В это время вошел полицейский, призванный охранять место преступления.– Почему дверь открыта? – сурово спросил он.– Проветриваем помещение, – ответила Лоррейн, нисколько не растерявшись. – Что-то не так?– Да, это не полагается.– Тогда закройте все, – сказала Лоррейн, пожимая плечами.– А куда вы ходили? – поинтересовался Тоцци.– Кто-то сообщил о дорожном происшествии за углом. Ложный вызов.Полицейский закрыл дверь и запер ее. Затем поднялся на второй этаж и занял свой пост.Тоцци и Лоррейн вернулись на кухню.– Майкл, – прошептала Лоррейн, – не нравится мне все это.– Ты ничего не знаешь, Лоррейн. Забудь обо всем.– Что ты собираешься делать?– Поговорю с Гиббонсом. Послушаю, что он думает. Но не по телефону.Она схватила его за руку и посмотрела в лицо.– Майкл, сделай мне одолжение.– Какое?– Не говори Гиббонсу о том, что здесь случилось. Об этом типе, который связал меня и пытался ослепить.Тоцци пожал плечами.– Ну, если ты так хочешь...– Не говори ему ни о чем. Пожалуйста. Он рассвирепеет.Тоцци кивнул.– Пожалуй, ты права.Он подобрал бутыль из-под отбеливателя и положил ее в раковину. На старом зеленом линолеуме остались подтеки вина. Затем посмотрел в другой конец коридора, на ковер в гостиной, гадая, как он сюда попал. Потирая ушибленный лампой затылок, Тоцци думал: куда мне, черт побери, его припрятать? Глава 14 – Прошу извинить. Я сейчас освобожусь, – произнес Иверс. Гиббонс кивнул и уселся по другую сторону стола. Ему очень не хотелось сюда приходить. Глядя на секретаршу, напоминавшую маленького перепуганного кролика, с плохо наложенной косметикой, он начал машинально постукивать по колену. Секретарша покорно стояла возле Иверса, который подписывал какие-то бумаги, только что ею принесенные.Клочок розовой бумаги, лежавший в боковом кармане Гиббонса, казалось, прожигал его насквозь. Пока его не было на месте, позвонил Тоцци и оставил ему записку. Всего три слова: «Ты оказался прав». Гиббонс догадался, что Тоцци проверил ковер и обнаружил в нем наркотики. Но что он с ним сделал? Гиббонс решил пойти перекусить и позвонить из телефона-автомата, чтобы выяснить у Тоцци все детали, и был уже в дверях, когда позвонила секретарша Иверса и сказала, что босс хочет его видеть. И вот теперь Гиббонс сидел перед ним и гадал, знает ли Иверс что-нибудь про ковер. Коп, дежуривший в доме, должен был видеть, как Тоцци возился с ковром. Возможно, он информировал Мак-Клири, а тот – Огастина, Огастин, в свою очередь, сообщил об этом Иверсу. Вполне вероятно. Не осложнит ли положение Тоцци то, что он нашел ковер? И как поведет себя Иверс? Может быть, он будет выжидать, не скажет ли он, Гиббонс, что-нибудь о ковре, а потом заявит, что все уже знает? Следует быть предельно осторожным.Иверс вернул бумаги секретарше, которая быстренько, не поднимая глаз, направилась к дверям, положил руки на стол, сцепив пальцы, и поверх узких очков внимательно посмотрел на Гиббонса. Подождав, пока закроется дверь, он проговорил:– Меня кое-что тревожит. Гиббонс, поэтому я тебя и вызвал.Гиббонса насторожил доверительный тон Иверса. Это звучало подозрительно.– Я просто хочу, чтобы ты знал, – продолжил он, – в душе я верю в невиновность Тоцци. И хочу сказать тебе об этом.Гиббонс прищурился. Кого он, черт возьми, пытается надуть? Это ловушка, точно. Когда оказывается, что всем известный дурак вовсе не так уж глуп, что-то должно произойти.– Что тебя так удивило, Гиббонс?– Да нет, я... я хотел сказать, после того разговора у Тома Огастина я думал, что...– Что ты думал? Что я горю желанием вздернуть Тоцци?Гиббонс продолжал постукивать по колену. Затем остановился и положил ногу на ногу.– Да, но ведь это вы отстранили его от исполнения служебных обязанностей.– У меня не было выбора. Ведется уголовное расследование. Это политика.– Но вы же не считаете его убийцей?Иверс снял очки и покачал головой.– У него не было мотива.Не было? А ковер, нашпигованный героином? Это не мотив?– Ну а заметка в газете? – спросил Гиббонс. – Тоцци на самом деле говорил, что все обвиняемые по делу Фигаро и их защитники должны отведать свинца. Разве те, кто ведет расследование, не считают, что это указывает на явное намерение Тоцци?