– Я неважно себя чувствую. Мои ноги адски опухли после целого дня стояния на кухне. Мне бы надо прилечь. – Она провела рукой по животу, уже заметно округлившемуся, несмотря на безжалостный корсет. Леа была на четвертом месяце беременности.«Амос все узнает!»Все недавние страхи вернулись к Ребекке. Уже то, что она позволит дотронуться до себя другому мужчине после объятий Рори, было чудовищно. Но ей предстоит еще позорное разоблачение ее прежней любовной связи. А что подумает супруг, узнав, что его строгая целомудренная невеста лишилась девственности неизвестно под чьим забором. Даже если она его обманет и успешно разыграет сегодня ночью постыдную сцену «первой ночи», Амосу предстоит еще один сюрприз – на удивление быстро выросший животик юной супруги.Когда за Леа закрылась дверь и Ребекка осталась одна, она не смогла совладать с желанием взглянуть на свою фигуру в зеркале. Она все еще сохраняла девичью стройность. Леа всегда была склонна к полноте и поэтому так быстро раздалась. А вдруг во время беременности она сильно растолстеет? Что подумает Амос?Но это страшное испытание ждет ее через несколько месяцев, а сегодня ночью она должна обнажиться в его присутствии и повторить то, что она делала с Рори. Все ее существо, и тело и душа, противилось этому. Отвратительные видения довели ее до тошноты. Опорожнившись в ведро под умывальником, она сжала пальцами виски.– Остановись! – громко приказала она себе.Как-нибудь она переживет эту ночь. Она ответственна за будущего ребенка. Ему нужен любящий отец. Раз так распорядилась судьба, пусть им станет Амос. Она коснулась своего живота и замерла. Невинный младенец – это ее единственное оправдание. Все, что было для нее свято, она сама испачкала грязью.Снейды остались ночевать у Синклеров, так как Леа нуждалась в отдыхе. Прощание Ребекки с родными было кратким, напутствие отца – традиционным.– Все к лучшему, и все образуется. Выполняй свой долг и люби супруга, – шептал отец, обнимая дочь при расставании.«Смогу ли я?»Она кивала, избегая пристального взгляда Амоса, который следил за всем – и как она прощалась с родными, и как грузят в экипаж ее скудные пожитки. Они отъехали, два чуждых друг другу человека, ставших отныне мужем и женой. Разговор по пути был вежливым и пустым, как было всегда, когда они встречались. Он распространялся о своих грандиозных политических проектах, а она слушала и кивала головой к месту и не к месту.Путь до ранчо занял больше времени, чем обычно, потому что преждевременные осенние ливни размыли дорогу и превратили пыль в вязкую грязь. Ребекке это показалось дурной приметой. По прибытии к особняку Амос выскочил из экипажа первым, галантно подал ей руку, и тут же подоспел дворецкий Лелуш, раскрывший над ними зонтик, так как крупные капли упали с темного неба.Если у нее в душе теплилась романтическая мечта, что супруг внесет ее на руках в их будущее жилище, то она тут же развеялась. Амос не стал поднимать ее на руки, а взял под руку и повел к дверям. Тощий мужчина в черной одежде низко поклонился новобрачным и впустил их в холл.Амос не удосужился представить Ребекку слугам, отчего она почувствовала себя еще более неуютно. Пока он распоряжался, куда отнести багаж, Ребекка робко осматривалась в своем новом доме. Молодая девушка сбежала сверху по ступеням витой лестницы и присела перед новой хозяйкой в изящном реверансе.– Это ваша личная горничная, Ребекка. Она покажет вам вашу комнату и поможет переодеться. Я поднимусь к вам наверх через час.– Пожалуйста, пройдите сюда, мадам! – Девушка явно робела. Но эта робость была Ребекке понятна. Чуть что сделаешь не так, и тебя вышвырнут вон.– Как тебя зовут?– Пэтси, мэм. Пэтси Макхени.«Ирландка!» – Ребекка узнала акцент. Конечно, это было в порядке вещей в штате Невада, а тем более на приисках Комстока, где множество ирландцев трудились в шахтах, а их жены и дочери поступали в услужение местным богачам.Они поднялись наверх по лестнице, устланной мягким ковром, заглушающим шаги. Тишина, царящая в доме, пугала Ребекку. Пэтси отворила двери в ее покои.