Несмотря на теплую одежду — и еще штормовку сверху — он замерз. Зубы клацали от холода.Из его укрытия ему ничего не было видно. Он прижался спиной к боку Черного Жандарма, ничтожный, как насекомое на боку слона. Рядом с величественным горным пиком и холодной яростью бури он был букашкой, даже хуже того — просто пылинкой на реснице времени.Он закрыл глаза и тихо покачивался, засыпая на груди у старейшего обитателя земли по имени Ходака. Как легко заснуть сейчас вечным сном и в этом сне покончить со страхом, с борьбой, с гнусным состоянием «широ ниндзя».Он слышал манящую песню сирен, и какая-то часть его души откликнулась на нее. Смерть опять приблизилась к нему вплотную, соблазнительная и нежная, как его первая любовь, обещая тихий и вечный союз. Николас очнулся, вздрогнув. В горле першило, будто он вдыхал не кислород, а серу. Он ничего не видел перед собой, не чувствовал своих ног. Изо всей силы ущипнул себя за икру — никакой чувствительности. Абсолютно никакой.Николас знал, что умирает. Даже если бы он захотел встать и бежать отсюда, он бы не смог этого сделать. Да и куда бежать? Буря ревела вокруг него, ночь спустилась на землю, закрыв все черным плащом. Безлунная глухая полночь.Николас знал, что если он уснет, то уже никогда не проснется. Он пытался разбудить свой ум, вызывая в нем воспоминание за воспоминанием, заставляя их оживать в театре памяти. Но он очень устал. Все кости его ныли. Его трясло от холода. Его веки смыкались, а раз или два он почувствовал, что клюет носом и что его сознание вот-вот отключится.Он испугался, но не только того, что теряет контроль над своим телом, и не только своей собственной беспомощности. Он испугался потому, что какая-то часть его существа приветствовала смерть. Он пытался противостоять соблазнительной песне смерти, как тогда, много — много лет назад.Николас думал о своем друге Нанги. Думал о своем друге Лью Кроукере, которого он оттолкнул от себя, не сумев преодолеть в себе чувства вины. Думал о своей умершей дочке, как она лежала под прозрачным колпаком, опутанная трубочками и проводками. Думал о Жюстине, как сильно он ее любит.И сердце его дрогнуло, и он заплакал, чувствуя, как горькие слезы катятся из его глаз, замерзая на ресницах, щеках и губах. И они все катились и катились, будто все его существо состоит из одних только слез.Наконец они иссякли. Наступила тишина после бури чувств.И пустота.Замерзшие слезы все еще сковывали его лицо, и Николас опять начал падать сквозь серо-голубую дымку. И он падал, падал...Пока наконец Смерть не пришла и не заявила на него свои права. * * * — Если бы добродетель была сама себе наградой, — говорил Тандзан Нанги Барахольщику, — то она не была бы человеческим качеством. Ею обладали бы только ангелы.Шум и гам в зале игральных автоматов был просто оглушающий. Это хорошо. Барахольщик был уверен, что подслушать их разговор практически невозможно.— При чем здесь добродетель? Я говорил тебе о Кузунде Икузе, — заметил Барахольщик.— Я тоже о нем говорю. Икуза так старается выглядеть добродетельным, потому что это ему выгодно.— А как насчет «Нами» в целом? — спросил Барахольщик.— Было бы очень интересно изучить мотивы людей, находящихся на вершине власти и проповедующих чистый альтруизм. Все слишком чистое у меня лично вызывает сомнения, тем паче добродетель — явление довольно противоестественное для человека и обычно дающееся ему с большим трудом.За окнами шел дождь. Они находились в большом зале игральных автоматов в сверкающем огнями рекламы районе под названием Гиндза. Этот зал открыт круглые сутки, и здесь вечно толпятся любители поиграть в пачинко — национальную японскую игру. Здесь всегда шумно, светло и душно от такого скопления азартных мужчин. Барахольщик часто приходил сюда. Игра помогала ему сосредоточиться на решении сложных задач, связанных с его рискованной профессией.— Я передал твою дискету с записью вирусной атаки кому надо, — сообщил Барахольщик.— Ужасно неприятная вещь. Мои люди не могут ничего понять, — сказал Нанги.Барахольщик кивнул: — Я беру на себя установление источника вируса. Но, должен признаться, задачка не из легких. Почерк совершенно незнакомый.