А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Оливия… ты должна кое-что понять. Да, я не желал тебе доверять, но на то есть своя причина… Я не вправе доверять никому, кроме нескольких избранных людей… Мне не следует этого говорить…
Она что-то нацарапала.
– «Тогданеговори. Еслитытакмаломневеришь, тоне говори» .
Он в изумлении поднял на нее глаза. Оливия встретила его взгляд, и Дейн обмер. На него смотрели не глаза Оливии. То были глаза женщины, которая ни во что и ни в кого не верила. Должно быть, потрясение выразилось на его лице, потому что она засмеялась. Засмеялась таким резким, хриплым, горьким смехом.
«Всеотменячто -тоскрывают, всеноровятиспользовать менявсвоихцелях, вседуютвсвоидудкииждут, чтоябуду плясатьподних». Похоже, она без труда выражала свои мысли на бумаге. «Мнетыникаплинедоверяешь. Аотменятребуешьдоверия ?»
Она уйдет от него, и поделом. Но даже сейчас Гринли не мог полностью отбросить сомнения.
«Высовершилиошибку, милорд. Нояусталазанеерасплачиваться. Ятолькоиделала, чтостараласьугодитьтебе, нотакинепреуспелавэтом. Тебеугодитьневозможно. Откровенноговоря, уменябольшенетсилподтебяподлаживаться. Такчто, сделаймилость, ничегомненеговори. Ине взваливайнамоиплечиновуюношуизсвоихневыполнимыхтребований» .
Дейн сидел на кровати всего в нескольких дюймах от жены, сжимая в руках ворохи листков, пропитанных ее болью. Он не осмеливался снова встретиться с ней взглядом.
Что он с ней сделал? Вытянул из нее всю душу, высосал все великодушие, любовь и ласку, а потом как ни в чем не бывало заявил, что ему и этого мало. Мало доказательств, мало свидетельств, мало подтверждений тому, что она достаточно хороша для него. Она пошла со своей болью к Маркусу, а он обвинил ее. Она нашла себе друга в лице принца-регента, а он подумал о ней самое худшее.
Она сделала для него то, на что не отваживалась ни одна женщина, а он заподозрил ее в предательстве.
Она даже попыталась сама вернуть предателя, а он отверг ее, безжалостно вычеркнув из своей жизни.
«Ее родители сознались в заговоре. Оливия должна была опутать тебя своими чарами. Ты обязан ее допросить».
Он закрыл глаза, силясь заглушить недоверие, которое по-прежнему жило в его душе. Впрочем, не исключено, что всеми поступками Оливии двигало желание заставить его отбросить все, чем он жил, променяв свои принципы на любовь.
Любовь.
Он резко встал, словно для него находиться рядом с ней было все равно, что сидеть на раскаленных углях.
– Не буду больше вам докучать, миледи.
Неужели этот натянутый, звенящий голос принадлежит ему? Виконт заставил себя посмотреть на Оливию. Ее голова лежала на подушках. Глаза были закрыты, но, судя по напряженному виду, она не спала, а просто ждала, когда он уйдет.
И он смилостивился, тихо затворив дверь в комнату, где молча лежало его личное проклятие.
Оливия обессиленно обмякла, услышав щелчок дверного замка, затем осторожно перекатилась на живот и сунула руку под матрац. Там был дневник.
Пальцы, сжимавшие карандаш, мучительно ныли, но она усилием воли сосредоточила взгляд на пустой странице.
«Всетовремя, покаонбылвкомнате, частьменясгорала отжеланияброситьсяемунашеюивыплакатьвсесвоистрахиимечты. Ятакеголюблю…»
Карандаш дрогнул в ее руке. Беда в том, что она начала понимать: мужчины, которого она полюбила, никогда не существовало на самом деле. Она придумала его, задурила себе голову фантазиями о доблестном рыцаре, который всю жизнь будет ее любить, носить на руках и никогда не предаст.
Что за нелепая мысль! Мир – это юдоль скорби. В мире нет никакой вечной любви.
Она была глупым ребенком, а глупые дети обычно верят в волшебные сказки. Оливия чувствовала, как холодная и ничем не приукрашенная действительность вливается в ее душу, ожесточая и обращая прежние ее призрачные грезы в силу и решительность.
Оливия захлопнула дневник и швырнула его через всю спальню, стараясь вычеркнуть из памяти свое прошлое, но промахнулась. Книжица пролетела мимо огня, ударилась о каминную полку и завалилась в дальний угол. Долой с ее глаз!
«Янебессильна. Янепринцесса, запертаявбашне. Я – ледиГринли !»
Тут дверь отворилась, и в комнату вошел доктор с саквояжем в руке.
Дейн забрал бренди.
