Уже много лет между ним и отцом отношения были крайне напряженными — с тех самых пор, когда Бак однажды раньше времени возвратился из деловой поездки и обнаружил его и Линду, кувыркавшихся в постели. Это случилось вскоре после возвращения Уэйна из колледжа и неожиданного побега его братца Коуди. Как только Уэйн увидел Линду, он сразу понял, что она за штучка, и предположил, что Коуди исчез так внезапно и без каких-либо объяснений потому, что еще не созрел для любовных утех с молодой и красивой мачехой.
Ненасытная, неугомонная Линда! Даже сейчас, при одной только мысли о ней, Уэйн почувствовал возбуждение. У Линды были аппетит и тело шлюхи, и она частенько бросала спящего Бака, чтобы предаться блуду с его старшим сыном. Когда Бак впервые накрыл их, он так рассвирепел, что получил первый инфаркт, после которого его бычье здоровье уже не восстановилось. Через несколько месяцев Линда умерла при родах, и ни Бак, ни Уэйн так никогда и не узнали, кто был отцом родившегося мертвым ребенка. Поскольку Коуди не давал о себе знать и, видимо, не собирался возвращаться, Бак, здоровье которого ухудшалось, скрепя сердце разрешил Уэйну вести хозяйство, и тот постепенно забирал все большую и большую власть на ранчо. Но Бак никогда не забывал о том, что произошло однажды, и до конца своих дней не мог простить этого Уэйну.
— Хм-хм!.. — громко откашлялся Уиллоуби, пытаясь привлечь рассеивающееся внимание наследников.
— Бак оставил четкие, хотя и достаточно специфические распоряжения о разделе своего имущества. Итак, начинаю: «Мой незаконнорожденный сын Коуди, если он пожелает возвратиться, должен быть принят на ранчо с распростертыми объятиями. Прости, что я пренебрегал тобой, сын. Я очень любил твою мать и сожалею, что не женился на ней».
Коуди возмущенно вскинул глаза.
Уиллоуби продолжал:
«Коуди я оставляю три четверти ранчо…»
— Три четверти?! Да это просто бред какой-то! Отец явно был не в своем уме, раз оставил этому ублюдку три четверти моего ранчо! — яростно возопил Уэйн, вскочив с места.
— Сядь, Уэйн, — холодным, жестким голосом приказал Уиллоуби. — Я повторяю: «Коуди я оставляю три четверти ранчо, а также три четверти всех моих средств и ценных бумаг».
Коуди был ошарашен. Наверное, это какая-то ошибка! Не в силах произнести ни слова, он ошалело смотрел на адвоката широко раскрытыми глазами. Может, он неправильно расслышал сказанное?
— «У моей приемной дочери Кэсси я тоже прошу прощения, — невозмутимо продолжал Уиллоуби. — Когда она обратилась ко мне за помощью, я все еще был очень зол на ее мать и поэтому не ответил на письмо. Надеюсь, что она примет мою помощь сейчас. Кэсси я оставляю четвертую часть Каменного ранчо и четверть моих средств и ценных бумаг. В случае смерти Коуди или Кэсси имущество остается их наследникам. Если ни у одного из них наследников не окажется, доля умершего остается живому. В случае же безвременной смерти обоих, при условии, что у них не будет прямых наследников, к моему великому сожалению, все имущество переходит моему старшему сыну Узину».
Это доконало Уэйна. Лицо его было ужасно. Он беззвучно открывал и закрывал рот, стараясь что-то произнести, но не издал ни звука; он так и сидел, словно пригвожденный к креслу, с безобразно исказившимися чертами.
Не дожидаясь, пока он обретет дар речи, Уиллоуби продолжал:
— «Уэйну я оставляю новый дом в Додж-Сити и ежегодную ренту в размере тысячи долларов. Он единственный, кто знает, почему лишен наследства. Пусть это знание преследует его до конца дней».
Пока адвокат перечислял имущество и подарки, предназначенные для Ирен и других постоянных работников Картеров, в комнате по-прежнему царила напряженная тишина. Ирен получила в собственность коттедж на Каменном ранчо, в котором она жила, и небольшую сумму денег.
Закончив чтение завещания, Уиллоуби отложил документы в сторону, снял очки и в ожидании бури скрестил руки на груди.
Она последовала незамедлительно.
— Я буду настаивать! Я докажу!.. Я добьюсь, чтобы это идиотское завещание признали недействительным! — заорал Уэйн, грозя адвокату кулаком.
— Завещание не может быть оспорено, — спокойно напомнил Уиллоуби.
— Отец был сумасшедшим!
