Мы ведь не знаем, работал ли Лайман один или же он оказался втянутым во что-то более серьезное. Она может стать невинной жертвой.
Его раздражение по поводу расследуемого дела было очевидным, и Эрин почувствовала угрызения совести, что лишь добавила ему головной боли.
И мягко спросила:
– А я? Вы думаете, что я убийца с ангельским лицом и явилась со своей жалостливой историей, чтобы завоевать расположение бедной девочки, а затем убрать ее?
После долгой паузы он признался:
– Мне приходило это в голову.
– Ясно, – прошептала она.
От всего, что она только что услышала, голова шла кругом и стала, казалось, слишком легкой, чтобы удерживаться на подушке. Она беспокойно металась по узкому дивану, пытаясь найти удобное положение, в котором смогла бы погрузиться в столь нужный ей сон. Наконец, уставшая от бессонницы, она легла на спину и закинула руки за голову.
То ли ей послышался легкий шелест одежды, то ли хруст его коленок, опустившихся на пол возле ее дивана, но она вдруг поняла, что он уже не лежит в своем кресле. Он оказался так близ – ко, что она ощущала жар его тела. Она лежала совершенно неподвижно, боясь даже моргнуть.
– Не знаю, ни кто ты, ни что ты, но ты точно не убийца. – Голос его был хриплым от возбуждения, но у нее не было времени размышлять над этим, потому что его губы сомкнулись с ее.
Не легкий ли вздох удовольствия слетел с ее губ? И не был ли поворот ее головы жестом горячей мольбы? Почему его губы вдруг на миг задержались, отодвинувшись от ее губ, чтобы затем снова слиться с ними в глубоком поцелуе?
Темнота, окутавшая их, поглотила и враждебность, и настороженность, и подозрительность, и обиду, которые стояли между ними. Под этим черным бархатным покровом, где не выносятся суждения и не хранятся секреты, они забыли себя. Различия между ними стали казаться незначительными, они просто перестали существовать. Они стали просто двое. Мужчина и женщина, объединенные взаимным притяжением, жаждой столь же непреодолимой, сколь и не поддающейся определению.
Под его губами губы Эрин стали мягкими и нежными и в нетерпении приоткрылись. Он пробовал, смаковал, запоминал ее своими губами, зубами, языком, пока она со вздохом не произнесла его имени.
Сами собой ее руки скользнули вниз, и она обхватила его голову. Он осыпал ее шею горячими страстными поцелуями. Его руки ощупали ее тело, почти обхватив всю разом. Она с томлением ощутила, как его большие пальцы снизу подбираются к ее грудям и нежно поглаживают их. Она погрузила ладони в его густые золотые волосы и опустила лицо во впадину на своей груди. Сквозь футболку ее кожу обдало горячее влажное дыхание. Она помогла ему ликвидировать этот последний барьер. Его пальцы с наслаждением ласкали ее гладкую кожу, исследуя каждый дюйм от шеи до талии.
Затем он целовал по очереди каждую грудь. Полностью захватив ртом сосок, он втягивал его в себя. Удовольствие, рождаемое в груди, отдавалось сладостным томлением глубоко во чреве, как если бы между ними была натянута невидимая струна. Внутри нее взорвался маленький вулкан, наполнивший ее жилы кипящей лавой, затопившей все ее тело своим пылающим жидким огнем.
– О Господи.
Его стон был агонией самоотречения. Он накрыл ее груди ладонями. Губы его снова приникли к се рту. Его ненасытная жажда сдерживалась одним лишь желанием доставить ей такое же удовольствие, какое получал он от этого поцелуя. И хотя, повинуясь его языку, она целовалась так, как никогда раньше, это не было призывом, а скорее только лаской.
Он поднял голову. Пожалуй, слишком неожиданно. Она чувствовала, что он смотрит на нее. В абсолютной темноте она не могла различить его лица, но глаза и во мраке не теряли своей силы. Под их гипнотической волей она лежала не шевелясь и не издавая ни звука.
– Ничего этого не было, – резко сказал он. – Тебе понятно, Эрин? – Голос был строгий и требовательный, принуждающий ее вникнуть в то, что он говорит. – Ничего этого не было. Тебе понятно?
Она молча отрицательно покачала головой.
Но в темноте он, конечно, этого не разглядел.
V
Когда она проснулась, его уже не было. Она медленно открыла глаза и, не поворачивая головы, осмотрела комнату. За ночь в ней ничто не изменилось. Все было в точности как накануне. Изменилась только она. Все перемены произошли с ней самой.
