Каким-то чудом ей удалось смириться и привыкнуть к этому чувству. На протяжении восемнадцати лет она училась сдержанности, окружала свое сердце высокими, неприступными стенами.Но эти стены разлетелись вдребезги в тот же миг, едва она заглянула в глаза Александера Камерона и увидела в них знакомую боль и одиночество, рвущиеся наружу. Он тоже привык сдерживать в себе чувства, избегать проявлений мягкости и уязвимости, представляющих угрозу для независимости. Два гордых, упрямых человека... Неудивительно, что их пути в конце концов пересеклись. И неудивительно, что вскоре Александер доставил Кэтрин на борт «Кроншнепа», вычеркнув ее из своей жизни.Он дал слово, поклялся честью, что приедет за ней, когда угроза восстания минует, но Кэтрин в это не верилось. Несколько слов, произнесенных шепотом в холодную туманную ночь, не давали ни тепла, ни утешения, ни надежды. Кэтрин знала, что все было бы по-другому, если бы Александер доверился ей и увез ее в Ахнакарри.Но вместо этого ее отправили в Дерби, отослали к людям, до которых ей не было никакого дела, заставили надеяться и ждать дня, когда ее гордый муж-мятежник галопом примчится на вороном жеребце к воротам Роузвуд-Холла и потребует свою жену. Если он вообще приедет. Если захочет приехать. Если до сих пор дорожит ею. И если он выживет.Когда Кэтрин покидала Шотландию, клан Камеронов готовился к войне. Сотни членов клана отозвались на призыв – пылающие кресты, которые Дональд Камерон из Лохиэла разослал по всему Лохаберу. Сотни, тысячи горцев собирались под знаменем Стюарта, поднятым в Гленфиннане. Шотландцы готовились к восстанию, и Лохиэл вместе с братьями Александером и Арчибальдом должны были оказаться в первых рядах воинов, когда наступит время сражений.– А Алуин знает о твоих чувствах? – вдруг спросила Кэтрин, заставив Дейрдре вновь густо покраснеть.– Что, мистрис?– Ему известно, как ты к нему относишься? Ты уже призналась, что любишь его?Девушка мучительно краснела, и Кэтрин поняла, что признаться в любви к Алуину Дейрдре не решается даже самой себе.– Дейрдре, ступай к нему, – посоветовала Кэтрин. – Объясни ему все. Если понадобится, забудь о гордости... – Помедлив, она смущенно улыбнулась. – Похоже, это единственный способ затронуть сердце шотландца.– Но... мистер Маккейл...– Мистер Маккейл – такой же отчаянный и беспокойный человек, как мистер Камерон. Похоже, каждый день на рассвете они бросают вызов своей судьбе, а на закате радуются тому, что сумели победить ее. – И она добавила чуть тише: – Ты была права: эти приключения мы будем помнить до конца жизни. Так не упускай же лучшего из них! Иди к нему, Дейрдре! Если любишь его, так и скажи – другого шанса тебе может не представиться.. Дейрдре послушно направилась к двери, на пороге помедлила, оглянувшись на госпожу, и заметила, как печаль затуманила прежде ясные и блестящие глаза. Кэтрин была еще совсем молода и изумительно красива; несправедливо, что на ее долю выпало столько страданий. Поначалу Дейрдре недолюбливала Александера Камерона и Алуина Маккейла и не доверяла им. Шпионы, изменники, наемники, беглецы – да разве можно положиться на таких людей? Но несколько недель назад она увидела, как Кэтрин Эшбрук превратилась из капризной девушки в пылкую и самоотверженную женщину – и это благодаря отважному горцу. Дейрдре не сомневалась, что Кэтрин и Александер созданы друг для друга. Пожалуй, теперь пора признаться, что она, Дейрдре О'Ши, навсегда отдала свое сердце Алуину Маккейлу.Алуин переодевался в чистую сухую рубашку, когда услышал осторожный стук в дверь.– Дейрдре! Что случилось? Неужели...– Я пришла попрощаться с вами, сэр. Скорее всего утром мы покинем Блэкпул.На миг он растерялся, затем вспомнил о незастегнутой рубашке, поспешно запахнул ее на груди и начал заправлять в бриджи.– В таком случае не понимаю, что...– Все очень просто, – решительно перебила Дейрдре. – Я хотела избавить вас от необходимости выкраивать завтра одну-две минуты, чтобы попрощаться.Его руки замерли, серые глаза задумчиво сузились.– Вы... сердитесь?– Сержусь? – надменно переспросила Дейрдре, борясь с желанием убежать и спрятаться. – С какой стати?Алуин указал на стул:– Не хотите ли присесть?