— Твой отец психически был так же здоров, как ты или я, Уэйн. У него было больное сердце, а не мозги.
— Я вкалывал на ранчо как вол! Сколько себя помню, я всегда был здесь рабом! А Коуди в это время наслаждался вольной жизнью! Я молодость свою положил на это чертово ранчо и был уверен, что стану наследником всего, да так оно и должно быть! Отец никогда не любил Коуди. Я — единственный законный сын! — Захлебнувшись собственным криком, Уэйн на секунду замолчал. Переведя дыхание, он глумливо осклабился и продолжил: — Что же касается Кэсси, то отец всегда думал, что она вырастет такой же, как и ее шлюха-мать, поэтому и отослал ее отсюда при первой возможности. Со мной поступили подло, нечестно!
Кэсси застыла на месте. Почему Уэйн назвал ее мать шлюхой?
— Возможно, завещание и не является справедливым, но такова последняя воля твоего отца, Уэйн. И она должна быть исполнена — вплоть до последней запятой, — сказал Уиллоуби. — Коуди, Кэсси! Теперь вы должны подписать некоторые бумаги, чтобы завещание Бака Картера вступило в законную силу.
«Да этот адвокат просто выбросил меня из головы!» — подумал Уэйн и разъярился еще больше — его буквально трясло…
Коуди, все еще ошеломленный столь резкой переменой в своей судьбе, никак не отреагировал на просьбу Уиллоуби. В его голове продолжала крутиться фраза из завещания, в которой Бак обвинял Уэйна в том, что тот сам виноват в лишении его наследства. Коуди не нужно было расшифровывать ее смысл, он понимал, что в деле замешана Линда, и испытывал такие же, что и много лет назад, угрызения совести. Он ведь тоже переспал с ней. Правда, Линда просто затащила его к себе в постель, а он тогда был слишком юн, чтобы оказать сопротивление. Уэйн старше на десять лет, и ему следовало быть умнее и держаться подальше от этой неразборчивой и ненасытной соблазнительницы. Теперь его сводный брат пожинает плоды своего предательства.
Чувства, которые испытывала Кэсси, мало чем отличались от состояния Коуди. Происходящее казалось девушке до того абсурдным, что она ощущала себя актрисой в каком-то нелепом спектакле. Просто невероятно, что Бак помнил о ней все эти годы и, что еще более удивительно, сожалел о своей скаредности и пренебрежении к ней. Конечно, Бак ей не родной по крови, но он был единственным отцом, которого она знала. И любила. Но он поспешил избавиться от нее после смерти Линды. Господи! Четверть Каменного ранчо! Она — совладелица ранчо вместе с Коуди Картером и его детьми! От этих мыслей у нее голова шла кругом…
— Ну, подписывайте бумаги, и я поехал, — повторил Уиллоуби, так как ни Коуди, ни Кэсси не двигались с места.
— Извините! — пробормотал Коуди и быстро поднялся.
Уиллоуби пододвинул ему бумаги и протянул ручку.
— Этот документ, сделанный на ваши имена, подтверждает право на совместное владение Каменным ранчо в указанных в завещании пропорциях.
Коуди размашисто расписался.
— Следующий документ дает основание руководству банка перевести текущие и другие счета Бака на вас с Кэсси. Завтра вы получите право распоряжаться всеми авуарами ранчо и персональным счетом Бака Картера.
Коуди незамедлительно поставил подпись.
Затем ту же процедуру проделала все еще находящаяся в прострации Кэсси, подписавшись там, где указал ей Уиллоуби.
— Это все? — спросил Коуди.
— Да, пока все. Заезжайте вместе с мисс Фен-мор ко мне в контору, когда немного отдохнете. Мы разберемся с нынешним состоянием дел на ранчо и займемся прочими вопросами, которые у вас, несомненно, возникнут.
Адвокат повернулся к Уэйну, который с ненавистью смотрел на Коуди и Кэсси.
— А тебе нужно расписаться вот здесь, Уэйн. Это дарственная на дом в Додже. Он сейчас свободен, и ты можешь въехать в него хоть сегодня.
Уэйн гневно поставил подпись, от злости чуть не прорвав бумагу, и швырнул документ адвокату.
— Вы еще обо мне услышите, Уиллоуби! И ты, Коуди, тоже! — ощерившись, прошипел он и бросился вон из кабинета.
— Он остынет, — сказал адвокат, собирая бумаги. — Они с Баком давно ненавидели друг друга. Уэйн должен был ожидать, что дело закончится именно этим.