Что она наделала? Как это могло случиться? Или она временно лишилась рассудка?
А может быть, это был ночной кошмар? Нет. Ну хорошо, пусть это было слишком приятно для кошмара, тогда, может быть, это был сладкий сон? Нет. Она все еще чувствовала на коже неуловимый запах одеколона Ланса. Ее грудь была чуточку оцарапана в тех местах, где он прижимался к ней колючими щеками. Ее тело носило на себе слишком много свидетельств их ночных объятий. Даже сейчас она могла в деталях воспроизвести все их нюансы. Это был не сон!
Ее глаза снова остановились на кресле, в котором он спал. Смятая подушка еще хранила отпечаток его головы. Эрин ощутила прилив нежности и поймала себя на том, что улыбается, вспоминая о прошедшей ночи.
Улыбка сползла с ее лица, когда она увидела небрежно брошенное на пол одеяло возле кресла. Нет сомнения, что он с таким же безразличием отбросил и мысли о ней.
Она поднесла к губам хрупкий кулак. При воспоминании о том, как она отвечала на его поцелуи, ее охватило такое чувство стыда, что она крепко зажмурилась. Господи! Да он, наверное, сегодня млеет от самодовольства. И он ведь мог легко добиться от нее… Нет!
Из ее горла вырвалось еще одно рыдание, а из-под закрытых век выкатились слезы. Она зарылась лицом в подушку.
Как это могло случиться?
Она не могла сказать в свое оправдание, что он подпоил ее, или сыграл на жалости, или принудил ее физически поддаться на его поцелуи. Он даже не соблазнял ее никакими ласковыми словами. Он вообще ничего не говорил! Он просто подошел к ней в темноте, дотронулся до нее и поцеловал, а она больше чем охотно дала ему то, что он просил, и готова была на большее.
Она жалобно застонала от унизительных воспоминаний о том, как он жадным ртом хватал ее груди. Нет. Ничего он не хватал, и рот у него совсем не жадный. Ее унижение усугублялось тем, что при каждой мысли о ночи тело ее начинало ныть от желания.
Она не станет больше думать об этом. Будет лучше, если она станет воспринимать это как бы со стороны. Для него это было не более чем шалости в темноте. Она не покажет виду, что для нее это нечто большее. Поднимаясь с дивана, она вдруг заметила, что грудь по-прежнему открыта, и после отчаянных поисков обнаружила футболку за диваном.
Она тихонько подошла к двери и прислушалась. Из глубины дома не доносилось ни звука. Выйдя из кабинета, она направилась в крохотный туалет, в котором умывалась на ночь. Вспомнив, как Ланс застал ее в той неудобной позе с задранной майкой, она поежилась от смущения. В действительности каждая мысль о Лансе Баррете вызывала в ней прилив горячего возбуждения.
– А, вот ты где, – сказала Мелани, когда Эрин выходила из туалетной комнаты. Ее невестка стояла в дверях кабинета.
– Доброе утро, – пробормотала Эрин в надежде, что Мелани не заметит на ее лице виноватого выражения.
Да что она ведет себя как последняя идиотка! Что, в конце концов, случилось? Невинные ласки, только и всего.
– Я пришла тебя спасать, – загадочно проговорила Мелани. – Я уговорила Майка позволить тебе подняться и принять настоящую ванну. А потом мы с тобой вместе позавтракаем.
– А как же генерал Баррет? Он не сочтет меня находящейся в самовольной отлучке?
– Да он, может, и не узнает, – пропела Мелани. – Его здесь нет. Пошли.
Мелани захотела помочь Эрин вытащить чемоданы и сейчас же увлекла ее вверх по лестнице, проводив в небольшую, но уютную гостевую спальню.
Комната была обставлена белой плетеной мебелью, которая приятно сочеталась со светло-зелеными стенами. Покрывало и занавески были с веселым цветочным рисунком. В дальнем углу стояло бело – зеленое полосатое кресло.
– Ванная вон за той дверью, – сказала Мелани. – Я все проверила, но если что-нибудь упустила, покричи мне.
– Спасибо, Мелани. Все прекрасно. Я быстро.
– Из-за меня не спеши, – сказала Мелани.
– Да я не из-за тебя, а из-за мистера Баррета.
Мелани хихикнула и, закрыв за собой дверь, удалилась.
Ванна была просто божественна, и в горячей, пенной, ароматной воде она разнежилась. Она уговаривала себя не очень усердствовать сегодня со своим лицом, но в результате сделала все наоборот.