– Нет, благодарю. Не стану отнимать у вас драгоценное время.Он вздохнул, провел пятерней по волосам оттенка песка, стряхивая с них дождевые капли.– Сдается мне, мы опять вернулись к прежним беседам – тем самым, когда я убедился, что у вас на редкость острый язычок.– Можете насмехаться надо мной сколько угодно, сэр, но...– Уже второй раз.Дейрдре растерялась:– Что, простите?– За последние две минуты вы уже во второй раз назвали меня «сэр».– А как же еще мне обращаться к вам? В конце концов, я всего лишь служанка.Он усмехнулся:– Значит, вы опять за свое? Дейрдре О'Ши и мистер Маккейл? Непреодолимые преграды сословных различий и так далее, и тому подобное?– Но сословные различия все-таки существуют, – спокойно возразила она.– А я думал, мы решили забыть о них.– Мой отец был егерем, мать всю жизнь проработала судомойкой и, несмотря на тяжелый труд, родила тринадцать детей. – Гордость заставила ее впервые за весь разговор отвести глаза. – Вежливого обращения и великодушия слишком мало, чтобы я забыла о своем положении.– Вы обманываете себя, – отозвался Алуин. – И меня.– Нет. – Дейрдре покачала головой и посмотрела ему в глаза. – Мне нечего стыдиться. Я сама научилась читать и писать, и не для того, чтобы произвести на кого-нибудь впечатление. Мать вправе гордиться мной: я не из тех бесстыдниц, что перебираются из постели в постель, лишь бы заработать лишний грош. Я вполне довольна своим положением, у меня нет никакого желания плясать под дудку тех, кому взбрело в голову дать простому люду свободу.Усмешка Алуина стала шире.– Значит, вот чем я занимаюсь, по-вашему? Пытаюсь облегчить жизнь простолюдинам?Дейрдре вспыхнула и отвернулась. Сильные ладони придержали ее за плечи, помешав уйти.– Пустите меня! Я не желаю выслушивать насмешки!– Я не насмехаюсь над вами, Дейрдре, – заверил он, приблизив губы к ее уху. – Сказать по правде, я смеюсь над собой – как быстро я овладел искусством притворства! Видите, ли... – его пальцы сжались, он повернул девушку лицом к себе, – если вы судите о человеке по его происхождению, значит, я не стою даже волоса с вашей головы.– Я... не понимаю... – пробормотала Дейрдре, впившись в него взглядом горящих карих глаз.Алуин минуту помолчал, не зная, с чего начать.– Однажды вы сказали, что я поступил благородно, пожертвовав свободой, чтобы сопровождать в изгнании Алекса. Но мои побуждения не были благородны и бескорыстны, мисс О'Ши. Мы действительно выросли вместе, как сводные братья, но при этом Алекс оставался сыном вождя клана, а я – пятым сыном простого арендатора. Так вышло, что моя мать и мать Алекса родили сыновей в одну неделю, мать Алекса умерла, а моя стала кормилицей обоих младенцев. Поэтому я пользовался всеми привилегиями и удобствами сына джентльмена, а когда пришло время выбирать между роскошью и бегством на континент вместе с Алексом, я...– Но вы же беззаветно преданы мистеру Камерону и его семье.– Да, хвала Богу, это правда. Я готов отдать за них жизнь – больше мне нечем отплатить им за доброту.Дейрдре нахмурилась: – А я убеждена, что они ни в коем случае не потребовали бы подобных жертв. Они не пожелали бы даже слышать об этом.– О чем, мисс О'Ши? О том, что мне не суждено возвыситься, забыть о своем низком происхождении? О том, что я храню верность им только из... великодушия, свойственного католикам?Она широко раскрыла глаза и затаила дыхание. Алуин к месту припомнил ее собственные слова, доказывая, как нелепы ее опасения. Скользнув взглядом по его привлекательному лицу, она заметила, как оно медленно приближается. Ее пальцы разжались, легко коснулись его плеч, от невесомого прикосновения губ по телу Дейрдре прошла жаркая волна. Ей хватило отваги ответить на поцелуй, зазывно приоткрыть губы.Дрожь прошла по сильному, гибкому телу Алуина, но уже в следующий миг он отстранил Дейрдре так поспешно, словно боялся обжечься.– Что такое? – слабо пролепетала она. – Вы равнодушны ко мне?Его лицо на мгновение окаменело.– Равнодушен? К вам? Дейрдре, если бы вы только знали, как ошибаетесь!– Тогда... почему же вы остановились?– Потому что... – Он остановил жадный взгляд на ее влажных губах. – Потому что завтра я уезжаю. Я не вправе дать себе волю, пока я на это еще способен, – это было бы несправедливо по отношению к вам.