А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Если он сделает это, я вам все расскажу. Если же раскается, я его прощу. Я его жена.
Она направилась к дому, эта величественная женщина. Когда она вошла в дом, около него притормозил черный лимузин, и из него вышел Гарри Палфри, юрисконсульт Цирка, в сопровождении еще двух представителей правящих классов Англии. В том, что был повыше ростом, я узнал Алана Барнаби - знаменитость отдела министерства иностранных дел, который неправильно называют отделом информации и исследований и в коммунистической контрпропаганде считают самым низкопробным. Тоби одной рукой тепло поздоровался с ним, а другой подозвал меня. Мы вошли в дом и сели.
Сначала я молчал, хотя кипел от злости. Действующих лиц послали наверх. Говорил Тоби, остальные слушали его с тем особым почтением, которое люди такого рода приберегают для нищих или негров. Я даже почувствовал, что мне немного хочется защитить Тоби Эстергази, да поможет мне бог, его, который защищал всегда лишь себя самого!
- То, с чем мы здесь, Алан, имеем дело, - это, без преувеличения, высшего класса источник, который уже исчерпал себя, - объяснял Тоби. - Большой джо, но дни его кончились.
- Ты имеешь в виду Профессора, - помогая, сказал Барнаби.
- Они за ним охотятся. Они слишком хорошо знают ему цену. По некоторым намекам, которые дал мне Латци, ясно, что у венгров заведено толстенное досье на операции, которые проводил Профессор. В конце концов, я хочу сказать: зачем им пытаться убить человека, от которого нам нет пользы? То, что венгры попытались его убрать, - это, я бы сказал, свидетельствует о том, что объект нужно охранять, как охраняют свой дом.
- Мы не можем беспредельно отвечать за безопасность Профессора, - предостерег нас Палфри с улыбкой потерпевшего поражение игрока. - Ненадолго, естественно, мы можем предоставить ему защиту. Но мы не можем позволить себе защищать его всю жизнь. Нам придется ему об этом сказать. Возможно, нам придется дать ему кое-что подписать - чистая формальность.
Второй министерский человек был круглым и лоснящимся, с цепочкой на жилете. У меня возникло детское желание дернуть за нее и посмотреть, завизжит ли он.
- Что ж, я думаю, что мы вообще слишком много говорим, - шелковистым голосом сказал он. - Если американцы готовы нас от них освободить - от Профессора и его мадам, - то нам незачем волноваться, так? Лучше сидеть тихо и держать порох сухим.
Палфри возразил.
- Все-таки, Норман, он должен подписать нам документ об освобождении. За последние несколько лет он достаточно стравливал нас с Братьями.
Вечно защищая себя, Тоби понимающе улыбнулся.
- Я бы сказал, Гарри, что все лучшие джо так делают. Рука руку моет, даже на уровне Теодора. Речь идет о том, что теперь, когда его больше нельзя использовать, мы ничего не теряем, кроме неприятностей. Правда, я в этом деле не специалист, - добавил он, обворожительно улыбаясь Барнаби.
- А этот парень, убийца? - спросил человек по имени Норман. - Он-то будет сотрудничать? Чертовски опасно сидеть здесь, как корова на заборе.
- Латци податливый, - сказал Тоби. - Он испуган, кроме того, он настоящий патриот. - Я не согласился бы с ним ни по одному из этих двух пунктов, но мне было так противно, что не хотелось перебивать. - Когда эти аппаратчики покидают свою систему, они просто впадают в шоковое состояние. Латци с этим справляется. Он сходит с ума по своей семье, но смирился. Если согласится Теодор, то согласится и Латци. Естественно, при наличии гарантий.
- Каких именно гарантий? - сказал начищенный министерский человек, да так резво, что даже Гарри Палфри не удалось встрять.
Но Тоби это не смутило.
- Естественно, самых обыкновенных. Латци и Теодор не хотят, чтобы, когда все это кончится, их выкинули в мусорную яму, я бы так сказал. И Хелена тоже. Американские паспорта, приличная сумма деньжонок в конце дороги, помощь и защита - короче, самое основное.
- Все это надувательство, - выпалил я. - Надоело.

* * *
Все улыбались мне. Они улыбались бы, что бы я ни сказал. Они были своего рода толпой. Они бы засмеялись, даже если бы я сказал, что я и на венгров работаю. Если бы я сказал, что перевоплотился в младшего брата Адольфа Гитлера, они бы тоже улыбались. Все, кроме Тоби, чье лицо стало безжизненным, как у человека, который знает, что безопаснее всего ему в данный момент испариться.