Она высушила волосы феном, искусно работая щеткой так, чтобы создать на голове художественный беспорядок. Из одежды выбрала юбку защитного цвета и хлопчатобумажную клетчатую блузку в приглушенных голубых и темно-красных тонах. На ноги надела темно-синие кожаные туфли на деревянных каблуках.
Единственным ее украшением, помимо золотых часов и бриллиантового кольца Барта, были маленькие золотые сережки-кольца. Она выглядела хладнокровной и абсолютно уверенной в себе.
Эта уверенность улетучилась, едва она услышала, когда спускалась по лестнице, доносившийся из кухни голос Ланса Баррета. Сердце ее забилось, ноги подкосились, и она инстинктивно схватилась рукой за перила.
– Эй, Ланс, это ты?
Она узнала голос Майка.
– Да.
– Тебе звонит Чарли Хиггинс.
– Иду.
Раздались торопливые шаги, он, видимо, прошел в гостиную. Что он ей скажет сегодня? А что ему скажет она? Она ни на минуту не сомневалась, что он не забыл того, что произошло между ними в ночной темноте, хотя и велел ей выкинуть все из головы. Как она может забыть те несколько прекрасных мгновений, когда она ощутила в мужских объятиях верх блаженства? При воспоминании о его ласках в ней снова оживало волнение, подобно повторным подземным толчкам при землетрясении.
Все равно рано или поздно придется встретиться с ним лицом к лицу, так почему бы не теперь? Она сделала несколько шагов по лестнице и в нерешительности остановилась на нижней ступеньке, откуда ей была видна гостиная. Ланс стоял у телефона, зажав трубку между плечом и подбородком. Он делал какие-то пометки в блокноте.
Она ожидала увидеть его одетым как накануне: серые брюки, белая рубашка – униформа всех правительственных агентов. Но ее взору предстало нечто совсем иное.
На нем были лишь короткие серые шорты и кроссовки. Больше ничего. Нагнувшись над столом и делая записи на листке, который слегка намок от его потной руки, он нетерпеливо поправлял очки, соскальзывающие со вспотевшей переносицы. Наконец он с раздражением сдернул их вовсе и швырнул на стол, а сам продолжал отчаянно строчить.
Эрин не знала, сколько времени она стояла так, неподвижно уставившись на него, словно была загипнотизирована видом его великолепного тела. Теперь ей было ясно, откуда у него такая прекрасная спортивная форма. Если он каждое утро совершает пробежки – а, судя по его виду, дистанция была немаленькая, – то понятно, откуда такое собранное тело.
Его ноги и руки были крепкие и жилистые. Широкие плечи венчали впечатляющую грудь, покрытую светло-коричневой растительностью, сейчас превратившуюся в мокрые завитки. Эрин беззастенчиво смотрела на полоску волос, идущую от грудной клетки вниз, через плоский живот, и теряющуюся где-то под резинкой шорт. Его ровный, без контрастных участков, загар странным образом приводил ее в смущение. И в еще большее смущение приводило то, что под шортами явно угадывалась мужская сила.
– Нет, я полагаю, этого достаточно, – сказал он уверенно. – Если мне будет нужно что-нибудь еще, я позвоню. Спасибо, Чарли. С меня причитается.
Повесив трубку, он еще несколько секунд что-то записывал, после чего выпрямился в полный рост.
Он не сразу заметил, что она стоит на лестнице и смотрит на него. Откровенным взглядом он смерил ее фигуру сверху донизу и обратно. На какую-то долю секунды глаза их встретились, и у Эрин перехватило дыхание. Она удивилась, что он быстро отвел взгляд. Где же самодовольная насмешливость, которую она приготовилась увидеть?
Она решительно вошла в комнату и остановилась перед письменным столом. Он наконец поднял глаза и посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом.
– Вы рано поднялись.
– Вы тоже, – ответила она. – Вы всегда так начинаете свой день? – спросила она, кивая на его спортивный вид.
– Да, стараюсь каждое утро пробежать хотя бы несколько миль.
Почему он говорит такими отрывистыми фразами? Он явно не склонен заводить с ней разговор, а только из вежливости отвечает на вопросы. В его глазах она не смогла прочесть ничего из того, что ей так отчаянно хотелось знать.
– На улице не холодно?
Он пожал плечами, отчего все мышцы у него заиграли, и Эрин с усилием отвела взор от его мощного торса.