Он был в комнате напротив и мерил шагами пол. Ее хриплые крики были настолько слабы, что едва проникали сквозь толстенную дверь, однако каждый из них вонзался в его сердце, точно меч.
Виконт остановился, прижавшисьлбом к прохладному дереву. Еще одного крика ему не вынести, подумал он, но тут же презрительно усмехнулся своему эгоизму. Ведь это не у него ковырялись в ноге ножом, разве не так?
Но крики вдруг прекратились. От этого он еще больше встревожился. Почему она замолкла? Доктор извлек пулю? Или она?..
Дверь перед его носом открылась. На пороге стоял доктор. В сюртуке, шляпе, с застегнутым саквояжем, он явно собирался уходить.
– Пулю я вынул, а последствия сотрясения постепенно сходят на нет. Ее сиятельство поправится, – бодро отрапортовал он. – Если, конечно, не заболеет лихорадкой и не умрет.
Дейн таращился на доктора. Тот энергично кивнул и прошел мимо. Вероятно, доктора стояли особняком на общественной лестнице. Они прекрасно сознавали, что без них не обойтись, и редко выказывали должное почтение знати.
Тут до сознания Дейна дошли слова врача: «Оливия поправится». И через мгновение: «Лихорадка».
Вдруг его обуял страх перед этим загадочным заболеванием. Промчавшись через гостиную, он ворвался в спальню Оливии.
Глава 30
Возле кровати сидела леди Рирдон и утирала влажной тряпкой пот с бледного лица Оливии.
– Тсс! – приказала она, не поворачивая головы. – Хвала небесам, она наконец-то потеряла сознание. Безрукий коновал, чтоб ему пусто было! – В ее голосе чувствовалось напряжение. – Я боялась, он провозится вечность.
– Что насчет лихорадки? – Леди Рирдон помотала головой:
– Оливия очень сильная, гораздо сильнее, чем я ожидала. У нее небольшой жар, но теперь, когда пулю вынули, все как рукой снимет.
Дейн опустился в кресло, придвинутое к кровати с противоположной стороны.
– Слава Богу!
Леди Рирдон метнула в него сердито-недоверчивый взгляд:
– Хм!.. Натаниель сказал мне, что вы по-прежнему держите ее родителей под замком. Вы даже не разрешили им повидаться с ней.
Дейн и бровью не повел.
– Лорд и леди Челтнем были в сговоре с опаснейшим агентом французской разведки…
– Который прижал их к стенке. – Уилла отложила в сторону тряпку и хорошенько подоткнула Оливии одеяло. – Вы когда-нибудь были в чьей-либо власти, милорд?
«Я люблю тебя, дуралей ты эдакий! Я только и мечтала о том, чтобы стать твоей женой».
– Один раз, – ответил Дейн. Голос его прозвенел, точно натянутая струна. – Всего один раз.
Леди Рирдон встала.
– Думаю, надо дать ей выспаться. Я пришлю одну из этих одинаковых с лица сестриц.
– Я останусь с ней, – тихо промолвил Дейн.
– Только если поклянетесь, что не станете ее связывать и сажать под стражу. Или делать еще какую-нибудь дурость.
Дейн медленно перевел на нее взгляд:
– Во всяком случае, не сегодня. – Леди Рирдон скрестила руки на груди:
– Вы мне не нравитесь, лорд Гринли. Натаниель, разумеется, думает, что я веду себя глупо. По правде сказать, мы впервые поссорились по-настоящему. Я считаю, что у вас нет сердца. Он считает, что вы прекрасно знаете свой долг. – Она уже было вышла из комнаты, но остановилась в дверях. – Я хочу задать вам всего один вопрос.
Дейн не повернул головы.
– И что же это за вопрос?
– Зачем вы вообще женились, если знали, что никогда не поверите женщине?
Дейн покачал головой:
– Доброй ночи, леди Рирдон.
Она вышла, и в комнате наступила тишина. Дейн придвинул кресло поближе к кровати и протянул руку к локону волос, прилипшему к влажной щеке Оливии. Она была бледная как полотно.
– Твои волосы всегда похожи на воронье гнездо, – прошептал он и разжал руку. Шелковистая прядь тотчас просочилась сквозь его пальцы и упала на подушку. – Мне снятся твои волосы.
Лекарь перебинтовал ей руки. Дейн бережно взял ее ладошку и поднес к губам.
– Как же мне с вами быть теперь, миледи? – ласково спросил он. – Рядом с вами я невольно понимаю, как мой отец мог совершить то, что совершил. – Гринли испустил вздох и закрыл глаза. – Я никогда не рассказывал тебе об отце, так ведь? Конечно, так. Я вообще ни о чем тебе не рассказывал.
