Рожденный в небедной семье, Золотников не знал, почему страх бедноты так настойчиво преследует его. Словно он знает, каково это – побираться. Это знание пугало и настораживало.
Потому с юности Золотников только и делал, что пытался избавиться от этого призрака бедности – он зарабатывал, зарабатывал и снова и снова умножал заработанное, и когда тяжкие мысли лезли в голову он просто шел и покупал себе новую машину, яхту или дом на побережье. И крах отступал, бессильно скрежеща зубами.
«Что есть ад?» – думал Золотников, – «Если не беднота?»
От всех попрошаек он шарахался как от чумных, проявляя худшие из возможных суеверий.
И Валерий делал деньги – больше, больше и больше, надеясь создать в будущем такую империю, которая будет работать на него, и которая уже не сможет потерпеть крушение.
Его личная империя, и если бедность была адом, то богатство, несомненно, раем – обетованной землей, куда всю жизнь стремился Валерий Золотников.
В свой личный Денежный Рай.
А теперь на пути в золотые кущи стояла тварь – и угрожала свергнуть в тартар.
Ферма манила ее как огонь мотылька, вот только огонь этот не обжигал. Почему так вообще получилось? В провинции множество свиноферм, почему же тварь повадилась именно сюда, к Золотникову? Или эта кара – жестокая, и бьющая в самое больное место, как и положено личному проклятью.
Страшно, когда детские страхи обретают лицо. И крушение надежд вдруг облеклось шерстью и оскалило острые клыки.
Дорога снова сделала поворот и маленькое скопище огней, мигнув, скрылось за склоном.
Валерий радовался как ребенок вестям старика. В тот же день он нанял двух бывалых охотников из ближайшего села, заплатив им деньги, на которые они могли оставить опасный свой промысел и до конца жизни разводить маргаритки. Охотники выслушали его, степенно кивнули, и, подобрав свои берданки, к вечеру вышли. Вся ферма провожала их, им махали руками и подбадривали выкриками. Ловцы скрылись в лесу и головы их на следующее утро обнаружили в вольере номер десять. Берданок не было, равно как и свинок. После этого случая, половина из оставшихся верным хозяину работников позорно бежало с фермы, а все остальные дружно ударились в мистицизм, густо мешая его с религией.
Поражение охотников, на счету которых был не один десяток медведей, подтолкнуло новый виток слухов. По округе шли разговоры, главным в которых был вопрос «на кого же мы охотимся?!» и «кто же там?!»
Крестьяне запирали на ночь окна и двери, скотину не выгоняли дальше плетня, а невысокие зеленые горы, красующиеся на открытках провинции как символ тепла и удачи, стали преисполнены вдруг некоей мрачной угрозы и ветер по ночам гудел в кронах деревьев с сумрачной тоской.
Надо заметить, что экономический спад был все-таки не только у одного Валерия Валерьяновича – туристские компании потеряли часть пугливых клиентов, что спаковали вещички и отправились домой сразу после второго убийства. Но это продолжалось недолго, потому что в провинцию неожиданно хлынул совсем другой люд – охочий до рискованных сафари, хорошо вооруженный тяжелыми ружьями и безрассудной храбростью.
Эти рыскали по лесам, в надежде отыскать знаменитого Ночного Черта, убить его, а после повесить шкуру в каминном зале своего особняка. Скоро провинция зашевелилась как растревоженный муравейник. Неприятным было то, что в суете этой немалое место уделялось Валерию Валерьяновичу и его странной с тварью связи. Цены на шкурки падали как осенние листья. Предупреждения, приходящие из Вратари клуба становились все менее вежливыми и все более конкретизированными – между черных строк чувствовалась почти неприкрытая угроза.
Золотников снова пошел в атаку – сцепив зубы и почти вслепую. Шестеро охотников и трое спецназовцев с табельным оружием оценили предложенные им суммы и согласились отловить тварь. Эти люди были высокие, крепкие, с неподвижными лицами и прицельно стреляющими глазами. Они казались неуязвимыми и от них явственно разило чужими смертями. Они знали и любили свое дело.
Их не провожали с почестями, но народ с фермы нет-нет, да и посматривал вслед уходящим с тоскливой надеждой. Также смотрел и Золотников – идущие прочь люди уносили его судьбу в своих больших, покрытых шрамами и мозолями руках.