– Поначалу бывает прохладно, но я быстро разогреваюсь. Вообще-то я вышел в куртке. Оставил ее на крыльце. Ребята из того дома сказали мне, что меня спрашивал Майк.
Тыльной стороной ладони он смахнул пот с бровей и вытер руку о шорты. Движения были машинальные, и было видно, что мысли его заняты чем-то.
– Я вас обрадую: ваши показания подтверждены.
Он сказал это как бы между прочим, будто это не имело никакого значения. Она с удивлением взглянула на него, но лицо его застыло, как маска.
– Вечером я звонил приятелю в Хьюстон, и он взялся за это дело. Что не смог сделать вчера, выяснил сейчас, утром. Теперь мы о вас знаем все, мисс О'Ши.
Он вернулся к официальному обращению, и это задело Эрин. Прошлой ночью, перед тем как вернуться в свое кресло, он шептал в темноте ее имя, и от этого звука ее пробирала дрожь. А он этого и не помнит.
– Мы даже знаем, что мусор у вашего дома забирают по вторникам и пятницам. Надеюсь, вы не забыли выставить его перед отъездом сюда?
Это что, такие шутки? Что-то не похоже, он даже не улыбается, подумала она. Он и на нее – то не смотрит – глаза бегают по комнате, останавливаясь то на одном предмете, то на другом. Если он и смотрел на нее, то это были лишь короткие скользящие взгляды. С того момента, как она вошла в комнату, он ни разу не взглянул ей прямо я лицо.
– И вы, конечно, можете быть свободны, – сказал он небрежно.
Почему он ведет себя так, будто между ними ничего не произошло? Почему не улыбается, не дразнит, не мучает ее? Почему не просит прощения? Почему он ничего этого не делает?
– Мне жаль, если я причинил вам неудобства.
Может быть, если бы он не сказал этой последней фразы, она бы так и ушла, навечно озадаченная этим загадочным человеком, с которым судьба свела ее на один день в Сан-Франциско. Но именно эта небрежная фраза вывела ее из себя. Ее недоумение уступило место кипящей злости, и она обрушилась на него.
– Полагаю, все ваши поступки были продиктованы интересами дела!
Он сразу понял, на что она намекает, и Эрин увидела, что злость бывает заразительна.
– Так точно, – ответил он.
Вчера она набросилась на него за то, что он так грубо с ней обращается. Оказывается, это было только начало. Она и не подозревала, какую меру падения он ей уготовил. Глаза ее обожгли его, как раскаленные угли.
– Вы… – начала она.
– Миссис Лайман ждет вас завтракать. Она приготовила что-то необыкновенное, – сказал Майк, с улыбкой входя в комнату.
Он не дал Эрин произнести тщательно подбираемый эпитет – иными словами, ее лишили возможности осквернить слух мистера Баррета и поколебать его неприступное равнодушие.
– Мы здесь не для того, чтобы есть, – оборвал Ланс несчастного Майка, и под холодными голубыми глазами босса улыбка сползла с его лица.
– Нет, конечно, сэр, – быстро ответил он. – Только она старалась… и она говорит… – Он нервно облизнул губы. Взгляд Ланса не смягчился ни на йоту. Майк выдернул из-за пояса салфетку и спросил:
– У тебя сейчас есть для меня какие-нибудь дела, Ланс?
Ланс сделал шумный выдох и нервно запустил пальцы во все еще слипшиеся от пота волосы.
– Нет. Иди, завтракай. Я пойду в дом напротив привести себя в порядок. После этого мне надо сделать пару звонков, но если я тебе понадоблюсь, позови. Мне потребуется не больше часа на все.
С этими словами он вышел из-за письменного стола и, не глядя на Эрин и даже не повернув головы в ее сторону, вышел. Минуту она стояла не двигаясь, ошеломленная и злая, пока не раздался смущенный голос Майка:
– Миссис Лайман вас ждет. Я, кажется, уже сыт.
Ланс запугал его своим повелительным тоном.
Ланс Баррет умел воздействовать на людей!
* * *
Мелани оказалась превосходной кулинаркой, но, отдавая должное роскошному завтраку, Эрин не переставала думать о том, что делать дальше. Она не знала, как быть.
Хотела она того или нет, она оказалась втянутой в жизнь своего брата, а он сейчас был в страшной беде. Он никогда уже не будет таким, как прежде. Либо его посадят в тюрьму на многие годы, либо на него ляжет не меньший позор. Вчера он был для нее только именем на бумаге, надеждой, перспективой. Сегодня он стал живым человеком с реальными проблемами, и она не может отвернуться от него, единственного родного ей человека, в минуту, когда он больше всего нуждается в поддержке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Его раздражение по поводу расследуемого дела было очевидным, и Эрин почувствовала угрызения совести, что лишь добавила ему головной боли.
