Ехавшие обочиной дороги драгуны брали детей на коней, ополченцы несли малышей на руках…
…Тонконогий арабский жеребец под кривым Селимом косит глазом, храпит и шарахается, наступая копытами на трупы, сплошь усеявшие узкие улицы Старой Загоры. Лежат обезображенные ятаганами и ножами старики, женщины, дети, не успевшие податься в бега. Горят дома болгар.
Селим плёткой огрел прянувшего коня, процедил зло:
– Шайтан!
Хмельные от крови, рысят за Селимом башибузуки, а навстречу другая шайка, с бубнами и литаврами. Звон меди, грохот барабанов, весёлый смех.
Впереди встречной шайки гарцует башибузук с лицом ястреба. В вытянутой руке, как знамя, шест, увенчанный окровавленной головой ребёнка.
Башибузуки Селима радостно поприветствовали товарищей, разъехались.
Дикие крики и вопли висят над Старой Загорой. Турки хозяйничают в городе…
Путь шайке Селима перегородила опрокинутая повозка. На рассыпавшихся ящиках гора зарезанных болгар. Вокруг всё потемнело от крови.
Повернул Селим коня, объехал завал. За городом пустил коня вскачь. Следом распластывались в беге кони его башибузуков. Гонит кривой Селим, торопится: не мог обоз с болгарами уйти далеко.
Дробный цокот копыт по каменистой земле, свирепые выкрики башибузуков. Скоро, скоро настигнут. И видится Селиму привычная картина, как, теряя узлы и корзины, врассыпную убегают болгары, а башибузуки секут их ятаганами, режут во славу аллаха милостивого…
Рота ополченцев поручика Узунова прикрывала отход беженцев. Издали, по клубам пыли, обнаружили преследователей. Укрылись за поворотом. Стоян догадался: башибузуки. Подумал зло: «На лёгкую добычу рассчитывают. Видать, думают: бросили обоз на произвол».
И приказал дружинникам стрелять залпом, подпустив шайку, после чего взять в штыки…
Не ожидал кривой Селим такой встречи. Телеги совсем рядом. Дико завизжали башибузуки, подняли ятаганы…
Сухой, как треск валежника, залп выбросил из сёдел несколько башибузуков. Вздыбились кони, сбились всадники. Только теперь они увидели ополченцев. Выставив штыки, те шли на них.
Поворотила шайка. Оставив убитых и раненых, понеслись к Старой Загоре. Опережая башибузуков, уносил быстроногий арабский скакун кривого Селима.
Соединившись 3 августа у Казанлыка с основными силами Передового отряда, защитники Старой Загоры отошли к Шипкинскому перевалу, а в Хайнкиее, задержав продвижение к старой Загоре Реуф-паши, остановился Гурко. Передовой отряд, измотанный в тяжёлых боях, был расформирован. Его части отводились на отдых в Тырново.
Охрана Шипки поручалась Орловскому полку и болгарским ополченцам, Хаин-Богаз – Елецкому пехотному полку. В дружинах читали приказ генерала Гурко: «Вы… показали себя такими героями, что вся русская армия может гордиться вами и сказать, что она не ошиблась послать в ряды ваши лучших своих офицеров. Вы ядро будущей болгарской армии. Пройдут года, и эта будущая болгарская армия с гордостью скажет: «Мы потомки славных защитников Старой Загоры».
Главнокомандующий Дунайской армией великий князь Николай Николаевич не ожидал такого поворота событий. Удачно начатый Забалканский поход Передового отряда, суливший повторить набег Дибича на Адрианополь в 1828 – 1829 годах, не увенчался успехом, вызвав неудовольствие императора.
Виновен ли генерал Гурко? Нет, он сделал всё возможное для наступления в глубь Забалканья, но помешала малочисленность Передового отряда. Гурко нуждался в поддержке главных сил, а их приковала Плевна.
Военный министр Милютин, побывав под Плевной, пришёл к заключению: генерал Криденер начал штурм без должной разведки. Он исходил из ложного мнения, что само количественное превосходство русской армии – залог успеха.
Возвратившись в Главную квартиру, Милютин пригласил генерала Непокойчицкого, посоветовался:
– Артур Адамович, не считаете ли вы, что в сложившейся ситуации, дабы не положить русских солдат, правильно будет основательно подготовиться?
На что Непокойчицкий довольно легко огласился, пообещав убедить в этом главнокомандующего.
Разговор, и довольно нелюбезный, между начальником штаба и великим князем случился на следующий день.
