Слушай, это у тебя второй или третий мартини?
Лок усмехнулся.
– Играешь в отгадки? Ошибся, это первый.
– О'кей. Слушай, мы с Бет хотим, чтобы ты приехал поскорее... Нет, ничего особенного. Просто хотим поболтать с тобой до прибытия остальных гостей. Так что заканчивай побыстрее и мотай сюда. Так распорядилась Бет.
– Хорошо. Спасибо, Билли.
Лок сунул сотовый телефон в карман плаща. В следующее мгновение на его плечо опустилась чья-то рука, но даже этот дружеский жест выражал сомнение, словно человек был не вполне уверен в том, что его узнают.
– Джон Лок! Это по-прежнему твоя любимая забегаловка? – говоривший был выше Лока, даже взгромоздившись на соседний табурет у стойки бара, и более мощного сложения, но вместе с тем он имел какой-то потерянный вид, словно всю свою жизнь занимался делом, нужда в котором недавно отпала. – В последнее время я не видел тебя здесь.
– Боб! Рад видеть тебя, дружище.
Бар отеля начал наполняться работниками различных компаний и правительственными служащими. Боб Кауфман служил в Компании Подразумевается ЦРУ. (Прим. перев.)
– другой разновидности правительства.
– Как дела на Ферме? – спросил Лок.
– Пока что работаю.
Боб Кауфман был старшим оперативным сотрудником. Рейган, Горбачев и Тэтчер, а впоследствии Ельцин, Клинтон и Мейджор, словно неумолимые заимодавцы, сжимали кольцо оцепления вокруг него и большинства его коллег.
– Боже, как бы мне хотелось, чтобы госдеп забрал, меня к себе под крылышко так же, как тебя! Счастливый ты сукин сын, – слова Боба прозвучали искренне, без негодования. – Может быть, тогда я бы смог избавиться от кислых рож наших парней. Все чего-то ждут и надеются, околачиваются без дела... Нынешняя администрация отправит Компанию на свалку, парень. Мы стали политическим анахронизмом, – он щелкнул пальцами, и перед ним волшебным образом возник бокал бурбона со льдом. – Если ты не диск-жокей, не имиджмейкер и не компьютерный гений, если ты не советуешь радоваться нынешнему положению дел в мире... а, забудь об этом!
Он сделал большой глоток.
– Похоже, гайки затягиваются повсюду, – сочувственно пробормотал Лок. – Меня самого приговорили к бумажной работе, хотя я и не жалуюсь. Что они заставляют тебя делать, Боб?
– Когда не мотаюсь как проклятый по совещаниям и комиссиям, читаю лекции ораве сорванцов из колледжа. В основном по Среднему Востоку – аятоллы и прочие бандиты. Сам знаешь, что это такое, – Кауфман равнодушно пожал плечами. – Я для них вроде прапрадедушки, настоящий динозавр. А ты?
Лок изучал их отражения в большом зеркале. Кауфман сейчас казался пьяницей, выпавшим из нормального времени и пространства, излагающим печальную историю своей жизни. Темноволосое, более стройное и моложавое отражение Лока улыбалось в ответ, олицетворяя собой будущее, как сам Кауфман олицетворял прошлое, повергнутое в прах. Его обвисшие щеки, покрасневшие глаза и привычно недовольное выражение лица контрастировали с энергичной подтянутостью и загаром Лока, который напоминал удачливого бизнесмена, глядящего на мир сквозь жерла зрачков пронзительно голубых глаз.
– По большей части торговля, инвестиции и тому подобные вещи, – ответил он.
– Но ты по-прежнему просиживаешь задницу вместе со старыми монстрами.
Холодная война представлялась Кауфману чем-то вроде студенческого братства, выглядевшего еще более романтично при рассмотрении через двадцатикратный оптический прицел.
– Ближе всего я подхожу к старым временам, когда мои мальчики из колледжа обнаруживают, что наши старые приятели продают аятоллам партию ракет или танков. Или очередного ученого... – Боб невесело улыбнулся. Перед ним возник новый бокал бурбона, а перед Локом – второй мартини.
– Продают ученого? – переспросил он, чтобы потрафить Кауфману. До него доходили правдоподобные слухи, ходившие в госдепартаменте во время его поездок в Россию. Утечка мозгов шла на юг и на восток, в меньшей степени на запад. Несчастные плохо оплачиваемые специалисты тонкими ручейками утекали за пределы бывшего Союза, но здесь и не пахло оптовой торговлей. Их не отправляли партиями, как танки или токарные станки.