— Не думаю, что Уэйн когда-нибудь успокоится, — предположил Коуди довольно, растягивая слова. Все происходящее вдруг показалось ему чрезвычайно забавным. Уэйн превратил его детство в сплошной ад, и Коуди доставляло удовольствие думать, что сегодня братец сполна за это расплатился. И что важно: наказал его их отец, а не кто-либо другой. Даже в самых безудержных мечтах Коуди и представить себе не мог, что станет владельцем Каменного ранчо! Вернее, если быть точным, трех его четвертей. Черт побери, он даже думать об этом не смел! И не только из-за отношения Бака: просто ему никогда этого не хотелось. И вот теперь…
Он не из тех, кто привязан к определенному месту. К тому же не чувствует в себе задатков, позволяющих справиться с такой огромной собственностью. Коуди понимал, что управление хозяйством ляжет именно на его плечи, так как Кэсси вряд ли разбирается в скотоводстве.
Ох, дерьмо! Двое сирот, дворняга, однорукий пьяница, шлюха… И вот нате вам — ранчо! Интересно, что еще приготовил ему Господи? Коуди взглянул на Кэсси, стараясь понять, как она восприняла поворот в своей судьбе. А поворотец-то довольно крутой, прямо-таки вираж: из публичного дома — во владелицы ранчо! «Довольно значительный шаг вперед, — подумал Коуди, удивляясь спокойствию Кэсси. — Впрочем, может, это спокойствие чисто внешнее…»
Кэсси почувствовала на себе внимательный взгляд голубых глаз Коуди и передернула плечами. Ей вовсе не улыбалось иметь дело с этим нахальным метисом — а при совместном владении ранчо им придется сталкиваться ежедневно. Совсем другое дело — его дети. Она чувствовала к ним все большую симпатию, даже привязанность, и то, что они останутся на ранчо, радовало ее. Что же касается Коуди… Тут в мыслях и чувствах Кэсси царила полная неразбериха.
Хотя Кэсси была девственницей, она достаточно хорошо знала мужчин из наблюдений в «Веселом доме Сэл» и отлично понимала его намерения. Он хочет обладать ею. В чем не оставил ни малейших сомнений вчерашним вечером в гостиной, продемонстрировав, как далеко может завести его похоть.
Поэтому жить бок о бок с Картером было так же опасно, как рядом с бомбой замедленного действия. Никогда не знаешь, когда рванет, и ожидание взрыва держит в постоянном напряжении. Правда, положа руку на сердце, Кэсси должна была признаться, что, когда Коуди ее поцеловал, она отнюдь не испытала отвращения. Скорее наоборот. Если уж быть честной до конца, это доставило ей такое наслаждение, что она уже готова была перейти последний рубеж. И это было хуже всего. Кэсси вспомнила, как изо всех сил старалась призвать на помощь возмущенный голос разума, только бы избавиться от искушения предаться блаженству, которое сулил ей поцелуй Коуди. Поддавшись этому искушению, она обречет себя на душевные муки: Кэсси понимала, что поступками Коуди движет только плотское желание…
— Итак, увидимся через несколько дней в моей конторе, — прервав ее смятенные мысли, сказал Уиллоуби. — Если у вас возникнут проблемы — а я уверен, что они могут возникнуть, — свяжитесь со мной раньше. Но дайте себе пару дней отдыха, чтобы немного отойти от шока.
И, выйдя из кабинета, адвокат закрыл за собой дверь.
— Ну чтоб меня разорвало! Ох, дерьмо! — воскликнул Коуди, падая в ближайшее кресло. — Я всего ожидал, но только не этого.
Кэсси молча кивнула головой.
Коуди испытующе посмотрел на девушку.
— Ты собираешься давать телеграмму Сэл о том, что не вернешься назад? — Заметив, что Кэсси сидит, понурив голову, он добавил: — Послушай, если ты сильно горюешь о своей прошлой жизни и… э-э… о друзьях мужского пола, то не переживай, все будет в порядке: я решил тебя выкупить.
Его слова моментально вывели Кэсси из оцепенения: — Вы-ку-пить меня?! Да что ты себе позволяв ешь? Мне не о ком беспокоиться в Сент-Луисе. Я там никому ничего не должна. Еще раз объясняю тебе: я работала у Сэл только из чувства благодарности. Она единственная предложила мне нормально оплачиваемую работу, когда я отчаянно нуждалась в деньгах. Никто не предлагал мне и половину того, что согласилась платить Сэл.
— Надо полагать! — ехидно протянул Коуди. — Знаешь, Кэсси, давай поговорим откровенно. Если ты собираешься оставаться на ранчо, то, надеюсь, будешь вести себя прилично. Если же ты вознамеришься вернуться к своей… э-э… профессии, не вздумай делать этого в Додже! Господь свидетель, я и сам не святой, но существуют некоторые вещи, которых я не потерплю.
