один – орал, второй – хрипел, третий – стонал, четвёртый – визжал…
– Позвольте развязать его? – дрожащим голосом спросил Илья Ильич. – Соседи подумают… у меня репутация…
– Освобождайте преступника!
Парикмахер в отставке суетливыми движениями развязал Робика и получил удар кулаком по голове.
– Мальчик, видимо, немного поразвлекся, – насмешливо констатировал Гордей Васильевич.
А Робик с тем же воооооооООООООООплем бросился на деда, но тот схватил его за ухо и приподнял так, что внук стоял на цыпочках, боясь шевельнуться.
– Здесь вопить прекрати. Иди вопить домой. Там, кстати, тебя и пожалеют, хотя вряд ли смогут утешить.
Робик умчался с небольшим воооплем. Потирая голову, Илья Ильич участливо поинтересовался:
– Что теперь будет с бедным мальчиком?
– Жизнь будет продолжаться своим чередом, – философски произнес Гордей Васильевич. – А у нас в семье сейчас будет скандальчик. Да ещё какой. Под прекрасной-то шевелюрой обнаружилось – что? Обыкновенная дыня!
– Что вас вынудило к этому? – Илья Ильич всё ещё не мог прийти в себя.
– Сложные и глубокие раздумья и переживания. Кроме того, стыд и ощущение позора. Задавив в себе жалость и не найдя другого выхода, я решился на… процедуру. Спасибо вам, дорогой Илья Ильич, за помощь, а внука моего извините за рукоприкладство. Спокойной ночи.
Не сочтите, уважаемые читатели, что я выдаю поступок Гордея Васильевича за образец. Да он и сам не был до конца уверен, что совершил педагогически правильное мероприятие, но терпение его истощилось. Кроме того, в своем безобразном поведении плохие люди никогда не задумываются над последствиями, – так почему, наказывая их, надо учитывать, какое это произведет на них впечатление?
Тут в квартиру Ильи Ильича ворвалась Робикова мама, вся в слезах и драгоценностях, громко и достаточно истерически рыдая. Она стала складывать прекрасные сыновьи волосы (Илья Ильич бросился помогать) в урну, похожую на вазу, и сквозь рыдания бормотала:
– И-и-изувер… и-и-изверг… и-и-истязатель… я тебе этого не прощу этого… так и-и-изуродовать ребёнка… у-у-уничтожитель красоты…
– Отрастут, – спокойно сказал Гордей Васильевич. – Раньше он был изувером, извергом, истязателем. Хватит. Поизуверствовал, поизвергал, поистязал. Пора и прекратить. Идём домой, доченька. Там порыдаешь,
К их возвращению Робик практически выорался, только всхлипывал, лежа на тахте.
Папа сидел у него в ногах, бормотал:
– Успокойся, успокойся, успокойся… мы с мамой что-нибудь придумаем… походишь пока в английском беретике… Гордей Васильевич, вы хотя бы отдаёте себе отчет в том, ЧТО вы натворили?
– Честно говоря, не совсем, – признался Гордей Васильевич. – Я не настаиваю на абсолютности своей правоты. Зато я сверхабсолютно убежден, что ваш сынок, являющийся, к сожалению, и моим внуком, растёт редкостным обормотом. А вы и я поддерживаем развитие его обормотизма. Вот я и попробовал кое-что предпринять. Может быть, цель оправдает средство.
Мама хотела погладить голову любимого Робика, но в испуге отдёрнула руку и воскликнула:
– Дыня!
– Жаль! Очень жаль! – насмешливо воскликнул Гордей Васильевич. – Ведь у него всё импортное, а череп оказался в форме отечественной дыни.
– Дурак, дурак, дурак! – сипло выкрикнул Робик.
– Конечно, конечно, конечно! – ответил дед вроде бы серьёзно. – Всю жизнь занимаюсь, понимаете ли, всякими глупостями. – Голос его вдруг загремел. – Во время войны, например, спас сотни людей! Сейчас СДУРУ занимаюсь научной работой, чтобы дети не вырастали обормотами! – Он грозно встал. – А собственный внук растёт обормотом! Займитесь-ка своим ребеночком, дорогие родители, пока не поздно. Кстати! – вспомнил он, уже подойдя к дверям, вернулся, достал из карманов Робика, сколько тот ни сопротивлялся, зажигалку и сигареты. – Спокойной ночи… малыши! – И дед удалился.
Ну, а теперь, уважаемые читатели, нам предстоит посмотреть, что и как бывает с генерал-лейтенантом в отставке, когда он вернется в детство.
