левым плечом он встал ближе к стене - именно так и полагается стрелку-правше, у которого оружие слева.
Однако же Монти совсем не собирался занимать стратегическую позицию, чтобы вести оттуда ответный огонь: он просто-напросто пошел за обезьяной и, пристроившись рядом, кивнул, подзывая меня. Мне не оставалось ничего другого, как встать таким образом, чтоб посредине оказался Монти, а не обезьяна.
- Поэтому, сынок, я всегда хожу в Найтсбридж, - объяснял Монти так громко, что его могли услышать почти что на всем этаже, - никогда не знаешь, кого встретишь. В прошлый раз я был с твоей матерью. Помнишь, мы ездили в “Харродз Фуд Холл”? Я мог бы сказать тогда: “Привет, а я тебя знаю, ты Рекс Харрисон”. Я бы мог протянуть руку и дотронуться до него, только не сделал этого. Найтсбридж - это точка пересечения всех дорог в мире, правда, сэр? - приподняв шляпу, он обратился к обезьяне, которая в ответ выдавила из себя улыбку. - А вот интересно узнать, откуда может быть эта компания? Судя по виду, арабы со всеми сокровищами царя Соломона, нанизанными на пальцы. А они даже налоги не платят, осмелюсь сказать. Я не говорю о королевских особах, с них этого и не спрашивают. В мире нет ни одной королевской семьи, которая платила бы налоги сама себе, это было бы нелогично. Видишь вон там, сынок, громилу-полицейского? Он из спецотделения - посмотри, какой у него дурацкий грозный вид.
Тем временем сопровождающие Панды рассредоточились среди освещенных стеклянных прилавков, а Панда, еле сдерживая оживление, потребовала выложить перед собой лотки для более пристального изучения. Как и в отделе нижнего белья, она брала одну вещь за другой, критически разглядывала ее под яркой лампой, потом возвращала на место и брала другую. Она продолжала один за другим разглядывать и класть обратно каждый предмет, и я заметил, как по нам скользнул ее тревожный взгляд: сначала она посмотрела на обезьяну, потом на меня, словно увидела во мне единственную надежду на спасение.
Монти, несмотря на это, все еще продолжал улыбаться, когда я взглянул на него.
- Совершенно то же произошло в отделе нижнего белья, - прошептал я, забыв про его инструкцию говорить нормальным голосом.
Но Монти продолжал свой шумный монолог.
- Но под одеждой - я всегда это говорю, - под одеждой, будь то короли или нет, это такие же люди, как и мы, с головы до пят. Все мы рождаемся нагими, и все мы на пути к могиле. Богатство заключается в здоровье, и, по-моему, лучше иметь больше друзей, чем денег. У каждого из нас свои маленькие слабости, аппетиты и капризы - так его и несло, словно чтобы нарочно подчеркнуть мою напряженность.
Она попросила принести еще лотки. Прилавок был завален роскошными стразовыми тиарами, браслетами и кольцами. Выбрав колье, состоящее из трех рядов искусственных рубинов, она приложила его к шее, потом взяла зеркальце, чтобы собой полюбоваться.
Может, мне показалось? Да нет же! Она взяла зеркало, чтобы посмотреть на обезьяну и на нас! Сначала один темный глаз, затем другой, направленные прямо в нашу сторону; потом оба вместе, предупреждающие нас, умоляющие, - и только после этого она положила зеркало, повернулась к нам спиной и метнулась как бы в ярости вдоль стеклянного прилавка, где ее уже ждал новый лоток с бижутерией.
В тот же самый момент араб-обезьяна сделал шаг вперед, и я увидел, как его рука потянулась за пазуху пальто. Отбросив всякую осторожность, я тоже шагнул вперед, отводя правую руку назад, согнув на ней пальцы так, что ладонь находилась параллельно полу в лучших традициях Сэррата. Я решил так: локтем в район сердца, затем ребром ладони по верхней губе, где носовой хрящ соединяется с верхней челюстью. Здесь расположено очень сложное сплетение нервов, и хорошо нацеленным ударом можно на некоторое время обездвижить жертву. Араб-обезьяна открыл рот, чтобы вздохнуть. Я ожидал, что сейчас вырвется мольба Аллаху или, может, он прокричит лозунг какой-нибудь секты фундаменталистов, хотя я теперь не уверен в том, что в те дни нас волновали арабы-фундаменталисты и что мы вообще о них знали. Я тотчас же решился крикнуть сам, и не только затем, чтобы сбить его с толку, но и потому, что глубокий вздох увеличит силу моего удара, насытив кислородом кровеносную систему. В тот самый момент, когда я набирал воздуха, я почувствовал, как Монти, словно железным обручем, сжал мне запястье и какой-то необъяснимой силой обездвижил меня, снова подтащив к себе.