– Эти студенты! Они считают, что наши старые приятели теперь продают мозги всем, кто готов их купить. Люди! Все эти недовольные ядерщики, разработчики биологического оружия и так далее. Знаешь, почему меня иногда охватывает ностальгия по Афганистану, по Европе, даже по Вьетнаму? – бокал Кауфмана снова опустел. – Я возьму еще по одной, Джон, ладно? Тебе, как обычно, сухой мартини?
Лок помедлил, скосив глаза на циферблат часов и прислушиваясь к рокоту десятков разговоров на вечно притягательную тему власти и денег. Последнее выходное платье Хилари, заявление Клинтона в частной беседе, падающий рейтинг популярности президента, обстановка в разрушенной войной Боснии, эти засранцы европейцы... Политика власти и власть политики. Отказаться от предложения Боба Кауфмана сейчас было бы оскорблением. Старый оперативник напоминал ребенка, прижавшегося носом к витрине с самыми замечательными сладостями.
– Спасибо, Боб, хотя я должен следить за временем.
Кауфман заказал выпивку. Случайный разговор о турпоездке быстро потонул в новой волне политических сплетен. Лок чувствовал себя комфортно за этими стенами из слов, в то время как Кауфман ощущал себя лишним.
– Твои мальчики из колледжа несколько преувеличивают. Было несколько исчезновений – с полдюжины, не больше. Русские заинтересованы в том, чтобы держать своих лучших специалистов дома и обеспечивать их всем, что нужно для счастья, – Лок усмехнулся. – Видишь ли, Боб, моя теперешняя работа в госдепе, можно сказать, продолжает старую линию. Я приставлен к изучению русской экономики.
– А таковая существует?
Оба рассмеялись.
– В кого они тебя превратили – в коммивояжера или в страхового агента?
– И в того, и в другого понемножку.
– Некий прекрасный новый мировой порядок, да? Вроде поставок оружия, боснийским мусульманам. Тот древний грек, который командовал двумя тысячами Имеется в виду битва при Фермопилах. (Прим. перев.)
, вряд ли одобрил бы эту тактику. Твое здоровье!
Разговор быстро становился бессвязным, выпадая из окружающей политической болтовни. Время от времени Лок приветственно махал рукой знакомым из госдепартамента и других правительственных служб. Кауфману явно хотелось заручиться его поддержкой, получить какую-нибудь информацию, а возможно, и хорошие рекомендации, однако Лок прекрасно понимал, что госдепартамент вряд ли заинтересуется оперативным сотрудником ЦРУ, находящимся на грани отставки. Тем временем имена великих людей, рассказы об их деяниях и злодеяниях пролетали мимо собеседников, словно бумажные самолетики.
Кауфман начинал впадать в слезливую сентиментальность. Вместо «Янки, убирайтесь домой!» на стенах всего мира запестрели сообщения «Шпионы не требуются». Администрация Клинтона с непоколебимой уверенностью втолковывала своим разведчикам, что мир более не является их площадкой для игр, а вся остальная часть планеты – это не 111-й полицейский участок со штаб-квартирой в Лэнгли. Вместо этого штаб-квартира ЦРУ превратилась в галеру работорговцев, чьи трюмы были набиты желчными, разочарованными, обманутыми людьми – в фабрику, производящую ненужную продукцию в неподходящее время.
Внезапно Лок устал от Кауфмана и от ароматов их профессионального прошлого. Ему захотелось как можно скорее встретиться с Бет. Воспоминания о прошлых днях рождения, встреченных вдалеке друг от друга, были уже не такими мучительными. Благодарение небесам, годы их разлуки подошли к концу. Лок помнил собственные никогда не отмечавшиеся дни рождения: хмурые, всегда почему-то снежные дни. Он видел себя самого, стоявшего в пустынном коридоре и глядевшего в окно на занесенную снегом площадку дорогой частной школы. Неотапливаемые спальни, отчаянное бегство в спорт и музыку от надменного, подозрительного безразличия сверстников, чьи родители были живы и здоровы. Он открыл для себя баскетбол, прелесть пения и занятий музыкой... в отличие от Бет, которая в своем уединении тянулась к печатным страницам. Она открыла для себя книги – все книги, любые книги.