Готовя себе завтрак, Илларион Венедиктович загрустил, вернее, очень опечалился. И не подумайте, из-за того, мол, что стал маленьким. Нет-нет, он по-прежнему верил, что должен был вернуться в детство, где у него много дел. Да вот беда: ведь у него сейчас были всего одни трусики! Даже тапочек не было. Во дворе в таком виде появиться ещё можно, а вот в город, тем более вечером, уже не выйдешь. К тому же предстояла схватка с бандитами…
Но ещё больше Иллариона Венедиктовича тревожила мысль: а вдруг он обещал Вовику встретиться сегодня в семь ноль-ноль? А ведь Вовика сегодня бандиты собираются похитить! Надо его предупредить, помочь…
Размышляя над всем этим, Илларион Венедиктович сделал то, чего ему никак нельзя было делать, но что вдоволь было дозволено мальчику Лапе, – полакомился малосольными огурчиками!
Настроение улучшилось. Сейчас главная задача – найти себе сообщника, друга, помощника среди мальчишек, такого, которому можно было бы всё или хотя бы почти всё доверить. Второе: сообщить о своем чудесном превращении старым друзьям, порадовать их, посоветоваться. Третье: разработать подробный план действий на сегодня. Ведь лиха беда начало. Четвертое: обзавестись одеждой и обувью. А это совсем просто – пойти в магазин и купить всё необходимое.
На предполагаемую встречу с Вовиком Илларион Венедиктович отправится сейчас совершенно спокойно: прохожих в такой ранний час мало, да и нет ничего особенного в том, что по улице в трусиках и босиком бежит мальчик, – молодец!
А ему хотелось именно бежать, и притом вприпрыжку, как он не бегал этак более полувека с лишним.
Конечно, самый рациональный вариант – рассказать Вовику обо всём, но… Эх, если бы Илларион Венедиктович знал, как изменился за последние дни бывший дармоезд, он бы без колебаний взял его в сообщники!
Перед выходом Илларион Венедиктович решил просмотреть почту. В ней оказалось письмо от его младшего сына Романа. Если вы помните, уважаемые читатели, он был актёром и очень походил на отца (обстоятельство, которое сыграет существенную роль в нашем повествовании).
«Мне поручили роль генерал-лейтенанта в отставке, – сообщал Роман, – в многосерийном телевизионном фильме. Вот я и решил совместить приятное с полезным: и у тебя пожить, и понаблюдать, какими вы, ветераны, в жизни бываете, порасспрашивать тебя и Гордея Васильевича. Сейчас я на гастролях, о дне прибытия извещу телеграммой. И ещё новость: прибуду с невестой!»
Обратного адреса на конверте и в письме не было, а почтовый штемпель был оттиснут небрежно.
Илларион Венедиктович подошёл к зеркалу, с любопытством поразглядывал Лапу и сказал ему:
– Ты, я вижу, весьма доволен, что снова появился на свет, чтобы пережить повторное детство. Конечно, на твоем пути возникнет немало осложнений, но… Всё надо делать по порядку. Сейчас – к Вовику.
Ключ от квартиры пришлось держать в зажатом кулаке.
Легко бежал по утреннему городу Илларион Венедиктович, быстро бежал, потому что было холодновато, с трудом удерживаясь от желания запеть или радостно закричать.
Детство! Вот оно, оказывается, какое! На душе беззаботно, всё представляется исполнимым! А сколько ещё всего впереди! Даже сегодня! От одного воспоминания о встрече с бандитами кулаки радостно сжимаются!
Он забыл даже о том, как будет вести себя с Вовиком. Да и чего тут думать? Они же оба – дети! Договорятся!
Жаль, уважаемые читатели, ах, как жаль, как обидно, иногда и злость, как говорится, берет, что дети не ценят детства! Особенно лентяи и всякого рода безобразники. Ненавижу, скажу прямо, тех, которые, например, обижают маленьких и слабых. Кто в детстве обижателем растёт, тот и взрослым точно таким же будет. Жадюг ещё ненавижу! А как прикажете относиться к тем, кто не уважает стариков и старушек?
Конечно, детство состоит не из одних только радостей, бывает в нём много неприятного и несправедливого. Надо уметь это переносить стойко, достойно, а самое главное: уже в детстве надо привыкнуть, чтобы обязанности твои были тебе не в тягость, а привычным, необходимым и радостным делом. Самая же большая радость – помогать и маленьким, и большим.
Но если бы меня спросили, что наиболее важно не упустить в детстве, я бы ответил: природы. Это простая, но великая истина.
Чем больше человек в детстве связан с природой, чем он ближе к ней, тем раньше он поймёт, что без любви к природе нельзя вырасти человеком, живущим интересной, разнообразной, полной впечатлений и приключений жизнью.