– Попробуй найди мне хоть одного полицейского или фэбээровца, который не ненавидел бы преступников, находящихся под обвинением, или их продажных адвокатов. Я тоже разделяю эти чувства. Но это еще не мотив для совершения преступления.Все это показалось Гиббонсу подозрительным. Иверс еще никогда не говорил так разумно, в особенности когда дело касалось Тоцци.– Раз вы считаете, что Тоцци не виноват, почему бы вам не воспользоваться своим влиянием и не вступиться за него?– Я пытался, но ведомство прокурора США блокирует мои усилия. Они даже не стали обсуждать со мной этот вопрос. И продолжают настаивать, что, поскольку Тоцци особый агент, Бюро не может участвовать в расследовании.Похоже, Иверс действительно рассержен. Гиббонсу хотелось верить в искренность этого засранца, однако он знал, что в прошлом заступничество за тех, на кого спустили собак, не входило в его репертуар.Гиббонс посмотрел в окно за спиной Иверса, из которого была видна панорама Федерал-Плаза, а за ней Фоли-сквер.– И чего они так развонялись насчет этого дурацкого замечания? Совершенно ясно, что убийство Джордано – дело рук мафии. Никто всерьез не верит в виновность Тоцци.Иверс снял очки.– Дело не в этом. Адвокаты защиты вопят о кровавом убийстве, о смертельной опасности, которой подвергаются как они, так и их подзащитные. Они требуют прекращения процесса, и у них есть теперь шанс добиться своего, если в ближайшее время не будет найден подозреваемый в совершении этого преступления. К несчастью, под рукой оказался Тоцци.– Другими словами, прокуратура США готова отдать Тоцци на растерзание, чтобы спасти процесс.Иверс мрачно посмотрел на него. Ответ был написан у него на лице.– Чем объяснить такое отношение к этому делу? Процесс Фигаро с самого начала приводил в бешенство генерального прокурора.– Не генерального прокурора, а Тома Огастина.– Огастина?Иверс утвердительно кивнул.– Огастин был одним из тех, кто настаивал, чтобы это дело передали в суд, хотя все советовали ему немного подождать. В министерстве экономики его буквально умоляли повременить, пока они не конфискуют крупную партию наркотиков, о которой мы все знали. Сорок килограммов. Это бы предрешило исход процесса, но Огастин не хотел ждать. Он наплел нам кучу всякого вздора о том, что, если мы будем тянуть, все подозреваемые покинут страну, и представил все это как необходимость сделать нужное дело в нужный момент, но, как оказалось, все это – туфта: И теперь именно он, с присущим ему упорством, затягивает петлю на шее Тоцци. Том всегда был игроком, хорошо знающим правила игры в одной команде, но вот уже год или около того, как...Иверс развернулся на своем вращающемся кресле и посмотрел в окно. Гиббонс проследил за его взглядом. На другой стороне Федерал-Плаза, за зданием федерального суда, можно было увидеть серые стены верхних этажей здания, в котором находился кабинет Огастина. Возможно, как раз в это время он сидел за своим столом и также смотрел в их сторону. Гиббонс буквально услышал голос Тоцци, бубнившего себе под нос после похорон дяди Пита, что он не будет удивлен, если узнает, что Огастин пытается его подставить, чтобы завоевать дешевую популярность в борьбе за голоса избирателей на предстоящих выборах мэра. Он говорил тогда полушутя. Но предположим, они всерьез возьмутся за Тоцци, обвинят его в тайном сговоре, во вмешательстве в происходящий процесс и протащат это дело в федеральный суд. Огастин может сам попытаться провернуть все это. Завоевав на процессе Фигаро лавры победителя, он будет очень неплохо выглядеть. Люди в этом городе до чертиков напуганы преступностью. Всеобщая волна желания установить порядок и законность буквально внесет Огастина в кресло мэра. А что? Вполне возможно.Иверс снова развернулся на своем кресле и надел очки.– Однако я вызвал тебя по другой причине.Он взял со стола пачку скрепленных бумаг и с минуту просматривал их.– Сегодня утром мы получили факс от нашего представителя в Риме. Вчера вечером Эмилио Зучетти сел в самолет, направляющийся в Нью-Йорк.– Держу пари, он летит сюда не видами города любоваться.Гиббонс на мгновение представил себе худощавого морщинистого старика – знаменитого сицилийского босса, в бермудах, дешевых солнцезащитных очках на большом, похожем на банан носу, в огромной идиотской шляпе с пуговкой.