Маленькая Лесли Хэллоран.Маленькая сучка.Он сделал еще глоток пива и дал ему медленно стечь по горлу. Не хочется в это верить. И все же, хотя его мнение о ней сегодня в ресторане изменилось, это исключить нельзя. Черт знает что.Тоцци вскочил и бросился в гостиную. Мак-Клири продолжал мерзнуть вместе с Рудольфом. Кретин.Он пробежал обратно на кухню, выключил свет и выглянул в окно, выходящее во двор. Дырка в заборе, через которую лазили дети, все еще не была заделана. С другой стороны был проход между домами. Можно пройти подвалом, оставить машину на улице и сесть в поезд, идущий на Манхэттен. Гиббонс прав, Мак-Клири – никудышный профессионал, он так и простоит всю ночь, наблюдая за парадной дверью и не сводя глаз с машины Тоцци.Он еще раз заскочил в спальню, схватил куртку, выключил горящее полено. Он выведет ее на чистую воду, если надо. Скажет ей, что ее привилегии как адвоката не будут стоить и выеденного яйца, если она сидит на информации, способной предотвратить неправильный ход расследования. Запугает ее до полусмерти. Ему нужно знать наверняка, замешана ли она.Надевая пальто и доставая из кармана ключи, Тоцци взглянул на телефонные справочники, громоздившиеся на полочке для телефона. Самый толстый из них – Манхэттенский том. На днях он нашел ее адрес, просто так, из любопытства: «Л. Хэллоран, 317, Вост. Первая улица».Если ей хоть что-нибудь известно, что-нибудь, что может ему помочь, он заставит ее это сказать. Не имеет значения, как он это сделает, но он заставит ее все рассказать. Но, открывая дверь и затем запирая ее за собой, он в глубине души надеялся, что ей ничего не известно, что она не имеет никакого отношения ко всему этому и абсолютно ничем не может помочь его реабилитации. Ему хотелось верить, что она в полном порядке. Ему хотелось верить, что и она, после всех прошедших лет, тоже думает, что он в полном порядке. Больше всего он боялся разочароваться.Тоцци вынул ключи из замка и отправился вниз, в подвал. * * * – Послушай, как у тебя хватило наглости заявиться сюда в сочельник и высказывать мне подобные обвинения, Майкл. Это просто неслыханно.Ее лицо виднелось из-за дверной цепочки. Он видел в щель, что на ней был розовый, но не очень сексуальный халат.– Я не могу все объяснять в коридоре. Дай мне войти. Мне нужно поговорить с тобой.Он старался, чтобы его голос звучал небрежно – типично полицейская манера разговора, – хотя с трудом сдерживал раздражение. Он твердо решил добиться от нее правды.Она внимательно посмотрела на него и неожиданно закрыла дверь. Он приготовился было хорошенько стукнуть в нее, когда раздался звук снимаемой цепочки. Дверь широко распахнулась. Лесли выглядела сердитой как черт. Тоцци посмотрел вниз и увидел ее ноги – в пушистых, поношенных, розовых тапочках. Он чуть не рассмеялся. Скажите пожалуйста, гордячка и воображала Лесли Хэллоран стоит перед ним с кулачками в карманах старого махрового банного халата и в потрепанных розовых шлепанцах на ногах.– Что произошло, Майкл? Чего ты хочешь?Тоцци гордо задрал голову и засунул руки в карманы брюк.– Нет, это чего ты хочешь от меня? Вот что я хотел бы узнать.Ее глаза горели, грудь высоко вздымалась.– Когда ты наконец повзрослеешь, Майкл? Почему бы тебе не пойти домой и не приготовить себе горячего шоколада? Да не забудь про зефир.Он ничего не ответил, просто стоял и смотрел на нее ничего не выражающим взглядом. Пусть-ка понервничает.– Ни с того ни с сего, советник, вы свернули со своего пути и начали преследовать меня. Для чего?– Но я вовсе не преследовала тебя.– Ты проделала весь путь в Ньюарк, чтобы, мило побеседовав с моим кузеном Салом, раздобыть у него мой адрес, затем в один прекрасный вечер неожиданно заваливаешься ко мне домой и приглашаешь на ленч – и при этом говоришь, что не преследуешь? А до этого ты мне и двух слов не сказала. Интересно, чем это после стольких лет я стал так интересен?– А кто говорит, что ты интересен?Тоцци прижал кулаки к груди.– Вот здесь, в глубине души, у меня дурное предчувствие, и мне это не нравится. А знаешь, почему у меня появилось предчувствие? Потому что кто-то пытается повесить на меня убийство, и я думаю, что этот кто-то – твой клиент Саламандра. Два дня ты как с неба свалилась. Что ты вынюхивала? Проводила небольшую разведывательную операцию для сицилийцев?