– Мне кажется, вы, Артур Адамович, заразились духом военного министра.
– Помилуйте, ваше высочество, вам прекрасно известно моё нелюбезное отношение к Дмитрию Алексеевичу, но в данном вопросе он прав.
– Я обещал моему державному брату взять Плевну в августе и, не мешкая, перебросить в Забалканье главные силы. Покончить с войной уже в этом году. Вы же, Артур Адамович, вместе с военным министром хотите затянуть военные события.
– Ваше высочество, хорошо, если третий штурм будет успешным, ну а как постигает неуспех? Государь с нас спросит. Нет, лучше обложим Плевну и принудим Османа к сдаче…
После отхода Передового отряда от Старой Загоры штаб Дунайской армии, заботили перевалы. Их необходимо было удержать, чтобы Сулейман-паша не прорвался к Осман-паше, а при возможности использовать перевалы для прохода главных сил в Забалканье.
ГЛАВА 4
Письмо второе, Горчаков и царь. В Главной квартире
Императора. Сулейман-паша. Под Плевной. На Шипке.
Письмо третье.
Из штаба Дунайской армии на Шипку вместе с провиантом доставили почту. Стоян только воротился от подполковника Кесякова, когда Асен принёс письмо. Оставив ужин, Узунов распечатал конверт.
Выражая беспокойство молчанием брата, Василько описывал свою жизнь:
«Из Екатеринодара, любезный брат Стоян, как я писал тебе, в сопровождении десятника и нескольких верховых казаков добрался я по удивительно липкой грязи до станции Кавказская, сел в поезд и без особых осложнений приехал во Владикавказ.
На местном базаре у какого-то заезжего туземца купил я доброго скакуна. Хоть и не дёшево, но помня: хороший конь – верный товарищ. Отсюда, из Владикавказа, дождавшись обоза и маршевой роты, при одной приведённой в готовность пушке двинулись в дальний путь.
Чем дальше уходила дорога, тем становилось теплей. Я снял шинель и башлык, а солдаты, маршировавшие вслед за обозом, перекинули через плечо скатки.
Цвели сады. Горные речки стали полноводными. Путь наш пролегал по горной дороге. Солдаты продвигались осторожно. Чечня в мятеже. В аулах отношение к нам враждебное. Для местных жителей мы – неверные, гяуры. Помнят газават, и муллы призывают к священной войне. Говорят, Гази-Магомед, сын Шамиля, приведёт в Чечню свою конницу. Слух есть, этот Гази-Магомед имеет чин генерала и его мусульманская конница должна высадиться на Черноморском побережье.
Нашу колонну уже дважды обстреляли. Вынесутся конные чеченцы, погорячат коней, пальнут и, погрозив нагайками, ускачут.
Горы – их надёжная защита. Вот и представь себе, каково снабжение Кавказской армии при таком враждебном тыле…
У нас на Кавказе наступление идёт замедленно из-за распутицы. Турки, как мне рассказывали, первоначально сопротивления почти не оказывали. Корпус генерала Лорис-Меликова вышел на северо-восток от Карса к Визинкею и Зивину. Турецкий главнокомандующий на Кавказском фронте Ахмет-Мухтар-паша бежал из Карса в Бозгалу, намереваясь сколотить в Эрзруме новую армию.
В штабе офицеры поругивают Лорис-Меликова за его медлительность и что он не взял Эрзрум, а повернул к Ардагану. Лорис-Меликов, как утверждают, намеревается увеличить свой отряд за счёт Ахалцихского и Эриванского отрядов (в коем мне служить определено) и только после того пойти на Ахмет-Мухтара.
Главнокомандующий великий князь Михаил Николаевич замысел генерала Лорис-Меликова одобрил. Колонна генерал-лейтенанта Геймана была придана Ахалцихскому отряду, который продвинулся почти к самому Ардагану.
В деле под Ардаганом мне участвовать не довелось, но из рассказов очевидцев имею представление.
Крепость сию возводили английские инженеры. Укрепления новые, гарнизон около десяти тысяч турок при ста орудиях.
При взятии Ардагана хорошо поработали наши осадные орудия и пехота. Штурм прошёл успешно…
В самом конце мая я с трудом добрался к месту назначения. К тому времени Эриванский отряд двумя колоннами перешёл границу, взял Баязет и, отвлекая внимание Ахмет-Мухтара, через Алашкери продвинулся к монастырю Сурб-Оганесу. Тут я и догнал отряд.