Лок улыбнулся про себя. Он всегда подозревал, что ее душещипательные истории об одиноких днях рождения были выдумкой, предназначенной для того, чтобы добиться его симпатии. Она генерировала мощное магнетическое поле, привлекавшее других людей, втягивавшее их в орбиту дружбы и доверия. Она никогда не оказывалась одинока в свой день рождения, как не оказалась и в этот раз.
Он быстро допил свой мартини, заказал еще один бурбон для Кауфмана и обратился к нему.
– Сегодня у моей сестры день рождения, Боб. Я опаздываю, а мне еще нужно купить подарок. Рад был встретиться с тобой, старина...
Последние слова он произносил, уже вдев руки в рукава плаща и отойдя на несколько ярдов от стойки бара. Кауфман наблюдал за ним недоверчивым, яростно-умоляющим взглядом быка, которого ведут на убой. Лок помахал ему, и Кауфман ответил таким же жестом. Выражение его лица немного смягчилось.
Выйдя из бара, Лок стряхнул с себя заразное беспокойство и вселенскую скорбь собеседника. Он не слишком хорошо знал Кауфмана и никогда не был его другом. Они контактировали в Афганистане, в начале восьмидесятых, и с тех пор встречались лишь несколько раз. Кауфман был ветераном вьетнамской кампании, офицером оперативной разведки, все еще жившим в воображаемом мире борьбы блоков и идеологий.
Когда дверь за Локом захлопнулась и холодный воздух улицы повеял ему в лицо, Лок испытал чудесное чувство освобождения и преображения. Он двинулся в освещенный лампами тоннель сумерек, подняв воротник плаща. Сухие листья кучами ржавой жести лежали вдоль тротуара. В воздухе висел резкий запах бензина. Он ускорил шаг, охваченный восторженным, почти детским предвкушением праздника.
* * *
Алексей Воронцов положил телефонную трубку.
– Они послали кого-то в клинику для опознания тела, – сообщил он. – Шоковая реакция кажется неподдельной. Судя по описанию, это действительно Роулс.
Дмитрий кивнул, лизнул кончики пальцев и положил вторую трубку.
– Тебе это понравится, – он кивнул в направлении телефона.
– Что именно?
– Когда судмедэксперты – кстати, во главе с твоим приятелем Ленским – пришли в морг, кто-то уже спер ботинки с трупа. Должно быть, тело оттаяло как раз достаточно для того, чтобы...
– Это было сделано намеренно? – резко спросил Воронцов.
– Что? – Дмитрий жевал огромный кусок чего-то, напоминавшего пиццу. Перспектива завтрака вызвала у Воронцова неприятную резь в желудке. – А, понимаю, что ты имеешь в виду. Нет, обычное мелкое воровство. Возможно, один из наших балбесов в мундирах воспользовался случаем.
В кабинете резко пахло подгоревшим хлебом с томатной пастой и их сырыми сапогами, одиноко стоявшими у единственной батареи отопления. За окном шел густой снег: утро выдалось пасмурным. На какой-то благословенный момент город исчез под напором зимы вместе со своими наркотиками, проститутками и эпидемией бандитизма. Пятью этажами ниже забуксовал тяжелый грузовик, и к серой пелене за окном добавился надсадный рев двигателя.
– Ладно, давай предположим, что это действительно Роулс. Почему кто-то убрал его?
Дмитрий пожал плечами и вытер рот большим, серым от грязи носовым платком. Теперь он стирал сам, но без особого успеха. Воронцов выглядел гораздо опрятнее. В этих вопросах он всегда был щепетилен до крайности. Его одежда была арктически чистой и асептичной, как и его квартира. В доме Дмитрия царили грязь и беспорядок вкупе с гнетущей атмосферой застарелого горя и пренебрежения. Дмитрий не мог отвезти белье в больницу и попросить свою сумасшедшую жену заняться стиркой. Он приезжал туда только для того, чтобы сидеть рядом с ней. Не вместе – она больше не могла быть вместе с ни с кем из живущих.
– Думаешь, его могли втянуть в разборки с местными бизнесменами и мафией? – в голосе Дмитрия Горова слышалась возрожденная лихорадочная надежда. Это было скорее признаком одержимости, а не служебного рвения: для него все должно было иметь отношение к наркотикам и местной мафии.
Воронцов покачал головой и обеими руками потер короткую щетину на щеках, словно выгоняя остатки холода, накопившегося в рощице за автострадой.