Она просто смотрела на него, как бы глазам своим не веря. И по-прежнему взволнованно дышала, хотя это могло означать и то, что он ее смутил. Ладно. Надо ее слегка припугнуть и посмотреть, не выдаст ли и выражение лица.– Ты шизоид, Майкл. Тебе это известно? Как ты мог даже предположить такое? Откуда я знала, что ты не?..– Мама?Они оба одновременно повернулись. В коридоре, на другой стороне гостиной, стояла маленькая девочка с длинными спутанными светлыми волосами и терла кулачками глаза. На ней была красная клетчатая фланелевая ночная рубашка, к груди она прижимала маленького игрушечного скунса. Тоцци посмотрел на Лесли и увидел, что она переменилась в лице. Интересно, она всегда так волнуется, когда ее дочь просыпается среди ночи.– Патриция, почему ты встала?Лесли подошла к своей дочери и обняла ее.Девочка смотрела на Тоцци огромными голубыми глазами – точь-в-точь, как у ее матери.– Мама, это Санта-Клаус?– Нет, дорогая, это не Санта-Клаус. – Лесли даже не взглянула на Тоцци.– А он еще не пришел?– Нет еще.Тоцци улыбнулся, чтобы успокоить ребенка. Он чувствовал себя ужасно, разбудив ребенка накануне Рождества.– Я один из помощников Санта-Клауса, – сказал он, глядя на Лесли. – Проверяю, все ли в порядке, и смотрю, достаточно ли велики трубы.Лесли неодобрительно на него посмотрела.– Ну же, дорогая, пойдем в кроватку. Я ведь говорила тебе:Санта-Клаус не придет, если узнает, что ты еще не спишь.Лесли повела дочку по коридору. Тоцци слышал, как девочка спрашивала, кем он был на самом деле. Он правда помощник Санта-Клауса?После того как они ушли, Тоцци прошел в комнату и принялся ее рассматривать. В углу стояла маленькая рождественская елочка, убранная красными шарами и белыми свечками. Мило, но не очень выразительно. Подарков под ней еще не было – должно быть, Лесли ждала, пока ребенок окончательно уснет. Его мама всегда прятала подарки до самого сочельника. Даже став старше, он никогда не мог угадать, куда она их девала – их дом был не таким уж большим.Мебель у Лесли была очень практичная и элегантная. Вся из натурального дерева и покрыта черным лаком. Похоже, ручной работы. Ничего вычурного и экстравагантного. Он развалился на кушетке, стоявшей посреди комнаты, и стал рассматривать картины, написанные маслом. Судя по манере исполнения, все они принадлежали кисти одного художника. Какие-то неопределенные контуры, окруженные неясными цветовыми пятнами, которые возникают из мрака, словно инопланетяне, выхваченные туманной ночью светом фар автомобиля. Возможно, подлинники, приобретенные на одной из этих новомодных выставок в картинной галерее в Сохо по пятьдесят тысяч за каждую, а может быть, это были типичные образцы гостиничного искусства, из «Холидей-Инн», купленные на одной из распродаж, устраиваемых по выходным дням в Манхассете. Искусство – это то, в чем он абсолютно не разбирался. Возможно, она и могла себе позволить коллекционировать предметы искусства, если получила мешок денег от клиента, замешанного в торговле наркотиками. Что ж, с нее станется. Это ведь высший класс, шик.Тоцци встал и подошел к одной из картин. Картина его не интересовала – он хотел посмотреть стену за ней, узнать, выцвели ли обои, давно ли картина здесь находится. Но только он собрался ее отодвинуть, как вернулась Лесли. Она возникла из темноты коридора в своем розовом банном халате, как одна из фигур на этих картинах. В ее глазах был страх, смешанный с решимостью. И тут Тоцци увидел, что ее руки больше не засунуты в карманы – они сжимают пистолет.У него опустились руки.– Что ты собираешься с ним делать?– Что потребуется, – ответила она. – Я не стану испытывать судьбу. Зачем ты пришел сюда, Майкл? Убить меня, как убил Марти Блюма и других?Ее рука дрожала. Дрожали и ее губы. Она была до чертиков испугана, а это значило, что она может выстрелить без какой-либо особой причины.Он держал свои руки так, чтобы она могла их видеть.– Лесли, я никого не убивал.– Я не позволю тебе причинить вред мне или моему ребенку. Ты понимаешь это? Я действую в рамках закона. Я защищаю своего ребенка и свою собственность. Я действую в рамках закона.У нее начиналась истерика, она уже ничего не слышала.