И хотя я, конечно, отлично знаю, что добрые советы от детского ума отскакивают как от стенки горох, но убежден: кто-нибудь к ним да прислушается, и они ему пригодятся.
Вот вам трудно, почти невозможно представить, уважаемые читатели, что и вы когда-нибудь (кстати, годы промелькнут быстро-быстренько!) станете стариками и старушками. И не пришлось бы вам пожалеть с огромным опозданием, что в детстве вы не полюбили природы, значит, жизнь провели без её чудесного влияния, и тут с вами вполне может случиться именно из-за этого беда. Может случиться так, что вы останетесь одни, немощные да ещё и больные. Тут-то природа и могла бы вам помочь. Она отблагодарила бы вас за любовь к ней ещё с детства, принесла бы вам много радостей, забвения от тяжелых дум, облегчила бы ваши недуги и прибавила бы – честное слово! – здоровья и сил!
Но вернёмся к тому, что Илларион Венедиктович, вернее, мальчик по прозвищу Лапа, ранним утром вприпрыжку мчался по городу, уже прикидывая, как бы ему с ватагой сверстников выбраться на природу! Как бы ему поскорее завести собаку, аквариум, певчих птиц! А то всё магнитофоны да проигрыватели! Ведь детство может пройти таким образом, что голосов птиц и услышать не придётся, только диски, диски, диски…
Лужа впереди! Да разве взрослый имеет возможность пробежать по луже босиком хотя бы и в городе?!
А генерал-лейтенант в отставке Самойлов Илларион Венедиктович как затопал по луже, так брызги – во все стороны и вверх, на него самого! Лужа оказалась короткой, и он несколько раз пропрыгал по ней взад-вперёд! И если бы вокруг был не город и не прохладное утро, он бы из этой лужи долго бы ещё не выходил…
От холодной воды он продрог, да и трусики вымокли, и он уже не бежал, а рвался вперёд, чуть ли не летел, забыв даже, куда и зачем несётся. Давненько, более полувека с лишним, он так не бегал!
В нем, во всём его существе сейчас необыкновенно соединились ощущение подлинного детства и наслаждение им старого человека.
Он бежал как в детстве!
Это было настолько удивительно, что Илларион Венедиктович не сразу пришёл в себя, надолго забыл от восторга, кто он такой, что с ним приключилось. А когда он всё это вспомнил, то пошёл шагом.
Именно сейчас он с некоторой тревогой понял, что ничего не имеет права предпринимать, пока не сообщит о происшедшем с ним Ивану Варфоломеевичу, ибо только тот может объяснить, каким образом старик превратился в мальчика и что с ним, мальчиком, может быть. Илларион Венедиктович вспомнил, что всё началось после того, как он в лаборатории изобретателя зверюшек-игрушек выпил стакан воды. А вода ли это была?!
«Стоп! – мысленно приказал он себе, увидев под полосатым тентом на стулике перед столиком сумрачного Вовика. – Запомни: теперь ты только Лапа!»
Илларион Венедиктович сел напротив ставшего ещё сумрачнее Вовика, который посмотрел на него самым недружелюбным взглядом, спросил:
– Ты случайно не Иллариона Венедиктовича поджидаешь?
– Его, его, как раз его! – сразу обрадовался Вовик. – А что?
– Меня Лапой звать, прозвище такое, но я предпочитаю его имени, – по-мальчишески развязно сказал Илларион Венедиктович, тщательно подбирая слова, чтобы речь его выглядела безупречно детской. – Он попросил меня, чтобы я сюда притопал ни свет ни заря и сообщил тебе, если ты, конечно, соизволишь не проспать и придешь, чтобы ты не боялся бандитов. Чтобы к двенадцати был у гаража как штык. А ты не дрейфишь?
– Так ведь я один, – грустно и немного жалобно ответил Вовик, внимательно приглядываясь и прислушиваясь к Лапе. – А они девчонку одну похищать будут, а она просила меня сопровождать её. И ещё она сказала, что предстоит неминуемая жестокая драка. А я драться не умею. Представляешь, что может получиться?
– Илларион Венедиктович категорически настаивал на том, чтобы ты сопровождал Веронику, – ещё развязнее проговорил Илларион Венедиктович, внутренне радуясь, что ни единым словом, как ему показалось, не выдал себя. – Он высказал убеждение, что ты будешь вести себя самым достойным образом и не испугаешься. Учти, что и тебя бандиты по каким-то им одним известным соображениям тоже намерены захватить.
– Me… ме… меня?!?! – ужаснулся Вовик. – По каким таким соображениям?
