А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Россия, даже собственно Россия, без ее владений, - огромная страна с огромным населением, находящаяся в сердце земного шара. Бросить Медведя на произвол судьбы? Сделать так, чтобы он стал обиженной, отсталой, набитой вооружениями страной вне нашего лагеря? Или превратить его в партнера в ежедневно меняющемся мире?
Он взял свой шаровидный бокал и задумчиво уставился на него, вращая оставшееся в нем бренди. У меня возникло ощущение, что расставание дается ему тяжелее, чем он предполагал.
- Да. Хорошо, - пробормотал он, будто отвечая на собственные мысли. - Но вам придется не только свои головы переделывать, а сверхмощное современное Государство, сооруженное нами для защиты от того, чего уже не существует. Во имя свободы мы пожертвовали слишком многими свободами. А теперь нам нужно вернуть их.
Он застенчиво улыбнулся, и я понял, что он пытается рассеять собственные чары, под которыми мы оказались.
- Так что, прилежно исполняя свой долг перед Государством, сделайте мне небольшое одолжение: время от времени налегайте на его устои. В последнее время Государство несколько выросло из своей одежды. Было бы хорошо, если бы вам удалось подогнать его по ее размеру. Нед, я - зануда. Пора отправлять меня домой.
Он резко встал на ноги, будто стряхивая с себя что-то такое, что угрожало его свободе. Затем он нарочито медленно обвел комнату взглядом - не студентов, а старые фотографии и трофеи его времени, по-видимому, запоминая их. Он прощался со своим домом после того, как завещал его наследникам. Затем он вдруг принялся суетливо искать свои очки, пока не обнаружил их у себя на носу. Потом он расправил плечи и зашагал целеустремленно к двери, которую два студента бросились открывать перед ним.
- Так. Хорошо. Доброй ночи. И спасибо. Да, напомни им, чтобы приглядывали за озоновым слоем, хорошо, Нед? Для этого времени года в Сент-Эгнес что-то уж слишком жарко.
И он вышел, не оборачиваясь.
Глава 13
Ритуал выхода на пенсию в Службе, вероятно, не более мучителен, чем в любом другом ведомстве, но он по-своему пикантен. Здесь нет ностальгических церемоний: обедов со старыми знакомыми, приемов для сотрудников, обмена крепкими рукопожатиями с секретаршами старшего возраста со слезами на глазах, визитов вежливости в родственные учреждения. А вместо этого - процедура забвения, при которой вы мало-помалу освобождаетесь от специальных сведений, недоступных простым смертным. Для того, кто всю жизнь работал на Службу, включая три года во внутреннем секретариате Барра, эта процедура может быть тягостной и многоступенчатой, даже если сами секреты ушли в отставку гораздо раньше вас. Запертый наедине с Палфри в его затхлой юридической конторе, к счастью, нередко после вкусного обеда, я подписывал один эпизод своего прошлого за другим, покорно бормоча за ним одну и ту же скромную английскую клятву и каждый раз выслушивая его неискреннюю угрозу кары на случай, если тщеславие или деньги побудят меня эту клятву нарушить.
Я бы вводил нас обоих в заблуждение, если бы притворялся, будто совокупное бремя этих процедур постепенно не начинает давить на меня и не заставляет мечтать о том, чтобы приблизить день моей казни, а то и вовсе считать ее состоявшейся. Ибо с течением времени я стал себя чувствовать как человек, который смирился со смертью, но вынужден расходовать остаток своих сил на то, чтобы утешать остающихся в живых.
Поэтому для меня стало большим облегчением, когда однажды, сидя в отвратительном логове Палфри и ожидая, что через три дня меня наконец или отпустят, или посадят, я получил недвусмысленный приказ явиться к Барру.
- У меня для вас задание. Оно придется вам не по вкусу, - заверил он меня и бросил трубку.
Он все еще был вне себя, когда я вошел в его эффектный кабинет в стиле модерн.
- Вам надлежит прочитать его досье, затем отправиться в деревню и урезонить его. Постарайтесь его не обидеть, но если вы ненароком свернете ему шею, то убедитесь в моей терпимости.
- А кто он?
- Одна из последних реликвий Перси Оллилайна. Один из этих толстопузых магнатов из Сити, с которыми Перси любил играть в гольф.
Я посмотрел на обложку верхнего тома. “БРЭДШО, - прочитал я, - сэр Энтони Джойстон”. И мелким шрифтом внизу: “индекс актива”, что означает, что человек этот считался союзником Службы.