- Не делай этого, сынок, этот господин был впереди тебя, - сказал он обыкновенным голосом. - Ему необходимо выполнить кое-какое секретное дело, ведь так, сэр?
Это было действительно так. И пока я не понял, что к чему, Монти не ослабил своей хватки. Араб-обезьяна говорил. Не с Пандой, не с ее окружением, а с двумя дежурными администраторами в полосатых брюках. Сначала они, склонив головы, слушали его снисходительно, потом, обратив свои взоры на Панду, с изумлением и интересом.
- Увы, господа. Ее Королевское Высочество предпочитает обходиться без формальностей, делая свои покупки, понимаете? - говорил он. - Скажем так, без всяких квитанций и упаковок, это неудобно. Она сама себе хозяйка. Три-четыре года назад она торговалась лучше всех. Да-да. Она могла выторговать скидку на все, что ей хотелось купить. Но сейчас, с возрастом, она в буквальном смысле слова берет вещь в свои руки, понимаете? Или, господа, если можно так выразиться, к себе в рукава. Поэтому я уполномочен Его Королевским Высочеством с максимальной щедростью оплачивать подобные неофициальные покупки, конечно, при том понимании, господа, что до общественности не должно дойти даже намека на это, ни устного, ни письменного, если я понятно выражаюсь.
И вот он вытащил из кармана не ужасный автоматический “вальтер”, не автомат Хеклера и Коха и даже не один из наших любимых стандартных 9-миллиметровых “браунингов”, а бумажник из тисненой марокканской кожи, набитый хозяйскими купюрами всех достоинств.
- Кажется, я насчитал три изящных кольца, сэр, в том числе одно с искусственным изумрудом, одно с белым стразом, а также, господа, ожерелье из искусственных рубинов в три нитки. Желание Его Королевского Высочества заключается в том, чтобы мы по-благородному уладили все неудобства, которые, возможно, причинены вашим замечательным сотрудникам, понимаете? А также выплатили комиссионные лично вам в силу уже достигнутой между нами договоренности по поводу неразглашения.
Захват Монти наконец-то ослаб, и, когда мы направлялись к залу, я осмелился взглянуть на Монти. К моему великому облегчению, я увидел, что выражение его лица было хотя и задумчивым, но удивительно мягким.
- В этом-то, Нед, вся беда нашей работы, - с чувством удовлетворения объяснял он, впервые называя меня по имени. - Жизнь глядит в одну сторону, мы - в другую. Мне и самому иногда нравится настоящий враг, и я готов это признать. Однако таких не сразу найдешь. Очень много вокруг хороших ребят.
Глава 3
- А теперь, пожалуйста, запомните, - благочестиво призывал Смайли своих молодых слушателей, таким же тоном он мог предложить им перед уходом положить свои деньги в кружку для пожертвований, - что англичанин или, если позволите, англичанка, получившие образование частным образом, - самые что ни на есть отъявленные лицемеры. - Он подождал, пока утихнет смех. - Так было, так есть и так будет до тех пор, пока сохраняется наша позорная система образования. Никто не сможет так, как эти лицемеры, очаровать вас красноречием, скрыть от вас свои чувства, умело замести следы или с большим трудом признаться, что вел себя как дурак. Никто не ведет себя более отважно, когда до смерти напуган, и никто, кроме них, не делает счастливую мину, когда ему жутко плохо. И никто, кроме вашего англичанина или англичанки с открытой натурой из так называемых привилегированных классов, не сможет, ненавидя вас, вам же и польстить больше всех. У него может случиться нервный срыв в 12 баллов по шкале Рихтера, пока он стоит рядом с вами в очереди на автобус, и, пусть даже вы будете его лучшим другом, вы так ничего и не заметите. Поэтому-то некоторые из наших лучших офицеров оказываются худшими. А наши худшие - лучшими. Именно поэтому самым непростым агентом, с которым вам когда-либо придется столкнуться, будете вы сами.
Вне всякого сомнения, Смайли, говоря об этом, подразумевал величайшего среди всех нас обманщика Билла Хейдона. Но мне казалось, он говорил о Бене и еще, пусть это трудно признать, о молодом Неде, а может, и о старом тоже.
Была середина того дня, когда мне не удалось принести в жертву охранника Панды. Вернувшись к себе в квартиру в Баттерси усталым и удрученным, я увидел, что дверь на защелке, а два человека в серых костюмах просматривают бумаги в моем столе.
