Казалось, это было в какой-то далекой жизни.
Гостиная, в которой они очутились, была со вкусом обставлена и убрана в изысканных тонах серого и лилового, словно цветы лаванды. Это была очень женская комната, хотя в ней не хватало тепла. Очень приятное для любовницы место, где можно развлекать своего хозяина, решила Виола, осматриваясь вокруг наметанным взглядом, прежде чем отправиться в спальню.
Следующая комната была менее симпатичной, но более уютной. Около камина стояли удобные кресла, там же находился маленький, но элегантный письменный столик со стулом перед ним. Здесь же стояли полки с книгами и фортепьяно. Перед одним из кресел стояли пустые пяльцы, а к стене был прислонен мольберт.
Любовницы герцога Трешема – или по крайней мере одна из них – сохранили свои привязанности. У комнаты был такой вид, словно в ней жили долго и, возможно, даже счастливо. Может, в конце концов, быть любовницей действительно предпочтительнее той, жизни, которую она вела четыре года. Возможно, так появляется перспектива каких-то отношений. Но кем бы ни была та бедная женщина, познавшая счастье с герцогом Трешемом, сейчас она уже покинула это место. Он женился на герцогине.
– Мне нравится эта комната, – заметила Виола, – кто-то создал здесь уютный дом.
Фердинанд тоже пристально рассматривал предмет за предметом, слегка нахмурив брови. Но он не высказал никаких замечаний вслух. Он провел Виолу в столовую, затем наверх.
Вид спальни крайне удивил ее. Хотя она была обильно убрана в бархат и атлас, а на полу лежал толстый ковер, она не выглядела типичным любовным гнездышком. Большинству мужчин нравился красный цвет как фон для их чувственных наслаждений. Спальня Лилиан Тэлбот была выдержана в красных тонах. В этой же преобладали разнообразные оттенки зеленого мха, кремовые и золотистые тона.
В этой комнате чувствуешь себя скорее любимой, нежели любовницей. Виола обрадовалась, что именно здесь проведет свои последние часы с лордом Фердинандом. Она не будет его любовницей, потому что не хочет, чтобы он платил ей, но ей будет приятно, если вся обстановка поможет ей видеть его любовником, а не клиентом.
Дверь, ведущая, должно быть, в гардеробную, слегка приоткрытая, когда они вошли в спальню, была плотно закрыта с другой стороны. Виола обернулась, чтобы взглянуть на лорда Фердинанда. Он стоял в дверном проеме, заложив руки за спину и слегка расставив длинные ноги. Он выглядел красивым, могучим и слегка опасным – и явно смущенным. Конечно, она поняла, что все это было внове для него.
– Это подойдет, пока я не подыщу что-нибудь другое?
– Да, конечно.
Он избегал встречаться с ней глазами.
– Вы, должно быть, очень устали, – предположил он.
– Весьма.
– Тогда я вас покидаю, – сообщил Фердинанд. – Я вернусь завтра, чтобы посмотреть, как вы устроились. Осмелюсь пообещать, что остальные ваши вещи из «Соснового бора» прибудут в ближайшие несколько дней. Вчера я отправил туда записку.
Он собирался оставить ее из уважения к ее усталости после двух дней пути. Виола не ожидала этого. Как все просто. Может быть, сегодня она видит его в последний раз, прежде чем придет черед обдумать свое положение.
Но она не желала проводить надвигавшуюся ночь в одиночестве. Все произошло слишком быстро. У нее не было возможности закалить свою волю и свыкнуться со своим положением. Возможно, завтра она подготовится к этому, но сегодня ночью…
Она пересекла комнату и коснулась кончиками пальцев его груди. Фердинанд не пошевелился, когда она улыбнулась ему и выгнула тело так, что коснулась его своими бедрами.
– Я действительно устала, – сказала она, – и готова лечь в постель, а вы?
Его лицо вспыхнуло.
– Не делайте этого, – сказал он хмурясь, – не делайте этого, слышите? Если бы я захотел провести время с чертовой шлюхой, я пошел бы в бордель. Я не хочу Лилиан Тэлбот. Я хочу вас. Я хочу Виолу Торнхилл.
Она совершенно бессознательно украсила свое другое "я", поняла Виола, отчаянно стремясь оградить себя от боли.
Как странно, подумала она, даже пугающе странно, что Лилиан Тэлбот отталкивала его, и именно Виола Торнхилл манила к близости. Именно Виолу он хотел видеть своей любовницей. Она отошла от него. Без привычной маски Виола чувствовала себя беззащитной.