– До сих пор не обнаруживалось никаких признаков связи с американцами. Роулс был одним из старших административных работников в «Грейнджер Текнолоджиз», но не имел непосредственного отношения к связке Грейнджер – Тургенев. Я не могу себе его представить торгующим героином или кокаином для получения левого приработка. Серьезно, Дмитрий, – а ты можешь?
Дмитрий неохотно покачал головой, всем своим видом выражая разочарование, и провел тяжелой ладонью по истончившимся темным волосам, затем по круглому мясистому лицу.
– Полагаю, ты прав. Послушай, Алексей, это убийство не помешает нашей операции?
Его голос звучал почти умоляюще. Воронцов покачал головой.
– Не знаю, почему Бакунин сразу же не забрал дело себе. Рано или поздно он все равно это сделает. «Грейнджер – Тургенев» – его епархия, так что когда он позавтракает и помастурбирует, чтобы улучшить настроение...
Дмитрий хрипло рассмеялся.
– Нет, мы сосредоточимся на наркотиках, – продолжал Воронцов. – Планы не изменились.
Дмитрий с довольным видом взял рапорт, лежавший у него на столе, и передал листок Воронцову.
– Рейс из Исламабада прибывает сегодня в восемь вечера, Хусейн числится среди пассажиров, – сообщил тот.
– Наблюдение за домом установлено?
– Все уже на местах. Сейчас там не происходит ничего особенного – впрочем, это естественно.
– Ладно, значит, сегодня вечером. Груз будет на борту?
– Так мне сообщили. Это обычный метод транспортировки, а Хуссейн – курьер с пакистанской стороны. Пакистанец – это все, что у нас есть. Мы знаем, что наркотики приходят из Тегерана и из Кашмира, но нет ни одной нити, которая вела бы туда. Хусейн из Равалпинди – и все! – Воронцов осознал, что его тон звучит обвиняюще, и быстро добавил: – Твой след – лучший из тех, на которые нам удалось напасть. У нас наконец-то есть номер рейса и конкретное имя. Мы знали, что наркотики поступают из Мусульманского Треугольника, и предполагали, что транспортировка происходит вместе с временными рабочими...
Внезапно он грохнул кулаком по столу.
– Бог ты мой, сколько товара уже прошло прямо у нас под носом! Мы не можем упустить этот шанс, Дмитрий!
Лицо Дмитрия потемнело, на нем появилось выражение неутоленного голода.
– Обещаю, на этот раз мы достанем ублюдков. Вытряхнем все из Хусейна, пойдем по следу, который он нам укажет, возьмем распространителей...
К своему замешательству, Воронцов осознал, что поощряет слабость Дмитрия, укрепляет его жажду мести. Но, черт побери, если кто-то и заслуживал отмщения, то это был инспектор Горов!
– Рабочие возвращаются из отпусков, и с ними прилетает новая партия героина. Просто, если знать, как это делается.
Воронцов внимательно изучал лицо Дмитрия. В последнее время их деловые отношения заметно пошли на поправку. Два года назад единственная и любимая дочь Дмитрия умерла от передозировки плохо очищенного героина. Месть не могла возместать ему потерю дочери или послешоковое растительное существование его жены в больнице. Но ненависть подталкивала к действиям. Два года назад многие распространители имели недостаточно опыта в очистке героина для извлечения максимальной выгоды от продления срока жизни клиентов. Теперь такой опыт появился.
Наркотики хлынули следом за немцами, американцами, японцами и пришествием рыночной экономики. Местные гангстеры быстро открыли для себя западные способы обогащения. Возможно, плохое старое время и в самом деле было плохим, но теперь... Воронцов провел ладонью по лицу. То время действительно было плохим. Всегда помни об этом и о том, что от тебя требуется сейчас... несмотря на коррумпированную милицию, на взяточников, сидящих в карманах у бизнесменов и одновременно пляшущих под дудку остатков КГБ и ГРУ, местных политиков и газовых компаний. Просто помни: ты делаешь свое дело.
Сегодняшняя операция должна была закончиться удачей. Они так долго ждали этого прорыва. Они нуждались в успехе – в аресте Хусейна и тех, кто мог появиться в квартире, которую они держали под наблюдением. Неожиданное изъятие партии пакистанского героина хотя бы временно очистит улицы от наркотиков, а затем они начнут нащупывать подходы к организаторам контрабанды и распространения, рыть подкоп под тех, кто заправляет делами.
– Оставайся здесь и руководи наблюдением, – сказал Воронцов. – Я возьму Марфу в «Метрополь» и обыщу номер Роулса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Лок усмехнулся.