- Господи, да почему же, Нед, ты это говоришь? - спросил ужасно заинтересованный Барнаби.
- Латци не из обученных убийц, - сказал я. - Я не знаю, кто он, но убивать он не умеет. При нем был незаряженный пистолет. Ни один профессионал в здравом уме так не поступает. Он выдает себя за художника из Баварии, но на нем венгерская одежда и половина барахла в его карманах - венгерское. Я стоял рядом, когда он звонил в Бонн. Прекрасно, имя атташе - Питер. В списке дипломатов это имя тоже Питер. Меньше всего Питер ожидал этого звонка, это точно. Латци его обдурил. Послушайте немецкую запись их разговора.
- А как же тогда, Нед, быть с парнем из Вены? - сказал Барнаби, все еще настроенный покровительствовать мне. - Парень, который дал ему денег и оружие? А? А?
- Они и не встречались. Мы показали Латци фотографию, и он был счастлив. “Это он”, - были его слова. Уверен, он видел эту фотографию где-то еще. Спросите Хелену, она знает. Сейчас она молчит, но, если на нее надавить, уверен, она заговорит.
Тоби мгновенно вернулся к жизни.
- Надавить, Нед? На Хелену? Ты используешь давление, когда знаешь, что можешь нажать сильнее другого. Эта женщина сходит с ума по своему мужу. Она за него горой.
- Американцы надули Профессора, - сказал я. - Никакой торжественной встречи ему не будет. Он в отчаянии. Если не он придумал все это убийство, это сделал Латци. Все это задумано с одной целью: покончить со всеми неудачами и начать новую жизнь.
Они ждали, чтобы я продолжил, все ждали. Как будто заключительного удара. Наконец заговорил Тоби. Он вновь обрел утраченную форму.
- Недайк, а ты вообще-то давно не спал? - спросил он, снисходительно улыбаясь. - Ответь-ка нам, пожалуйста.
- Какое это имеет значение?
Тоби нарочито стал рассматривать свои часы.
- Мне кажется, Нед, ты не спал уже тридцать часов. И за это время принял несколько серьезных решений - и все неплохие, должен признать. Не думаю, что мы должны винить тебя за чуть повышенное возбуждение.
Будто я и не говорил вовсе, все головы опять повернулись в сторону Тоби.
- Что ж, я считаю, нам необходимо взглянуть на труппу, - говорил Барнаби, пока я шел к двери. - Тоби, можно их свистнуть всех вниз? Хотелось бы посмотреть, как они смотрятся в свете прожекторов.
- Мне кажется, Барнаби, что тут надо действовать сразу, не давая опомниться, - говорил Палфри, а я тем временем направился в сад, чтобы вновь обрести здравомыслие. - Куй железо, пока горячо. Согласен?
- Согласен, согласен, Гарри. На все сто.

* * *
Я отказался присутствовать на первом прослушивании. Я расположился, надувшись, на кухне и позволил Арнольду похлопотать надо мной, пока я делал вид, что слушаю какую-то историю о том, как его мать ушла от человека, с которым прожила двадцать лет, и стала сожительствовать с тем, в которого была влюблена еще в детстве. Я увидел, как Тоби поскакал вверх по лестнице за своими победителями, а потом нахмурился, когда через несколько минут все трое спускались: Тоби, Латци с пробором в черных волосах, Профессор в накинутом на плечи пиджаке и с головой пророка, наклоненной в созерцании чуть вперед, с развевающейся седой гривой волос, что ему было к лицу.
Потом в кухню вошла Хелена - слезы текли по ее щекам; Арнольд обнял ее и принес плед, ведь весеннее утро было свежо, а она дрожала. Затем Арнольд приготовил ей чай с ромашкой и сел рядом, обнимая ее, пока не ворвался Тоби, чтобы сказать, что через два часа всех нас ждут в американском консульстве.
- Из Лондона прилетает Рассел Шеритон, из Бонна - Пит де Мэй. Они отнеслись к этому с большим энтузиазмом, Нед. С неподдельным энтузиазмом. Вашингтон уже бросает шапки в воздух, в самом деле. - Я не мог вспомнить, кто важнее - Пит де Мэй или Шеритон. Но оба достаточно важные. - Нед, этот Теодор просто восхитителен, - уверил он меня, когда мы остались одни.
- Да ну? В каком смысле?