– Лесли, положи пистолет. Хорошо? Положи пистолет, пока что-нибудь не случилось.– Я думала, что знаю тебя, Майкл, но я ошибалась. Я не должна была тебя впускать. Не знаю, о чем я только думала. После того, что случилось сегодня, разве я могу тебе доверять?Тоцци глубоко вздохнул. Пора переходить к решительным действиям.– Может быть, ты впустила меня потому, что все-таки доверяешь мне? Может быть, потому, что я нравлюсь тебе?Тоцци замер, ожидая ответа. Рука ее продолжала дрожать, но, судя по выражению лица, ее решимость окрепла. Его слова не доходили до нее. Ей казалось, что от него исходит угроза, и она убеждала себя, что, если потребуется, у нее хватит решимости остановить его. Тоцци и не сомневался, что сможет. Если уж обезумевшая мать смогла поднять автомобиль, чтобы спасти своего ребенка, то спустить курок – сущий пустяк.Он посмотрел на пистолет – маленький, с серебряной насечкой, небольшого калибра – 22-го, а может, 23-го. С такими обычно расхаживает всякая шпана – их можно носить в карманах. Профессионалы предпочитают 9-миллиметровое оружие, пригодное для заказных убийств. Интересно, уж не подарок ли это от Саламандры?– У тебя есть разрешение на ношение оружия?– Да. И я знаю, как им пользоваться, если тебя это интересует.Тоцци кивнул, как бы соглашаясь с ней, думая о том, сможет ли она выстрелить. Проверять это у него не было желания.– Ты думаешь, я не смогу спустить курок? Что я всего лишь слабая маленькая женщина, да? Ты так думаешь?– Нет, я думаю не об этом.Она нервно рассмеялась.– Нет? Тогда о чем же?– Я думаю о танцах.– Что?– О танцах. Мы называли их «миксером». Помнишь? Тогда мы учились в старших классах.Она настороженно прищурилась, не доверяя ему.Он продолжал говорить, теперь она прислушивалась к нему.– Я помню «миксер» в вашей школе, накануне Дня всех святых. Я пришел на него с парочкой своих приятелей. Один из них еще утрепывал за девочкой из твоего класса, мы все ходили тогда большой компанией. Наверно, было смешно на нас смотреть.– Для чего ты все это говоришь? – Ее рука дрогнула немного сильнее.– Моего дружка звали Джо Рейли. А его подружку – что-то вроде Пэм. Фамилия у нее была не то польская, не то украинская, не помню.– Пэм Сабиски? Она была моей хорошей подругой.– Знаю. Я помню тебя с этой ночи. Танцевали в гимнастическом зале, было довольно темно. Думаю, кто-то убедил классных дам, что вечер, посвященный Дню всех святых, должен проходить в темноте. Обычно на «миксерах» зажигали все огни, чтобы контролировать наши шуры-муры. Короче, ты с подружками стояла в одной стороне зала, а мы с приятелями – в другой и, прислонившись к стенке, рассматривали вас.– Зачем ты все это мне говоришь?Чтобы убедить тебя положить пистолет. Чтобы не дать тебе сделать дырку в моей грудной клетке. Чтобы заставить тебя поверить мне.– Не знаю, помнишь ли ты, какими бывают мальчишки в, этом возрасте, – продолжал он. – Они слишком горды, чтобы поступиться своей самостоятельностью, но слишком глупы, чтобы хоть как-то ее доказать. Помню, я простоял целый вечер, глядя на тебя и пытаясь придумать, как пригласить тебя на танец. Сейчас я могу в этом признаться. Я действительно был тогда к тебе неравнодушен, но мы никогда не разговаривали, и я даже не знал, как к тебе подойти. Понимаешь, всем своим видом ты показывала, что не хочешь иметь ничего общего с такими парнями, как я. Ты всегда казалась ужасно сердитой.Ты и сейчас такая же.– Я помню эти танцы, – произнесла она после долгого молчания. – Пэм бегала из одного конца зала в другой, изо всех сил старалась нас расшевелить и заставить танцевать с твоими приятелями.– Верно. А ты помнишь название группы, которая играла на том вечере?Она покачала головой.– "Колеса фортуны". Они были оттуда, где я жил, – из Вейлсбурга. Помню, свое второе выступление на этом вечере они начали с «Веди мою машину» – одна из песен «Битлз». Мне она ужасно нравилась: «Малышка, ты можешь вести мою машину, да-да-да-да». Когда ее заиграли, я почти решился пригласить тебя. Почти. Я ждал, чтобы ты улыбнулась. Хоть чуть-чуть. Но ты не улыбнулась, и я струсил. Потом я видел, как ты танцуешь с каким-то типом из Сетон-Холл. Весь остаток вечера ты провела с ним. Может, будь эта песня немного длиннее, я бы...