И мягко спросила:
– А я? Вы думаете, что я убийца с ангельским лицом и явилась со своей жалостливой историей, чтобы завоевать расположение бедной девочки, а затем убрать ее?
После долгой паузы он признался:
– Мне приходило это в голову.
– Ясно, – прошептала она.
От всего, что она только что услышала, голова шла кругом и стала, казалось, слишком легкой, чтобы удерживаться на подушке. Она беспокойно металась по узкому дивану, пытаясь найти удобное положение, в котором смогла бы погрузиться в столь нужный ей сон. Наконец, уставшая от бессонницы, она легла на спину и закинула руки за голову.
То ли ей послышался легкий шелест одежды, то ли хруст его коленок, опустившихся на пол возле ее дивана, но она вдруг поняла, что он уже не лежит в своем кресле. Он оказался так близ – ко, что она ощущала жар его тела. Она лежала совершенно неподвижно, боясь даже моргнуть.
– Не знаю, ни кто ты, ни что ты, но ты точно не убийца. – Голос его был хриплым от возбуждения, но у нее не было времени размышлять над этим, потому что его губы сомкнулись с ее.
Не легкий ли вздох удовольствия слетел с ее губ? И не был ли поворот ее головы жестом горячей мольбы? Почему его губы вдруг на миг задержались, отодвинувшись от ее губ, чтобы затем снова слиться с ними в глубоком поцелуе?
Темнота, окутавшая их, поглотила и враждебность, и настороженность, и подозрительность, и обиду, которые стояли между ними. Под этим черным бархатным покровом, где не выносятся суждения и не хранятся секреты, они забыли себя. Различия между ними стали казаться незначительными, они просто перестали существовать. Они стали просто двое. Мужчина и женщина, объединенные взаимным притяжением, жаждой столь же непреодолимой, сколь и не поддающейся определению.
Под его губами губы Эрин стали мягкими и нежными и в нетерпении приоткрылись. Он пробовал, смаковал, запоминал ее своими губами, зубами, языком, пока она со вздохом не произнесла его имени.
Сами собой ее руки скользнули вниз, и она обхватила его голову. Он осыпал ее шею горячими страстными поцелуями. Его руки ощупали ее тело, почти обхватив всю разом. Она с томлением ощутила, как его большие пальцы снизу подбираются к ее грудям и нежно поглаживают их. Она погрузила ладони в его густые золотые волосы и опустила лицо во впадину на своей груди. Сквозь футболку ее кожу обдало горячее влажное дыхание. Она помогла ему ликвидировать этот последний барьер. Его пальцы с наслаждением ласкали ее гладкую кожу, исследуя каждый дюйм от шеи до талии.
Затем он целовал по очереди каждую грудь. Полностью захватив ртом сосок, он втягивал его в себя. Удовольствие, рождаемое в груди, отдавалось сладостным томлением глубоко во чреве, как если бы между ними была натянута невидимая струна. Внутри нее взорвался маленький вулкан, наполнивший ее жилы кипящей лавой, затопившей все ее тело своим пылающим жидким огнем.
– О Господи.
Его стон был агонией самоотречения. Он накрыл ее груди ладонями. Губы его снова приникли к се рту. Его ненасытная жажда сдерживалась одним лишь желанием доставить ей такое же удовольствие, какое получал он от этого поцелуя. И хотя, повинуясь его языку, она целовалась так, как никогда раньше, это не было призывом, а скорее только лаской.
Он поднял голову. Пожалуй, слишком неожиданно. Она чувствовала, что он смотрит на нее. В абсолютной темноте она не могла различить его лица, но глаза и во мраке не теряли своей силы. Под их гипнотической волей она лежала не шевелясь и не издавая ни звука.
– Ничего этого не было, – резко сказал он. – Тебе понятно, Эрин? – Голос был строгий и требовательный, принуждающий ее вникнуть в то, что он говорит. – Ничего этого не было. Тебе понятно?
Она молча отрицательно покачала головой.
Но в темноте он, конечно, этого не разглядел.
V
Когда она проснулась, его уже не было. Она медленно открыла глаза и, не поворачивая головы, осмотрела комнату. За ночь в ней ничто не изменилось. Все было в точности как накануне. Изменилась только она. Все перемены произошли с ней самой.
Что она наделала? Как это могло случиться? Или она временно лишилась рассудка?