- Ты знаешь, что ему сказали? “То, что вы делаете, Профессор, очень рискованно. Вы полагаете, что справитесь с этим?” Знаешь, что он ответил? “Господин посол, все мы рискуем, для того чтобы защитить цивилизованное общество”. Он спокоен, с чувством собственного достоинства. Латци тоже. После всего этого тебе надо поспать, хорошо, Нед? Я позвоню Мейбл.
Мы отправились в двух машинах: Тоби с венграми, я с Палфри и министерством иностранных дел. Открывая мне дверь, Палфри дотронулся до моей руки и дал мне колкий совет:
- Думаю, отныне нам надо держаться вместе. Усталость - это одно. А разговоры о надувательстве - совсем другое. Да? Договорились?

* * *
Нас было человек двадцать. Председательствовал генеральный консул. Это был бледный человек, выходец со Среднего Запада, бывший адвокат, как и Палфри, который все время с волнением говорил о “последствиях”. Милтон Вагнер сидел между Шеритоном и де Мэйем. Что бы они там себе ни думали, мне было совершенно ясно, что Шеритону и Вагнеру было приказано попридержать свой скептицизм. Вероятно, они тоже поняли, что существовали и похуже способы избавления от бесполезных агентов, чем передача их в Службу информации США, представленную квартетом обеспокоенных защитников, чьи имена я так и не узнал.
За Пуллах, естественно, тоже высказались. Хоть и не вовлеченные в это дело, они послали своего собственного наблюдателя. Таким образом, мы могли быть уверены, что разговоры о наших решениях пойдут в Потсдаме уже днем. Они также настояли, чтобы подробно изложить свои претензии к Вене. Создавалось впечатление, что между Пуллахом и австрийской полицией идет борьба из-за фальшивых паспортов, которые, как подозревалось, австрийцы продают венграм. Большую часть встречи принял на себя некий оберст фон кто-то, который на все лады стонал об австрийском лицемерии.
Три победителя, конечно же, не присутствовали на нашей дискуссии, а сидели в приемной. Когда всех обнесли бутербродами, тарелка была великодушно отослана им. И когда этих троих наконец позвали, несколько участников заседания разразились аплодисментами, что, вероятно, произошло в первый раз, но за этим должно было последовать множество таких же театральных выступлений под овации.
Но все представление испортила рыдающая Хелена. Профессор произнес несколько слов, и его запинающееся достоинство произвело именно то чудо, на которое оно и было рассчитано. Следом заговорил Латци, и холодок пронесся над комнатой, когда он объяснил, зачем принес две гарроты, которые вместе с остальными экспонатами были осторожно пущены по рукам сидящих за столом. Но когда вперед, опираясь на руку Профессора, выступила Хелена, у меня в горле застрял ком, и я знал, что каждый в этой комнате чувствовал то же самое.
- Я поддерживаю своего мужа, - это все, что смогла продекламировать великая актриса.
Этого было достаточно, чтобы все в комнате встали.
Был уже поздний вечер, когда мне наконец удалось поговорить с ней наедине. К тому времени мы были измотаны; даже неугомонный Латци был в полном изнеможении. Капитаны и короли отъехали, отъехал и Тоби. Я сидел с Арнольдом в гостиной домика у озера. Американский фургон с затененными стеклами и двумя морскими пехотинцами в гражданской одежде внутри ждал на стоянке, но наши звезды учили свою публику терпению. День прошел в подготовке заявлений для дневных газет и подписании расписок, которые, как оказалось, Палфри предусмотрительно привез в своем портфеле.
Она вошла нерешительно, словно боясь, что я ударю ее, но злость уже куда-то улетучилась.
- Мы получим наши паспорта, - сказала она, садясь. - Это новый мир.
Арнольд тактично выскользнул из комнаты, закрыв за собой дверь.
- Кто такой Латци? - сказал я.
- Друг Теодора.
- А еще кто?
- Актер. Плохой, ох какой плохой актер из Дебрецена.
- Он когда-нибудь работал на тайную полицию?
Она сделала пренебрежительный жест.
- У него есть связи. Когда Теодору понадобилось договориться с властями, Латци был посредником.
- То есть когда Теодору требовалось сообщить что-то о своих студентах?
- Да.
- А Латци передавал Теодору свою информацию, когда вы находились в Мюнхене?
- Сначала совсем немного. Но когда ничего не стало приходить из других источников, то больше. Потом еще больше. Латци готовил для Теодора материал. Теодор продавал его англичанам и американцам. Иначе у нас не было бы денег.
- Помогала ли Латци в этом тайная полиция?
- Это было его частным делом. Обстановка в Венгрии меняется. Уже стало неразумно связываться с властями.