– Играешь в отгадки? Ошибся, это первый.
– О'кей. Слушай, мы с Бет хотим, чтобы ты приехал поскорее... Нет, ничего особенного. Просто хотим поболтать с тобой до прибытия остальных гостей. Так что заканчивай побыстрее и мотай сюда. Так распорядилась Бет.
– Хорошо. Спасибо, Билли.
Лок сунул сотовый телефон в карман плаща. В следующее мгновение на его плечо опустилась чья-то рука, но даже этот дружеский жест выражал сомнение, словно человек был не вполне уверен в том, что его узнают.
– Джон Лок! Это по-прежнему твоя любимая забегаловка? – говоривший был выше Лока, даже взгромоздившись на соседний табурет у стойки бара, и более мощного сложения, но вместе с тем он имел какой-то потерянный вид, словно всю свою жизнь занимался делом, нужда в котором недавно отпала. – В последнее время я не видел тебя здесь.
– Боб! Рад видеть тебя, дружище.
Бар отеля начал наполняться работниками различных компаний и правительственными служащими. Боб Кауфман служил в Компании Подразумевается ЦРУ. (Прим. перев.)
– другой разновидности правительства.
– Как дела на Ферме? – спросил Лок.
– Пока что работаю.
Боб Кауфман был старшим оперативным сотрудником. Рейган, Горбачев и Тэтчер, а впоследствии Ельцин, Клинтон и Мейджор, словно неумолимые заимодавцы, сжимали кольцо оцепления вокруг него и большинства его коллег.
– Боже, как бы мне хотелось, чтобы госдеп забрал, меня к себе под крылышко так же, как тебя! Счастливый ты сукин сын, – слова Боба прозвучали искренне, без негодования. – Может быть, тогда я бы смог избавиться от кислых рож наших парней. Все чего-то ждут и надеются, околачиваются без дела... Нынешняя администрация отправит Компанию на свалку, парень. Мы стали политическим анахронизмом, – он щелкнул пальцами, и перед ним волшебным образом возник бокал бурбона со льдом. – Если ты не диск-жокей, не имиджмейкер и не компьютерный гений, если ты не советуешь радоваться нынешнему положению дел в мире... а, забудь об этом!
Он сделал большой глоток.
– Похоже, гайки затягиваются повсюду, – сочувственно пробормотал Лок. – Меня самого приговорили к бумажной работе, хотя я и не жалуюсь. Что они заставляют тебя делать, Боб?
– Когда не мотаюсь как проклятый по совещаниям и комиссиям, читаю лекции ораве сорванцов из колледжа. В основном по Среднему Востоку – аятоллы и прочие бандиты. Сам знаешь, что это такое, – Кауфман равнодушно пожал плечами. – Я для них вроде прапрадедушки, настоящий динозавр. А ты?
Лок изучал их отражения в большом зеркале. Кауфман сейчас казался пьяницей, выпавшим из нормального времени и пространства, излагающим печальную историю своей жизни. Темноволосое, более стройное и моложавое отражение Лока улыбалось в ответ, олицетворяя собой будущее, как сам Кауфман олицетворял прошлое, повергнутое в прах. Его обвисшие щеки, покрасневшие глаза и привычно недовольное выражение лица контрастировали с энергичной подтянутостью и загаром Лока, который напоминал удачливого бизнесмена, глядящего на мир сквозь жерла зрачков пронзительно голубых глаз.
– По большей части торговля, инвестиции и тому подобные вещи, – ответил он.
– Но ты по-прежнему просиживаешь задницу вместе со старыми монстрами.
Холодная война представлялась Кауфману чем-то вроде студенческого братства, выглядевшего еще более романтично при рассмотрении через двадцатикратный оптический прицел.
– Ближе всего я подхожу к старым временам, когда мои мальчики из колледжа обнаруживают, что наши старые приятели продают аятоллам партию ракет или танков. Или очередного ученого... – Боб невесело улыбнулся. Перед ним возник новый бокал бурбона, а перед Локом – второй мартини.
– Продают ученого? – переспросил он, чтобы потрафить Кауфману. До него доходили правдоподобные слухи, ходившие в госдепартаменте во время его поездок в Россию. Утечка мозгов шла на юг и на восток, в меньшей степени на запад. Несчастные плохо оплачиваемые специалисты тонкими ручейками утекали за пределы бывшего Союза, но здесь и не пахло оптовой торговлей. Их не отправляли партиями, как танки или токарные станки.