– Вот это мне неизвестно. Ты, главное, не дрейфь. Илларион Венедиктович принял все соответствующие меры, чтобы с тобой не случилось ничего даже в малой степени неприятного.
– А сам-то он где?
– Ну, мне он не обязан докладывать. Просил пока его не беспокоить. Дня два. Потом позвони. Координаты его у тебя, надеюсь, имеются?
Вовик уныло кивнул и обреченно махнул рукой.
– Да ты что, Вовка, раскис? – как можно веселее спросил Илларион Венедиктович. – В банде у нас свой человек. Это раз. Я сам буду участвовать в неминуемой драке с бандитами. Это два. А дед Робки-Пробки мой старый друг… Ну, не в прямом, естественно, смысле… а так… часто мы встречаемся… Он тоже намерен вмешаться в данную историю. Так что, Вовка, у тебя никаких оснований нет чего-либо опасаться. А Веронике вот слишком-то не доверяйся. Я эту особу знаю.
– Два-три! – пораженный, воскликнул Вовик.
– Что ты имеешь в виду?
– Да это я так. Вдруг футбол вспомнил. А чего ты в одних трусиках и босиком?
– А… а… – замялся Илларион Венедиктович. – Закаляюсь, представь себе! Врачи посоветовали… – И он окончательно замолк, мысленно браня себя.
– Слушай, Лапа! – позвал его Вовик. – А как ты не проспал сегодня?
– Да у меня же многолетняя привыч… – Илларион Венедиктович осекся, раздражённый тем, что никак не может полностью ощущать себя Лапой. – Привычка, знаешь ли. Значит, ты не дрейфь, приходи к гаражу. Всё будет исполнено так, как задумано! Пока!
И, быстро уходя прочь, Илларион Венедиктович голой спиной и, казалось, даже каждой пяткой чувствовал, как недоверчиво и подозрительно смотрит ему вслед Вовик.
«Ну, если так будет продолжаться и дальше, – сердито думал Илларион Венедиктович, – меня, конечно, не разоблачат, но доверия я не завоюю. Придётся мне над своей речью поработать… Теперь следующая задача – купить одежду и обувь. Босиком идти в магазин – в высшей степени глупо. И в одних трусиках… но кто его знает, может, мальчишкам такое разрешается? Главное – быть предельно похожим на мальчишку!»
И он побежал, и старческая озабоченность постепенно исчезала, сменялась детской беззаботностью. По лестнице – тоже бегом!
Дома он самым тщательным образом, хотя и торопливо, нервничая, перерыл, переворошил все шкафы и чемоданы, где могли оказаться внуковы одежды и обувь. Ничего, кроме крошечных тапочек, платьиц, рубашечек…
Машинально сняв трубку зазвонившего телефона и услышав голос Гордея Васильевича, он натужно кашлянул и услышал торопливый рассказ:
– Я вчера, Иллариоша, своего обормота остриг наголо, велел сегодня ему из дому не выходить. У меня важное совещание, и быть у гаража я никак не смогу. Но раз там не будет моего гологолового шефчика, никаких похищений не состоится. А завтра я этого Робика-Пробика отправляю в подшефный совхоз возить навоз! Неплохое начало трудовой деятельности, я полагаю. А вечером мы с тобой созвонимся… Алло?.. Алло? – с тяжелым сердцем Илларион Венедиктович слушал в трубке сердитые гудочки отбоя и не сразу положил её на место.
«Этакого-то красавца остриг наголо! – внезапно развеселился Илларион Венедиктович. – Узнаю Гордеюшку! Терпел, терпел, да и не утерпел!.. А я к гаражу обязан пойти. Обещал Вовику. Лапа слов на ветер не бросает!»
Потом звонил Иван, наАЛЛОкался вдоволь… Пожалуй, да не пожалуй, а обязательно, надо сегодня же поставить его в известность о чудесном превращении. А то он там с мышами и морскими свинками возится, а тут… Лапа может стать открытием мирового значения… Подожди, подожди… Нет, не Ивану следует об этом рассказать в первую очередь, а Гордеюшке! Он ведь предсказывает, что врагам нашим не зверюшки-игрушки нужны, а скорей всего то, что случилось с генерал-лейтенантом в отставке Самойловым!.. Но если открыться, то ведь ради чего он мечтал вернуться в детство, то и не получится! Его просто возьмут под научное наблюдение, и будет он в принципе чем-то вроде мыши или морской свинки… Юмор, конечно, здесь не к месту, тем более, что Гордеюшка вполне может быть прав в своих подозрениях насчёт импортного сына Ивана – Сержа там или Серёженьки… Но ведь редчайший биолого-психолого-педагогический эксперимент в основном-то удался!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Позвольте развязать его? – дрожащим голосом спросил Илья Ильич. – Соседи подумают… у меня репутация…
– Освобождайте преступника!