- Вам надлежит улестить его, это - приказ. Обратитесь к лучшей части его натуры, - сказал Барр тем же злым тоном. - Может, он прислушается к словам ветерана государственной службы. Верните его в отчий дом.
- А почему мне?
- Так пожелало святое министерство иностранных дел. А кто же, по-вашему?
- Почему бы им самим не улестить его? - сказал я, с любопытством вглядываясь в его послужной список на первой странице. - Мне казалось, им за это платят.
- Они пытались. Младший советник ездил его умасливать. Сэр Энтони лести не поддается. Ему слишком многое известно. Он может назвать ряд имен и указать перстом. Сэр Энтони Брэдшо, - Барр повысил голос с типичным для северянина взрывом возмущения. - Сэр Энтони Джойстон Брэдшо, - поправился он, - типичное английское дерьмо; прикидываясь, будто оказывает услуги нашей стране, он скорее собирал сведения о неблаговидной деятельности правительства Ее Величества, чем снабжал правительство информацией о наших соперниках. Соответственно он держит правительство Ее Величества за яйца. Ваше задание - убедить его - притом очень вежливо - ослабить хватку. Вашим оружием будут ваши седые локоны и явная доброта, которую, как я убедился, вы не прочь пускать в ход в неблаговидных целях. Он ждет вас сегодня в пять вечера, и ему нравится пунктуальность. Китти освободила для вас стол в приемной.
Некоторое время спустя мне объяснили, чем вызвано возмущение Барра. В нашей профессии ничто так не раздражает, как необходимость разгребать неаппетитные объедки предшественников; отвратительным примером этого служит сэр Энтони Джойстон Брэдшо, самозваный предприниматель-авантюрист и магнат из Сити. Оллилайн подружился с ним в своем клубе, естественно. Оллилайн завербовал его. Оллилайн прикрывал целый ряд его темных делишек, едва ли представлявших ценность для кого-либо, кроме самого сэра Энтони; уже тогда высказывались тревожные предположения, что Оллилайн входил с ним в долю. Когда возникала угроза скандала, Оллилайн укрывал сэра Энтони под надежным зонтиком Цирка. Но хуже всего, что многие из дверей, открытых Оллилайном для сэра Энтони, похоже, остались открытыми по той простой причине, что никто не удосужился их закрыть. И вот теперь Брэдшо вошел в одну из этих дверей, вызвав тем самым вопли возмущения со стороны министерства иностранных дел и половины Уайтхолла.
Я получил в библиотеке военно-топографическую карту, а в гараже взял “Форд-Гранаду” и в два тридцать отправился в путь, держа в голове материалы досье. Порой забываешь, до чего хороша Англия. Я проехал Ньюбери и начал взбираться по извилистой горной дороге, окаймленной буковыми деревьями, продолговатые тени которых напоминали траншеи, вырытые в золотистом жнивье. Запах полей заполнил машину. Я достиг перевала, где меня поджидали замки из белых облаков. Должно быть, я вспомнил свое детство, потому что у меня вдруг возникло желание въехать прямо в эти замки; это часто мне снилось, когда я был еще ребенком. Машина качнулась вперед, перешла на какой-то момент в свободное падение, и вдруг подо мной открылась целиком вся долина с разбросанными по ней деревушками, церквами, пастбищами и лесами.
Я миновал трактир и вскоре оказался перед великолепными с позолотой воротами, установленными меж двух столбов, увенчанных каменными львами. Ладный молодой человек наклонился к открытому окну машины и окинул меня взглядом снайпера.
- К сэру Энтони, - сказал я.
- Имя, сэр?
- Карлайл, - ответил я, в последний раз прибегая к своему псевдониму.
Молодой человек удалился в сторожку, ворота открылись и, как только я проехал, сразу же закрылись. Парк был огорожен высокой кирпичной стеной, тянувшейся, по-видимому, на несколько миль. В тени каштанов лежали лани. Дорога пошла вверх, и передо мной предстал дом. Он был золотистого цвета, безупречно вылизан и огромен. Центральная его часть была выдержана в старом колониальном стиле. Боковые пристройки выглядели моложе, но не намного. Перед домом плескалось озеро, а позади него расположились огороды и парники. Старые конюшни были переоборудованы в служебные помещения с оригинальными наружными лестницами и остекленной галереей. Садовник поливал растения в оранжерее.