– Эти студенты! Они считают, что наши старые приятели теперь продают мозги всем, кто готов их купить. Люди! Все эти недовольные ядерщики, разработчики биологического оружия и так далее. Знаешь, почему меня иногда охватывает ностальгия по Афганистану, по Европе, даже по Вьетнаму? – бокал Кауфмана снова опустел. – Я возьму еще по одной, Джон, ладно? Тебе, как обычно, сухой мартини?
Лок помедлил, скосив глаза на циферблат часов и прислушиваясь к рокоту десятков разговоров на вечно притягательную тему власти и денег. Последнее выходное платье Хилари, заявление Клинтона в частной беседе, падающий рейтинг популярности президента, обстановка в разрушенной войной Боснии, эти засранцы европейцы... Политика власти и власть политики. Отказаться от предложения Боба Кауфмана сейчас было бы оскорблением. Старый оперативник напоминал ребенка, прижавшегося носом к витрине с самыми замечательными сладостями.
– Спасибо, Боб, хотя я должен следить за временем.
Кауфман заказал выпивку. Случайный разговор о турпоездке быстро потонул в новой волне политических сплетен. Лок чувствовал себя комфортно за этими стенами из слов, в то время как Кауфман ощущал себя лишним.
– Твои мальчики из колледжа несколько преувеличивают. Было несколько исчезновений – с полдюжины, не больше. Русские заинтересованы в том, чтобы держать своих лучших специалистов дома и обеспечивать их всем, что нужно для счастья, – Лок усмехнулся. – Видишь ли, Боб, моя теперешняя работа в госдепе, можно сказать, продолжает старую линию. Я приставлен к изучению русской экономики.
– А таковая существует?
Оба рассмеялись.
– В кого они тебя превратили – в коммивояжера или в страхового агента?
– И в того, и в другого понемножку.
– Некий прекрасный новый мировой порядок, да? Вроде поставок оружия, боснийским мусульманам. Тот древний грек, который командовал двумя тысячами Имеется в виду битва при Фермопилах. (Прим. перев.)
, вряд ли одобрил бы эту тактику. Твое здоровье!
Разговор быстро становился бессвязным, выпадая из окружающей политической болтовни. Время от времени Лок приветственно махал рукой знакомым из госдепартамента и других правительственных служб. Кауфману явно хотелось заручиться его поддержкой, получить какую-нибудь информацию, а возможно, и хорошие рекомендации, однако Лок прекрасно понимал, что госдепартамент вряд ли заинтересуется оперативным сотрудником ЦРУ, находящимся на грани отставки. Тем временем имена великих людей, рассказы об их деяниях и злодеяниях пролетали мимо собеседников, словно бумажные самолетики.
Кауфман начинал впадать в слезливую сентиментальность. Вместо «Янки, убирайтесь домой!» на стенах всего мира запестрели сообщения «Шпионы не требуются». Администрация Клинтона с непоколебимой уверенностью втолковывала своим разведчикам, что мир более не является их площадкой для игр, а вся остальная часть планеты – это не 111-й полицейский участок со штаб-квартирой в Лэнгли. Вместо этого штаб-квартира ЦРУ превратилась в галеру работорговцев, чьи трюмы были набиты желчными, разочарованными, обманутыми людьми – в фабрику, производящую ненужную продукцию в неподходящее время.
Внезапно Лок устал от Кауфмана и от ароматов их профессионального прошлого. Ему захотелось как можно скорее встретиться с Бет. Воспоминания о прошлых днях рождения, встреченных вдалеке друг от друга, были уже не такими мучительными. Благодарение небесам, годы их разлуки подошли к концу. Лок помнил собственные никогда не отмечавшиеся дни рождения: хмурые, всегда почему-то снежные дни. Он видел себя самого, стоявшего в пустынном коридоре и глядевшего в окно на занесенную снегом площадку дорогой частной школы. Неотапливаемые спальни, отчаянное бегство в спорт и музыку от надменного, подозрительного безразличия сверстников, чьи родители были живы и здоровы. Он открыл для себя баскетбол, прелесть пения и занятий музыкой... в отличие от Бет, которая в своем уединении тянулась к печатным страницам. Она открыла для себя книги – все книги, любые книги.