Парикмахер в отставке суетливыми движениями развязал Робика и получил удар кулаком по голове.
– Мальчик, видимо, немного поразвлекся, – насмешливо констатировал Гордей Васильевич.
А Робик с тем же воооооооООООООООплем бросился на деда, но тот схватил его за ухо и приподнял так, что внук стоял на цыпочках, боясь шевельнуться.
– Здесь вопить прекрати. Иди вопить домой. Там, кстати, тебя и пожалеют, хотя вряд ли смогут утешить.
Робик умчался с небольшим воооплем. Потирая голову, Илья Ильич участливо поинтересовался:
– Что теперь будет с бедным мальчиком?
– Жизнь будет продолжаться своим чередом, – философски произнес Гордей Васильевич. – А у нас в семье сейчас будет скандальчик. Да ещё какой. Под прекрасной-то шевелюрой обнаружилось – что? Обыкновенная дыня!
– Что вас вынудило к этому? – Илья Ильич всё ещё не мог прийти в себя.
– Сложные и глубокие раздумья и переживания. Кроме того, стыд и ощущение позора. Задавив в себе жалость и не найдя другого выхода, я решился на… процедуру. Спасибо вам, дорогой Илья Ильич, за помощь, а внука моего извините за рукоприкладство. Спокойной ночи.
Не сочтите, уважаемые читатели, что я выдаю поступок Гордея Васильевича за образец. Да он и сам не был до конца уверен, что совершил педагогически правильное мероприятие, но терпение его истощилось. Кроме того, в своем безобразном поведении плохие люди никогда не задумываются над последствиями, – так почему, наказывая их, надо учитывать, какое это произведет на них впечатление?
Тут в квартиру Ильи Ильича ворвалась Робикова мама, вся в слезах и драгоценностях, громко и достаточно истерически рыдая. Она стала складывать прекрасные сыновьи волосы (Илья Ильич бросился помогать) в урну, похожую на вазу, и сквозь рыдания бормотала:
– И-и-изувер… и-и-изверг… и-и-истязатель… я тебе этого не прощу этого… так и-и-изуродовать ребёнка… у-у-уничтожитель красоты…
– Отрастут, – спокойно сказал Гордей Васильевич. – Раньше он был изувером, извергом, истязателем. Хватит. Поизуверствовал, поизвергал, поистязал. Пора и прекратить. Идём домой, доченька. Там порыдаешь,
К их возвращению Робик практически выорался, только всхлипывал, лежа на тахте.
Папа сидел у него в ногах, бормотал:
– Успокойся, успокойся, успокойся… мы с мамой что-нибудь придумаем… походишь пока в английском беретике… Гордей Васильевич, вы хотя бы отдаёте себе отчет в том, ЧТО вы натворили?
– Честно говоря, не совсем, – признался Гордей Васильевич. – Я не настаиваю на абсолютности своей правоты. Зато я сверхабсолютно убежден, что ваш сынок, являющийся, к сожалению, и моим внуком, растёт редкостным обормотом. А вы и я поддерживаем развитие его обормотизма. Вот я и попробовал кое-что предпринять. Может быть, цель оправдает средство.
Мама хотела погладить голову любимого Робика, но в испуге отдёрнула руку и воскликнула:
– Дыня!
– Жаль! Очень жаль! – насмешливо воскликнул Гордей Васильевич. – Ведь у него всё импортное, а череп оказался в форме отечественной дыни.
– Дурак, дурак, дурак! – сипло выкрикнул Робик.
– Конечно, конечно, конечно! – ответил дед вроде бы серьёзно. – Всю жизнь занимаюсь, понимаете ли, всякими глупостями. – Голос его вдруг загремел. – Во время войны, например, спас сотни людей! Сейчас СДУРУ занимаюсь научной работой, чтобы дети не вырастали обормотами! – Он грозно встал. – А собственный внук растёт обормотом! Займитесь-ка своим ребеночком, дорогие родители, пока не поздно. Кстати! – вспомнил он, уже подойдя к дверям, вернулся, достал из карманов Робика, сколько тот ни сопротивлялся, зажигалку и сигареты. – Спокойной ночи… малыши! – И дед удалился.
Ну, а теперь, уважаемые читатели, нам предстоит посмотреть, что и как бывает с генерал-лейтенантом в отставке, когда он вернется в детство.