Лицо Кэсси пошло красными пятнами.
— Ты прав, Коуди: ты отнюдь не святой. Полностью с тобой согласна. Но кроме того, ты настолько туп, что даже не в состоянии отличить правду от лжи, хоть эта правда и прямо перед твоими глазами. Ну да ладно, Однако, коль скоро ты уже начинаешь устанавливать правила, я предложу несколько и от себя.
Неожиданно Коуди широко улыбнулся, совершенно обескуражив Кэсси. Интересно, сможет ли она когда-нибудь противостоять этой улыбке, каждый раз сбивающей ее с толку?
— Продолжай, Кэсси.
По тому, как он растягивал слова и довольно поглядывал на нее, она поняла, что он и не подумает принять ее правила и тем более следовать им, как она ни старайся. Но раз уж начала, надо договорить.
— Во-первых, мне бы хотелось, чтобы ты наконец начал относиться к своим детям так, как положено отцу, — решительно сказала Кэсси.
Коуди удивленно посмотрел на нее.
— Во-вторых, ты должен держать свои руки подальше от меня. Я не желаю, чтобы ты ко мне приставал, — уже менее решительно продолжала девушка, старательно избегая взгляда Коуди, так как он выражал теперь не удивление, а нечто другое.
— Что-то я тебя не понимаю. Приставал? Аа-а, должно быть, ты имеешь в виду что-то вроде этого?
И прежде чем Кэсси сообразила, что он собирается делать, Коуди легко вскочил на ноги и с силой привлек ее к себе. Властно и нежно приподняв ее подбородок, он стал наклоняться к ней. Очень медленно его рот приблизился к ее губам, и Кэсси почувствовала его горячее дыхание. Кэсси вздрогнула, услышав какие-то странные звуки в его груди, и поняла, что он тихонько смеется.
Затем их губы встретились. Обжигающе. Жестко. Его язык требовательно проник внутрь и начал мучительно сладкую ласку; руки Коуди гладили се спину, ягодицы… Губы, уже однажды опьянившие Кэсси, снова повергли ее в водоворот неведомых прежде ощущений, память о которых оставила у нее смутную тоску… Когда Коуди выпустил ее из объятий, он все еще продолжал улыбаться.
Кэсси пришла в ярость. Какая же она слабохарактерная дура!
— Да, это именно то, что я имела в виду, Коуди Картер, и ты прекрасно об этом знаешь! — запинаясь, проговорила она.
Дрожащий голос делал ее слова малоубедительными.
— Конечно, конечно, малыш, раз ты требуешь, я больше не стану так поступать. Только не дай Бог я увижу, что ты кому-нибудь строишь глазки! Я уже говорил: если у тебя начнется жжение, которое ты не в силах будешь терпеть, обращайся прямо ко мне. Всегда готов тебе помочь.
И, небрежно махнув ей рукой, Коуди вышел за дверь.
— Самовлюбленный идиот! — крикнула Кэсси ему вслед.
Эми и Брэди шумно возились во дворе, когда разъяренный Уэйн выскочил из дома. Через его правое плечо свешивались набитые седельные сумки, а в левой он нес саквояж. Дети недоумевающе глядели, как он буквально ворвался в конюшню. Через несколько минут Уэйн вывел жеребца, вскочил в седло и сразу же послал коня в галоп.
Ослепленный злобой, Уэйн не заметил, что мчится прямо на играющих детей. Он был уже совсем близко, когда наконец увидел застывших на месте ребятишек, смертельно напуганных летящим на них огромным жеребцом. Грязно выругавшись, Уэйн изо всех сил натянул поводья, отчего бедное животное захрапело от боли и встало на дыбы. В воздухе всего в нескольких дюймах от Брэди и Эми мелькнули огромные копыта.
— Проклятые ублюдки! — завопил Уэйн, грозя им кулаком. — Если бы не ваш дерьмовый папаша, я бы оставался здесь хозяином! Чтоб вы все подохли!
Справившись с жеребцом, Уэйн снова пустил его в галоп и ускакал, как бешеный, оставив бледных от страха и ничего не понимающих Эми и Брэди на дороге.