А может быть, это был ночной кошмар? Нет. Ну хорошо, пусть это было слишком приятно для кошмара, тогда, может быть, это был сладкий сон? Нет. Она все еще чувствовала на коже неуловимый запах одеколона Ланса. Ее грудь была чуточку оцарапана в тех местах, где он прижимался к ней колючими щеками. Ее тело носило на себе слишком много свидетельств их ночных объятий. Даже сейчас она могла в деталях воспроизвести все их нюансы. Это был не сон!
Ее глаза снова остановились на кресле, в котором он спал. Смятая подушка еще хранила отпечаток его головы. Эрин ощутила прилив нежности и поймала себя на том, что улыбается, вспоминая о прошедшей ночи.
Улыбка сползла с ее лица, когда она увидела небрежно брошенное на пол одеяло возле кресла. Нет сомнения, что он с таким же безразличием отбросил и мысли о ней.
Она поднесла к губам хрупкий кулак. При воспоминании о том, как она отвечала на его поцелуи, ее охватило такое чувство стыда, что она крепко зажмурилась. Господи! Да он, наверное, сегодня млеет от самодовольства. И он ведь мог легко добиться от нее… Нет!
Из ее горла вырвалось еще одно рыдание, а из-под закрытых век выкатились слезы. Она зарылась лицом в подушку.
Как это могло случиться?
Она не могла сказать в свое оправдание, что он подпоил ее, или сыграл на жалости, или принудил ее физически поддаться на его поцелуи. Он даже не соблазнял ее никакими ласковыми словами. Он вообще ничего не говорил! Он просто подошел к ней в темноте, дотронулся до нее и поцеловал, а она больше чем охотно дала ему то, что он просил, и готова была на большее.
Она жалобно застонала от унизительных воспоминаний о том, как он жадным ртом хватал ее груди. Нет. Ничего он не хватал, и рот у него совсем не жадный. Ее унижение усугублялось тем, что при каждой мысли о ночи тело ее начинало ныть от желания.
Она не станет больше думать об этом. Будет лучше, если она станет воспринимать это как бы со стороны. Для него это было не более чем шалости в темноте. Она не покажет виду, что для нее это нечто большее. Поднимаясь с дивана, она вдруг заметила, что грудь по-прежнему открыта, и после отчаянных поисков обнаружила футболку за диваном.
Она тихонько подошла к двери и прислушалась. Из глубины дома не доносилось ни звука. Выйдя из кабинета, она направилась в крохотный туалет, в котором умывалась на ночь. Вспомнив, как Ланс застал ее в той неудобной позе с задранной майкой, она поежилась от смущения. В действительности каждая мысль о Лансе Баррете вызывала в ней прилив горячего возбуждения.
– А, вот ты где, – сказала Мелани, когда Эрин выходила из туалетной комнаты. Ее невестка стояла в дверях кабинета.
– Доброе утро, – пробормотала Эрин в надежде, что Мелани не заметит на ее лице виноватого выражения.
Да что она ведет себя как последняя идиотка! Что, в конце концов, случилось? Невинные ласки, только и всего.
– Я пришла тебя спасать, – загадочно проговорила Мелани. – Я уговорила Майка позволить тебе подняться и принять настоящую ванну. А потом мы с тобой вместе позавтракаем.
– А как же генерал Баррет? Он не сочтет меня находящейся в самовольной отлучке?
– Да он, может, и не узнает, – пропела Мелани. – Его здесь нет. Пошли.
Мелани захотела помочь Эрин вытащить чемоданы и сейчас же увлекла ее вверх по лестнице, проводив в небольшую, но уютную гостевую спальню.
Комната была обставлена белой плетеной мебелью, которая приятно сочеталась со светло-зелеными стенами. Покрывало и занавески были с веселым цветочным рисунком. В дальнем углу стояло бело – зеленое полосатое кресло.
– Ванная вон за той дверью, – сказала Мелани. – Я все проверила, но если что-нибудь упустила, покричи мне.
– Спасибо, Мелани. Все прекрасно. Я быстро.
– Из-за меня не спеши, – сказала Мелани.
– Да я не из-за тебя, а из-за мистера Баррета.
Мелани хихикнула и, закрыв за собой дверь, удалилась.
Ванна была просто божественна, и в горячей, пенной, ароматной воде она разнежилась. Она уговаривала себя не очень усердствовать сегодня со своим лицом, но в результате сделала все наоборот.