– Давайте по крайней мере будем честны друг с другом, – предложил Фердинанд. – Разве обязательно между нами должны быть искусственные трюки и какие-то игры только потому, что мы хотим быть вместе? Полагаю, было до обидного очевидно, что вы моя первая женщина. Тогда дайте же мне возможность быть первым мужчиной Виолы Торнхилл. Давайте создадим в наших взаимоотношениях душевный комфорт, помимо удовольствия. А может быть, даже дружбу. Как вы полагаете, это возможно?
Но Виола только покачала головой, а непролитые слезы комом встали у нее в горле.
– Не знаю, – прошептала она.
– Меня не интересует Лилиан Тэлбот, – повторил Фердинанд. – Она только заставит меня постоянно чувствовать свою неловкость. Я хочу только вас и никого больше, хотите верьте, хотите нет.
Настало время открыть правду, время сказать ему, что раньше в карете она обманула его, вынудив согласиться на окончание взаимоотношений без предварительного уведомления. Сообщить, что она намеревалась воспользоваться свободой уже на следующее утро.
Виола снова приникла к нему и спрятала лицо у него на груди.
– Ах, Фердинанд… – Вот и все, что она смогла вымолвить.
Глава 17
Он попал в затруднительное положение. Инстинкт подсказывал ему выбраться из воды, так чтобы можно было встать на берегу и рассматривать ситуацию с безопасного расстояния. Если бы он вернулся в свои апартаменты в Лондоне, он смог бы разобраться во всем, что с ним происходит. Еще не поздно. Он мог бы переодеться и пойти в клуб для джентльменов, например, в «Уайте», встретить там друзей, узнать, какие развлечения предоставляет Лондон на этот вечер, и посетить одно или два. Жизнь вновь станет знакомой и уютной.
Неужели все мужчины поначалу испытывали такие чувства к своим любовницам? Их души стремились к единению, уюту, миру? К любви? Многие ли мужчины так страдают от иллюзии, что женщина – их другая половина?
Он действительно был наивен, если испытывал подобные чувства. Но Фердинанд твердо знал, что все случившееся между ним и Виолой несколько вечеров назад на берегу реки в «Сосновом бору» только подтвердило все, что он знал о себе большую часть жизни. Он скорее останется холостым на всю жизнь, чем будет просто совокупляться.
Он обнял Виолу и поцеловал в губы, когда она подняла лицо ему навстречу.
– Вы хотите, чтобы я остался? – спросил он и тут же приложил палец к ее губам. – Вы должны быть честны. Я никогда не заставлю вас лечь со мной в постель, если вы этого не захотите.
Ее губы изогнулись под его предостерегающим пальцем.
– А что, если я никогда этого не захочу?
– Тогда мне придется искать другой выход, – сказал он, – но вы больше не вернетесь к своей прежней жизни.
Я этого не допущу.
Ее улыбка могла принадлежать только Виоле, а не другой женщине, что он с радостью и отметил. И в ней был оттенок грусти.
– А вам самому есть что сказать по этому поводу?
– Конечно, есть, – отозвался он. – Вы – моя женщина.
Не любовница – женщина. Фердинанд говорил, не обдумывая своих слов, но знал, что говорит правду. Он принял ответственность за нее. У него не было никаких официальных обязательств перед ней и никакого права требовать от нее послушания. Тем не менее она была его женщиной.
– Останьтесь со мной, – взмолилась Виола. – Я не хочу быть одна сегодня ночью. И я хочу вас.
Он почти сказал ей, что она может доверять ему. Хотя большую часть своей жизни Фердинанд не доверял никому, кроме себя, зная, что даже ближайшие и дорогие ему люди могли предать его, превратить твердую почву под ногами в зыбучие пески. Он доверял только себе и ни разу в жизни не сделал того, что счел бы позорным и бесчестным. Виола тоже могла доверять ему. Но как он мог выразить все словами и не показаться глупым, хвастливым мальчишкой? Он должен убедить ее, вот и все. Только время ему поможет.
Между тем Виола сказала, что хочет его. И, Бог свидетель, он тоже хотел ее. Весь день Фердинанд ощущал ее в крови словно лихорадку. Как и вчера, когда он помчался вдогонку за ней.
Он заключил ее в объятия и жадно поцеловал. Виола обняла его и так же горячо поцеловала в ответ. Неожиданно Фердинанд вспомнил, что еще полчаса назад она сидела в его карете.
– Идите в гардеробную и чувствуйте себя как дома, – сказал он. – Возвращайтесь минут через десять.