Он устало откинулся на спинку кресла, по-прежнему сжимая ее перевязанную ручку в своей.
– Пойми, он строго с меня спрашивал, но я гордился этим. Мне казалось, столь высокие требования говорят об исключительно твердых принципах и глубочайшей нравственности. И когда мне удавалось угодить ему, я понимал, что не просто «неплохо справился», не просто «поработал на славу». Я понимал, что мне хоть на йоту, но удалось превзойти его ожидания. Я думал, что поднялся на ступень, откуда рукой подать до совершенства. – Дейн вздохнул, погрузившись в воспоминания. – И все же он был обыкновенным человеком. Слишком обыкновенным. – Сцена в кабинете вновь со всей отчетливостью встала у него перед глазами. – Я был невероятно горд оттого, что я – тот, кто я есть, – так непоколебимо уверен, что знаю все на свете… Я презрел его, вынес ему приговор, отрекся от него, глядя ему в лицо. В моей душе не было ни капли жалости или сочувствия. Я назначил себя судьей, присяжным и палачом.
Оливия, разумеется, никак не отозвалась на его слова, но Дейн и без того догадывался, что она могла сказать. То же самое, что и Маркус.
«Никто не заставлял твоего отца кончать жизнь самоубийством».
Гринли помотал головой, словно опровергая это утверждение.
– Я не оставил ему иного выбора, кроме самоубийства. Я был до того зол и оскорблен в своих лучших чувствах… Я сказал ему, что послал письмо премьер-министру и донес на него. Но я солгал.
Он потер лицо рукой, словно пытаясь побороть усталость.
– Я написал письмо. Оно по-прежнему лежало на моем туалетном столике, потому что у меня не хватило духу его отправить. Но я хотел уязвить его, ударить побольнее, выбить у него почву из-под ног, как он выбил у меня.
Застарелый гнев вновь напомнил о себе.
– Он обязан был пройти этот путь до конца. Он мог бы посмотреть в лицо последствиям своего злодеяния и понести наказание. – Дейн угрюмо хмыкнул, противореча самому себе. – Правда, наказанием наверняка оказалось бы повешение. Он выдал ей важнейшие планы о битвах, которые мы потом проиграли, о людях, которых мы тоже потеряли. С другой стороны, может, он застрелился не из-за меня? Может, он просто не мог жить с самим собой?
Виконт открыл глаза и посмотрел на спящую жену.
– Или жить без нее? Как раз тогда она исчезла. Как пить дать сбежала во Францию. Понимаешь, он любил ее. Любил больше всего на свете. Больше своей страны, больше своего долга и даже больше…
«Даже больше меня».
Дейн порывисто поднялся на ноги.
– М-да, это просто смешно, – пробормотал он себе под нос. – Сижу в темноте и разговариваю с пустотой.
Он направился к двери. Надо распорядиться, чтобы кто-нибудь из этой троицы из ларца сменил его у постели больной.
Под его ногой хрустнул клочок бумаги. Гринли машинально нагнулся, поднял его и продолжил путь. В конце концов, его ждут важные дела.
И он ушел, затворив дверь в спальню, где на кровати лежала женщина и смотрела ему вслед широко открытыми глазами.
Очутившись в библиотеке, виконт вдруг вспомнил о клочке бумаге, расправил его и равнодушно осмотрел со всех сторон. Оказалось, что это обрывок страницы – оторванный уголок, исписанный корявым, убористым почерком.
Нахмурившись, он подошел поближе к свечам.
Осталось всего три строчки:
«…слепоеобожание…
Чтобыононеиссякло, когдаонузнаетправду…
Удастсялимнеобманомзавладетьегосердцем ?»
«Ага! – злорадно воскликнул его недоверчивый внутренний голос. – Я так и знал!»
Дейн вглядывался в оторванный клочок бумаги, заставляя себя посмотреть правде в глаза. Оливия не жертва родительских интриг, она с самого начала все знала.
«Наплевать. Она все равно мне нужна».
Неудержимый страх сдавил ему грудь, грозя задушить его.
«Она все равно мне нужна».
Чувства калейдоскопом сменяли друг друга, оставляя в душе кровавые раны. Оливия поправится. Она замешана в заговоре. Она открыла для него мир страсти. Она сказала, что любит его. Она хотела обманом завладеть его сердцем. Она попыталась задержать Самнера. Он бросил ее, раненую и беспомощную, на произвол судьбы.
Лгунья. Оливия. Вина. Страсть. Стыд. Недоверие. Долг. Оливия.
Гринли развернулся и вышел из библиотеки. Только один человек мог протянуть ему руку помощи, только одна душа могла его понять.