Коуди вышел из дома как раз в тот момент, когда Уэйн, выскочив из конюшни, будто за ним гнались сто чертей, направил коня прямо на детей. Сердце Коуди подпрыгнуло в груди, когда он понял, что его взбесившийся братец вот-вот растопчет ребятишек. Коуди рванулся вперед. Ноги стали словно ватные, но он несся, почти не чувствуя их, и вдруг с ужасом осознал, что не успеет спасти детей. Но тут Уэйн натянул поводья, хрипящий жеребец взвился… Глаза Коуди застлала красная пелена… Когда он подбежал к детям, Уэйн был уже далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Ненасытная, неугомонная Линда! Даже сейчас, при одной только мысли о ней, Уэйн почувствовал возбуждение. У Линды были аппетит и тело шлюхи, и она частенько бросала спящего Бака, чтобы предаться блуду с его старшим сыном. Когда Бак впервые накрыл их, он так рассвирепел, что получил первый инфаркт, после которого его бычье здоровье уже не восстановилось. Через несколько месяцев Линда умерла при родах, и ни Бак, ни Уэйн так никогда и не узнали, кто был отцом родившегося мертвым ребенка. Поскольку Коуди не давал о себе знать и, видимо, не собирался возвращаться, Бак, здоровье которого ухудшалось, скрепя сердце разрешил Уэйну вести хозяйство, и тот постепенно забирал все большую и большую власть на ранчо. Но Бак никогда не забывал о том, что произошло однажды, и до конца своих дней не мог простить этого Уэйну.
— Хм-хм!.. — громко откашлялся Уиллоуби, пытаясь привлечь рассеивающееся внимание наследников.
— Бак оставил четкие, хотя и достаточно специфические распоряжения о разделе своего имущества. Итак, начинаю: «Мой незаконнорожденный сын Коуди, если он пожелает возвратиться, должен быть принят на ранчо с распростертыми объятиями. Прости, что я пренебрегал тобой, сын. Я очень любил твою мать и сожалею, что не женился на ней».
Коуди возмущенно вскинул глаза.
Уиллоуби продолжал:
«Коуди я оставляю три четверти ранчо…»
— Три четверти?! Да это просто бред какой-то! Отец явно был не в своем уме, раз оставил этому ублюдку три четверти моего ранчо! — яростно возопил Уэйн, вскочив с места.
— Сядь, Уэйн, — холодным, жестким голосом приказал Уиллоуби. — Я повторяю: «Коуди я оставляю три четверти ранчо, а также три четверти всех моих средств и ценных бумаг».
Коуди был ошарашен. Наверное, это какая-то ошибка! Не в силах произнести ни слова, он ошалело смотрел на адвоката широко раскрытыми глазами. Может, он неправильно расслышал сказанное?
— «У моей приемной дочери Кэсси я тоже прошу прощения, — невозмутимо продолжал Уиллоуби. — Когда она обратилась ко мне за помощью, я все еще был очень зол на ее мать и поэтому не ответил на письмо. Надеюсь, что она примет мою помощь сейчас. Кэсси я оставляю четвертую часть Каменного ранчо и четверть моих средств и ценных бумаг. В случае смерти Коуди или Кэсси имущество остается их наследникам. Если ни у одного из них наследников не окажется, доля умершего остается живому. В случае же безвременной смерти обоих, при условии, что у них не будет прямых наследников, к моему великому сожалению, все имущество переходит моему старшему сыну Узину».
Это доконало Уэйна. Лицо его было ужасно. Он беззвучно открывал и закрывал рот, стараясь что-то произнести, но не издал ни звука; он так и сидел, словно пригвожденный к креслу, с безобразно исказившимися чертами.
Не дожидаясь, пока он обретет дар речи, Уиллоуби продолжал:
— «Уэйну я оставляю новый дом в Додж-Сити и ежегодную ренту в размере тысячи долларов. Он единственный, кто знает, почему лишен наследства. Пусть это знание преследует его до конца дней».
Пока адвокат перечислял имущество и подарки, предназначенные для Ирен и других постоянных работников Картеров, в комнате по-прежнему царила напряженная тишина. Ирен получила в собственность коттедж на Каменном ранчо, в котором она жила, и небольшую сумму денег.
Закончив чтение завещания, Уиллоуби отложил документы в сторону, снял очки и в ожидании бури скрестил руки на груди.
Она последовала незамедлительно.
— Я буду настаивать! Я докажу!.. Я добьюсь, чтобы это идиотское завещание признали недействительным! — заорал Уэйн, грозя адвокату кулаком.
— Завещание не может быть оспорено, — спокойно напомнил Уиллоуби.
— Отец был сумасшедшим!
— Твой отец психически был так же здоров, как ты или я, Уэйн. У него было больное сердце, а не мозги.
