? Но почему? Неужели вы думаете, что я не способен взять реванш?
— Вы способны на все великое и благородное, генерал, но, к несчастью, вас предали.
— Это правда! — с горечью произнес Мирамон. — Я всегда поддерживал духовенство и знать, а они от меня отвернулись, бросили на произвол судьбы. Но они еще обо мне пожалеют!
— Да, генерал, и на нынешнем заседании несомненно вы поняли намерения тех, ради которых всем жертвовали.
— Понял, — ответил, нахмурившись, Мирамон. — На все мои призывы о помощи они отвечали отказом, видимо, договорившись заранее.
— Простите за откровенность, генерал, но положение у вас критическое.
— Скажите лучше, что я на краю гибели, и вы будете ближе к истине. Казна совершенно пуста, помощи ждать неоткуда, солдаты два месяца не получают жалования и грозят разбежаться, офицеры один за другим переходят на сторону неприятеля, который быстро продвигается к Мексике. Вот вам истинное положение дел. Что вы на это скажете?
— Печально, очень печально, генерал! Простите за бесцеремонность, что же вы намерены делать?
Президент ничего не ответил, бросил лишь быстрый взгляд на Адольфо.
— Прежде чем продолжать разговор, — сказал дон Адольфо, — позвольте мне, генерал, доложить вам о моих действиях.
— Я убежден, вам многое удалось, — сказал генерал, улыбаясь.
— Надеюсь, ваше превосходительство. Прикажете начать?
— Пожалуйста, пожалуйста, друг мой! Я просто жажду узнать, что вы предприняли для защиты нашего дела.
— Простите, генерал, — с живостью вскричал дон Адольфо, — дело тут не при чем, я предан лично вам.
— Понимаю… итак, я вас слушаю!
— Во-первых, мне удалось отнять у генерала Деголладо часть денег, которые они похитили при Лагуна Сека.
— Отлично! С помощью этих денег он взял у меня Гвадалахару.
Сколько же их?
— Двести шестьдесят тысяч пиастров.
— Гм… кругленькая сумма!
— Я тоже так считаю. Потом я расправился с этим разбойником Гиелларой и его товарищем Карвахалой. С их другом Фелиппе Ирсабалом мы тоже не поладили, не считая остальных приверженцев Хуареса, тех, которым не посчастливилось встретиться со мной.
— Короче говоря, у вас на руках…
— Больше миллиона пиастров. Мне понравилось стричь герильеросов Хуареса: они весьма бесцеремонно и просто жиреют, ловя рыбу в мутной воде. Я передам вам миллион двести тысяч. Через час они будут здесь. И вы пополните свою казну.
— Это просто великолепно!
— Я сделал, что мог, генерал!
— Будь все мои друзья такими, как вы, я смог бы дальше вести воину. К несчастью, это не так. Но если эту сумму прибавить к той, которую мне удалось раздобыть, у меня будет солидный капитал.
— Кто же дал вам сумму, о которой вы говорите?
— Один мой друг, атташе при испанском посольстве, — замявшись, ответил президент, — посоветовал мне, как ее раздобыть.
Дон Адольфо вскочил как ужаленный.
— Успокойтесь, мой друг, — произнес генерал, — я знаю, что вы ненавидите герцога, а между тем он оказал мне немало услуг, вы ведь не станете этого отрицать.
Дон Адольфо стал темнее тучи и молчал.
— После поражения при Силао, благодаря герцогу, Испания признала за мною власть, а это было для меня так важно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26