Она стояла, словно окаменев, пистолет по-прежнему направлен на него. Потом как-то сразу опустила его и грустно и тяжело вздохнула, будто все надежды покинули ее. Опустив голову, она закрыла лицо руками.– Черт побери, конечно же ты не убийца.– Я в самом деле не убийца. – Тоцци осторожно придвинулся. – Лесли, положи пистолет.Она продолжала стоять не шевелясь. Он подошел еще ближе.– Лесли, пожалуйста, отдай мне пистолет.У нее задрожали плечи. Она зарыдала, спрятав лицо в ладони. Когда он приблизился еще на один шаг, Лесли неожиданно подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.– Ну что ты уставился? Да, я боюсь. Я боюсь за Патрицию. – Ее лицо сморщилось, в глазах блестели слезы. – Ей же всего пять лет.Она бросила пистолет на кушетку и отвернулась от него – ей не хотелось, чтобы он видел, как она плачет.Тоцци подошел совсем близко и, немного помедлив, положил ей руки на плечи. Ему хотелось успокоить ее. Извиниться за то, что до чертиков напугал ее. Как он ошибался на ее счет! Она ни в чем не виновата, а он-то так скверно о ней подумал. Ему хотелось сделать для нее что-нибудь, как-то все уладить.В довершение всего у него вдруг началась эрекция. Касаться ее, стоять рядом с ней, такой незащищенной, – именно это виделось ему в мечтах. И вот все осуществлялось. Тоцци поежился. А он-то... Ну и свинья же он.Вдруг она быстро повернулась и обняла его, прижавшись лицом к его груди.– Я боюсь, – всхлипывала она. – Проклятье, а что, если они придут за мной? Что будет с Патрицией?А в самом деле, что, если они придут за ней? – подумал Тоцци.Он прижал ее к себе.– Не волнуйся. Ничего с вами не случится – ни с твоей дочерью, ни с тобой. Обещаю тебе.Его возбуждение все усиливалось. О Господи.Она продолжала плакать, жалобно всхлипывая. От звука ее плача у него перехватило дыхание. Он подумал об Иверсе, Мак-Клири, Куни и Сантьяго, кровавой бойне в доме дяди Пита. И вдруг его пронзила неожиданная мысль: а ведь все это действительно могут повесить на него. Его в любой момент могут арестовать, отдать под суд. И тогда убийца может прийти сюда и расправиться с ней, как он это сделал с Марти Блюмом. Не исключено, что он хочет убить как можно больше адвокатов и добиться таким образом прекращения процесса. А он сам в это время будет сидеть под замком в ожидании суда. Тоцци попытался сглотнуть, но не смог. В пору зарыдать вместе с ней.– Послушай, Лесли, я хочу тебя о чем-то спросить. – Он чувствовал себя так же неуверенно, как на том «миксере» накануне Дня всех святых.– О чем? – Она все еще всхлипывала, уткнувшись головой в его грудь.– Возможно, мне потребуется хороший адвокат. Видишь ли, они собираются навесить все эти убийства на меня. Ну и... Не знаю, как сказать... Ты бы не согласилась представлять мои интересы?Она подняла голову и посмотрела на него. У нее были красные, мокрые и несчастные глаза.– Возьми Костмейера, – проговорила она. – Он адвокат что надо.– Но я хочу тебя.Она посмотрела ему прямо в глаза и прошептала:– Что ж, о'кей.Тоцци не мог больше сдерживаться. Наконец-то Лесли Хэллоран стала досягаемой. Она больше не смотрела на него ни высокомерно, ни свирепо. Она здесь – в его руках, такая беззащитная и такая красивая. Он наклонился и принялся целовать ее, очень осторожно, пока не понял, что и она хочет того же. Лесли приподнялась на цыпочки и прижалась к нему.О Господи.Они целовались долго и страстно. У него кружилась голова, он боялся открыть глаза, опасаясь, что упадет. Наконец они оторвались друг от друга, чтобы вздохнуть, его руки по-прежнему на ее узкой спине, глаза смотрят прямо в ее прозрачные синие очи. Она положила ладони ему на грудь и улыбнулась, улыбнулась хорошей доброй улыбкой.– Знаешь что? – Ему сдавило горло, он мог только шептать. – Я мечтал об этом с четырнадцати лет.Ее синие глаза засияли.– И я тоже.Тоцци так и сел. Глава 11 – Если честно, Майкл, я думаю, это ужасно. Почему ты не сказал мне, что тебе не удалось снять «Колумбус-Холл»? Я бы с удовольствием пригласила всех к себе. Это единственное, что я могла бы сделать для дяди Пита.Тоцци смотрел на нее поверх бумажного стакана с кофе, отпивая понемногу и кивая в ответ, чтобы его кузина Мари думала, что он ее слушает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27