Лок улыбнулся про себя. Он всегда подозревал, что ее душещипательные истории об одиноких днях рождения были выдумкой, предназначенной для того, чтобы добиться его симпатии. Она генерировала мощное магнетическое поле, привлекавшее других людей, втягивавшее их в орбиту дружбы и доверия. Она никогда не оказывалась одинока в свой день рождения, как не оказалась и в этот раз.
Он быстро допил свой мартини, заказал еще один бурбон для Кауфмана и обратился к нему.
– Сегодня у моей сестры день рождения, Боб. Я опаздываю, а мне еще нужно купить подарок. Рад был встретиться с тобой, старина...
Последние слова он произносил, уже вдев руки в рукава плаща и отойдя на несколько ярдов от стойки бара. Кауфман наблюдал за ним недоверчивым, яростно-умоляющим взглядом быка, которого ведут на убой. Лок помахал ему, и Кауфман ответил таким же жестом. Выражение его лица немного смягчилось.
Выйдя из бара, Лок стряхнул с себя заразное беспокойство и вселенскую скорбь собеседника. Он не слишком хорошо знал Кауфмана и никогда не был его другом. Они контактировали в Афганистане, в начале восьмидесятых, и с тех пор встречались лишь несколько раз. Кауфман был ветераном вьетнамской кампании, офицером оперативной разведки, все еще жившим в воображаемом мире борьбы блоков и идеологий.
Когда дверь за Локом захлопнулась и холодный воздух улицы повеял ему в лицо, Лок испытал чудесное чувство освобождения и преображения. Он двинулся в освещенный лампами тоннель сумерек, подняв воротник плаща. Сухие листья кучами ржавой жести лежали вдоль тротуара. В воздухе висел резкий запах бензина. Он ускорил шаг, охваченный восторженным, почти детским предвкушением праздника.
* * *
Алексей Воронцов положил телефонную трубку.
– Они послали кого-то в клинику для опознания тела, – сообщил он. – Шоковая реакция кажется неподдельной. Судя по описанию, это действительно Роулс.
Дмитрий кивнул, лизнул кончики пальцев и положил вторую трубку.
– Тебе это понравится, – он кивнул в направлении телефона.
– Что именно?
– Когда судмедэксперты – кстати, во главе с твоим приятелем Ленским – пришли в морг, кто-то уже спер ботинки с трупа. Должно быть, тело оттаяло как раз достаточно для того, чтобы...
– Это было сделано намеренно? – резко спросил Воронцов.
– Что? – Дмитрий жевал огромный кусок чего-то, напоминавшего пиццу. Перспектива завтрака вызвала у Воронцова неприятную резь в желудке. – А, понимаю, что ты имеешь в виду. Нет, обычное мелкое воровство. Возможно, один из наших балбесов в мундирах воспользовался случаем.
В кабинете резко пахло подгоревшим хлебом с томатной пастой и их сырыми сапогами, одиноко стоявшими у единственной батареи отопления. За окном шел густой снег: утро выдалось пасмурным. На какой-то благословенный момент город исчез под напором зимы вместе со своими наркотиками, проститутками и эпидемией бандитизма. Пятью этажами ниже забуксовал тяжелый грузовик, и к серой пелене за окном добавился надсадный рев двигателя.
– Ладно, давай предположим, что это действительно Роулс. Почему кто-то убрал его?
Дмитрий пожал плечами и вытер рот большим, серым от грязи носовым платком. Теперь он стирал сам, но без особого успеха. Воронцов выглядел гораздо опрятнее. В этих вопросах он всегда был щепетилен до крайности. Его одежда была арктически чистой и асептичной, как и его квартира. В доме Дмитрия царили грязь и беспорядок вкупе с гнетущей атмосферой застарелого горя и пренебрежения. Дмитрий не мог отвезти белье в больницу и попросить свою сумасшедшую жену заняться стиркой. Он приезжал туда только для того, чтобы сидеть рядом с ней. Не вместе – она больше не могла быть вместе с ни с кем из живущих.
– Думаешь, его могли втянуть в разборки с местными бизнесменами и мафией? – в голосе Дмитрия Горова слышалась возрожденная лихорадочная надежда. Это было скорее признаком одержимости, а не служебного рвения: для него все должно было иметь отношение к наркотикам и местной мафии.
Воронцов покачал головой и обеими руками потер короткую щетину на щеках, словно выгоняя остатки холода, накопившегося в рощице за автострадой.