Она высушила волосы феном, искусно работая щеткой так, чтобы создать на голове художественный беспорядок. Из одежды выбрала юбку защитного цвета и хлопчатобумажную клетчатую блузку в приглушенных голубых и темно-красных тонах. На ноги надела темно-синие кожаные туфли на деревянных каблуках.
Единственным ее украшением, помимо золотых часов и бриллиантового кольца Барта, были маленькие золотые сережки-кольца. Она выглядела хладнокровной и абсолютно уверенной в себе.
Эта уверенность улетучилась, едва она услышала, когда спускалась по лестнице, доносившийся из кухни голос Ланса Баррета. Сердце ее забилось, ноги подкосились, и она инстинктивно схватилась рукой за перила.
– Эй, Ланс, это ты?
Она узнала голос Майка.
– Да.
– Тебе звонит Чарли Хиггинс.
– Иду.
Раздались торопливые шаги, он, видимо, прошел в гостиную. Что он ей скажет сегодня? А что ему скажет она? Она ни на минуту не сомневалась, что он не забыл того, что произошло между ними в ночной темноте, хотя и велел ей выкинуть все из головы. Как она может забыть те несколько прекрасных мгновений, когда она ощутила в мужских объятиях верх блаженства? При воспоминании о его ласках в ней снова оживало волнение, подобно повторным подземным толчкам при землетрясении.
Все равно рано или поздно придется встретиться с ним лицом к лицу, так почему бы не теперь? Она сделала несколько шагов по лестнице и в нерешительности остановилась на нижней ступеньке, откуда ей была видна гостиная. Ланс стоял у телефона, зажав трубку между плечом и подбородком. Он делал какие-то пометки в блокноте.
Она ожидала увидеть его одетым как накануне: серые брюки, белая рубашка – униформа всех правительственных агентов. Но ее взору предстало нечто совсем иное.
На нем были лишь короткие серые шорты и кроссовки. Больше ничего. Нагнувшись над столом и делая записи на листке, который слегка намок от его потной руки, он нетерпеливо поправлял очки, соскальзывающие со вспотевшей переносицы. Наконец он с раздражением сдернул их вовсе и швырнул на стол, а сам продолжал отчаянно строчить.
Эрин не знала, сколько времени она стояла так, неподвижно уставившись на него, словно была загипнотизирована видом его великолепного тела. Теперь ей было ясно, откуда у него такая прекрасная спортивная форма. Если он каждое утро совершает пробежки – а, судя по его виду, дистанция была немаленькая, – то понятно, откуда такое собранное тело.
Его ноги и руки были крепкие и жилистые. Широкие плечи венчали впечатляющую грудь, покрытую светло-коричневой растительностью, сейчас превратившуюся в мокрые завитки. Эрин беззастенчиво смотрела на полоску волос, идущую от грудной клетки вниз, через плоский живот, и теряющуюся где-то под резинкой шорт. Его ровный, без контрастных участков, загар странным образом приводил ее в смущение. И в еще большее смущение приводило то, что под шортами явно угадывалась мужская сила.
– Нет, я полагаю, этого достаточно, – сказал он уверенно. – Если мне будет нужно что-нибудь еще, я позвоню. Спасибо, Чарли. С меня причитается.
Повесив трубку, он еще несколько секунд что-то записывал, после чего выпрямился в полный рост.
Он не сразу заметил, что она стоит на лестнице и смотрит на него. Откровенным взглядом он смерил ее фигуру сверху донизу и обратно. На какую-то долю секунды глаза их встретились, и у Эрин перехватило дыхание. Она удивилась, что он быстро отвел взгляд. Где же самодовольная насмешливость, которую она приготовилась увидеть?
Она решительно вошла в комнату и остановилась перед письменным столом. Он наконец поднял глаза и посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом.
– Вы рано поднялись.
– Вы тоже, – ответила она. – Вы всегда так начинаете свой день? – спросила она, кивая на его спортивный вид.
– Да, стараюсь каждое утро пробежать хотя бы несколько миль.
Почему он говорит такими отрывистыми фразами? Он явно не склонен заводить с ней разговор, а только из вежливости отвечает на вопросы. В его глазах она не смогла прочесть ничего из того, что ей так отчаянно хотелось знать.
– На улице не холодно?
Он пожал плечами, отчего все мышцы у него заиграли, и Эрин с усилием отвела взор от его мощного торса.
– Поначалу бывает прохладно, но я быстро разогреваюсь. Вообще-то я вышел в куртке. Оставил ее на крыльце. Ребята из того дома сказали мне, что меня спрашивал Майк.