– Мы предполагаем, что он направляется на совещание с Саламандрой. К счастью, его рейс был отложен. В аэропорт его провожал один из сыновей. С помощью подслушивающего устройства нашим людям удалось записать часть разговора – Иверс перевернул страницу. – Из того, что сказал сын, ясно, что сицилийцы недовольны происходящим в Нью-Йорке. Судя по всему, он имеет в виду процесс. Зучетти заметил, что он доверял американцам, которых Саламандра привозил к нему на ферму, но теперь они его разочаровали. Он повторил это дважды. Сын добавил, что это ужасно: чтобы спасти положение, должен ехать сам саро di capi. Сын также несколько раз упоминал о каком-то «святом покровителе». Наш агент сделал пометку, что фраза эта произносилась без соответствующего уважения, скорее наоборот – тон был злой и язвительный.Гиббонс подался вперед.– Я только что прослушивал пленку, на которой Саламандра тоже упоминает «святого покровителя», хотя непонятно, что он имеет в виду.– Гм...Иверс поджал губы и перевернул еще одну страницу.– После слов о «святом покровителе» сын произносит: «Никогда не доверяй юристу, папа».Иверс поднял глаза от страницы.– Может так быть, что «святой покровитель» – это юрист, адвокат? Мартин Блюм например?Гиббонс покачал головой.– Не думаю.– Затем сын спросил отца, не следует ли преподать американцам урок правосудия по-сицилийски. Он усмехнулся, произнося это.– И что ответил Зучетти?– После паузы старик сказал: «Лучший юрист – это тот, который молчит».Иверс посмотрел на Гиббонса.– Это все, что удалось записать. После этого Зучетти с сыном пошли в бар. Наш человек не смог подсесть к ним достаточно близко, чтобы уловить что-нибудь еще. Тебе эта информация о чем-нибудь говорит?Гиббонс опять положил ногу на ногу и, ухватившись за свой ботинок, уставился в окно.«Никогда не доверяй юристу, папа... Лучший юрист – это тот, который молчит. Наш святой покровитель... Разочаровал...»Гиббонс посмотрел на верхние этажи здания прокуратуры США и задумался о подозрениях Тоцци по поводу Огастина. Что это – подозрения или инстинкт?– Я спрашиваю, можешь ли ты из этого что-нибудь понять?Гиббонс скривив рот и глубоко вздохнул.Он встал и, словно лунатик, направился к двери, не сводя глаз с офиса Огастина на другой стороне площади. Рука в кармане сжимала клочок розовой бумаги со словами: «Ты оказался прав».– Ты куда? – спросил Иверс.– Хочу кое-что проверить. Я еще вернусь к вам с этим делом.Он ушел, не закрыв за собой дверь. * * * Тесный кабинет тонул в сигаретном дыму. Единственный цвет, кроме черного, серого и белого, который можно было здесь различить, – это зеленый цвет на экране компьютера. Гиббонс стоял в дверях и смотрел на огромную крысу, сидевшую у дисплея. Ее брюхо туго обтянуто рубашкой, из-под заостренного носа торчит сигарета, один глаз прищурен – дым мешает ей смотреть. Фосфоресцирующий зеленый цвет на дисплее подчеркивает желтоватую бледность крысы. Компьютер – нововведение в ее работе.Гиббонс постучал в открытую дверь и, достав свое удостоверение, поднял его таким образом, чтобы крыса смогла его разглядеть.– Мистер Московиц.– Пошел вон.Гиббонс оскалился.– Московиц.Большая крыса, не поднимая головы, завизжала:– Я же сказал: «Пошел вон!» Я занят.– Я тоже.Гиббонс подождал ответа, но крыса молчала.Ну ладно. Хорошо же.Гиббонс шагнул в комнату и пнул ногой металлический лист, которым был обшит стол крысы с противоположной от нее стороны. Страшный грохот заставил грызуна подпрыгнуть. На лице Гиббонса появилась крокодилья улыбка.– Какого хрена?..Гиббонс сунул крысе под нос свое удостоверение. Маленькие блестящие глазки вцепились в документ. К своему удивлению, Гиббонс увидел, что они не были розовыми.– Ну и что? Чего тебе надо?Крыса повернулась лицом к Гиббонсу и, сунув в рот новую сигарету, прикурила ее от старой.Гиббонс заметил, что под мышкой у него на специальном ремне торчала рукоятка какого-то автоматического оружия. Можно не сомневаться, оно было черного матового цвета – чтобы гармонировать с его черной одеждой. Ну и крутой же парень. Гиббонс чуть не рассмеялся. Репортеры криминальной хроники, защищающие себя от бандитов. Просто смех. Кому придет в голову расходовать патроны на такое дерьмо?