Хотя в зале было много свободных автоматов. Барахольщик ждал, когда освободится тот, на котором он всегда играл. Пачинко во многом похожа на американский пинбол, только на новейший вариант, в котором используются все чудеса техники, включая даже миниатюрный телевизор, по которому игроки могут смотреть их любимые передачи во время пауз, когда подсчитываются очки.— Я всегда играю на шестой машине в седьмом ряду, — сказал Барахольщик, показывая свое излюбленное место. Там какая-то пожилая дама заканчивала свою последнюю игру. По-видимому, она была здесь уже давно, переходя от машины к машине.— К Жюстине Линнер охрана приставлена? — спросил Нанги, наблюдая, как Барахольщик готовится к игре. У него была только одна фишка, и Нанги подумал: неужели он так уверен в себе, что не набрал сразу побольше фишек у кассира? Выигрыш дает до трех фишек непосредственно из машины.Барахольщик положил руку на рычаги машины, кивнул.— Не беспокойся. Приставил к ней своего лучшего парня. Хана Кавадо.— Это всего лишь мера предосторожности, — пояснил Нанги. — Но поскольку мы не знаем, что у того тандзяна на уме, лучше поберечься. Боюсь, как бы с ней чего не случилось.Барахольщик кивнул. Он начал игру и сразу же выиграл — правда, немного — только одну фишку. Начал по новой.— Возвращаясь к Икузе, хочу тебе сообщить, что видел его с Киллан Ороши. И могу сразу сказать, что ничего добродетельного в их отношениях нет.Нанги фыркнул: — Еще одно доказательство иллюзорности абсолюта.— И еще маленький нюанс по поводу взаимоотношений Икузы и Кена Ороши. Ороши старше его на двадцать лет, а спину гнет при поклоне, не ленится.— Положение дел на «Накано Индастриз» весьма печально, — пояснил Нанги.— Да, слыхал.— Тебе повезло, — заметил Нанги. — Ороши изо всех сил старается, чтобы никто не узнал об этом. Честно говоря, не знаю, как ему удается удержать компанию на плаву. Все, что у него есть, — это первоклассный научно-исследовательский отдел. Я отдал бы левую руку, чтобы заполучить его ребят. И именно это навело меня на мысль, когда Икуза стал загонять меня в угол. После слияния я надеюсь довольно скоро завладеть контрольным пакетом акций «Накано». Таким образом, я получу прекрасный дополнительный персонал и три тысячи квадратных футов лабораторной площади. Все это позарез необходимо «Сфинксу». И, что самое главное, мне это не будет стоить ни иены.— Извини, — обратился к нему Барахольщик. — А я-то чем могу тебе здесь помочь?— Страховка, — пояснил Нанги. — Нельзя недооценивать Икузу. Совершенно ни к чему, если «Нами» начнет сейчас вмешиваться в мои дела.Барахольщик проиграл вторую игру. Нанги увидел его расстроенное выражение лица и спросил:— Что тебя печалит?— Киллан Ороши не так проста, как мне показалось сначала. Она не пешка, а скорее шальная карта. Никогда не поймешь, то ли ее действия хорошо продуманы, то ли совершенно спонтанны.— А каким боком это касается меня?— Не знаю точно, — ответил Барахольщик, — но мне кажется, что это не только неосторожность со стороны Икузы — затевать с ней шашни. Мне кажется, что у него с ней роман, вопреки желанию ее отца, которого она открыто презирает. Но порой я думаю, не держит ли она сама Великого Икузу за болвана.— Это было бы очень интересно, — откликнулся Нанги, — но для такого рода расследования требуется время, а до подписания документов о слиянии с «Накано» его почти не остается. Икуза работает быстрее, чем я мог вообразить. Он уже все согласовал с юристами. Так что продолжай наблюдение за Икузой. А твое предположение насчет дочки Кена Ороши хотя и очень интересно, но использовать дружбу Икузы с Кеном Ороши для подрыва репутации нашего «друга» мне бы не хотелось.— А что делать? Икуза не игрок, — сказал Барахольщик. — У него нет долгов, он не берет взяток, свои советы раздает бесплатно. Не женат. Очень осторожный человек.Нанги покачал головой.— Не смешивай внешнее впечатление от человека с его сущностью. Кузунда Икуза очень умен, он использует добродетель, как каракатица темную жидкость, чтобы прикрыть свое маневрирование. И вдруг по какой-то причине затевает интрижку с дочерью Ороши. Это действие не осторожного человека, а человека настолько ослепленного своей властью, что он считает, будто ему все позволено.