Тыльной стороной ладони он смахнул пот с бровей и вытер руку о шорты. Движения были машинальные, и было видно, что мысли его заняты чем-то.
– Я вас обрадую: ваши показания подтверждены.
Он сказал это как бы между прочим, будто это не имело никакого значения. Она с удивлением взглянула на него, но лицо его застыло, как маска.
– Вечером я звонил приятелю в Хьюстон, и он взялся за это дело. Что не смог сделать вчера, выяснил сейчас, утром. Теперь мы о вас знаем все, мисс О'Ши.
Он вернулся к официальному обращению, и это задело Эрин. Прошлой ночью, перед тем как вернуться в свое кресло, он шептал в темноте ее имя, и от этого звука ее пробирала дрожь. А он этого и не помнит.
– Мы даже знаем, что мусор у вашего дома забирают по вторникам и пятницам. Надеюсь, вы не забыли выставить его перед отъездом сюда?
Это что, такие шутки? Что-то не похоже, он даже не улыбается, подумала она. Он и на нее – то не смотрит – глаза бегают по комнате, останавливаясь то на одном предмете, то на другом. Если он и смотрел на нее, то это были лишь короткие скользящие взгляды. С того момента, как она вошла в комнату, он ни разу не взглянул ей прямо я лицо.
– И вы, конечно, можете быть свободны, – сказал он небрежно.
Почему он ведет себя так, будто между ними ничего не произошло? Почему не улыбается, не дразнит, не мучает ее? Почему не просит прощения? Почему он ничего этого не делает?
– Мне жаль, если я причинил вам неудобства.
Может быть, если бы он не сказал этой последней фразы, она бы так и ушла, навечно озадаченная этим загадочным человеком, с которым судьба свела ее на один день в Сан-Франциско. Но именно эта небрежная фраза вывела ее из себя. Ее недоумение уступило место кипящей злости, и она обрушилась на него.
– Полагаю, все ваши поступки были продиктованы интересами дела!
Он сразу понял, на что она намекает, и Эрин увидела, что злость бывает заразительна.
– Так точно, – ответил он.
Вчера она набросилась на него за то, что он так грубо с ней обращается. Оказывается, это было только начало. Она и не подозревала, какую меру падения он ей уготовил. Глаза ее обожгли его, как раскаленные угли.
– Вы… – начала она.
– Миссис Лайман ждет вас завтракать. Она приготовила что-то необыкновенное, – сказал Майк, с улыбкой входя в комнату.
Он не дал Эрин произнести тщательно подбираемый эпитет – иными словами, ее лишили возможности осквернить слух мистера Баррета и поколебать его неприступное равнодушие.
– Мы здесь не для того, чтобы есть, – оборвал Ланс несчастного Майка, и под холодными голубыми глазами босса улыбка сползла с его лица.
– Нет, конечно, сэр, – быстро ответил он. – Только она старалась… и она говорит… – Он нервно облизнул губы. Взгляд Ланса не смягчился ни на йоту. Майк выдернул из-за пояса салфетку и спросил:
– У тебя сейчас есть для меня какие-нибудь дела, Ланс?
Ланс сделал шумный выдох и нервно запустил пальцы во все еще слипшиеся от пота волосы.
– Нет. Иди, завтракай. Я пойду в дом напротив привести себя в порядок. После этого мне надо сделать пару звонков, но если я тебе понадоблюсь, позови. Мне потребуется не больше часа на все.
С этими словами он вышел из-за письменного стола и, не глядя на Эрин и даже не повернув головы в ее сторону, вышел. Минуту она стояла не двигаясь, ошеломленная и злая, пока не раздался смущенный голос Майка:
– Миссис Лайман вас ждет. Я, кажется, уже сыт.
Ланс запугал его своим повелительным тоном.
Ланс Баррет умел воздействовать на людей!
* * *
Мелани оказалась превосходной кулинаркой, но, отдавая должное роскошному завтраку, Эрин не переставала думать о том, что делать дальше. Она не знала, как быть.
Хотела она того или нет, она оказалась втянутой в жизнь своего брата, а он сейчас был в страшной беде. Он никогда уже не будет таким, как прежде. Либо его посадят в тюрьму на многие годы, либо на него ляжет не меньший позор. Вчера он был для нее только именем на бумаге, надеждой, перспективой. Сегодня он стал живым человеком с реальными проблемами, и она не может отвернуться от него, единственного родного ей человека, в минуту, когда он больше всего нуждается в поддержке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19