Дейрдре попыталась шагнуть к нему, но он удержал ее на расстоянии вытянутых рук.– А разве справедливо будет просто попрощаться и уехать, оставив меня теряться в догадках, сгорать от желания, мечтать о несбыточном?– Дейрдре...– Алуин, я ничего не боюсь. Вы добрый, порядочный человек... меня страшит только ваше равнодушие. И потом... – она слабо улыбнулась, – вы только что произнесли на редкость пылкую речь. Неужели вы выставите меня за дверь?Алуин неловко поднял руку и отвел темную прядь волос с ее щеки.– Я больше всего боялся, что вами движет чувство благодарности и долга. Я думал... Черт! Мне казалось, что, избегая вас, я сумею доказать, что хочу не просто... не только...– Вам принадлежит все, – прошептала она, – мое сердце и душа, которые я отдаю вам охотно и с любовью.– Дейрдре... – Он опять осекся, страсть боролась в его душе со здравым смыслом. – Будь у нас побольше времени...– Но у нас его нет. Есть только этот вечер, и если вы не готовы пожертвовать своим душевным покоем ради меня, значит, все ваши слова были всего лишь словами.Она попыталась высвободиться, но Алуин удержал ее, медленно привлек к себе и прижался губами к мягким темным завиткам на виске. Эта ласка, как и прикосновение его рук, была нежной и осторожной, несмотря на нетерпение и страсть, подстегивающие его.– Порой мне кажется, – прошептал он, – что нам не хватило бы и сотни лет.Дейрдре просунула ладони под его рубашку.– Значит, мы должны ловить каждую минуту, верно?Приглушенно застонав, Алуин подхватил ее на руки и унес в постель. Глава 1 Дерби, сентябрь 1745 года Наклонив изящную белокурую головку, Кэтрин Эшбрук Монтгомери осторожно промокнула кружевным платочком влагу, которой упрямо наливались ее глаза. Никто в переполненной церкви не замечал этого, а если и видел ее слипшиеся от слез ресницы, то лишь понимающе улыбался. Девушка расплакалась на свадьбе брата и лучшей подруги – что же в этом странного? С другой стороны, краткость помолвки и поспешное назначение дня свадебной церемонии дали обильную пищу для размышлений и досужих языков.Несмотря на скандальные обстоятельства свадьбы, Гарриет Чалмерс лучилась счастьем. Ее наряд из серебристо-кремового атласа, принадлежавший когда-то ее матери, украшали многочисленные оборки и фестоны из нежного брабантского кружева. Только редкостно зоркий глаз мог бы заметить чересчур высоко подтянутые обручи кринолина, приподнимающие стеганые нижние юбки у самой талии. Только благочестивые, чопорные матроны в жестких платьях блеклых цветов недовольно покачивали головами, видя яркий румянец на бледных щеках Гарриет, лишь они многозначительно усмехались, замечая, что она не спускает взгляда ореховых глаз с лица жениха.Кэтрин знала Гарриет всю жизнь, все восемнадцать лет, помнила, как много выстрадала ее подруга, но не от этого слезы то и дело затуманивали ее голубые глаза с фиалковым оттенком. Более внимательный наблюдатель сообразил бы, что Кэтрин отдалась воспоминаниям, не имеющим никакого отношения к свадьбе Гарриет.– ...взять эту женщину в жены...Эти слова доносились до Кэтрин откуда-то издалека. Она устремила взгляд на огромный витраж над алтарем. Сквозь разноцветные стекла в помещение вливались красные, желтые, синие, зеленые лучи. Пылинки медленно оседали в них; казалось, будто новобрачные, почтительно склонившие головы перед священником, озарены неземным сиянием. В воздухе витал аромат духов. Гости деликатно покашливали, иногда перешептывались, но поспешно умолкали под возмущенными взглядами соседей. Священник благоговейно читал проповедь, и Кэтрин невольно засмотрелась на его длинные, костлявые пальцы, гадая, почему ей кажется, будто они движутся в воде, а не в воздухе.– ...объявляю вас мужем и женой.Демиен и Гарриет выпрямились и улыбнулись друг другу, купаясь в сиянии любви. Гости зашевелились, зашушукались, принялись оправлять смятые юбки и воротнички. Через несколько минут им предстояло покинуть церковь и пройти вслед за новобрачными по залитой солнцем дорожке к экипажам, ждущим, чтобы отвезти их в поместье Чалмерсов. Чтобы отпраздновать свадьбу единственной дочери, Уилберт Чалмерс не пожалел денег на угощение, музыкантов и украшения. Молодая пара должна была провести ночь в поместье, а утром отправиться в Лондон, чтобы вкусить радостей медового месяца, прежде чем долг призовет Демиена на службу.