Всех убили. Назад не вернулся ни один. Тварь пришла в полночь и унесла жизни свинок из вольера номер три. Костик нашел своего хозяина, сидящим на веранде и плачущим как малый ребенок. Выглядело это столь необычно, что управляющий растерялся. Босс выглядел абсолютно раздавленным.
Люди продолжали бежать. Весть об убийцах быстро разнеслась по округе и часть толстосумов с ружьями отбыло из провинции. У остальных это лишь прибавило азарту.
Мистические слухи набрали силу и стали почти каноном. В том, что на ферму наведывается потусторонняя тварь не сомневался уже никто.
Впрочем, в эти дни бесповоротного падения в пропасть случались и хорошие новости. В вольере номер семьдесят семь у самой обычной пары зверьков родилась свинка удивительной перламутровой масти. Даже у новорожденной шерстка отливала замечательным розоватым отблеском, дымчатым и одновременно глянцево поблескивающим. Валерий Валерьянович полчаса провел, держа это чудо в руках, любуясь красивым оттенком, а свинка пригрелась у него в ладонях, перебирала розовыми лапками и жмурила фиолетовые глаза. Это могло быть началом новой, редкой, а значит дорогой породы, и потому, глядя на свинку, Золотников на время забывал о своих бедах.
Увы, беды не забывали о Валерии Валерьяновиче. Он нанял новых стрелков, и проводил их, стараясь не глядеть в лица. Естественно никто не вернулся. Из Вратари клуба пришло предложение встретиться с глазу на глаз на приеме у мэра, что тут устраивал в очередную годовщину провинции. Золотников подумал, и принял предложение, прекрасно зная, что если он не сможет убедить Серьгюссона в своей кредитоспособности, то этот прием может стать для него последним. В бизнесе всегда так – не ты так тебя. Ты сидишь высоко, но стоит ослабнуть – и вот ты падаешь вниз, в гущу таких же как ты, и тебя терзают и рвут на части. Самая длительная ролевая игра – «царь горы». В нее играют всю жизнь.
В последующие три дня перед приемом производство окончательно стало. Свинок осталось меньше половины. В продажу поступали некондиционные шкурки, но даже эти убогие меха не могли полностью покрыть дыры в поставках. Завод остановился, империя Золотникова вошла в последнее пике.
Но терпение хозяина фермы лопнуло лишь предыдущей ночью, когда была похищена перламутровая свинка. Нет, тварь не убила ее, как это делал с остальными. Просто ночью свинка исчезла, не успев издать не звука, а с утра Валерий ждал лишь осиротевший вольер. Это лишний раз доказывало, что тварь в своем роде тоже была ценителем, планомерно отнимая у хозяина самое дорогое. У Золотникова потемнело в глазах и отчаяние вдруг покинуло его, уступив место мертвенному покою камикадзе. Он постоял перед пустым вольером, а потом собрал работников фермы и произнес перед ними речь, столь страстную, что конец ее потерял в бурной овации. Так, наверное, приветствуют командира бойцы попавшей в окружении дивизии, что три недели скиталась по болотам, а потом решила дать последний, отчаянный, и наверняка, самоубийственный бой. И только Костик, глядя в мертвенно-бледное лицо шефа чувствовал озноб. С таким лицом люди и идут на таран.
Весь день Золотников провел в лихорадочной деятельности, собирая самых лучших бойцов, расходуя на это оставшиеся деньги. Истратил так много, что наверное, ферму уже нельзя было поднять с колен. Но он не думал о завтрашнем дне – того словно не существовало.
Да так оно и казалось. Были только Золотников и его тварь.
Уезжая, хозяин наказал бойцам чистить ружья и ждать.
А вечером был фуршет.
В свете фар лимузина возникли ворота – чугунные, с замысловатыми химерическими извивами. За решеткой светились огни большого дома, окна фабрики, фонари аллей между вольерами, а еще дальше вздымались безмолвные черные горы, в которых было логово твари.
Золотников почувствовал, как сердце бьется все быстрее от странной смеси страха и азарта и глубоко запрятанной ненависти. Сегодня! Сегодня я взгляну тебе в глаза тварь, в твою морду, с оскаленными клыками! Людям редко дается шанс поразить собственный страх – но мне он выпал и это большая честь.
Хозяин вышел, неожиданно тепло улыбнулся шоферу и пошел к воротам фермы. Озадаченный шофер смотрел ему в спину, снедаемый непонятной тревогой – Золотников словно прощался навсегда.