Она улыбнулась ему.
– Спасибо.
Когда пятнадцать минут спустя она вернулась, Фердинанд сидел на краю постели, откинув покрывало. Он разделся до бриджей для верховой езды. На ней была ночная рубашка, возможно, та самая, в которую она была одета в ту ночь, когда он разбил вазу. Рубашка была белая и укрывала ее от шеи до запястий и щиколоток. Ее волосы были распущены и расчесаны, и блестели, словно медь. Они спускались ниже спины. Даже если бы она вышла к нему нагой, она не была бы более желанной. Или если бы одна-единственная свеча освещала красное убранство комнаты, которое Фердинанд ожидал найти в этой спальне.
Виола подошла к нему, и он расставил ноги и протянул руки ей навстречу, так чтобы она могла подойти к самому краю кровати и коснуться его. Он взял ее руками за узкую талию и уткнулся лицом в ложбинку между ее грудей. Ночная рубашка пахла свежестью. И она тоже.
Самым возбуждающим запахом, как он сейчас обнаружил, был аромат мыла и женщины. Ее пальцы легко касались его густых волос.
– Хотите, чтобы я разделась? – спросила она. – Я не знала, как лучше.
– Нет. – Фердинанд поднялся на ноги и стащил покрывало. – Ложитесь, дайте мне разглядеть вас, прежде чем погасить свечу.
– Вы хотите задуть свечу? – спросила Виола, когда вытянулась на постели и разгладила рубашку на коленях.
– Да.
Дело было не в том, что он не хотел ее видеть. И не в том, что он смущался собственной наготы. Ведь они уже были обнаженными две ночи назад в лунном свете. Фердинанд и сам не знал, зачем ему понадобилась темнота. Или почему он не хотел, чтобы она сняла свою рубашку. Возможно, в темноте легче фантазировать – создать иллюзию, что они не мужчина и любовница, занимающиеся любовью ради его удовольствия, а супружеская пара, которая находит тепло и комфорт в телах друг друга в постели, где они спят рядом.
Он задул свечу, снял бриджи и устроился рядом с ней.
Фердинанд подложил ей руку под голову, Виола повернулась к нему, и их губы сомкнулись.
– Люби меня, Фердинанд, – попросила она, – как две ночи назад. Пожалуйста! Никто никогда не любил меня.
Только ты. Ты был первым.
Его руки изучали теплые изгибы ее тела поверх рубашки.
– Я не знаю, как доставить тебе удовольствие, – признался он. – Но я научусь, если ты будешь терпелива со мной.
Больше всего на свете мне хочется сделать тебе приятное.
– Ты доставил мне удовольствие, – сказала она. – Большее, чем кто-нибудь или что-нибудь. Ты доставляешь мне радость и сейчас. Ты приятен мне, мне нравится твой запах.
Он засмеялся. Фердинанд вымылся после дороги, но у него с собой не было привычной туалетной воды. Он понял, что она ничего не имеет против его неопытности. Возможно, это притягивало Виолу Торнхилл больше, чем опытность.
Фердинанд занимался любовью именно с Виолой Торнхилл, почему-то он воспринимал ее как девственницу. Он чувствовал себя очень способным и встревоженным. Но Фердинанд отбросил это последнее ощущение. Он мог обеспечить ей безопасность только как ее любовник.
Виола не имела ничего против его неопытности, поэтому Фердинанд расслабился и тоже позабыл о ней. Он изучал ее пальцами, познавая каждый изгиб тела своей женщины, в то время как желание горячило его кровь, вызывало сладостные судороги в паху и превратило в камень его оружие. Он открыл места – некоторые казались совершенно неожиданными, – прикосновение к которым вызывало у Виолы нежное мурлыканье от удовольствия и медленные вздохи, подтверждавшие ее желание. Он начал познавать ее.
Затем Фердинанд просунул руку под рубашку и начал двигаться вверх по гладкой коже ее стройных ног к груди.
Ее тело было горячим и влажным. Она раздвинула бедра, и ее руки замерли на его теле, пока его пальцы продолжали исследовать ее, изучать каждую складочку. Когда ее внутренние мускулы сжались вокруг его пальцев, Фердинанд испытал почти невыносимое возбуждение.
И вдруг подушечка его большого пальца, движимая каким-то инстинктом, нашла местечко у входа в ее самое интимное место и легко потерла его, Фердинанд тут же понял, что, возможно, обнаружил точку, дающую наивысшее наслаждение. Виола задрожала, ее руки сжали его плечи, и она достигла пика.