– Чего нужно? Говори. – Дым клубами шел из крысиного носа.– Хочу поговорить с тобой.– Да? О чем же?– О процессе Фигаро для начала.Крыса фыркнула и протянула руку.– Покажи-ка еще раз свое удостоверение.Гиббонс насторожился, но удостоверение предъявил. Хотя он и не был уверен, но, очевидно, по закону в подобных ситуациях он должен это делать. Такая сволочь, как Московиц, наверняка знает все правила и может принести немало неприятностей, если пренебречь его просьбой. Тот еще засранец.Крыса опять покосилась на его удостоверение, все время при этом ухмыляясь.– Оперативный агент? Всего-то? О чем вообще с тобой можно разговаривать?Первым желанием Гиббонса было вбить зубы в глотку этому плюгавому говнюку, но ему требовалось кое-что разузнать у него, и Гиббонс решил не поднимать бурю, он даже улыбнулся в ответ.– Разумеется, Московиц, если не хочешь, можешь со мной не разговаривать.– Ты чертовски прав. Если захочу, могу с тобой не разговаривать. – Крыса заерзала на своем стуле, поудобнее пристраивая хвост на сиденье. Наконец она уселась, согнувшись в три погибели. – Послушай, приятель, с такой мелюзгой, как ты, я не разговариваю. Могу прямо сейчас позвонить твоему боссу и переговорить с ним. Его зовут Иверс, так? Брент Иверс.– Валяй звони. Передай ему от меня привет.Гиббонс представил мысленно, как этот прыщ участвует в настоящей перестрелке со своим личным оружием.– У меня связи с такими шишками наверху, о которых ты никогда не слыхал. Парни намного важнее тебя.Густой смог от сигаретного дыма завис над сальной головой Московица. Прямо-таки Лос-Анджелес в миниатюре.– Ну-ну, Московиц, кого ты еще знаешь? Я читал твои репортажи о процессе Фигаро. Не впечатляет. Так – отрывки, заметки... Понадергано отовсюду. Похоже, солидных источников с того конца Фоли-сквер у тебя нет.– Наоборот, мой друг полицейский. Я весьма близок к Тому Огастину.– Помощнику генерального прокурора США? Да пошел ты...Крыса поскребла свою тощую шею.– Я тебе все-таки кое-что скажу. Когда Огастин хочет, чтобы просочилась какая-нибудь информация, он обращается ко мне. Если он собирается что-нибудь сказать, я получаю эксклюзив. У нас очень тесные отношения.– Да пошел ты...– Я вовсе не собираюсь производить на тебя впечатление. Я знаю только то, что знаю. А я знаю, что, когда информация должна будет похерить судебный процесс, мой человек Том первому мне шепнет словечко.– Ты хочешь сказать, что Огастин предупреждает тебя заранее? Да пошел ты...Гиббонс изобразил на своем лице недоверие.– А ты понаблюдай за мной в суде. Разве я прыгаю возле Огастина в коридоре, выкрикиваю вопросы, как это делают другие репортеры? Мне не надо ввязываться в потасовку с этими неудачниками. Ты хоть когда-нибудь замечал, где я сижу? Внизу, в центре зала, рядом со столом обвинения. Это место зарезервировано за мной, спасибо приятелю Тому. Он дает мне возможность находиться поблизости, чтобы я мог все слышать. Очень благоразумно. Таков мой стиль.Уж куда благоразумнее, нечего сказать.Гиббонс попытался вспомнить, где же сидел Московиц в суде, но не смог. Он никогда не обращал на него внимания, так что не мог и сказать, что из услышанного им было трепом, что – правдой.– Иногда Огастин даже читает гранки моих статей, прежде чем я окончательно запускаю их в печать. – Самодовольная улыбка исказила крысиную морду.– Зачем это ему?Гиббонс засунул руки в карманы пальто.Уж не ошибки ли твои проверяет?– Послушай, если ты еще не знаешь, в будущем году этот парень собирается выставить свою кандидатуру на пост мэра. Вот и хочет быть уверенным – написано то, что надо.– И у тебя нет никаких проблем, что он предварительно читает твою стряпню? Ну там – журналистская этика и прочая ерунда?– К черту этику. Мужик может стать мэром. Хочу, чтобы он помнил обо мне, когда окажется в Сити-Холл.Крыса выпустила струю дыма прямо в смог над своей головой.– Хорошо, Московиц, сдаюсь. Ты очень умный парень. А что Огастин? Он, должно быть, сейчас расстроен. Процесс Фигаро на грани срыва. Суд после убийства Джордано не сдвинулся ни на шаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27