— Я вкалывал на ранчо как вол! Сколько себя помню, я всегда был здесь рабом! А Коуди в это время наслаждался вольной жизнью! Я молодость свою положил на это чертово ранчо и был уверен, что стану наследником всего, да так оно и должно быть! Отец никогда не любил Коуди. Я — единственный законный сын! — Захлебнувшись собственным криком, Уэйн на секунду замолчал. Переведя дыхание, он глумливо осклабился и продолжил: — Что же касается Кэсси, то отец всегда думал, что она вырастет такой же, как и ее шлюха-мать, поэтому и отослал ее отсюда при первой возможности. Со мной поступили подло, нечестно!
Кэсси застыла на месте. Почему Уэйн назвал ее мать шлюхой?
— Возможно, завещание и не является справедливым, но такова последняя воля твоего отца, Уэйн. И она должна быть исполнена — вплоть до последней запятой, — сказал Уиллоуби. — Коуди, Кэсси! Теперь вы должны подписать некоторые бумаги, чтобы завещание Бака Картера вступило в законную силу.
«Да этот адвокат просто выбросил меня из головы!» — подумал Уэйн и разъярился еще больше — его буквально трясло…
Коуди, все еще ошеломленный столь резкой переменой в своей судьбе, никак не отреагировал на просьбу Уиллоуби. В его голове продолжала крутиться фраза из завещания, в которой Бак обвинял Уэйна в том, что тот сам виноват в лишении его наследства. Коуди не нужно было расшифровывать ее смысл, он понимал, что в деле замешана Линда, и испытывал такие же, что и много лет назад, угрызения совести. Он ведь тоже переспал с ней. Правда, Линда просто затащила его к себе в постель, а он тогда был слишком юн, чтобы оказать сопротивление. Уэйн старше на десять лет, и ему следовало быть умнее и держаться подальше от этой неразборчивой и ненасытной соблазнительницы. Теперь его сводный брат пожинает плоды своего предательства.
Чувства, которые испытывала Кэсси, мало чем отличались от состояния Коуди. Происходящее казалось девушке до того абсурдным, что она ощущала себя актрисой в каком-то нелепом спектакле. Просто невероятно, что Бак помнил о ней все эти годы и, что еще более удивительно, сожалел о своей скаредности и пренебрежении к ней. Конечно, Бак ей не родной по крови, но он был единственным отцом, которого она знала. И любила. Но он поспешил избавиться от нее после смерти Линды. Господи! Четверть Каменного ранчо! Она — совладелица ранчо вместе с Коуди Картером и его детьми! От этих мыслей у нее голова шла кругом…
— Ну, подписывайте бумаги, и я поехал, — повторил Уиллоуби, так как ни Коуди, ни Кэсси не двигались с места.
— Извините! — пробормотал Коуди и быстро поднялся.
Уиллоуби пододвинул ему бумаги и протянул ручку.
— Этот документ, сделанный на ваши имена, подтверждает право на совместное владение Каменным ранчо в указанных в завещании пропорциях.
Коуди размашисто расписался.
— Следующий документ дает основание руководству банка перевести текущие и другие счета Бака на вас с Кэсси. Завтра вы получите право распоряжаться всеми авуарами ранчо и персональным счетом Бака Картера.
Коуди незамедлительно поставил подпись.
Затем ту же процедуру проделала все еще находящаяся в прострации Кэсси, подписавшись там, где указал ей Уиллоуби.
— Это все? — спросил Коуди.
— Да, пока все. Заезжайте вместе с мисс Фен-мор ко мне в контору, когда немного отдохнете. Мы разберемся с нынешним состоянием дел на ранчо и займемся прочими вопросами, которые у вас, несомненно, возникнут.
Адвокат повернулся к Уэйну, который с ненавистью смотрел на Коуди и Кэсси.
— А тебе нужно расписаться вот здесь, Уэйн. Это дарственная на дом в Додже. Он сейчас свободен, и ты можешь въехать в него хоть сегодня.
Уэйн гневно поставил подпись, от злости чуть не прорвав бумагу, и швырнул документ адвокату.
— Вы еще обо мне услышите, Уиллоуби! И ты, Коуди, тоже! — ощерившись, прошипел он и бросился вон из кабинета.
— Он остынет, — сказал адвокат, собирая бумаги. — Они с Баком давно ненавидели друг друга. Уэйн должен был ожидать, что дело закончится именно этим.