Бойцы ждали на лужайке у дома – двенадцать отчаянных, закаленных людей, у которых жажда наживы смешалась с ненавистью и тягой к освобождению – здесь были наемники, были самые отчаянные работники фермы, были родные погибших от клыков твари. Эти стояли чуть в стороне и глаза их горели жаждой мести. Они были вооружены – ружьями, тяжелыми и не очень, полуавтоматическими винтовками, карабинами, и слонобойными автоматами, десантными пистолетами-пулеметами с лазерным прицелом. Они собирались убить легенду. И были полны решимости это сделать.
На этот раз Золотников ничего не говорил – просто прошел в дом и взял свое ружье, дорогое, с замысловатой инкрустацией и патронташ дорогой кожи. Валерий чувствовал некоторое облегчение – было приятно действовать, идти вперед без оглядки, с надеждой глядя вперед. Это было куда лучше тягостного ожидания прошлых недель.
Провожали их только несколько крестьян – печально, а кое-кто даже со слезами на глазах, да морские свинки, чьи блестящие глаза смотрели вслед с ожиданием.
Свет фермы остался позади и горы сомкнулись над группой бойцов. Над головами светили звезды, да где-то далеко вставал из залива молодой рогатый месяц. Провинция притихла.
Впереди вилась узенькая звериная тропка, освещаемая мощными галогеновыми фонарями в руках идущих. Народ молчал, погруженный каждый в свои думы. Валерий Валерьянович, сжав зубы, шагал в самом авангарде колонны, готовый принять на себя, если что, первый удар судьбы.
Тропка шла вверх, в гору, никто, впрочем, и не сомневался, что тварь выберет себе лежбище высоко на склоне – так куда неприметнее. Невидимые во тьме деревья глухо шумели от налетевшего ночного бриза. Где-то в отдалении закричала ночная птица и люди на миг замерли – лучи фонарей шарили по непролазной чаще, утыкались в колючие заросли самшита, облизывали гладкие стволы лиан, уходящие куда-то вверх. Где-то выше росли сосны – их резные верхушки слегка выделялись на фоне ночного темно-синего неба. Ночи в провинции темные – что поделаешь, юг.
На первый след они натолкнулись спустя пол километра выше по горе – на кусте дикой, незрелой, ежевики висела знакомая сухопутная селедка, сделанная из грызуна. У этой свинки сохранилась часть шкуры, видно тварь в запале утащила вместе с шерстью и самого грызуна, но по пути заметила и второпях расправилась со зверьком. У этой свинки глаза были закрыты, а пасть распахнута в последнем оскале, так что желтые резцы все еще агрессивно поблескивали. Свинка билась за свою жизнь до последнего.
Костик поднял грызуна, показал хозяину. Золотников кивнул – теперь уже недолго.
– «Я иду, тварь!» – подумал Валерий, решительно шагая через ночной подлесок, – «Я иду в свой Золотой рай, и ты не сможешь, слышишь, не сможешь меня остановить, потому что я буду драться как эта свинка! Биться до последнего!»
Народ приободрился – проверяли на ходу ружья, зорко мерили глазами ночной лес. Высоко в небе в медленном танце кружились звезды.
У самой пологой вершины, в зарослях колючего, неприветливого ельника находился неглубокий овражек, дальний конец которого венчала темная, неряшливая дыра. Темная даже для оврага – провал в ничто.
Здесь и жила тварь.
А встречали новоприбывших давешние охотники в пародии на известную картину разложенные вокруг аккуратной кучки собственных внутренностей. Вольготные позы никого не обманывали – бесстрашные убийцы медведей давно остыли. Ружья, столь же аккуратной пирамидкой обретались чуть поодаль – твари была не чужда артистичность.
Нора тупо смотрела на пришедших слепым черным оком – пугала, давила, что-то подсказывало, что тварь была внутри.
Остановились, фонари разом уперлись яркими световыми копьями в пещеру. Но нора так и осталась темна – видимо, сразу после входа сворачивала куда-то вниз. Стали видны белесые корни одной из сосен, проросшие через земляной потолок. Из глубин земных тянуло специфическим душком, который работники фермы, однако сразу распознали – он был связан с их профессиональной деятельностью – запах вымоченный в растворе свиных шкурок.
– Здесь она, – нарушил молчание Золотников, – почивает на награбленном, тварюга!