Дорога обогнула озеро и привела меня к парадному подъезду. Две арабские кобылы и лама разглядывали меня поверх ограды круглого манежа. По ступеням спустился молодой дворецкий в черных брюках и полотняном пиджаке.
- Поставить вашу машину за домом, мистер Карлайл, после того, как я вас представлю? - спросил он. - Сэр Энтони любит, чтобы фасад был по возможности свободным, сэр.
Я отдал ему ключи и последовал за ним по широким ступеням. Я насчитал их девять, хотя не могу сказать, почему я их считал; быть может, потому, что на занятиях по развитию наблюдательности в Сэррате мы обучались чему-то подобному, а последние несколько недель моя жизнь из непрерывного процесса превратилась в мозаику разных периодов и переживаний. Если бы ко мне энергичной походкой подошел Бен и схватил за руку, я, пожалуй, тоже не особенно удивился бы. Если бы появились Моника и Салли с обвинениями в мой адрес, у меня были бы наготове ответы.
Я вошел в огромный зал. Великолепная двойная лестница вела на открытую площадку. Сверху вниз на меня смотрели портреты благородных предков - все мужского пола, - но мне почему-то было сомнительно, что они принадлежат к одной семье или что долго здесь прожили без женщин. Я прошел через бильярдную, обратив внимание, что и стол, и кии были новыми. Возможно, я видел все так отчетливо, потому что делал это как бы в последний раз. Я проследовал за дворецким через солидную гостиную, пересек еще одну комнату, забранную в зеркала, а потом и еще одну, считавшуюся, видимо, не парадной, где стоял телевизор размером с одну из тех старинных тележек мороженщиков, которые солнечными вечерами останавливались возле нашей начальной школы. Мы оказались перед величественной двойной дверью, в которую и постучал дворецкий. Затем мы ждали, пока кто-нибудь отзовется. Будь Брэдшо арабом, нам пришлось бы ждать часами, подумал я, вспомнив Бейрут.
Наконец я услышал протяжный мужской голос: “Войдите”, - и дворецкий, сделав шаг внутрь комнаты, объявил: “Мистер Карлайл, сэр Энтони, из Лондона”.
Я не говорил ему, что я из Лондона.
Дворецкий отступил в сторону и позволил мне в первый раз взглянуть на хозяина, хотя последнему понадобилось больше времени, чтобы впервые увидеть мистера Карлайла.
Он восседал за письменным столом длиной в двенадцать футов, инкрустированным бронзой и с гнутыми ножками. Позади него висели современные портреты маслом, изображавшие избалованных детей. Его почта лежала на подносах из толстой стеганой кожи. Это был крупный упитанный мужчина, явно работящий, потому что он разделся до синей сорочки с широким, как у акушерки, белым воротником; на нем были подтяжки красного цвета. Он был так занят, что не обратил на меня внимания. Вначале он читал, водя по строчкам золотой ручкой, затем той же золотой ручкой поставил свою подпись. Потом он задумался, все еще не поднимая головы и сосредоточив свои великие мысли на кончике золотой ручки. Его золотые запонки были не меньше старинного пенни. Наконец он положил ручку и с обиженным, почти страдальческим видом поднял голову и сперва обнаружил меня, а затем оценил по своим меркам, в которых мне еще предстояло разобраться.
В тот самый момент природа так распорядилась, что сноп закатного солнца проник через доходящее до пола окно и упал на лицо Брэдшо, дав и мне возможность оценить его: грусть в его припухлых глазах, будто он достоин жалости за свое богатство, жесткий маленький рот, неровно втиснутый в морщинистый подбородок, выражение лица решительное, но от слабости, от подозрительности ребенка в мире взрослых. В сорок пять этот упитанный ребенок был не умиротворен и винил одного из отсутствующих родителей за полученные блага.
Ни с того ни с сего Брэдшо вдруг зашагал по направлению ко мне. Крадучись? Или как идут вброд? В Англии власть имущие обладают сейчас особой походкой, представляющей собой соединение сразу нескольких вещей: самоуверенность - одна из них, налет спортивности с ленцой - другая. Но в ней просматриваются и угроза, и нетерпение, и спокойная агрессивность, о которой говорят расставленные по-крабьи локти, не дающие никому прохода, и сутулые по-боксерски плечи, и игривая пружинистость в коленях. Еще задолго до того, как пожать ему руку, вы знаете, что он держится в стороне от целой категории явлений повседневной жизни, начиная с искусства и кончая общественным транспортом. Вас молчаливо предупреждают о необходимости соблюдать дистанцию, если вам это было невдомек.