Когда я вломился, они еле удостоили меня взглядом. Ближним ко мне был Кадровик, а вторым - похожий на сову коротконогий и толстый человек без возраста, в круглых очках, который посмотрел на меня с этаким зловещим сочувствием.
- Когда последний раз ты контактировал со своим другом Кавендишем? - спросил Кадровик, едва взглянув на меня и возвращаясь к моим бумагам.
- Это ваш друг, не так ли? - печально сказал похожий на сову, пока я пытался взять себя в руки. - Бен? Арно? Как вы его зовете?
- Да. Друг. Бен. А в чем дело?
- И когда же ты последний раз с ним общался? - повторил вопрос Кадровик, отодвигая в сторону пачку писем от моей бывшей подружки. - Он звонит тебе? Как вы связываетесь?
- Неделю назад я получил от него открытку. А что?
- Где она?
- Не знаю. Я уничтожил ее. А может, она в столе. Очень прошу, скажите, что, собственно, происходит?
- Уничтожил ее?
- Выбросил.
- “Уничтожил” звучит очень нарочито, не правда ли? Как она выглядела? - сказал Кадровик, выдвигая другой ящик. - Оставайся, где стоишь.
- С одной стороны - фотография девочки, с другой - пара строк от Бена. Да и какая разница, что было на открытке? Пожалуйста, уходите отсюда.
- И что он написал?
- Да ничего. Было написано, что это, мол, мое последнее приобретение. “Дорогой Нед, это моя новая добыча, я так рад, что тебя нет рядом. Целую, Бен”. А теперь убирайтесь!
- Что он хотел этим сказать? - Выдвигается следующий ящик.
- Думаю, был рад, что я не отобью у него девчонку. Это шутка.
- А ты обычно отбиваешь у него женщин?
- У нас нет общих женщин. И никогда не было.
- А что у вас общее?
- Дружба, - зло сказал я. - Что, черт возьми, вы здесь ищете? Думаю, вам лучше немедленно уйти. Обоим.
- Не могу найти, - пожаловался Кадровик своему толстому компаньону, отшвыривая еще пачку моих личных писем. - Никакой открытки. Нед, а ты не врешь?
Похожий на сову не сводил с меня глаз. Он продолжал рассматривать меня с противным состраданием, словно хотел сказать, что всем нам этого не миновать и что ничего не поделаешь.
- Нед, а как открытка была доставлена? - спросил он. Голос его, как и поведение, был вкрадчив и полон сочувствия.
- По почте, как же еще? - грубо ответил я.
- То есть обычной почтой? - грустно предположил очкарик. - А не служебной, например?
- Армейской почтой, - ответил я. - Полевым почтовым отделением. Отправлена из Берлина с британской маркой. Доставлена местным почтальоном.
- Нед, а не помните ли вы случайно номер полевой почты? - спросил, ужасно стесняясь, очкарик. - На штемпеле, я имею в виду.
- По-моему, обыкновенный берлинский номер, - резко ответил я, стараясь сдержать возмущение таким изысканно уважительным отношением. - Кажется, сорок. А почему это так важно? Мне все это уже надоело.
- Но вы сказали, что письмо, во всяком случае, точно было отправлено из Берлина? То есть тогда у вас сложилось именно такое впечатление? Как вам теперь это помнится? Берлинский номер - вы уверены?
- Оно выглядело точно так же, как и все остальные, которые он мне присылал. Я его не рассматривал, - сказал я, и меня снова захлестнул гнев, когда я увидел, как Кадровик вытаскивает следующий ящик и вываливает на стол его содержимое.
- Хорошенькая девочка, Нед? - спросил очкарик с затравленной улыбкой, будто желая извиниться и за Кадровика, и за самого себя.
- Да, обнаженная. Шлюха, скорее всего, с голой задницей. Поэтому я фотографию и выкинул. Из-за моей уборщицы.
- Ах, теперь ты вспомнил! - закричал Кадровик, развернувшись всем корпусом, чтобы посмотреть на меня. - “Я ее выкинул”. Жаль, черт возьми, что ты сразу этого не сказал.
- Не знаю, что и сказать, Рекс, - примирительно сказал очкарик. - Нед, когда вошел, был очень смущен. Да и кто бы на его месте не был? - Его взволнованный взгляд снова остановился на мне. - Вы стажируетесь у наблюдателей, правильно? Монти говорит, что вы неплохо справляетесь. Кстати, а она была цветная? Фотография вашей обнаженной?
- Да.