– Что делать то будем? – спросил Костик.
– Выкурить мож ее? – сказал один из охотников, – как медведя, наружу?
– Не, – сказал Валерий после паузы, – не такая она тварь, чтобы дыма бояться. И поглядите – они уже пытались это сделать.
Лучи как по команде скользнули ниже – земля перед входом была выжжена, и выжжена давно – пепелище уже успело разметать дождями.
– Наверное, те еще, первые, – сказал кто-то из рабочих.
– Вниз надо, – произнес один из убийц, – подманить под плотный огонь, так, чтоб не прорвалась.
– Там гранатами нельзя, потолок обвалится. Может засаду?
– Обойдет, я уверен. И мины обойдет. Ее можно только так – лицом к лицу.
– Лицом к лицу… А глядите, у этих то, жмуриков, что у них вместо лиц?
– Лица на месте, просто их шкурками накрыли – развлекается тварь.
– Отродье богомерзкое…
– Тихо!!
Замолчали, и вовремя – и глубины норы донесся шелестящий ноющий звук, от которого мороз шел по коже и волосы вставали дыбом. Может быть оттого, что больно это было похоже на сдерживаемый смешок – если бы смеяться вдруг вздумала бетономешалка.
– Пошли, – сказал Золотников, – светить прямо перед собой. При малейшем шевелении – стрелять!
И они вошли внутрь – кучка переполненных жаждой победы людей. Своды пещеры закрыли от них остатки света и лишь туннель вился все ниже и ниже, подобно пустому черноземному червю, форма от которого осталась через много лет после его гибели.
В норе было сыро, холодно, и бледные корни свисали с потолка, и нежно проводили самых высоких из охотников по головам. Те от таких прикосновений вздрагивали и втягивали головы в плечи. Костик ощутил, что, несмотря на холод пещеры, вспотел. Народ нервно переглядывался и лишь Золотников по-прежнему решительно шел вперед – темная фигура из которой бьет ослепительный свет. Мороз шел по коже от этого сочетания.
И тут туннель завершился – широкой пещерой с низким потолком и гладким, утоптанным полом. Воняло здесь дико – в воздухе угадывался запах формалина, гнили, разлагающейся шерсти. В сочетании с холодным неподвижным воздухом все это создавало ощущения присутствия в морге. Люди напряженно замерли – лучи фонарей прыгали по своду, жадно обшаривали стены.
А потом уперлись в темную прелую кучу у дальней стены – которая казалась бы компостом, если бы так не воняла. Свет высвечивал мелкие детали – кое-где на куче поблескивали тусклые искры – шерсть свинок покинула своих хозяев, но все еще лоснилась.
– Здесь… – сказал Валерий, – вот здесь она все хранит… Ну где ты?! – крикнул вдруг он, и стоящие позади вздрогнули от неожиданности, – Где ты, тварь?! Я пришел!! Я вот он! Здесь! СЛЫШИШЬ?!!
И Валерий Валерьянович Золотников пошел вперед, к куче наворованных у него шкур.
Верный Костик шел рядом с шефом, прикрывая ему правый бок.
– ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?!!! – Заорал хозяин неистово, потрясаю ружьем, – ТЫ…
Тварь прыгнула справа, словно материализовавшись из окружавшей ее тьмы. Золотников только успел увидеть смутное, ребристое тело, горящие яростью желтые глаза, да фарфоровый отблеск оскаленных клыков, а потом его толкнуло, он упал, беспомощно размахивая руками и ударился затылком о твердый пол.
Мир поплыл. В лицо щедро плеснуло горячим. Кто-то стонал, а позади уже открыли огонь.
Тварь, мерзкая, тварь, знала, что он придет. И она целила в Золотникова, но Костик оказался рядом в последнюю минуту. И встал на пути прыжка. Теперь он умирал на груди у хозяина, обильно поливая его черной, в электрическом свете, кровью.
Народ стрелял. Пещера переполнилась грохотом и запахом порохового дыма, над головами свистело и визжало, алые вспышки от выстрелов мешались с льдистым отсветом фонарей в безумное стробоскопическое шоу. Все двенадцать стволов одновременно работали, сея кругом смерть и запах гари. Гильзы обильно орошали землю латунно-свинцовым, горячим дождиком. Пыжи порхали как ночные, опаленные бабочки.