А у нее все вышло по-другому, с горечью думала Кэтрин. Обменявшись краткими сухими клятвами в библиотеке, они с Александером разошлись укладывать вещи, готовясь к поспешному и тайному отъезду из Роузвуд-Холла. Две «медовых» недели стали испытанием на выносливость: Кэтрин провела их в тесном, душном экипаже, трясущемся на ухабах военных дорог, не предназначенных для колес элегантных карет. Ей пришлось не только холодеть от страха при столкновениях с дозорными отрядами, но и ссориться с мужем, который явно решил усугубить ее мучения.– Кэтрин! Кэтрин, это было чудесно! – Новоиспеченная миссис Демиен Эшбрук метнулась к подруге, словно легкокрылая бабочка, в вихре юбок и атласных лент головного убора. Сияя от счастья, она порывисто схватила Кэтрин за руки и понизила голос, едва шевеля губами: – Ты видела, как я чуть не лишилась чувств, когда священник завел речь о супружеском долге и материнстве? Мне казалось, что все взгляды устремились на меня, все присутствующие разом зашептались.– Если они и глазели, то лишь потому, что завидовали тебе, – заверила Кэтрин. – Пусть шушукаются сколько пожелают. Эти старые коровы никак не могут простить тебе того, что ты завладела сердцем самого достойного холостяка Англии.Последние слова были произнесены с заговорщицкой улыбкой. К подругам приблизился Демиен. Обняв и поцеловав сестру, он извлек из кармана белого атласного жилета пять сверкающих золотых соверенов.– Теперь никто не скажет, что Эшбрук не платит долги чести, – заявил он, протягивая монеты Кэтрин. – Какими бы сомнительными ни были эти долги!Кэтрин и Гарриет переглянулись.– Должно быть, он платит за потерянную свободу, – без обиняков предположила Кэтрин. – Насколько я помню, он поклялся остаться холостяком до сорока лет.– До тридцати, – поправил Демиен. – И поскольку тридцать мне стукнет через полгода, я почти сдержал клятву. И все-таки ты первая предсказала, что я вскоре расстанусь с холостяцкой жизнью, и поставила пять золотых соверенов. Дорогая Китти, я с радостью признаю твою победу и плачу проигрыш!Не обращая внимания на удивленно поднятые брови гостей, Демиен обнял Гарриет за талию и притянул к себе. От пылкого поцелуя новобрачная раскраснелась так, что сквозь слой рисовой пудры на ее носу проступила россыпь веснушек.Ласковый упрек Гарриет и добродушное извинение Демиена не могли не вызвать у Кэтрин улыбку. Их радость была неподдельна, любовь друг к другу – открыта, бесхитростна, лишена оттенка сомнений и колебаний. И по характеру они подходили друг другу. Застенчивая, скромная Гарриет была предана Демиену всей душой, а сильный, выносливый, заботливый и внимательный Демиен был готов свернуть горы ради своей жены. Замашки лорда Эшбрука он не унаследовал. Демиен уже перебесился, отдал дань безумствам ранней молодости; он был стройным и привлекательным, умел подолгу поддерживать витиеватые учтивые беседы. Ходили слухи, что у него были любовницы в Лондоне и в Ковентри, но Кэтрин знала, что он забыл об обеих в тот же миг, как только обнаружил, что Гарриет Чалмерс уже не прежняя веснушчатая девчушка с косичками, в передничке и панталончиках с оборочками.Брак пойдет ему на пользу, думала Кэтрин. Как и рождение ребенка.Она перевела взгляд на пять золотых монет, блестящих на фоне серой лайковой перчатки, и вспомнила вторую часть пари: она поклялась заставить Гамильтона Гарнера сделать ей предложение, прежде чем ей исполнится девятнадцать. Выиграла ли она, если вышла замуж годом раньше, но совсем за другого человека?Улыбаясь, она вложила монеты в ладонь Гарриет.– Это моему племяннику, – прошептала она, – или племяннице... как распорядится судьба.– Судьба тут ни при чем, – решительно заявил Демиен. – Я уже решил, что у нас будет трое сыновей и три дочери – именно в таком порядке, и не иначе.– Вот как? – усмехнулась Кэтрин. – А если Господь одарит тебя только дочерями?– Тогда мы назовем их всех в честь моей сестры и будем надеяться, что они разобьют множество сердец!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49