Когда все кончилось, Фердинанд тихо засмеялся.
– Неужели я так хорош? – спросил он.
Виола засмеялась вместе с ним, ее голос слегка дрожал и прерывался.
– Должно быть, так, – сказала она. – Что ты сделал?
– Это мой секрет, – пошутил он. – Я обнаружил у себя скрытые таланты. Я прирожденный любовник, ты согласна?
Они оба рассмеялись. Фердинанд приподнялся на локте и склонился над Виолой. Они не задернули шторы на окнах, и в темноте он смутно видел на подушке ее лицо в ореоле волос.
– И ужасно скромный.
– Согласен, ужасный, это точно. – Он потерся носом о ее нос.
– Надеюсь, на этом все не закончится, – прошептала она.
Он добродушно рассмеялся.
– Дай мне минуту, – попросил он, – и я докажу тебе, что всегда говорю только правду.
Фердинанд не стащил до конца ее ночную рубашку.
Фантазии казались более заманчивыми, чем нагота. Он подвинулся и устроился меж ее бедер.
– Что ж, покажи, на что ты способен, – сказала она, – а я буду судить. Думаю, ты просто хвастаешься.
Фердинанд проник в ее лоно жестко и глубоко и подавил желание тут же завершить акт. На этот раз он знал, чего ожидать, и выдержка далась ему немного легче. Он хотел выждать, хотел дать ей время получить наслаждение вместе с ним.
– Нет, – сказала Виола, и ее голос прозвучал поразительно спокойно, – ты не хвастался.
Распутница. Шлюха. Колдунья. Женщина.
Он приподнялся на локтях и усмехнулся ей.
– Пять минут? – спросил он. – Или десять? Как ты думаешь, на что я способен?
– Я не заключаю пари, когда у меня нет надежды выиграть, – призналась она. – На что ты способен? Подожди, дай подумать. Полагаю, на сумму этих чисел – на пятнадцать. – И она снова засмеялась.
Фердинанд начал двигаться в ней, перенеся на нее большую часть своего веса, лаская ее медленными ритмичными движениями, наслаждаясь ее ароматом, звуками их соединения, осознанием того, что она испытывает те же непередаваемо приятные ощущения, что и он, что они испытывают их вместе.
Вместе! Это был ключ ко всему процессу. Они были одним целым. Тела, объединенные в глубоко интимном, бесконечно приятном танце. И не только их тела. Не просто любой мужчина с любой женщиной.
– Виола, – прошептал он ей на ухо.
– Да…
Они поцеловались, не прерывая любовного ритма. Но Виола знала, знала наверняка, о чем он сказал ей, произнеся одно лишь имя. Неизвестно сколько времени спустя она тоже назвала его по имени.
– Фердинанд…
– Да.
Они снова поцеловались, а потом он зарылся лицом в ее шелковистые ароматные волосы и ускорил и углубил свои движения, пока не почувствовал, как у нее напрягся каждый мускул и она становится все ближе к нему, ближе и ближе, и вдруг…
Это случилось с ними обоими. Он не прислушивался специально, но знал, что она закричала, так же как и он. У него не было опыта, но инстинкт подсказал ему, что то, что они испытали вместе и одновременно, было чем-то редким и драгоценным. Они познали рай вместе.
Его друзья отвезут его в психиатрическую больницу и оставят там навечно, если он когда-нибудь начнет болтать при них об этих божественных моментах, подумал Фердинанд. Разговоры его друзей о женщинах всегда были приземленными и даже грязными.
Он опустил ее рубашку и прижал Виолу к себе словно ребенка.
– Спасибо, – сказал он и поцеловал ее в макушку.
* * *
Ночь была подобна сладкой агонии. После занятий любовью они проголодались и, одевшись, спустились вниз к холодному ужину, который Фердинанд заказал заранее. Когда они закончили трапезу и немного поболтали, наступила ночь. Виола ожидала, что Фердинанд отправится домой.
Но он спросил, протянув руку через маленький круглый стол, хочет ли она, чтобы он остался, и она ответила – да.
Они спали вместе. Они также дважды занимались любовью – вернувшись в кровать после ужина и перед тем, как встать утром. Но именно сон – вдвоем, рядом – оказался самым восхитительным ощущением. Виола спала урывками и каждый раз, проснувшись, осознавала, что Фердинанд рядом – иногда отвернувшись от нее, чаще обнимая ее во сне. Просто быть вместе, казалось, создавало большую близость, чем интимные отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Гостиная, в которой они очутились, была со вкусом обставлена и убрана в изысканных тонах серого и лилового, словно цветы лаванды. Это была очень женская комната, хотя в ней не хватало тепла. Очень приятное для любовницы место, где можно развлекать своего хозяина, решила Виола, осматриваясь вокруг наметанным взглядом, прежде чем отправиться в спальню.