Валерий Золотников пытался встать, но тело не слушалось его, а потерявший лицо Костик все плакал и плакал кровавыми слезами у него на груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Потому с юности Золотников только и делал, что пытался избавиться от этого призрака бедности – он зарабатывал, зарабатывал и снова и снова умножал заработанное, и когда тяжкие мысли лезли в голову он просто шел и покупал себе новую машину, яхту или дом на побережье. И крах отступал, бессильно скрежеща зубами.
«Что есть ад?» – думал Золотников, – «Если не беднота?»
От всех попрошаек он шарахался как от чумных, проявляя худшие из возможных суеверий.
И Валерий делал деньги – больше, больше и больше, надеясь создать в будущем такую империю, которая будет работать на него, и которая уже не сможет потерпеть крушение.
Его личная империя, и если бедность была адом, то богатство, несомненно, раем – обетованной землей, куда всю жизнь стремился Валерий Золотников.
В свой личный Денежный Рай.
А теперь на пути в золотые кущи стояла тварь – и угрожала свергнуть в тартар.
Ферма манила ее как огонь мотылька, вот только огонь этот не обжигал. Почему так вообще получилось? В провинции множество свиноферм, почему же тварь повадилась именно сюда, к Золотникову? Или эта кара – жестокая, и бьющая в самое больное место, как и положено личному проклятью.
Страшно, когда детские страхи обретают лицо. И крушение надежд вдруг облеклось шерстью и оскалило острые клыки.
Дорога снова сделала поворот и маленькое скопище огней, мигнув, скрылось за склоном.
Валерий радовался как ребенок вестям старика. В тот же день он нанял двух бывалых охотников из ближайшего села, заплатив им деньги, на которые они могли оставить опасный свой промысел и до конца жизни разводить маргаритки. Охотники выслушали его, степенно кивнули, и, подобрав свои берданки, к вечеру вышли. Вся ферма провожала их, им махали руками и подбадривали выкриками. Ловцы скрылись в лесу и головы их на следующее утро обнаружили в вольере номер десять. Берданок не было, равно как и свинок. После этого случая, половина из оставшихся верным хозяину работников позорно бежало с фермы, а все остальные дружно ударились в мистицизм, густо мешая его с религией.
Поражение охотников, на счету которых был не один десяток медведей, подтолкнуло новый виток слухов. По округе шли разговоры, главным в которых был вопрос «на кого же мы охотимся?!» и «кто же там?!»
Крестьяне запирали на ночь окна и двери, скотину не выгоняли дальше плетня, а невысокие зеленые горы, красующиеся на открытках провинции как символ тепла и удачи, стали преисполнены вдруг некоей мрачной угрозы и ветер по ночам гудел в кронах деревьев с сумрачной тоской.
Надо заметить, что экономический спад был все-таки не только у одного Валерия Валерьяновича – туристские компании потеряли часть пугливых клиентов, что спаковали вещички и отправились домой сразу после второго убийства. Но это продолжалось недолго, потому что в провинцию неожиданно хлынул совсем другой люд – охочий до рискованных сафари, хорошо вооруженный тяжелыми ружьями и безрассудной храбростью.
Эти рыскали по лесам, в надежде отыскать знаменитого Ночного Черта, убить его, а после повесить шкуру в каминном зале своего особняка. Скоро провинция зашевелилась как растревоженный муравейник. Неприятным было то, что в суете этой немалое место уделялось Валерию Валерьяновичу и его странной с тварью связи. Цены на шкурки падали как осенние листья. Предупреждения, приходящие из Вратари клуба становились все менее вежливыми и все более конкретизированными – между черных строк чувствовалась почти неприкрытая угроза.
Золотников снова пошел в атаку – сцепив зубы и почти вслепую. Шестеро охотников и трое спецназовцев с табельным оружием оценили предложенные им суммы и согласились отловить тварь. Эти люди были высокие, крепкие, с неподвижными лицами и прицельно стреляющими глазами. Они казались неуязвимыми и от них явственно разило чужими смертями. Они знали и любили свое дело.
Их не провожали с почестями, но народ с фермы нет-нет, да и посматривал вслед уходящим с тоскливой надеждой. Также смотрел и Золотников – идущие прочь люди уносили его судьбу в своих больших, покрытых шрамами и мозолями руках.