- Он всегда посылает открытки или иногда письма?
- Только открытки.
- Сколько?
- Три или четыре с тех пор, как он уехал.
- Всегда цветные?
- Не помню. Возможно. Да.
- И всегда девочек?
- По-моему, да.
- Вы ведь на самом деле помните. Конечно же. И всегда голых, я надеюсь?
- Да.
- Где же остальные?
- Вероятно, я выбросил и их.
- Из-за вашей уборщицы?
- Да.
- Чтобы пощадить ее чувства?
- Да!
На этот раз очкарик долго над этим раздумывал.
- Значит, эти вонючие открытки - извините, я никого не хочу обидеть, правда - были у вас чем-то вроде шутки?
- Да, с его стороны.
- А в ответ вы ему ничего не посылали? Пожалуйста, скажите, если посылали. Не смущайтесь. На это нет времени.
- Я не смущаюсь! Я ничего ему не посылал! Да, это было шуткой. И чем дальше, тем более рискованной. Если хотите знать, мне начинало уже немного надоедать, когда пополнение этой коллекции выкладывалось в холле на столе. Да и господину Симпсону тоже. Это наш хозяин. Он предложил мне написать Бену и попросить его больше не присылать их. Он сказал, что иначе дом приобретет дурную репутацию. А теперь пусть кто-нибудь объяснит мне, черт возьми, что происходит?
На этот раз ответил Кадровик.
- Что ж, мы как раз думали, что на этот вопрос ты смог бы нам ответить, - произнес он скорбным голосом. - Бен Кавендиш исчез. Как и его агенты, в некотором смысле. О двух из них написано сегодня утром в “Нойес Дойчланд”. Британская шпионская организация захвачена с поличным. Об этом говорится в последних выпусках лондонских вечерних газет. Его не видели уже три дня. Это господин Смайли. Он хочет с тобой поговорить. Нужно рассказать ему все, что ты знаешь. Абсолютно все. До скорого.
На секунду, наверное, я потерял связь с реальностью, поскольку, когда увидел Смайли снова, он уже стоял в центре ковра, печально глядя вокруг на разгром, который учинили они с Кадровиком.
- У меня на той стороне реки есть дом на Байуотер-стрит, - признался он, словно это было для него тяжким бременем. - Может, отправимся туда, если вы, конечно, не возражаете? Там не очень прибрано, но все же лучше, чем здесь.

* * *
Мы поехали туда на скромном маленьком “Остине” Смайли так медленно, что могло показаться, будто он перевозит инвалида, кем, впрочем, он меня теперь и считал. Наступили сумерки. Отражения белых фонарей моста Альберта плыли на нас по речной поверхности, словно огни старинных карет. Бен, в отчаянии думал я, в чем мы провинились? Бен, что они с тобой сделали?
Байуотер-стрит была забита машинами, и мы припарковались на территории конюшен. Поставить машину на стоянку было для Смайли все равно что ввести судно в док, но он справился с этим, и мы пошли пешком. Я вспоминаю, как невероятно трудно было идти с ним рядом, как шел он - вразвалку и размахивая рукой, словно меня рядом и не было. Я вспоминаю, как он весь подобрался, прежде чем отпереть свою собственную дверь, и как насторожился, когда вошел в холл, будто дом таил в себе опасность для него. И теперь я знаю, что так оно и было. В прихожей стояли бутылки с молоком, накопившиеся за несколько дней, а в гостиной - тарелка с недоеденной отбивной с горошком. Безмолвно вращалась вертушка проигрывателя. И не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что его вызвали срочно - надо полагать, это сделал Кадровик вчера вечером, когда Смайли уплетал свою котлету и слушал музыку.
Чтобы принести содовой для нашего виски, он прошел на кухню. Я последовал за ним. В Смайли было нечто такое, что налагало на тебя ответственность за его одиночество. Повсюду стояли открытые консервные банки, а раковина была завалена грязными тарелками. Пока он смешивал виски с содовой, я начал мыть посуду, поэтому, выудив из-за двери кухонное полотенце, он стал вытирать ее и расставлять по местам.
- Вы с Беном были хорошими товарищами, правда? - спросил он.
- Да, у нас в Сэррате было общее жилье.
- То есть кухня, две спальни, ванная?
- Кухни не было.
- И занимались вы с ним тоже вместе?
- В последний год обучения, когда выбираешь себе напарника и учишься с ним работать.
- Выбираешь? Или выбирают за тебя?
- Сначала выбираешь сам, потом они или одобряют, или забодают.
- И после этого вы и оказались вместе друг с другом на горе и на радость?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42