Готовя себе завтрак, Илларион Венедиктович загрустил, вернее, очень опечалился. И не подумайте, из-за того, мол, что стал маленьким. Нет-нет, он по-прежнему верил, что должен был вернуться в детство, где у него много дел. Да вот беда: ведь у него сейчас были всего одни трусики! Даже тапочек не было. Во дворе в таком виде появиться ещё можно, а вот в город, тем более вечером, уже не выйдешь. К тому же предстояла схватка с бандитами…
Но ещё больше Иллариона Венедиктовича тревожила мысль: а вдруг он обещал Вовику встретиться сегодня в семь ноль-ноль? А ведь Вовика сегодня бандиты собираются похитить! Надо его предупредить, помочь…
Размышляя над всем этим, Илларион Венедиктович сделал то, чего ему никак нельзя было делать, но что вдоволь было дозволено мальчику Лапе, – полакомился малосольными огурчиками!
Настроение улучшилось. Сейчас главная задача – найти себе сообщника, друга, помощника среди мальчишек, такого, которому можно было бы всё или хотя бы почти всё доверить. Второе: сообщить о своем чудесном превращении старым друзьям, порадовать их, посоветоваться. Третье: разработать подробный план действий на сегодня. Ведь лиха беда начало. Четвертое: обзавестись одеждой и обувью. А это совсем просто – пойти в магазин и купить всё необходимое.
На предполагаемую встречу с Вовиком Илларион Венедиктович отправится сейчас совершенно спокойно: прохожих в такой ранний час мало, да и нет ничего особенного в том, что по улице в трусиках и босиком бежит мальчик, – молодец!
А ему хотелось именно бежать, и притом вприпрыжку, как он не бегал этак более полувека с лишним.
Конечно, самый рациональный вариант – рассказать Вовику обо всём, но… Эх, если бы Илларион Венедиктович знал, как изменился за последние дни бывший дармоезд, он бы без колебаний взял его в сообщники!
Перед выходом Илларион Венедиктович решил просмотреть почту. В ней оказалось письмо от его младшего сына Романа. Если вы помните, уважаемые читатели, он был актёром и очень походил на отца (обстоятельство, которое сыграет существенную роль в нашем повествовании).
«Мне поручили роль генерал-лейтенанта в отставке, – сообщал Роман, – в многосерийном телевизионном фильме. Вот я и решил совместить приятное с полезным: и у тебя пожить, и понаблюдать, какими вы, ветераны, в жизни бываете, порасспрашивать тебя и Гордея Васильевича. Сейчас я на гастролях, о дне прибытия извещу телеграммой. И ещё новость: прибуду с невестой!»
Обратного адреса на конверте и в письме не было, а почтовый штемпель был оттиснут небрежно.
Илларион Венедиктович подошёл к зеркалу, с любопытством поразглядывал Лапу и сказал ему:
– Ты, я вижу, весьма доволен, что снова появился на свет, чтобы пережить повторное детство. Конечно, на твоем пути возникнет немало осложнений, но… Всё надо делать по порядку. Сейчас – к Вовику.
Ключ от квартиры пришлось держать в зажатом кулаке.
Легко бежал по утреннему городу Илларион Венедиктович, быстро бежал, потому что было холодновато, с трудом удерживаясь от желания запеть или радостно закричать.
Детство! Вот оно, оказывается, какое! На душе беззаботно, всё представляется исполнимым! А сколько ещё всего впереди! Даже сегодня! От одного воспоминания о встрече с бандитами кулаки радостно сжимаются!
Он забыл даже о том, как будет вести себя с Вовиком. Да и чего тут думать? Они же оба – дети! Договорятся!
Жаль, уважаемые читатели, ах, как жаль, как обидно, иногда и злость, как говорится, берет, что дети не ценят детства! Особенно лентяи и всякого рода безобразники. Ненавижу, скажу прямо, тех, которые, например, обижают маленьких и слабых. Кто в детстве обижателем растёт, тот и взрослым точно таким же будет. Жадюг ещё ненавижу! А как прикажете относиться к тем, кто не уважает стариков и старушек?
Конечно, детство состоит не из одних только радостей, бывает в нём много неприятного и несправедливого. Надо уметь это переносить стойко, достойно, а самое главное: уже в детстве надо привыкнуть, чтобы обязанности твои были тебе не в тягость, а привычным, необходимым и радостным делом. Самая же большая радость – помогать и маленьким, и большим.
Но если бы меня спросили, что наиболее важно не упустить в детстве, я бы ответил: природы. Это простая, но великая истина.
Чем больше человек в детстве связан с природой, чем он ближе к ней, тем раньше он поймёт, что без любви к природе нельзя вырасти человеком, живущим интересной, разнообразной, полной впечатлений и приключений жизнью.