Всех убили. Назад не вернулся ни один. Тварь пришла в полночь и унесла жизни свинок из вольера номер три. Костик нашел своего хозяина, сидящим на веранде и плачущим как малый ребенок. Выглядело это столь необычно, что управляющий растерялся. Босс выглядел абсолютно раздавленным.
Люди продолжали бежать. Весть об убийцах быстро разнеслась по округе и часть толстосумов с ружьями отбыло из провинции. У остальных это лишь прибавило азарту.
Мистические слухи набрали силу и стали почти каноном. В том, что на ферму наведывается потусторонняя тварь не сомневался уже никто.
Впрочем, в эти дни бесповоротного падения в пропасть случались и хорошие новости. В вольере номер семьдесят семь у самой обычной пары зверьков родилась свинка удивительной перламутровой масти. Даже у новорожденной шерстка отливала замечательным розоватым отблеском, дымчатым и одновременно глянцево поблескивающим. Валерий Валерьянович полчаса провел, держа это чудо в руках, любуясь красивым оттенком, а свинка пригрелась у него в ладонях, перебирала розовыми лапками и жмурила фиолетовые глаза. Это могло быть началом новой, редкой, а значит дорогой породы, и потому, глядя на свинку, Золотников на время забывал о своих бедах.
Увы, беды не забывали о Валерии Валерьяновиче. Он нанял новых стрелков, и проводил их, стараясь не глядеть в лица. Естественно никто не вернулся. Из Вратари клуба пришло предложение встретиться с глазу на глаз на приеме у мэра, что тут устраивал в очередную годовщину провинции. Золотников подумал, и принял предложение, прекрасно зная, что если он не сможет убедить Серьгюссона в своей кредитоспособности, то этот прием может стать для него последним. В бизнесе всегда так – не ты так тебя. Ты сидишь высоко, но стоит ослабнуть – и вот ты падаешь вниз, в гущу таких же как ты, и тебя терзают и рвут на части. Самая длительная ролевая игра – «царь горы». В нее играют всю жизнь.
В последующие три дня перед приемом производство окончательно стало. Свинок осталось меньше половины. В продажу поступали некондиционные шкурки, но даже эти убогие меха не могли полностью покрыть дыры в поставках. Завод остановился, империя Золотникова вошла в последнее пике.
Но терпение хозяина фермы лопнуло лишь предыдущей ночью, когда была похищена перламутровая свинка. Нет, тварь не убила ее, как это делал с остальными. Просто ночью свинка исчезла, не успев издать не звука, а с утра Валерий ждал лишь осиротевший вольер. Это лишний раз доказывало, что тварь в своем роде тоже была ценителем, планомерно отнимая у хозяина самое дорогое. У Золотникова потемнело в глазах и отчаяние вдруг покинуло его, уступив место мертвенному покою камикадзе. Он постоял перед пустым вольером, а потом собрал работников фермы и произнес перед ними речь, столь страстную, что конец ее потерял в бурной овации. Так, наверное, приветствуют командира бойцы попавшей в окружении дивизии, что три недели скиталась по болотам, а потом решила дать последний, отчаянный, и наверняка, самоубийственный бой. И только Костик, глядя в мертвенно-бледное лицо шефа чувствовал озноб. С таким лицом люди и идут на таран.
Весь день Золотников провел в лихорадочной деятельности, собирая самых лучших бойцов, расходуя на это оставшиеся деньги. Истратил так много, что наверное, ферму уже нельзя было поднять с колен. Но он не думал о завтрашнем дне – того словно не существовало.
Да так оно и казалось. Были только Золотников и его тварь.
Уезжая, хозяин наказал бойцам чистить ружья и ждать.
А вечером был фуршет.
В свете фар лимузина возникли ворота – чугунные, с замысловатыми химерическими извивами. За решеткой светились огни большого дома, окна фабрики, фонари аллей между вольерами, а еще дальше вздымались безмолвные черные горы, в которых было логово твари.
Золотников почувствовал, как сердце бьется все быстрее от странной смеси страха и азарта и глубоко запрятанной ненависти. Сегодня! Сегодня я взгляну тебе в глаза тварь, в твою морду, с оскаленными клыками! Людям редко дается шанс поразить собственный страх – но мне он выпал и это большая честь.
Хозяин вышел, неожиданно тепло улыбнулся шоферу и пошел к воротам фермы. Озадаченный шофер смотрел ему в спину, снедаемый непонятной тревогой – Золотников словно прощался навсегда.