Следующая комната была менее симпатичной, но более уютной. Около камина стояли удобные кресла, там же находился маленький, но элегантный письменный столик со стулом перед ним. Здесь же стояли полки с книгами и фортепьяно. Перед одним из кресел стояли пустые пяльцы, а к стене был прислонен мольберт.
Любовницы герцога Трешема – или по крайней мере одна из них – сохранили свои привязанности. У комнаты был такой вид, словно в ней жили долго и, возможно, даже счастливо. Может, в конце концов, быть любовницей действительно предпочтительнее той, жизни, которую она вела четыре года. Возможно, так появляется перспектива каких-то отношений. Но кем бы ни была та бедная женщина, познавшая счастье с герцогом Трешемом, сейчас она уже покинула это место. Он женился на герцогине.
– Мне нравится эта комната, – заметила Виола, – кто-то создал здесь уютный дом.
Фердинанд тоже пристально рассматривал предмет за предметом, слегка нахмурив брови. Но он не высказал никаких замечаний вслух. Он провел Виолу в столовую, затем наверх.
Вид спальни крайне удивил ее. Хотя она была обильно убрана в бархат и атлас, а на полу лежал толстый ковер, она не выглядела типичным любовным гнездышком. Большинству мужчин нравился красный цвет как фон для их чувственных наслаждений. Спальня Лилиан Тэлбот была выдержана в красных тонах. В этой же преобладали разнообразные оттенки зеленого мха, кремовые и золотистые тона.
В этой комнате чувствуешь себя скорее любимой, нежели любовницей. Виола обрадовалась, что именно здесь проведет свои последние часы с лордом Фердинандом. Она не будет его любовницей, потому что не хочет, чтобы он платил ей, но ей будет приятно, если вся обстановка поможет ей видеть его любовником, а не клиентом.
Дверь, ведущая, должно быть, в гардеробную, слегка приоткрытая, когда они вошли в спальню, была плотно закрыта с другой стороны. Виола обернулась, чтобы взглянуть на лорда Фердинанда. Он стоял в дверном проеме, заложив руки за спину и слегка расставив длинные ноги. Он выглядел красивым, могучим и слегка опасным – и явно смущенным. Конечно, она поняла, что все это было внове для него.
– Это подойдет, пока я не подыщу что-нибудь другое?
– Да, конечно.
Он избегал встречаться с ней глазами.
– Вы, должно быть, очень устали, – предположил он.
– Весьма.
– Тогда я вас покидаю, – сообщил Фердинанд. – Я вернусь завтра, чтобы посмотреть, как вы устроились. Осмелюсь пообещать, что остальные ваши вещи из «Соснового бора» прибудут в ближайшие несколько дней. Вчера я отправил туда записку.
Он собирался оставить ее из уважения к ее усталости после двух дней пути. Виола не ожидала этого. Как все просто. Может быть, сегодня она видит его в последний раз, прежде чем придет черед обдумать свое положение.
Но она не желала проводить надвигавшуюся ночь в одиночестве. Все произошло слишком быстро. У нее не было возможности закалить свою волю и свыкнуться со своим положением. Возможно, завтра она подготовится к этому, но сегодня ночью…
Она пересекла комнату и коснулась кончиками пальцев его груди. Фердинанд не пошевелился, когда она улыбнулась ему и выгнула тело так, что коснулась его своими бедрами.
– Я действительно устала, – сказала она, – и готова лечь в постель, а вы?
Его лицо вспыхнуло.
– Не делайте этого, – сказал он хмурясь, – не делайте этого, слышите? Если бы я захотел провести время с чертовой шлюхой, я пошел бы в бордель. Я не хочу Лилиан Тэлбот. Я хочу вас. Я хочу Виолу Торнхилл.
Она совершенно бессознательно украсила свое другое "я", поняла Виола, отчаянно стремясь оградить себя от боли.
Как странно, подумала она, даже пугающе странно, что Лилиан Тэлбот отталкивала его, и именно Виола Торнхилл манила к близости. Именно Виолу он хотел видеть своей любовницей. Она отошла от него. Без привычной маски Виола чувствовала себя беззащитной.