– До сих пор не обнаруживалось никаких признаков связи с американцами. Роулс был одним из старших административных работников в «Грейнджер Текнолоджиз», но не имел непосредственного отношения к связке Грейнджер – Тургенев. Я не могу себе его представить торгующим героином или кокаином для получения левого приработка. Серьезно, Дмитрий, – а ты можешь?
Дмитрий неохотно покачал головой, всем своим видом выражая разочарование, и провел тяжелой ладонью по истончившимся темным волосам, затем по круглому мясистому лицу.
– Полагаю, ты прав. Послушай, Алексей, это убийство не помешает нашей операции?
Его голос звучал почти умоляюще. Воронцов покачал головой.
– Не знаю, почему Бакунин сразу же не забрал дело себе. Рано или поздно он все равно это сделает. «Грейнджер – Тургенев» – его епархия, так что когда он позавтракает и помастурбирует, чтобы улучшить настроение...
Дмитрий хрипло рассмеялся.
– Нет, мы сосредоточимся на наркотиках, – продолжал Воронцов. – Планы не изменились.
Дмитрий с довольным видом взял рапорт, лежавший у него на столе, и передал листок Воронцову.
– Рейс из Исламабада прибывает сегодня в восемь вечера, Хусейн числится среди пассажиров, – сообщил тот.
– Наблюдение за домом установлено?
– Все уже на местах. Сейчас там не происходит ничего особенного – впрочем, это естественно.
– Ладно, значит, сегодня вечером. Груз будет на борту?
– Так мне сообщили. Это обычный метод транспортировки, а Хуссейн – курьер с пакистанской стороны. Пакистанец – это все, что у нас есть. Мы знаем, что наркотики приходят из Тегерана и из Кашмира, но нет ни одной нити, которая вела бы туда. Хусейн из Равалпинди – и все! – Воронцов осознал, что его тон звучит обвиняюще, и быстро добавил: – Твой след – лучший из тех, на которые нам удалось напасть. У нас наконец-то есть номер рейса и конкретное имя. Мы знали, что наркотики поступают из Мусульманского Треугольника, и предполагали, что транспортировка происходит вместе с временными рабочими...
Внезапно он грохнул кулаком по столу.
– Бог ты мой, сколько товара уже прошло прямо у нас под носом! Мы не можем упустить этот шанс, Дмитрий!
Лицо Дмитрия потемнело, на нем появилось выражение неутоленного голода.
– Обещаю, на этот раз мы достанем ублюдков. Вытряхнем все из Хусейна, пойдем по следу, который он нам укажет, возьмем распространителей...
К своему замешательству, Воронцов осознал, что поощряет слабость Дмитрия, укрепляет его жажду мести. Но, черт побери, если кто-то и заслуживал отмщения, то это был инспектор Горов!
– Рабочие возвращаются из отпусков, и с ними прилетает новая партия героина. Просто, если знать, как это делается.
Воронцов внимательно изучал лицо Дмитрия. В последнее время их деловые отношения заметно пошли на поправку. Два года назад единственная и любимая дочь Дмитрия умерла от передозировки плохо очищенного героина. Месть не могла возместать ему потерю дочери или послешоковое растительное существование его жены в больнице. Но ненависть подталкивала к действиям. Два года назад многие распространители имели недостаточно опыта в очистке героина для извлечения максимальной выгоды от продления срока жизни клиентов. Теперь такой опыт появился.
Наркотики хлынули следом за немцами, американцами, японцами и пришествием рыночной экономики. Местные гангстеры быстро открыли для себя западные способы обогащения. Возможно, плохое старое время и в самом деле было плохим, но теперь... Воронцов провел ладонью по лицу. То время действительно было плохим. Всегда помни об этом и о том, что от тебя требуется сейчас... несмотря на коррумпированную милицию, на взяточников, сидящих в карманах у бизнесменов и одновременно пляшущих под дудку остатков КГБ и ГРУ, местных политиков и газовых компаний. Просто помни: ты делаешь свое дело.
Сегодняшняя операция должна была закончиться удачей. Они так долго ждали этого прорыва. Они нуждались в успехе – в аресте Хусейна и тех, кто мог появиться в квартире, которую они держали под наблюдением. Неожиданное изъятие партии пакистанского героина хотя бы временно очистит улицы от наркотиков, а затем они начнут нащупывать подходы к организаторам контрабанды и распространения, рыть подкоп под тех, кто заправляет делами.
– Оставайся здесь и руководи наблюдением, – сказал Воронцов. – Я возьму Марфу в «Метрополь» и обыщу номер Роулса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43