Барахольщик обошел машину со стороны, поколдовал над ней, — и Нанги увидел, как открылась дверца, откуда Барахольщик забрал несколько фишек. Вот оно что, подумал он. Жульничает?— И все-таки, — сказал Барахольщик, закрывая дверцу, — у меня такое чувство, что мы что-то упустили или смотрим под неверным углом зрения.— Со смертью императора, — сказал Нанги, — власть «Нами» возросла тысячекратно. Они становятся опасными для Японии. То, что они с такой легкостью подмяли меня под себя, является еще одним доказательством этого. И я хочу постараться дискредитировать их. Если нам удастся свалить Икузу, «Нами» последует за ним.— Ты уверен, что мы поступаем правильно? — спросил Барахольщик.— Что касается «Нами», — ответил Нанги, — то эта организация не служит ни Японии, ни императору. Вот в этом и есть корень ее могущества. Ее единственная функция состоит в том, чтобы упрочить свою власть. Но время идет, и теперь у меня создается впечатление, что они из кожи вон лезут, пытаясь подкормить эту пустую власть. Сильнее всего язычок пламени клонится тогда, когда свеча эта существует сама по себе, а не для того, чтобы освещать кому-то путь. Надо на нее кому-то дунуть.— Тем не менее, и правительство, и деловой мир склоняются перед их приказами.Нанги презрительно фыркнул. — Таково лицемерие современного общества. Люди страшатся неизвестного будущего, и трудно сказать, как сложатся судьбы Японии при новом императоре. «Нами» эксплуатирует нестабильность нации. Эти люди, как стервятники, слетаются на запах падали.Барахольщик проследил за полетом шарика над вертикальным полем.— Пожалуй, ты прав, и «Нами» — действительно наша главная мишень, — сказал он. — Но я никак не могу настроиться на борьбу с ними, пока не разберусь в таинственной связи, существующей между Икузой и Кил-лан Ороши.— Не мне тебя учить, как работать, — сказал Нанги, — но будь осторожен. Эта организация чрезвычайно опасна. Они поставили себя над законом. Вомни, ты мне дорог, и я не хочу, чтобы тебя пристукнули в темном переулке.Барахольщик закончил игру, имея на руках уйму фишек. Как говорится, сорвал куш. * * * Дэвид Брислинг наблюдал, как шеф говорит по телефону, и мучился ревностью. Вот подлая японская сучка! Все здесь идет наперекосяк с тех пор, как она втерлась в доверие к Дугласу Хау. Он пытался задавить в себе демона ревности, но не выдержал и окрысился на Шизей, когда та выплыла из кабинета шефа:— Почему меня не было на совещании? Как помощник сенатора, я должен был присутствовать!— Почему бы тебе не спросить об этом самого шефа? — спросила Шизей едко и, ослепив его своей улыбкой в десять киловатт, потрясла костюмом от Луи Феро. — Видал, что Дуги мне подарил? Наверное, выложил кучу денег. — Она рассмеялась в лицо Брислингу. — Твоя беда заключается в том, что ты — шишка на ровном месте. Не представляю, зачем тебя держит Хау? Для смеха, что ли? — Ее улыбка еще более расширилась, а выражение глаз немного изменилось. — Наверное, чтобы было кому носить его костюмы в чистку. Посмотри на себя. Ты мальчишка-переросток во взрослом мире, и таким ты останешься всю жизнь. — Она опять расхохоталась и вышла за дверь, а он так и остался стоять с разинутым ртом, дрожа от возмущения.Хау разговаривал по телефону с генералом Дикерсоном, своим человеком в Пентагоне. Увидев Брислинга в дверях, он жестом пригласил его войти и, — прикрыв трубку рукой, сказал:— Мне нужно, чтобы вы для меня кое-что сделали.— Что? — сухо спросил Брислинг. — Сходить в химчистку?— Что такое? — Хау удивленно поднял глаза. — Это я не вам, генерал, — сказал он в трубку. — Я перезвоню. — И положил трубку. — Что вы такое говорите, черт побери?— Ничего, — обиженно ответил Брислинг. — Я только повторил, что сказала эта желтопузая сучка. — Он проследил глазами, как Хау вылез из-за стола, потянулся рукой за пиджаком. Телефоны звонили в офисе под присмотром целой армии референтов Брислинга.— Пойдемте, — пригласил Хау. — Мне надо зайти в С-1 повидаться со Стедманом. — Он говорил о Джоне Стедмане, одном из старших сенаторов, а С-1 было кодовое название его «укрытия» в здании Капитолии. С самых первых дней функционирования здания в нем было 75 «укрытий» такого рода для ключевых деятелей законодательной власти. У Хау не было своей комнатушки в Капитолии, а у Брэндинга, благодаря его связям, была, — вот и еще повод для Хау злобствовать, еще одна незаживающая рана в самолюбии.