– Давайте по крайней мере будем честны друг с другом, – предложил Фердинанд. – Разве обязательно между нами должны быть искусственные трюки и какие-то игры только потому, что мы хотим быть вместе? Полагаю, было до обидного очевидно, что вы моя первая женщина. Тогда дайте же мне возможность быть первым мужчиной Виолы Торнхилл. Давайте создадим в наших взаимоотношениях душевный комфорт, помимо удовольствия. А может быть, даже дружбу. Как вы полагаете, это возможно?
Но Виола только покачала головой, а непролитые слезы комом встали у нее в горле.
– Не знаю, – прошептала она.
– Меня не интересует Лилиан Тэлбот, – повторил Фердинанд. – Она только заставит меня постоянно чувствовать свою неловкость. Я хочу только вас и никого больше, хотите верьте, хотите нет.
Настало время открыть правду, время сказать ему, что раньше в карете она обманула его, вынудив согласиться на окончание взаимоотношений без предварительного уведомления. Сообщить, что она намеревалась воспользоваться свободой уже на следующее утро.
Виола снова приникла к нему и спрятала лицо у него на груди.
– Ах, Фердинанд… – Вот и все, что она смогла вымолвить.
Глава 17
Он попал в затруднительное положение. Инстинкт подсказывал ему выбраться из воды, так чтобы можно было встать на берегу и рассматривать ситуацию с безопасного расстояния. Если бы он вернулся в свои апартаменты в Лондоне, он смог бы разобраться во всем, что с ним происходит. Еще не поздно. Он мог бы переодеться и пойти в клуб для джентльменов, например, в «Уайте», встретить там друзей, узнать, какие развлечения предоставляет Лондон на этот вечер, и посетить одно или два. Жизнь вновь станет знакомой и уютной.
Неужели все мужчины поначалу испытывали такие чувства к своим любовницам? Их души стремились к единению, уюту, миру? К любви? Многие ли мужчины так страдают от иллюзии, что женщина – их другая половина?
Он действительно был наивен, если испытывал подобные чувства. Но Фердинанд твердо знал, что все случившееся между ним и Виолой несколько вечеров назад на берегу реки в «Сосновом бору» только подтвердило все, что он знал о себе большую часть жизни. Он скорее останется холостым на всю жизнь, чем будет просто совокупляться.
Он обнял Виолу и поцеловал в губы, когда она подняла лицо ему навстречу.
– Вы хотите, чтобы я остался? – спросил он и тут же приложил палец к ее губам. – Вы должны быть честны. Я никогда не заставлю вас лечь со мной в постель, если вы этого не захотите.
Ее губы изогнулись под его предостерегающим пальцем.
– А что, если я никогда этого не захочу?
– Тогда мне придется искать другой выход, – сказал он, – но вы больше не вернетесь к своей прежней жизни.
Я этого не допущу.
Ее улыбка могла принадлежать только Виоле, а не другой женщине, что он с радостью и отметил. И в ней был оттенок грусти.
– А вам самому есть что сказать по этому поводу?
– Конечно, есть, – отозвался он. – Вы – моя женщина.
Не любовница – женщина. Фердинанд говорил, не обдумывая своих слов, но знал, что говорит правду. Он принял ответственность за нее. У него не было никаких официальных обязательств перед ней и никакого права требовать от нее послушания. Тем не менее она была его женщиной.
– Останьтесь со мной, – взмолилась Виола. – Я не хочу быть одна сегодня ночью. И я хочу вас.
Он почти сказал ей, что она может доверять ему. Хотя большую часть своей жизни Фердинанд не доверял никому, кроме себя, зная, что даже ближайшие и дорогие ему люди могли предать его, превратить твердую почву под ногами в зыбучие пески. Он доверял только себе и ни разу в жизни не сделал того, что счел бы позорным и бесчестным. Виола тоже могла доверять ему. Но как он мог выразить все словами и не показаться глупым, хвастливым мальчишкой? Он должен убедить ее, вот и все. Только время ему поможет.
Между тем Виола сказала, что хочет его. И, Бог свидетель, он тоже хотел ее. Весь день Фердинанд ощущал ее в крови словно лихорадку. Как и вчера, когда он помчался вдогонку за ней.
Он заключил ее в объятия и жадно поцеловал. Виола обняла его и так же горячо поцеловала в ответ. Неожиданно Фердинанд вспомнил, что еще полчаса назад она сидела в его карете.
– Идите в гардеробную и чувствуйте себя как дома, – сказал он. – Возвращайтесь минут через десять.