Я открыл дверь и смотрел, как она выходит с поднятой головой.
Несколько недель спустя, вернувшись в Лондон, я познакомил Тоби с ее историей. Его это не удивило и не заставило раскаяться.
- Женщины, Нед, - это на самом деле класс преступников. Этот супчик лучше есть, не размешивая.
А еще несколько недель спустя представление Теодора - Латци шло с аншлагами. В этом был весь Тоби. Насколько он принимал в этом участие? Насколько он знал, когда это нужно сделать? Может, он сам придумал все это театральное действо, дабы наилучшим образом использовать своего подвергшегося опасности агента и сбыть его с рук? Я часто втайне подозревал, что пьеса, как минимум, писалась втроем, а Хелена через силу играла роль зрителя.
- Знаешь что, Недайк, - заявил Тоби, любовно обвив мое плечо рукой, - если не можешь поспеть одной жопой посидеть на двух свадьбах, в Цирке тебе делать нечего.

* * *
Вы помните человека, пишущего под псевдонимом полковника Уезерби? Специалиста по изменению внешнего вида, в совершенстве владеющего семью европейскими языками? Пламенного лидера борцов Сопротивления в Восточной Европе? Человека, “мотавшегося туда-сюда через Железный Занавес, словно он был легчайшей паутинкой”? Это был я, Нед. Слава богу, эту часть написал не я. Эту работу сделал нанятый Братьями продажный спортивный журналист из Балтимора. А моим было только вступление, портрет-описание великого человека, напечатанный под заголовком “Настоящий Профессор Теодор, Каким Я Его Знал”, выдавленный из меня Тоби и Пятым этажом. Моим рабочим названием для книжки было “Профессиональные хитрости”, но Пятый этаж заявил, что это могут не так понять. Вместо этого они меня повысили.
Но прежде я излил все свое возмущение на Джорджа Смайли, который только что оставил должность шефа и как раз удалялся почти в последний раз под сень университета. Я снова был в Лондоне на коротком отдыхе. Был вечер пятницы, и я разыскал его на Байуотер-стрит, когда он собирался отбыть на выходные. Он выслушал меня, слегка усмехнулся, потом усмехнулся сильнее. Затем нежно, с придыханием, пробормотал: “Ах, уж этот Тоби”.
- Значит, они убивали, так, Нед? - возразил он, тщательно складывая твидовый костюм. - Венгры, я имею в виду. Даже по восточноевропейским стандартам это одна из самых отвратительных шаек, которые только существуют, а?
Да, допустил я, венгры убивали и мучали, сколько им было угодно. Но это ничего не изменило в том, что Латци был обманщиком, Теодор - сообщником Латци, а что касается Тоби, то…
Смайли прервал меня:
- Да ладно, Нед, просто ты немножко ханжа. Каждой церкви нужны свои святые. А антикоммунистическая церковь - не исключение. И уж если речь зашла о святых, то это тоже хорошенькая компания мошенников. Но никто не станет уверять, что от них нет никакого толка, коли уж у них такая работа. Думаешь, эта рубашка так сойдет или, может, еще раз прогладить?
Сидя в гостиной и потягивая виски, мы слушали шум толпы на Байуотер-стрит.
- А не являлся ли тебе, Нед, призрак Стефани на мюнхенских тротуарах? - нежно спросил Смайли, когда я уже начал подозревать, что он заснул.
Я уже давно перестал удивляться его способности влезать в мою шкуру.
- Иногда, - ответил я.
- Но не во плоти? Жаль.
- Как-то я звонил одной из ее тетушек, - сказал я. - По-глупому разругался с Мейбл и отправился ночевать в гостиницу. Было поздно. Полагаю, был немного пьян. - Я подумал, а не знает ли Смайли уже и об этом, но решил, что мне мерещится. - Или мне кажется, что это была тетя. Может, прислуга. Нет, тетя.
- Что она сказала?
- “Фрейлейн Стефани нет дома”.
Долгое молчание, но на этот раз я не совершил той же ошибки и не подумал, что он заснул.
- Голос молодой? - задумчиво спросил он.
- Достаточно.
- Так может, это подходила Стефани.
- Может, так оно и было.
И снова мы вслушались в громкие голоса на улице. Смеялась девушка. Сердился мужчина. Кто-то посигналил и уехал. Звуки смолкли. Стефани - это моя Энн, думал я, возвращаясь назад через реку к Баттерси, где у меня была маленькая квартирка: вся разница лишь в том, что у меня так и недостало смелости позволить ей меня разочаровать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42