Не могу закончить письмо, не сказав о командире эриванцев генерале Тергукасове, армянине, умном, с хитринкой в глазах, и талантливом стратеге. Он пользуется большой любовью у солдат, ибо о них проявляет постоянную заботу. Он чуткий и строгий командир…
В следующем письме опишу, как проходят наши баталии…»
Достав лист и чернила, Стоян тут же сел писать ответ.
Сулейман-паша срывал злость на Реуф-паше и Халюсси-паше, по чьей вине, как он считал, Старая Загора дорого обошлась турецкой армии.
Оба паши гнули спины перед сердер-экремом, а он сидел на персидском ковре, обложенный подушками, и слушал Вессель-пашу, своего любимца, чьи таборы приблизили победу. Вессель-паша говорил о больших потерях. Сулейман-паша хмурился. Две тысячи за один город! И это из тех таборов, что делили с ним походную жизнь в Черногории!
Но что такое? Нет, Сулейман не ошибся, Вессель-паша назвал цифру погибших черкесов. Сулейман-паша сердито оборвал:
– Меня не интересует, сколько русские пули отправили в потусторонний мир бродяг без отечества. Черкесы для меня – навоз из конюшен великого султана.
– Но, досточтимый сердер-экрем, черкесы гибли не только от картечи русских пушек, но и от пуль болгарских собак. Сегодня дружинники генерала Столетова впервые сражались с нами, и милостью аллаха триста из них мертвецы. Твои аскеры, сердер-экрем, отрубили им руки и свалили в кучу на съедение трупным червям и хищникам.
– Смерти достоин даже тот, кто бросит косой взгляд на османа. За вину поднявших на нас руку мы предадим лютой казни их детей, жён и матерей. Твоим таборам, мой любезный Вассель-паша, я отдаю всех болгар, а трупы устелят мостовую, чтобы копыта моего коня дробили их кости. Они получат новый Батак.
– О, досточтимый сердер-экрем, ты доставил аскерам воистину праздник, он усладит их душу. Они вырежут неверных во славу аллаха.
Читатель, если тебе доведётся побывать в Забалканье, низко поклонись Старой Загоре. Всё произросшее на её земле впитало кровь десяти тысяч болгарских мучеников, зарезанных турками в первые дни августа 1877 года.
Император и самодержец всея Руси для интимных бесед избирал кого-нибудь из свитских генералов. Благо, они подчёркнуто внимательны.
С приездом на Главную квартиру канцлера Горчакова Александр II, получивший сведения об отходе Передового отряда из Забалканья, нечаянно встретил Горчакова на прогулке.
– Ох, Александр Михайлович, Александр Михайлович, нелёгкая ноша – венец царский. Я прекрасно осведомлён о бедственном положении крестьян, убедился собственными глазами, когда проехал по России до самого Тобольска, потому и подписал указ о крестьянской реформе… Однако вам ли не знать, о чём шепчутся в салонах мои недоброжелатели? Их злые языки утверждают, будто мой державный дядя тайно отрёкся от трона в пользу моего покойного родителя Николая Павловича, а сам в мир подался. А отчего бы? Не от сладкой жизни царской. Вот ведь и мне ношу трудную нести. Нет покоя. Знали бы бомбометатели, которые на государей руку поднимают, как горька власть. – Александр поёжился, вспомнив покушение на него десятилетней давности. Оно и поныне страшило его… Воспользовавшись первым тёплым апрельским днём, Александр в сопровождении племянницы принцессы Марии Баденской и племянника принца Николая Лейхтенбергского после прогулки в Летнем саду садился в коляску, когда неизвестный из толпы выстрелил в него из пистолета… Покушавшимся оказался исключённый из Московского университета студент Каракозов, член тайного кружка, замыслившего посредством убийства царя совершить государственный переворот… Александр велел применить к заговорщикам самые суровые меры. Каракозова повесили на Смоленском поле в Петербурге, а других участников кружка сослали на каторгу…
Горчаков внимательно всматривался в глаза императора и думал о том, чего больше у Александра: самомнения или величия?
Царь вернул его к разговору.
– Российский народ тяготеет к бунтам. Ему, видите ли, существующий порядок не угоден. А как с ним разговаривать прикажете?..
– Ваше величество, не грех прислушаться и к голосу рейхсканцлера Бисмарка, который утверждает, что лучшее средство отвлечь народ от политики, в которой он ровным счётом ничего не смыслит, – доказать, что правительство само заботится о народных интересах.