Бойцы ждали на лужайке у дома – двенадцать отчаянных, закаленных людей, у которых жажда наживы смешалась с ненавистью и тягой к освобождению – здесь были наемники, были самые отчаянные работники фермы, были родные погибших от клыков твари. Эти стояли чуть в стороне и глаза их горели жаждой мести. Они были вооружены – ружьями, тяжелыми и не очень, полуавтоматическими винтовками, карабинами, и слонобойными автоматами, десантными пистолетами-пулеметами с лазерным прицелом. Они собирались убить легенду. И были полны решимости это сделать.
На этот раз Золотников ничего не говорил – просто прошел в дом и взял свое ружье, дорогое, с замысловатой инкрустацией и патронташ дорогой кожи. Валерий чувствовал некоторое облегчение – было приятно действовать, идти вперед без оглядки, с надеждой глядя вперед. Это было куда лучше тягостного ожидания прошлых недель.
Провожали их только несколько крестьян – печально, а кое-кто даже со слезами на глазах, да морские свинки, чьи блестящие глаза смотрели вслед с ожиданием.
Свет фермы остался позади и горы сомкнулись над группой бойцов. Над головами светили звезды, да где-то далеко вставал из залива молодой рогатый месяц. Провинция притихла.
Впереди вилась узенькая звериная тропка, освещаемая мощными галогеновыми фонарями в руках идущих. Народ молчал, погруженный каждый в свои думы. Валерий Валерьянович, сжав зубы, шагал в самом авангарде колонны, готовый принять на себя, если что, первый удар судьбы.
Тропка шла вверх, в гору, никто, впрочем, и не сомневался, что тварь выберет себе лежбище высоко на склоне – так куда неприметнее. Невидимые во тьме деревья глухо шумели от налетевшего ночного бриза. Где-то в отдалении закричала ночная птица и люди на миг замерли – лучи фонарей шарили по непролазной чаще, утыкались в колючие заросли самшита, облизывали гладкие стволы лиан, уходящие куда-то вверх. Где-то выше росли сосны – их резные верхушки слегка выделялись на фоне ночного темно-синего неба. Ночи в провинции темные – что поделаешь, юг.
На первый след они натолкнулись спустя пол километра выше по горе – на кусте дикой, незрелой, ежевики висела знакомая сухопутная селедка, сделанная из грызуна. У этой свинки сохранилась часть шкуры, видно тварь в запале утащила вместе с шерстью и самого грызуна, но по пути заметила и второпях расправилась со зверьком. У этой свинки глаза были закрыты, а пасть распахнута в последнем оскале, так что желтые резцы все еще агрессивно поблескивали. Свинка билась за свою жизнь до последнего.
Костик поднял грызуна, показал хозяину. Золотников кивнул – теперь уже недолго.
– «Я иду, тварь!» – подумал Валерий, решительно шагая через ночной подлесок, – «Я иду в свой Золотой рай, и ты не сможешь, слышишь, не сможешь меня остановить, потому что я буду драться как эта свинка! Биться до последнего!»
Народ приободрился – проверяли на ходу ружья, зорко мерили глазами ночной лес. Высоко в небе в медленном танце кружились звезды.
У самой пологой вершины, в зарослях колючего, неприветливого ельника находился неглубокий овражек, дальний конец которого венчала темная, неряшливая дыра. Темная даже для оврага – провал в ничто.
Здесь и жила тварь.
А встречали новоприбывших давешние охотники в пародии на известную картину разложенные вокруг аккуратной кучки собственных внутренностей. Вольготные позы никого не обманывали – бесстрашные убийцы медведей давно остыли. Ружья, столь же аккуратной пирамидкой обретались чуть поодаль – твари была не чужда артистичность.
Нора тупо смотрела на пришедших слепым черным оком – пугала, давила, что-то подсказывало, что тварь была внутри.
Остановились, фонари разом уперлись яркими световыми копьями в пещеру. Но нора так и осталась темна – видимо, сразу после входа сворачивала куда-то вниз. Стали видны белесые корни одной из сосен, проросшие через земляной потолок. Из глубин земных тянуло специфическим душком, который работники фермы, однако сразу распознали – он был связан с их профессиональной деятельностью – запах вымоченный в растворе свиных шкурок.
– Здесь она, – нарушил молчание Золотников, – почивает на награбленном, тварюга!
– Что делать то будем? – спросил Костик.