Голубые обои с нежным рисунком гармонировали с такого же цвета покрывалом постели. Убранство комнаты, вероятно, обошлось владельцу дома в огромную сумму. Если бы Ребекка побывала раньше в большом городе, то сразу же подумала бы, что попала в музей старинной мебели. Это было не жилье, а выставка экспонатов, подобранных, однако, со знанием дела и безупречным вкусом.Она резко повернула голову, чтобы не видеть кровати. «Там все и произойдет! Но после я хочу остаться одна…» Она увидела дверь в соседнюю спальню. Об этом она читала в романах. Благородные супруги спят отдельно. «Но вначале я обязана позволить ему то, что позволила Рори…»– Может быть, вы хотите принять ванну, мадам? – Пэтси ждала ее распоряжений.– Нет. Мне достаточно будет, если вы принесете мне таз и кувшин теплой воды.Ребекка совсем растерялась в присутствии этой девушки, чей акцент так мучительно напоминал говор Рори, когда он был рассержен. «Скорее бы избавиться от этой девушки, встретить с фальшивой улыбкой супруга и пройти за эту ночь путь на Голгофу».Ребекка начала раздеваться. Пэтси подскочила к ней и стала торопливо помогать. Когда оторвавшаяся пуговица упала на ковер, ирландка вскрикнула в отчаянии.– Это я виновата, – утешила ее Ребекка. – Я не привыкла раздеваться с помощью горничной.– А я тоже всегда раздевалась сама. Может быть, вы мне объясните, как и что делать, мадам?– Как я тебе объясню, если и сама не знаю.Пэтси прыснула. Ребекка тоже не могла не улыбнуться. Горничная предложила ей облачиться в приготовленную для нее ночную рубашку. Ребекке она показалась парадным нарядом английской королевы, и она предпочла свою мягкую застиранную сорочку, извлеченную Пэтси из ее жалкого баула. Новобрачная присела перед роскошным туалетным столиком и взглянула на свое отражение в зеркале. Смотреть на саму себя ей было противно.– Ты давно служишь здесь? – спросила она у Пэтси.– С пятнадцати лет.– А когда тебе исполнилось пятнадцать?– Две недели назад. Мои родители очень обрадовались, что я нашла себе работу. Мистер Уэллс дал мне аванс… Разрешите расчесать вам волосы, мадам? – робко спросила Пэтси.Ей так хотелось доказать молодой госпоже свою полезность и хоть какое-то умение.– У ваших волос цвет старинного испанского дублона. Однажды он попал моему папе в руки, когда мы жили в Калифорнии…– Спасибо, Пэтси, но ты мне льстишь. Мужчины предпочитают светлых, серебряных блондинок, как моя старшая сестра Леа, а не таких, как я.– Вот уж не скажите! – Пэтси схватилась за гребень, но тут за дверью послышались шаги. Горничная и ее молодая хозяйка замерли.– Пэтси, ты свободна, – произнес Амос с порога.С испугом в карих, словно у затравленного олененка, почти детских глазах Пэтси тут же исчезла. У двери она замешкалась и присела в почтительном реверансе перед хозяином, что было совсем не к месту, но так, вероятно, наставляла ее мать.Молча Амос приблизился к Ребекке. Он хотел бы приветливо улыбнуться ей, но улыбка почему-то не удавалась ему. Он был похож на ученого энтомолога, рассматривающего пойманное насекомое. Она вся сжалась, сидя на обитом шелком стульчике, и ждала, что будет дальше.Взгляд холодных серых глаз скользнул по ее сорочке, отмечая каждую деталь – швы на местах, где когда-то ткань расползлась от многочисленных стирок, дешевые поблекшие пуговички…– Ваш гардероб наводит уныние, но я его обновлю, как только мы переедем в Карсон-Сити.Он запустил руку в темное золото ее волос. Так всегда поступал и Рори. Ребекка вздрогнула.– В моем городском доме есть опытная горничная. Она приведет в порядок вашу прическу.– Я не знаю, как пользоваться услугами горничных, – с трудом смогла произнести Ребекка.– Вы научитесь… Всему, что необходимо настоящей леди.Она понимала, что это пустой разговор, что он думает о том, как приступить к брачной церемонии в постели и овладеть ее телом. Ее невинность, ее неосведомленность возбуждали его. Разглядывая Ребекку, он предвкушал, как в скором времени расцветет ее красота, проявится ее женственность и он, Амос Уэллс, будет волшебником, сотворившим это чудо. Мужчины будут сворачивать шеи, оглядываясь на Ребекку, завидовать ему, но это со временем, а сейчас… Ее тело – сама свежесть, а личико еще не искажала сладкая боль от потери невинности.Он ощутил некоторое напряжение между ног.