— Не думаю, что Уэйн когда-нибудь успокоится, — предположил Коуди довольно, растягивая слова. Все происходящее вдруг показалось ему чрезвычайно забавным. Уэйн превратил его детство в сплошной ад, и Коуди доставляло удовольствие думать, что сегодня братец сполна за это расплатился. И что важно: наказал его их отец, а не кто-либо другой. Даже в самых безудержных мечтах Коуди и представить себе не мог, что станет владельцем Каменного ранчо! Вернее, если быть точным, трех его четвертей. Черт побери, он даже думать об этом не смел! И не только из-за отношения Бака: просто ему никогда этого не хотелось. И вот теперь…
Он не из тех, кто привязан к определенному месту. К тому же не чувствует в себе задатков, позволяющих справиться с такой огромной собственностью. Коуди понимал, что управление хозяйством ляжет именно на его плечи, так как Кэсси вряд ли разбирается в скотоводстве.
Ох, дерьмо! Двое сирот, дворняга, однорукий пьяница, шлюха… И вот нате вам — ранчо! Интересно, что еще приготовил ему Господи? Коуди взглянул на Кэсси, стараясь понять, как она восприняла поворот в своей судьбе. А поворотец-то довольно крутой, прямо-таки вираж: из публичного дома — во владелицы ранчо! «Довольно значительный шаг вперед, — подумал Коуди, удивляясь спокойствию Кэсси. — Впрочем, может, это спокойствие чисто внешнее…»
Кэсси почувствовала на себе внимательный взгляд голубых глаз Коуди и передернула плечами. Ей вовсе не улыбалось иметь дело с этим нахальным метисом — а при совместном владении ранчо им придется сталкиваться ежедневно. Совсем другое дело — его дети. Она чувствовала к ним все большую симпатию, даже привязанность, и то, что они останутся на ранчо, радовало ее. Что же касается Коуди… Тут в мыслях и чувствах Кэсси царила полная неразбериха.
Хотя Кэсси была девственницей, она достаточно хорошо знала мужчин из наблюдений в «Веселом доме Сэл» и отлично понимала его намерения. Он хочет обладать ею. В чем не оставил ни малейших сомнений вчерашним вечером в гостиной, продемонстрировав, как далеко может завести его похоть.
Поэтому жить бок о бок с Картером было так же опасно, как рядом с бомбой замедленного действия. Никогда не знаешь, когда рванет, и ожидание взрыва держит в постоянном напряжении. Правда, положа руку на сердце, Кэсси должна была признаться, что, когда Коуди ее поцеловал, она отнюдь не испытала отвращения. Скорее наоборот. Если уж быть честной до конца, это доставило ей такое наслаждение, что она уже готова была перейти последний рубеж. И это было хуже всего. Кэсси вспомнила, как изо всех сил старалась призвать на помощь возмущенный голос разума, только бы избавиться от искушения предаться блаженству, которое сулил ей поцелуй Коуди. Поддавшись этому искушению, она обречет себя на душевные муки: Кэсси понимала, что поступками Коуди движет только плотское желание…
— Итак, увидимся через несколько дней в моей конторе, — прервав ее смятенные мысли, сказал Уиллоуби. — Если у вас возникнут проблемы — а я уверен, что они могут возникнуть, — свяжитесь со мной раньше. Но дайте себе пару дней отдыха, чтобы немного отойти от шока.
И, выйдя из кабинета, адвокат закрыл за собой дверь.
— Ну чтоб меня разорвало! Ох, дерьмо! — воскликнул Коуди, падая в ближайшее кресло. — Я всего ожидал, но только не этого.
Кэсси молча кивнула головой.
Коуди испытующе посмотрел на девушку.
— Ты собираешься давать телеграмму Сэл о том, что не вернешься назад? — Заметив, что Кэсси сидит, понурив голову, он добавил: — Послушай, если ты сильно горюешь о своей прошлой жизни и… э-э… о друзьях мужского пола, то не переживай, все будет в порядке: я решил тебя выкупить.
Его слова моментально вывели Кэсси из оцепенения: — Вы-ку-пить меня?! Да что ты себе позволяв ешь? Мне не о ком беспокоиться в Сент-Луисе. Я там никому ничего не должна. Еще раз объясняю тебе: я работала у Сэл только из чувства благодарности. Она единственная предложила мне нормально оплачиваемую работу, когда я отчаянно нуждалась в деньгах. Никто не предлагал мне и половину того, что согласилась платить Сэл.
— Надо полагать! — ехидно протянул Коуди. — Знаешь, Кэсси, давай поговорим откровенно. Если ты собираешься оставаться на ранчо, то, надеюсь, будешь вести себя прилично. Если же ты вознамеришься вернуться к своей… э-э… профессии, не вздумай делать этого в Додже! Господь свидетель, я и сам не святой, но существуют некоторые вещи, которых я не потерплю.
Лицо Кэсси пошло красными пятнами.