- Вы один из ребят Перси, - сообщил он на случай, если я вдруг об этом позабыл, оценив тем временем мою руку и придя к неутешительному выводу. - Ну, ну. Давно не виделись. Лет десять, больше. Угощайтесь. Возьмите шампанское. Берите что хотите. - Последовало приказание Саммерсу: - Принесите нам бутылку шампуня, ведерко льда, два бокала и отваливайте. И орешков! - прокричал он ему вслед. - Кэшью. Из Бразилии. Кучи этих чертовых орешков - любите орешки? - вопросил он неожиданно с располагающей теплотой.
Я сказал, что люблю.
- Хорошо. Я тоже. Люблю их. Вы пришли, чтобы зачитать указ о бунте. Верно? Валяйте. Я не из стекла сделан.
Он распахивал окна, чтобы я мог лучше полюбоваться его владениями. Для этого маневра он избрал другую походку, с раскачиванием рук в ритме неслышного марша. Открывая окна, он показал мне свою спину; он поднял руки и уперся ладонями в раму, наподобие мученика, ожидающего стрелу. Типичная для Сити прическа, подумал я: много волос у воротника с небольшими рожками над ушами. Долина в золотистых, коричневых и зеленых тонах мягко растворялась в вечности. Нянька гуляла с младенцем среди оленей. На ней коричневая шляпка с поднятыми кверху полями и коричневое платье, наподобие униформы девочек-скаутов. Поляна была подготовлена для игры в крокет.
- Мы всего-навсего обращаемся к вам с просьбой, сэр Энтони, - сказал я. - Просим вас еще об одном одолжении, как в свое время это делал Перси. В конце концов, вы ведь благодаря Перси получили титул, не так ли?
- Да пошел он, этот Перси. Умер, наверное? Никто ничего мне не дает, благодарю покорно. Сам беру. Что вам нужно? Выкладывайте, прошу вас. Мне тут одну проповедь уже прочитали. Этот надутый Сейвори из министерства иностранных дел. Я стегал его еще в школе, а он подхалимничал передо мной. Хныкал тогда, хныкает и сейчас.
Он продолжал стоять с поднятыми руками, его спина агрессивно напряглась. Я мог ответить, но почему-то чувствовал себя не в форме. За три дня до ухода на пенсию я начинал понимать, что весьма поверхностно знаком с реальным миром. Саммерс принес шампанское, открыл его и наполнил два бокала, которые подал на серебряном подносе. Брэдшо схватил один из них и вышел в сад. Я последовал за ним на середину травянистой аллеи. По обе стороны от нас росли высокие азалии и рододендроны. В дальнем конце аллеи в обрамленном камнем бассейне играл фонтан.
- Вы получили право владения поместьем, когда купили этот дом? - спросил я, полагая, что небольшой светский разговор поможет мне собраться с мыслями.
- Предположим, получил? - огрызнулся Брэдшо, и я понял, что он не желает, чтобы ему напоминали, что он купил, а не унаследовал этот дом.
- Сэр Энтони, - сказал я.
- Ну?
- Речь идет о ваших взаимоотношениях с бельгийской компанией “Астрастил”.
- Я о такой не слышал.
- Но вы ведь с ними связаны, не так ли? - сказал я с улыбкой.
- Не связан и никогда не был связан. То же самое я говорил Сейвори.
- Но у вас в “Астрастил” есть авуары, сэр Энтони, - возразил я терпеливо.
- Ноль. Полная чушь. Другой мужик, неверный адрес. Говорил ведь ему.
- Но вы стопроцентный собственник компании “Оллметал оф Бирмингем лимитед”, сэр Энтони. А “Оллметал” из Бирмингема владеет компанией под названием “Евротех Фандинг энд Импорте лимитед” на Бермудах, не так ли? А “Евротех” с Бермудских островов является собственницей бельгийской “Астрастил”, сэр Энтони. Так что можно утверждать, что между вами и компанией, являющейся собственностью компании, которой владеете вы, существует определенная связь. - Я все еще улыбался, все еще пытался урезонить его.
- Никаких авуаров, никаких дивидендов и влияния на дела “Астрастил”. Все это далеко от меня. Я уже говорил Сейвори, повторяю то же и вам.
- Тем не менее, когда Оллилайн предложил вам - в старые времена, но не так уж, верно, давно, правда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42