И хотя я, конечно, отлично знаю, что добрые советы от детского ума отскакивают как от стенки горох, но убежден: кто-нибудь к ним да прислушается, и они ему пригодятся.
Вот вам трудно, почти невозможно представить, уважаемые читатели, что и вы когда-нибудь (кстати, годы промелькнут быстро-быстренько!) станете стариками и старушками. И не пришлось бы вам пожалеть с огромным опозданием, что в детстве вы не полюбили природы, значит, жизнь провели без её чудесного влияния, и тут с вами вполне может случиться именно из-за этого беда. Может случиться так, что вы останетесь одни, немощные да ещё и больные. Тут-то природа и могла бы вам помочь. Она отблагодарила бы вас за любовь к ней ещё с детства, принесла бы вам много радостей, забвения от тяжелых дум, облегчила бы ваши недуги и прибавила бы – честное слово! – здоровья и сил!
Но вернёмся к тому, что Илларион Венедиктович, вернее, мальчик по прозвищу Лапа, ранним утром вприпрыжку мчался по городу, уже прикидывая, как бы ему с ватагой сверстников выбраться на природу! Как бы ему поскорее завести собаку, аквариум, певчих птиц! А то всё магнитофоны да проигрыватели! Ведь детство может пройти таким образом, что голосов птиц и услышать не придётся, только диски, диски, диски…
Лужа впереди! Да разве взрослый имеет возможность пробежать по луже босиком хотя бы и в городе?!
А генерал-лейтенант в отставке Самойлов Илларион Венедиктович как затопал по луже, так брызги – во все стороны и вверх, на него самого! Лужа оказалась короткой, и он несколько раз пропрыгал по ней взад-вперёд! И если бы вокруг был не город и не прохладное утро, он бы из этой лужи долго бы ещё не выходил…
От холодной воды он продрог, да и трусики вымокли, и он уже не бежал, а рвался вперёд, чуть ли не летел, забыв даже, куда и зачем несётся. Давненько, более полувека с лишним, он так не бегал!
В нем, во всём его существе сейчас необыкновенно соединились ощущение подлинного детства и наслаждение им старого человека.
Он бежал как в детстве!
Это было настолько удивительно, что Илларион Венедиктович не сразу пришёл в себя, надолго забыл от восторга, кто он такой, что с ним приключилось. А когда он всё это вспомнил, то пошёл шагом.
Именно сейчас он с некоторой тревогой понял, что ничего не имеет права предпринимать, пока не сообщит о происшедшем с ним Ивану Варфоломеевичу, ибо только тот может объяснить, каким образом старик превратился в мальчика и что с ним, мальчиком, может быть. Илларион Венедиктович вспомнил, что всё началось после того, как он в лаборатории изобретателя зверюшек-игрушек выпил стакан воды. А вода ли это была?!
«Стоп! – мысленно приказал он себе, увидев под полосатым тентом на стулике перед столиком сумрачного Вовика. – Запомни: теперь ты только Лапа!»
Илларион Венедиктович сел напротив ставшего ещё сумрачнее Вовика, который посмотрел на него самым недружелюбным взглядом, спросил:
– Ты случайно не Иллариона Венедиктовича поджидаешь?
– Его, его, как раз его! – сразу обрадовался Вовик. – А что?
– Меня Лапой звать, прозвище такое, но я предпочитаю его имени, – по-мальчишески развязно сказал Илларион Венедиктович, тщательно подбирая слова, чтобы речь его выглядела безупречно детской. – Он попросил меня, чтобы я сюда притопал ни свет ни заря и сообщил тебе, если ты, конечно, соизволишь не проспать и придешь, чтобы ты не боялся бандитов. Чтобы к двенадцати был у гаража как штык. А ты не дрейфишь?
– Так ведь я один, – грустно и немного жалобно ответил Вовик, внимательно приглядываясь и прислушиваясь к Лапе. – А они девчонку одну похищать будут, а она просила меня сопровождать её. И ещё она сказала, что предстоит неминуемая жестокая драка. А я драться не умею. Представляешь, что может получиться?
– Илларион Венедиктович категорически настаивал на том, чтобы ты сопровождал Веронику, – ещё развязнее проговорил Илларион Венедиктович, внутренне радуясь, что ни единым словом, как ему показалось, не выдал себя. – Он высказал убеждение, что ты будешь вести себя самым достойным образом и не испугаешься. Учти, что и тебя бандиты по каким-то им одним известным соображениям тоже намерены захватить.
– Me… ме… меня?!?! – ужаснулся Вовик. – По каким таким соображениям?