– Вы либерал, меня же от либерализма излечили нигилисты. Покушаясь на своего государя, они подписали себе смертный приговор. Я буду искоренять их всеми способами. Разве венец царский – лёгкая ноша, Александр Михайлович?
– Помилуйте, о чём вы говорите, ваше величество? И Христос возлагал на чело своё венец терновый.
– Да-да, справедливо заметили, Спас нерукотворный. Не тернии ли война нынешняя? Вон какие она сюрпризы преподносит.
– Видит Бог, ваше величество, в своё время я хотел решить вопрос полюбовно, мирно, без баталий. На то усилий положил немало.
– Беда не ходит в одиночку, Александр Михайлович. Кампания затягивается. Проглотили горечь Плевны, недоглядели Забалканье. «Вестник Европы» пишет: Плевна сменила чрезмерную уверенность, порождённую первыми успехами, на преувеличенное разочарование.
– Мда-а! Что Британия?
– Кабинет Биконсфилда занимается словопрениями. Королева Виктория ножкой топает. Ей бы из пушек флота её величества по нам пальнуть, да некоторые лорды не желают… А Андраши ретивость выказывает, прожекты строит, как бы перерезать коммуникации в Румынии. Императору своему Францу-Иосифу уши прожужжал, однако австрийские генералы пыл его охлаждают: «Нам-де с Россией не тягаться. Даже если их турки потеснят». Лорды английские австрийцев с нами рады стравить.
– Что рейхсканцлер германский?
– Кабы Бисмарк верил в австро-венгерское оружие, он бы непременно заодно с Андраши песни пел, дабы мы впредь не мешали германцам намять бока французам, а буде возможно, и рёбра поломать… Но опасается прусский лис: ну как мы поколотим солдат усача Франца-Иосифа?!
Горчаков потирал немеющие пальцы рук. В последнее время боль обострилась. Царь сказал:
– Я благодарю Бога, что во главе российской дипломатии стоите вы, князь.
– Ваше величество, мне на покой скоро.
– Нет уж, позвольте, Александр Михайлович, развяжем гордиев узел, потом подумаем.
За первыми громкими победами, когда казалось, что уже ничто не может предвещать ненастье, явилась горечь неудач. Тревожные вести о положении Западного и Передового отрядов.
Главнокомандующий пытался успокоить Александра, прислал телеграмму: «Получил телеграмму от Криденера, что после вчерашнего боя под Плевной неприятель оказался будто бы в превосходных силах и что он вчера отступил к Булгарени… Намерен непременно ещё атаковать неприятеля и лично вести третью атаку. Гурко оставляю в его положении. Заеду к тебе в Бялу».
Великий князь обвинял Криденера. Он повторял то, о чём царя предупреждал Милютин…
Александр хмурился. Перед ним стоял флигель-адъютант с бумагами, ждал указаний. Император не знал, как воспринял поражение Криденера великий князь, и ему было жаль и себя и брата. Он продиктовал флигель-адъютанту ответ в Ставку: «Крайне огорчён новою незадачею под Плевной. Криденер доносит, что бой продолжался целый день, но громадное превосходство сил турок заставило отступить на Булгарени. Завтра ожидаю Имеретинского с подробностями. Пишу тебе с адъютантом наследника Оболенским. Под Рущуком и к стороне Разграда ничего не было».
Государь император не знал, как главнокомандующий воспринял телеграмму генерала Криденера. Получив её, великий князь велел тут же кликнуть своего адъютанта Скалона и, громыхая, сказал:
– Экой у тебя, Митька, дядюшка. Барон бестолковый. – И повторил: – Не барон, а баран. На-кась разбери его депешу. – Сунул полковнику телеграмму.
Тот прочитал, поднял глаза на главнокомандующего:
– Надо понимать, ваше высочество, генерал Криденер отступает от Плевны.
Великий князь взорвался:
– Бежит, бежит барон от Османа, как трусливый заяц. Ты, Митька, дай телеграмму моему державному брату. А я поеду к нему следом.
В Главной квартире императора вечерами играл военный оркестр – царь любил духовую музыку, важно прогуливались свитские генералы и иные чины, дышали на ночь свежим воздухом, обменивались новостями, чаще придворными сплетнями, о которых узнавали из петербургских писем.
Идя на совещание, Милютин приблизительно представлял его ход. Главнокомандующий станет просить пополнения, искать оправдания, государь обещать, а он, военный министр, называть номера войсковых соединений, прибытие которых ожидается на Балканы не раньше октября.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72