– Выкурить мож ее? – сказал один из охотников, – как медведя, наружу?
– Не, – сказал Валерий после паузы, – не такая она тварь, чтобы дыма бояться. И поглядите – они уже пытались это сделать.
Лучи как по команде скользнули ниже – земля перед входом была выжжена, и выжжена давно – пепелище уже успело разметать дождями.
– Наверное, те еще, первые, – сказал кто-то из рабочих.
– Вниз надо, – произнес один из убийц, – подманить под плотный огонь, так, чтоб не прорвалась.
– Там гранатами нельзя, потолок обвалится. Может засаду?
– Обойдет, я уверен. И мины обойдет. Ее можно только так – лицом к лицу.
– Лицом к лицу… А глядите, у этих то, жмуриков, что у них вместо лиц?
– Лица на месте, просто их шкурками накрыли – развлекается тварь.
– Отродье богомерзкое…
– Тихо!!
Замолчали, и вовремя – и глубины норы донесся шелестящий ноющий звук, от которого мороз шел по коже и волосы вставали дыбом. Может быть оттого, что больно это было похоже на сдерживаемый смешок – если бы смеяться вдруг вздумала бетономешалка.
– Пошли, – сказал Золотников, – светить прямо перед собой. При малейшем шевелении – стрелять!
И они вошли внутрь – кучка переполненных жаждой победы людей. Своды пещеры закрыли от них остатки света и лишь туннель вился все ниже и ниже, подобно пустому черноземному червю, форма от которого осталась через много лет после его гибели.
В норе было сыро, холодно, и бледные корни свисали с потолка, и нежно проводили самых высоких из охотников по головам. Те от таких прикосновений вздрагивали и втягивали головы в плечи. Костик ощутил, что, несмотря на холод пещеры, вспотел. Народ нервно переглядывался и лишь Золотников по-прежнему решительно шел вперед – темная фигура из которой бьет ослепительный свет. Мороз шел по коже от этого сочетания.
И тут туннель завершился – широкой пещерой с низким потолком и гладким, утоптанным полом. Воняло здесь дико – в воздухе угадывался запах формалина, гнили, разлагающейся шерсти. В сочетании с холодным неподвижным воздухом все это создавало ощущения присутствия в морге. Люди напряженно замерли – лучи фонарей прыгали по своду, жадно обшаривали стены.
А потом уперлись в темную прелую кучу у дальней стены – которая казалась бы компостом, если бы так не воняла. Свет высвечивал мелкие детали – кое-где на куче поблескивали тусклые искры – шерсть свинок покинула своих хозяев, но все еще лоснилась.
– Здесь… – сказал Валерий, – вот здесь она все хранит… Ну где ты?! – крикнул вдруг он, и стоящие позади вздрогнули от неожиданности, – Где ты, тварь?! Я пришел!! Я вот он! Здесь! СЛЫШИШЬ?!!
И Валерий Валерьянович Золотников пошел вперед, к куче наворованных у него шкур.
Верный Костик шел рядом с шефом, прикрывая ему правый бок.
– ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?!!! – Заорал хозяин неистово, потрясаю ружьем, – ТЫ…
Тварь прыгнула справа, словно материализовавшись из окружавшей ее тьмы. Золотников только успел увидеть смутное, ребристое тело, горящие яростью желтые глаза, да фарфоровый отблеск оскаленных клыков, а потом его толкнуло, он упал, беспомощно размахивая руками и ударился затылком о твердый пол.
Мир поплыл. В лицо щедро плеснуло горячим. Кто-то стонал, а позади уже открыли огонь.
Тварь, мерзкая, тварь, знала, что он придет. И она целила в Золотникова, но Костик оказался рядом в последнюю минуту. И встал на пути прыжка. Теперь он умирал на груди у хозяина, обильно поливая его черной, в электрическом свете, кровью.
Народ стрелял. Пещера переполнилась грохотом и запахом порохового дыма, над головами свистело и визжало, алые вспышки от выстрелов мешались с льдистым отсветом фонарей в безумное стробоскопическое шоу. Все двенадцать стволов одновременно работали, сея кругом смерть и запах гари. Гильзы обильно орошали землю латунно-свинцовым, горячим дождиком. Пыжи порхали как ночные, опаленные бабочки.
Валерий Золотников пытался встать, но тело не слушалось его, а потерявший лицо Костик все плакал и плакал кровавыми слезами у него на груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66