Она улыбнулась ему.
– Спасибо.
Когда пятнадцать минут спустя она вернулась, Фердинанд сидел на краю постели, откинув покрывало. Он разделся до бриджей для верховой езды. На ней была ночная рубашка, возможно, та самая, в которую она была одета в ту ночь, когда он разбил вазу. Рубашка была белая и укрывала ее от шеи до запястий и щиколоток. Ее волосы были распущены и расчесаны, и блестели, словно медь. Они спускались ниже спины. Даже если бы она вышла к нему нагой, она не была бы более желанной. Или если бы одна-единственная свеча освещала красное убранство комнаты, которое Фердинанд ожидал найти в этой спальне.
Виола подошла к нему, и он расставил ноги и протянул руки ей навстречу, так чтобы она могла подойти к самому краю кровати и коснуться его. Он взял ее руками за узкую талию и уткнулся лицом в ложбинку между ее грудей. Ночная рубашка пахла свежестью. И она тоже.
Самым возбуждающим запахом, как он сейчас обнаружил, был аромат мыла и женщины. Ее пальцы легко касались его густых волос.
– Хотите, чтобы я разделась? – спросила она. – Я не знала, как лучше.
– Нет. – Фердинанд поднялся на ноги и стащил покрывало. – Ложитесь, дайте мне разглядеть вас, прежде чем погасить свечу.
– Вы хотите задуть свечу? – спросила Виола, когда вытянулась на постели и разгладила рубашку на коленях.
– Да.
Дело было не в том, что он не хотел ее видеть. И не в том, что он смущался собственной наготы. Ведь они уже были обнаженными две ночи назад в лунном свете. Фердинанд и сам не знал, зачем ему понадобилась темнота. Или почему он не хотел, чтобы она сняла свою рубашку. Возможно, в темноте легче фантазировать – создать иллюзию, что они не мужчина и любовница, занимающиеся любовью ради его удовольствия, а супружеская пара, которая находит тепло и комфорт в телах друг друга в постели, где они спят рядом.
Он задул свечу, снял бриджи и устроился рядом с ней.
Фердинанд подложил ей руку под голову, Виола повернулась к нему, и их губы сомкнулись.
– Люби меня, Фердинанд, – попросила она, – как две ночи назад. Пожалуйста! Никто никогда не любил меня.
Только ты. Ты был первым.
Его руки изучали теплые изгибы ее тела поверх рубашки.
– Я не знаю, как доставить тебе удовольствие, – признался он. – Но я научусь, если ты будешь терпелива со мной.
Больше всего на свете мне хочется сделать тебе приятное.
– Ты доставил мне удовольствие, – сказала она. – Большее, чем кто-нибудь или что-нибудь. Ты доставляешь мне радость и сейчас. Ты приятен мне, мне нравится твой запах.
Он засмеялся. Фердинанд вымылся после дороги, но у него с собой не было привычной туалетной воды. Он понял, что она ничего не имеет против его неопытности. Возможно, это притягивало Виолу Торнхилл больше, чем опытность.
Фердинанд занимался любовью именно с Виолой Торнхилл, почему-то он воспринимал ее как девственницу. Он чувствовал себя очень способным и встревоженным. Но Фердинанд отбросил это последнее ощущение. Он мог обеспечить ей безопасность только как ее любовник.
Виола не имела ничего против его неопытности, поэтому Фердинанд расслабился и тоже позабыл о ней. Он изучал ее пальцами, познавая каждый изгиб тела своей женщины, в то время как желание горячило его кровь, вызывало сладостные судороги в паху и превратило в камень его оружие. Он открыл места – некоторые казались совершенно неожиданными, – прикосновение к которым вызывало у Виолы нежное мурлыканье от удовольствия и медленные вздохи, подтверждавшие ее желание. Он начал познавать ее.
Затем Фердинанд просунул руку под рубашку и начал двигаться вверх по гладкой коже ее стройных ног к груди.
Ее тело было горячим и влажным. Она раздвинула бедра, и ее руки замерли на его теле, пока его пальцы продолжали исследовать ее, изучать каждую складочку. Когда ее внутренние мускулы сжались вокруг его пальцев, Фердинанд испытал почти невыносимое возбуждение.
И вдруг подушечка его большого пальца, движимая каким-то инстинктом, нашла местечко у входа в ее самое интимное место и легко потерла его, Фердинанд тут же понял, что, возможно, обнаружил точку, дающую наивысшее наслаждение. Виола задрожала, ее руки сжали его плечи, и она достигла пика.