– Ложись в постель, – грубо и хрипло произнес он и тут же торопливо прошел в соседнюю спальню.Там он разделся, сбросив одежду на пол. Вернувшись в спальню Ребекки, он застал ее лежащей на постели под покрывалом, примирившуюся со своей участью, словно жертвенная овечка у древних язычников. Кровь забурлила в нем. Его тело наконец-то повиновалось ему. Он сможет доставить наслаждение и себе, и ей.Ребекка не глядела на Амоса, но ощущала его присутствие рядом с собой. Она вдохнула аромат одеколона, которым он щедро полил себя, вероятно, стоившего бешеных денег и смешанного с запахом кубинских сигар, выкуренных им в большом количестве за вечер, и дорогого коньяка. Запах не был неприятным, но все же чужим и поэтому отталкивающим. От Рори пахло совсем по-иному. «Я должна выбросить Рори из головы. К черту! Раз и навсегда!»Она уловила еле слышное шуршание шелка, когда он, сбрасывая халат, наклонился и пригасил язычок пламени в керосиновой лампе.Амос сдернул с нее покрывало, желая увидеть, как она встрепенется, надеясь на это. Но она не шевельнулась. Ребекка лежала бесчувственная, ожидая действий с его стороны, и готовая равнодушно исполнить свои обязанности. Она вела себя точно так же, как Элоиза, за что он и ненавидел свою усопшую супругу.– Сними с себя эту чертову сорочку, – скомандовал он, не в силах больше сдерживать злобу.Ребекка, красная от стыда, приподнялась и обнажила свое тело, воюя с последними застежками и вспоминая, как нежно Рори удалял эту последнюю преграду.«Прекрати вспоминать!»Раздраженный ее медлительностью и возбужденный ее девической робостью, Амос потянул ветхую ткань и разорвал ее.– Я хочу тебя, – прохрипел он, надеясь, что эти слова пробудят в ней страсть.Амос провел рукой по волосам, прикрывающим ее лобок. Она инстинктивно попыталась оттолкнуть его руку и защитить свое самое интимное место, отданное Рори.Ее тело было слишком худым на его вкус, но контуры фигуры были весьма соблазнительны. Юная, сильная плоть. В нее хотелось проникнуть.Опасаясь, что желание вот-вот угаснет, он повалил Ребекку на спину, раздвинул коленом ее ноги и начал просовывать вялый член в девственное, как он думал, влагалище. Она лежала неподвижно, ее лоно было сухим, бедра не стремились ему навстречу. Его только что возбужденный член начал превращаться в мягкую тряпку, словно горящая свеча внезапно расплавилась и осела уродливой массой в подсвечнике.Ребекка закусила губу, подавив возглас удивления. Она готовилась ощутить нечто, но не почувствовала ничего. Эта атака с его стороны была отвратительнее всех ее ночных кошмаров. Его мягкие ухоженные руки с наманикюренными ногтями ранили своими прикосновениями ее больше, чем грубые лапы насильника Барта Слокума в ольховой роще.Амос повторил попытку, взгромоздившись на нее. Она ждала… но совокупления не произошло.Он сидел на краю кровати, обхватив руками голову. Его обычно прямая спина согнулась под гнетом невидимой тяжести.– Ты жесткая, как корсет твоей матушки, – услышала Ребекка его слова. В своей озлобленности он еще пробовал шутить. И вдруг Амос взорвался: – Хорош и твой папаша, подсунувший мне в кровать ледышку!Он вскочил, напялил на себя халат и собрался уходить, но в последний момент ощущение безвозвратной потери овладело им. Холодное пламя ярости на самого себя пылало в его глазах. Но Ребекка приняла эту злобу на свой счет.Она приподнялась на постели, прикрыв свою наготу простыней.– Прости, Амос! Я не знаю, как угодить тебе. Может быть, в следующий раз получится.– Не думаю, – произнес он сухо.Ужасная мысль пронзила ее мозг. А если он вообще не мужчина? Как ей быть тогда? Она была жестока в своих рассуждениях, не понимая, что именно ее равнодушие оттолкнуло его, погасило его возбуждение. Но он все прекрасно понимал.Его ледяную кровь могла растопить только истинная страсть. Его эротическое воображение иссякло после унылых ночей в постели с фригидной женой и фальшивых заигрываний проституток. Он был слишком умен и проницателен, чтобы быть примитивным самцом. Боже, как он хотел им быть! Ему всего лишь сорок два. Великолепное будущее открыто перед ним, но он может стать посмешищем, уродцем, о котором язвительно перешептываются в гостиных.