— Не обращайте внимания на Шизей, — посоветовал Хау своему помощнику, когда Майкл, шофер Хау, влился в поток машин. — Она не ваша забота.— Вы всегда так говорите. А она, между прочим, зовет вас «Дуги».— Вот как? — Хау посмотрел на Брислинга. — Она шутит, Дэвид. Просто говорит, чтобы позлить вас. — Сенатор покачал головой. — Иногда вы меня просто удивляете.— И все-таки мне бы хотелось знать, каков ее статус здесь, — губы у Брислинга были плотно сжаты, и у виска пульсировала жилка. Он недолюбливал Шизей с самого первого ее появления в офисе Хау, и эта неприязнь постоянно росла. Но то, что она ему сказала сегодня, переходило все границы. Такого простить нельзя. Ее слова сидели у него занозами под кожей.— Шизей находится у меня на службе, Дэвид, — пожал плечами Хау, — как и многие другие преданные мне люди, которые помогают мне лавировать в опасных вашингтонских водах. — На лице у него появилась неприятная ухмылка. Отчасти ему польстила ревность помощника.— Оставьте эти разговоры для прессы, — горячо выпалил Брислинг. — Она занимает особое место среди нас, и вы это прекрасно знаете.— Да, — откликнулся Хау со смесью удовлетворения и злорадства в голосе, — ее мордашка приятнее, чем все ваши рыла вместе взятые. — Ему осточертело нытье Брислинга. Единственное, что сдерживало желание сенатора выставить его к чертовой матери, так это то, что Брислинг был врожденной пешкой. Когда это будет удобно, Хау им пожертвует.Сняв трубку, он закончил прерванный разговор с генералом Дикерсоном. Потом, поскольку он был расположен к грубому юмору, нагнулся к своему помощнику и сказал ему заговорщицким тоном: — Скажу вам по секрету, Дэвид, иногда от того, что у нее между ног, бывает больше пользы, чем от того, что у вас всех на плечах. — А потом расхохотался так, что слезы полились у него из глаз.— Шутки в сторону, — сказал Брислинг несколько чопорно, когда сенатор отсмеялся. — Не доверяю я ей. Никак не могу понять, почему вы ей доверяете. Много раз я видел, как она обводит вас вокруг пальца, когда вы думаете, что происходит нечто прямо противоположное. Она влезла вам в душу — вот в чем дело. За всякое выполненное задание вы ей дарите подарки. Я думаю, она для вас просто сексуально привлекательна, вот и все.— Вы закончили? — осведомился Хау. Теперь он действительно разозлился. Кто он такой, этот прыщ, чтобы поучать его? Шизей правильно о нем сказала, что он материал одноразового использования. Сделав над собой усилие, Хау обуздал свой праведный гнев. — Я эту сучку отослал назад к Брэндингу, чтобы она организовала его появление на банкете в честь западногерманского канцлера в конце этого месяца. Там я нанесу ему последний, смертельный удар. Так что ваша операция, проведенная в Джонсоновском институте, хоть и дала кое-какой материал, не будет решающим козырем. У меня будет для вас новое поручение. Вы терпеть не можете Шизей, полагая, что она плохо на меня влияет. Может быть, вы и правы. Я думаю, надо выяснить окончательно, что она за человек. — Он тепло улыбнулся своему помощнику, придав лицу выражение доверительности. — Я поручаю вам это дело, Дэвид, потому что знаю, что на вас можно положиться. Шизей хранит собираемые ею сведения дома, в спальне. Подождите, когда она выйдет вместе с Брэндингом, направляясь на банкет, а потом постарайтесь получить эти сведения.— Но... — лицо Брислинга было полно недоумения. — Вы хотите, чтобы я влез в ее дом ночью?Хау поднял брови.— Не понимаю, о чем вы говорите, но советую быть поинициативнее. Только так можно сделать карьеру в этом чертовом городе. — Он посмотрел в окно на пробегающие мимо дома и памятники разным деятелям. Они, казалось, салютовали ему. — Мне кажется, что я предоставляю вам шанс показать, чего вы стоите.Он посмотрел на помощника глазами доброго дядюшки.— Вы всегда считали мои советы полезными, не так ли? Я взял вас прямо из гардеробной сената и сделал для вас кое-что, потому что увидел ваш потенциал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66