— Ты прав, Коуди: ты отнюдь не святой. Полностью с тобой согласна. Но кроме того, ты настолько туп, что даже не в состоянии отличить правду от лжи, хоть эта правда и прямо перед твоими глазами. Ну да ладно, Однако, коль скоро ты уже начинаешь устанавливать правила, я предложу несколько и от себя.
Неожиданно Коуди широко улыбнулся, совершенно обескуражив Кэсси. Интересно, сможет ли она когда-нибудь противостоять этой улыбке, каждый раз сбивающей ее с толку?
— Продолжай, Кэсси.
По тому, как он растягивал слова и довольно поглядывал на нее, она поняла, что он и не подумает принять ее правила и тем более следовать им, как она ни старайся. Но раз уж начала, надо договорить.
— Во-первых, мне бы хотелось, чтобы ты наконец начал относиться к своим детям так, как положено отцу, — решительно сказала Кэсси.
Коуди удивленно посмотрел на нее.
— Во-вторых, ты должен держать свои руки подальше от меня. Я не желаю, чтобы ты ко мне приставал, — уже менее решительно продолжала девушка, старательно избегая взгляда Коуди, так как он выражал теперь не удивление, а нечто другое.
— Что-то я тебя не понимаю. Приставал? Аа-а, должно быть, ты имеешь в виду что-то вроде этого?
И прежде чем Кэсси сообразила, что он собирается делать, Коуди легко вскочил на ноги и с силой привлек ее к себе. Властно и нежно приподняв ее подбородок, он стал наклоняться к ней. Очень медленно его рот приблизился к ее губам, и Кэсси почувствовала его горячее дыхание. Кэсси вздрогнула, услышав какие-то странные звуки в его груди, и поняла, что он тихонько смеется.
Затем их губы встретились. Обжигающе. Жестко. Его язык требовательно проник внутрь и начал мучительно сладкую ласку; руки Коуди гладили се спину, ягодицы… Губы, уже однажды опьянившие Кэсси, снова повергли ее в водоворот неведомых прежде ощущений, память о которых оставила у нее смутную тоску… Когда Коуди выпустил ее из объятий, он все еще продолжал улыбаться.
Кэсси пришла в ярость. Какая же она слабохарактерная дура!
— Да, это именно то, что я имела в виду, Коуди Картер, и ты прекрасно об этом знаешь! — запинаясь, проговорила она.
Дрожащий голос делал ее слова малоубедительными.
— Конечно, конечно, малыш, раз ты требуешь, я больше не стану так поступать. Только не дай Бог я увижу, что ты кому-нибудь строишь глазки! Я уже говорил: если у тебя начнется жжение, которое ты не в силах будешь терпеть, обращайся прямо ко мне. Всегда готов тебе помочь.
И, небрежно махнув ей рукой, Коуди вышел за дверь.
— Самовлюбленный идиот! — крикнула Кэсси ему вслед.
Эми и Брэди шумно возились во дворе, когда разъяренный Уэйн выскочил из дома. Через его правое плечо свешивались набитые седельные сумки, а в левой он нес саквояж. Дети недоумевающе глядели, как он буквально ворвался в конюшню. Через несколько минут Уэйн вывел жеребца, вскочил в седло и сразу же послал коня в галоп.
Ослепленный злобой, Уэйн не заметил, что мчится прямо на играющих детей. Он был уже совсем близко, когда наконец увидел застывших на месте ребятишек, смертельно напуганных летящим на них огромным жеребцом. Грязно выругавшись, Уэйн изо всех сил натянул поводья, отчего бедное животное захрапело от боли и встало на дыбы. В воздухе всего в нескольких дюймах от Брэди и Эми мелькнули огромные копыта.
— Проклятые ублюдки! — завопил Уэйн, грозя им кулаком. — Если бы не ваш дерьмовый папаша, я бы оставался здесь хозяином! Чтоб вы все подохли!
Справившись с жеребцом, Уэйн снова пустил его в галоп и ускакал, как бешеный, оставив бледных от страха и ничего не понимающих Эми и Брэди на дороге.
Коуди вышел из дома как раз в тот момент, когда Уэйн, выскочив из конюшни, будто за ним гнались сто чертей, направил коня прямо на детей. Сердце Коуди подпрыгнуло в груди, когда он понял, что его взбесившийся братец вот-вот растопчет ребятишек. Коуди рванулся вперед. Ноги стали словно ватные, но он несся, почти не чувствуя их, и вдруг с ужасом осознал, что не успеет спасти детей. Но тут Уэйн натянул поводья, хрипящий жеребец взвился… Глаза Коуди застлала красная пелена… Когда он подбежал к детям, Уэйн был уже далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37