– Вот это мне неизвестно. Ты, главное, не дрейфь. Илларион Венедиктович принял все соответствующие меры, чтобы с тобой не случилось ничего даже в малой степени неприятного.
– А сам-то он где?
– Ну, мне он не обязан докладывать. Просил пока его не беспокоить. Дня два. Потом позвони. Координаты его у тебя, надеюсь, имеются?
Вовик уныло кивнул и обреченно махнул рукой.
– Да ты что, Вовка, раскис? – как можно веселее спросил Илларион Венедиктович. – В банде у нас свой человек. Это раз. Я сам буду участвовать в неминуемой драке с бандитами. Это два. А дед Робки-Пробки мой старый друг… Ну, не в прямом, естественно, смысле… а так… часто мы встречаемся… Он тоже намерен вмешаться в данную историю. Так что, Вовка, у тебя никаких оснований нет чего-либо опасаться. А Веронике вот слишком-то не доверяйся. Я эту особу знаю.
– Два-три! – пораженный, воскликнул Вовик.
– Что ты имеешь в виду?
– Да это я так. Вдруг футбол вспомнил. А чего ты в одних трусиках и босиком?
– А… а… – замялся Илларион Венедиктович. – Закаляюсь, представь себе! Врачи посоветовали… – И он окончательно замолк, мысленно браня себя.
– Слушай, Лапа! – позвал его Вовик. – А как ты не проспал сегодня?
– Да у меня же многолетняя привыч… – Илларион Венедиктович осекся, раздражённый тем, что никак не может полностью ощущать себя Лапой. – Привычка, знаешь ли. Значит, ты не дрейфь, приходи к гаражу. Всё будет исполнено так, как задумано! Пока!
И, быстро уходя прочь, Илларион Венедиктович голой спиной и, казалось, даже каждой пяткой чувствовал, как недоверчиво и подозрительно смотрит ему вслед Вовик.
«Ну, если так будет продолжаться и дальше, – сердито думал Илларион Венедиктович, – меня, конечно, не разоблачат, но доверия я не завоюю. Придётся мне над своей речью поработать… Теперь следующая задача – купить одежду и обувь. Босиком идти в магазин – в высшей степени глупо. И в одних трусиках… но кто его знает, может, мальчишкам такое разрешается? Главное – быть предельно похожим на мальчишку!»
И он побежал, и старческая озабоченность постепенно исчезала, сменялась детской беззаботностью. По лестнице – тоже бегом!
Дома он самым тщательным образом, хотя и торопливо, нервничая, перерыл, переворошил все шкафы и чемоданы, где могли оказаться внуковы одежды и обувь. Ничего, кроме крошечных тапочек, платьиц, рубашечек…
Машинально сняв трубку зазвонившего телефона и услышав голос Гордея Васильевича, он натужно кашлянул и услышал торопливый рассказ:
– Я вчера, Иллариоша, своего обормота остриг наголо, велел сегодня ему из дому не выходить. У меня важное совещание, и быть у гаража я никак не смогу. Но раз там не будет моего гологолового шефчика, никаких похищений не состоится. А завтра я этого Робика-Пробика отправляю в подшефный совхоз возить навоз! Неплохое начало трудовой деятельности, я полагаю. А вечером мы с тобой созвонимся… Алло?.. Алло? – с тяжелым сердцем Илларион Венедиктович слушал в трубке сердитые гудочки отбоя и не сразу положил её на место.
«Этакого-то красавца остриг наголо! – внезапно развеселился Илларион Венедиктович. – Узнаю Гордеюшку! Терпел, терпел, да и не утерпел!.. А я к гаражу обязан пойти. Обещал Вовику. Лапа слов на ветер не бросает!»
Потом звонил Иван, наАЛЛОкался вдоволь… Пожалуй, да не пожалуй, а обязательно, надо сегодня же поставить его в известность о чудесном превращении. А то он там с мышами и морскими свинками возится, а тут… Лапа может стать открытием мирового значения… Подожди, подожди… Нет, не Ивану следует об этом рассказать в первую очередь, а Гордеюшке! Он ведь предсказывает, что врагам нашим не зверюшки-игрушки нужны, а скорей всего то, что случилось с генерал-лейтенантом в отставке Самойловым!.. Но если открыться, то ведь ради чего он мечтал вернуться в детство, то и не получится! Его просто возьмут под научное наблюдение, и будет он в принципе чем-то вроде мыши или морской свинки… Юмор, конечно, здесь не к месту, тем более, что Гордеюшка вполне может быть прав в своих подозрениях насчёт импортного сына Ивана – Сержа там или Серёженьки… Но ведь редчайший биолого-психолого-педагогический эксперимент в основном-то удался!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33