Когда все кончилось, Фердинанд тихо засмеялся.
– Неужели я так хорош? – спросил он.
Виола засмеялась вместе с ним, ее голос слегка дрожал и прерывался.
– Должно быть, так, – сказала она. – Что ты сделал?
– Это мой секрет, – пошутил он. – Я обнаружил у себя скрытые таланты. Я прирожденный любовник, ты согласна?
Они оба рассмеялись. Фердинанд приподнялся на локте и склонился над Виолой. Они не задернули шторы на окнах, и в темноте он смутно видел на подушке ее лицо в ореоле волос.
– И ужасно скромный.
– Согласен, ужасный, это точно. – Он потерся носом о ее нос.
– Надеюсь, на этом все не закончится, – прошептала она.
Он добродушно рассмеялся.
– Дай мне минуту, – попросил он, – и я докажу тебе, что всегда говорю только правду.
Фердинанд не стащил до конца ее ночную рубашку.
Фантазии казались более заманчивыми, чем нагота. Он подвинулся и устроился меж ее бедер.
– Что ж, покажи, на что ты способен, – сказала она, – а я буду судить. Думаю, ты просто хвастаешься.
Фердинанд проник в ее лоно жестко и глубоко и подавил желание тут же завершить акт. На этот раз он знал, чего ожидать, и выдержка далась ему немного легче. Он хотел выждать, хотел дать ей время получить наслаждение вместе с ним.
– Нет, – сказала Виола, и ее голос прозвучал поразительно спокойно, – ты не хвастался.
Распутница. Шлюха. Колдунья. Женщина.
Он приподнялся на локтях и усмехнулся ей.
– Пять минут? – спросил он. – Или десять? Как ты думаешь, на что я способен?
– Я не заключаю пари, когда у меня нет надежды выиграть, – призналась она. – На что ты способен? Подожди, дай подумать. Полагаю, на сумму этих чисел – на пятнадцать. – И она снова засмеялась.
Фердинанд начал двигаться в ней, перенеся на нее большую часть своего веса, лаская ее медленными ритмичными движениями, наслаждаясь ее ароматом, звуками их соединения, осознанием того, что она испытывает те же непередаваемо приятные ощущения, что и он, что они испытывают их вместе.
Вместе! Это был ключ ко всему процессу. Они были одним целым. Тела, объединенные в глубоко интимном, бесконечно приятном танце. И не только их тела. Не просто любой мужчина с любой женщиной.
– Виола, – прошептал он ей на ухо.
– Да…
Они поцеловались, не прерывая любовного ритма. Но Виола знала, знала наверняка, о чем он сказал ей, произнеся одно лишь имя. Неизвестно сколько времени спустя она тоже назвала его по имени.
– Фердинанд…
– Да.
Они снова поцеловались, а потом он зарылся лицом в ее шелковистые ароматные волосы и ускорил и углубил свои движения, пока не почувствовал, как у нее напрягся каждый мускул и она становится все ближе к нему, ближе и ближе, и вдруг…
Это случилось с ними обоими. Он не прислушивался специально, но знал, что она закричала, так же как и он. У него не было опыта, но инстинкт подсказал ему, что то, что они испытали вместе и одновременно, было чем-то редким и драгоценным. Они познали рай вместе.
Его друзья отвезут его в психиатрическую больницу и оставят там навечно, если он когда-нибудь начнет болтать при них об этих божественных моментах, подумал Фердинанд. Разговоры его друзей о женщинах всегда были приземленными и даже грязными.
Он опустил ее рубашку и прижал Виолу к себе словно ребенка.
– Спасибо, – сказал он и поцеловал ее в макушку.
* * *
Ночь была подобна сладкой агонии. После занятий любовью они проголодались и, одевшись, спустились вниз к холодному ужину, который Фердинанд заказал заранее. Когда они закончили трапезу и немного поболтали, наступила ночь. Виола ожидала, что Фердинанд отправится домой.
Но он спросил, протянув руку через маленький круглый стол, хочет ли она, чтобы он остался, и она ответила – да.
Они спали вместе. Они также дважды занимались любовью – вернувшись в кровать после ужина и перед тем, как встать утром. Но именно сон – вдвоем, рядом – оказался самым восхитительным ощущением. Виола спала урывками и каждый раз, проснувшись, осознавала, что Фердинанд рядом – иногда отвернувшись от нее, чаще обнимая ее во сне. Просто быть вместе, казалось, создавало большую близость, чем интимные отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33