Ребекка думала о трагедии, переживаемой Амосом. Неосведомленная о темных сторонах человеческой психики, она беспокоилась только о судьбе будущего ребенка. Она надеялась, что он выполнит супружеский долг, который можно будет считать актом зачатия, и поддастся ее наивному обману.– Подожди, Амос, не уходи, – лепетала она, забыв про стыд и про тот спектакль потери девственности, который намеревалась сыграть.Вдруг ей открылась истина. Если ему нужна жена лишь для видимости, а не женщина из плоти и крови, то весь их мерзкий заговор с отцом не имеет смысла. Она только подвергнет себя еще большему позору. Амос будет знать, что ребенок не его. Так пусть он узнает правду сейчас. Она скажет ему о ребенке и предложит единственный достойный выход из положения – признание брака недействительным.«О, папа! Ты ошибался. Невинное дитя будет расплачиваться за мои грехи!»– Амос! – воскликнула Ребекка с отчаянной решимостью.Он обернулся к ней. Рука нервно теребила ван-дейковскую бородку. Ей было легче говорить, когда она не видела выражения его глаз.– Я обманула вас. Я дала согласие на брак с вами, чтобы у моего ребенка было имя и был отец. Я не буду возражать против признания брака недействительным…Ребекка замолчала. Продолжать свою исповедь ей не хватало мужества. Она ждала, что он, охваченный яростью, ударит ее. Или с леденящим душу презрением, что более соответствовало его характеру, заявит о своем намерении обратиться к адвокату для оформления нужных бумаг.Но Амос внезапно рассмеялся. Его сухой смех был похож на шорох бумаги, которую кто-то мял в руке. Этот зловещий звук был страшнее любых воплей и побоев.– Как быстро правда выплыла наружу! Твой ирландский обожатель успел тебя обрюхатить!Ее лицо, до этого раскрасневшееся, побелело.– Как вы можете…Он расхохотался еще громче.– Я имел на этот счет кое-какие подозрения. Очень неразумно вы поступили, дорогая, но что поделаешь – молодость и животная страсть шагают по жизни рука об руку. Впредь, я надеюсь, вы не допустите ничего подобного. Никаких скандальных связей, никаких мужчин, в особенности проходимцев вроде вашего голубчика Мадигана. Ни одного пятна не должно быть на вашей репутации.– Но вы же не пожелаете оставить меня при себе после того, как… вы узнали…– Аннулирование брака ничем не лучше развода. Любой скандал погубит мою политическую карьеру. Я не нуждаюсь в вас как в женщине и не хочу делить с вами постель. А ребенок мне пригодится. – Этим заявлением он накрепко привязывал Ребекку к себе и обеспечивал полную ее покорность. – Мужчина в моем возрасте должен иметь наследника. Я надеюсь, что вашу чересчур раннюю беременность нам удастся благополучно скрыть. А в Вашингтоне вообще никто не будет знать, когда мы поженились.Ребекка была поражена.– Вы… вы будете растить моего ребенка как своего собственного?Разве она могла надеяться на такой поворот событий!Взгляд его серых глаз обдал ее холодом.– Ребенок будет носить мое имя, так же, как и вы. Я рассчитываю на абсолютное подчинение мне – и ваше, и его.Он шагнул к ней. Его рука, гибкая, словно змея, протянулась из темноты и сжала, как стальной обруч, ее запястье.– Никогда не пытайся шутить со мной, Ребекка! Не бросай мне вызов. Если до меня дойдет хоть малейший слушок, малейшее перешептывание о твоем поведении – ты будешь горько жалеть потом об этом всю жизнь. Ты и представить себе не можешь, что я с тобой сделаю.Он резко разжал пальцы, отдернул руку и покинул комнату. Дверь захлопнулась за ним, щелкнул замок.Ребекка перевела дыхание. Только сейчас она почувствовала, что ее колотит нервная дрожь. «Не сделайте ошибки!» – вспомнила она. Страх вызвал приступ тошноты. Она вскочила и бросилась к раковине над умывальником. Рвота была мучительной и бесконечной.
Уэлсвилл Рори въехал верхом на Баском-стрит. Уже за деревьями виднелся дом Синклеров. Рори едва сдержался, чтобы не пустить Красномундирника в галоп. Сердце его бешено колотилось. Путь из Денвера утомил его. Два месяца он оправлялся от раны, но все равно чувствовал слабость, шатался на ногах, как новорожденный жеребенок, и боли в боку до сих пор не оставляли его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42