Дверь кабинета была заперта. Ключ исчез. Не долго думая Дейн вышиб ее ногой. Комната насквозь выстудилась. Повсюду висела паутина, мебель покрывали пыльные чехлы. Дейн сорвал их, зашвырнув в угол, а потом упал на колени на пол, некогда устланный цветастым ковром. Его сожгли, потому что он был весь заляпан кровью и мозгами.
– Отец, помоги мне! – огласил мертвую комнату его хриплый шепот. – Что мне делать?
Уже и тело его заледенело, и пыль осела на пол, и взошла луна, и комната погрузилась в темноту. А он все стоял и стоял на коленях.
Отца здесь не было. В кабинете не витал дух Генри Колуэлла, любившего и потерявшего себя. Это была обыкновенная комната, холодная и заброшенная.
Дейн уронил голову на грудь. Он тоже обыкновенный человек, не лучше и не хуже своего отца. Слабый, противоречивый. Ему не чуждо было и непостоянство человеческой натуры.
Но он Лев! Поэтому знал, как должен поступить.
Рано утром, спустя два дня после того, как в нее стреляли, Оливия снова собиралась в дорогу.
Дейн объяснил, что ей не обязательно уезжать прямо сейчас.
– Но мне все равно придется уехать, – напомнила она ему. – Поэтому зачем тянуть с отъездом?
Он лишь кивнул:
– Я доеду с тобой до Гринли…
– До Челтнема, – сказала она, высоко вскинув голову. – Я поеду в Челтнем.
«Я не бессильна. Я вольна решать, где мне жить. И я буду жить в Челтнеме».
Вряд ли Дейн захочет, чтобы свет видел, как она ходит в обносках. Он непременно назначит ей содержание. Эти деньги пойдут на Челтнем. Ее родители довольно молоды и проживут в имении еще много счастливых лет, но потом оно перейдет в ее единоличное владение. Да, ей не суждено быть женой Дейна, но она станет хозяйкой Челтнема.
Ей не составило труда получить согласие Дейна. Да и чему тут удивляться, если он спал и видел, как бы поскорее от нее избавиться?
Оливия позволила лакею снести ее вниз по лестнице, но затем настояла на том, чтобы идти самой. Так она никогда не выздоровеет, если не будет пользоваться ногой.
– Вы необычайно сильная женщина, – с печальной улыбкой промолвила леди Рирдон. – Рядом с вами я чувствую себя заморышем.
– И вовсе я не сильная.
Они миновали комнату, где полным ходом шла уборка. Судя по ее виду, здесь давно следовало пройтись тряпкой.
– В этой комнате погиб прежний лорд Гринли, когда чистил свой пистолет, – мягко сказала леди Рирдон.
– А-а… – Оливия усилием воли подавила все чувства по поводу мужниной утраты. Дейн не нуждался в ее сострадании. – Как думаете, погода не испортится?
Леди Рирдон бросила на нее быстрый взгляд.
– Пожалуй, вас ожидает приятное путешествие, – непринужденно ответила она. – Вот бы и наша поездка через неделю прошла так же гладко!
Лорд и леди Рирдон собирались прогостить в Керколл-Холле до конца недели, так же как и принц-регент, и герцог и герцогиня Холсуик. Прочие гости поспешили убраться восвояси после того, как Оливию принесли обратно домой, подстреленную и истекающую кровью. Очевидно, в их числе была и мисс Хакерман, умчавшаяся к прочим великосветским кумушкам с ворохом сплетен о новоиспеченной леди Гринли.
«Могу себе представить».
Неожиданно для себя Оливия поняла, что ее это нимало не заботит. Ей даже не верилось, что она и есть та девушка, которая так отчаянно жаждала угодить свету своими увеселениями на Охотничьем балу.
На подъездной дорожке снова царила упорядоченная суматоха. Дейн уже собирался ехать верхом, предоставив карету в распоряжение Оливии, но откуда ни возьмись появилась Петти.
– Я вам точно не понадоблюсь, миледи?
Оливия покачала головой, выдавив из себя слабую улыбку:
– Я просто хочу немного отдохнуть, Петти. От границы рукой подать до Челтнема. К вечеру мы уже будем там. Я сама прекрасно со всем справлюсь.
По правде сказать, она умирала от желания побыть одной. Спору нет, неустанная забота помогала вернуть здоровье, но в то же время доводила до умопомрачения. Ей жутко хотелось только одного – завыть волком.
Опустив глаза, она увидела в руках камеристки свою шкатулку и вспомнила о…
– Петти, ты уложила мой дневник? – Петти сглотнула.
– Миледи, я… вы бросили его в камин. Я решила, он вам больше не нужен.
Оливия вздохнула:
– Ничего страшного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31