Разберись со всем. До мельчайших подробностей. Нам нужен полный отчет. И каждый вывод необходимо подкреплять доказательствами.
— Вы кое о чем забыли.
— О чем я забыл? — Френк бросил взгляд на ширинку.
— Мой расходный счет.
— Мы понимаем, что без расходов не обойтись.
— Да, но я представлю очень детальный расходный счет.
— Для редакции это будет внове.
— Внесу в него все позиции. Напишу, сколько я потратил в «Дружеских услугах» и на что именно.
— Расходный счет ни у кого не вызывает вопросов, если представленный материал стоит затраченных на него денег.
— Френк, я напишу порнографический расходный счет.
Френк открыл дверь в коридор.
— Может, мы опубликуем и его.
— А что скажет издатель?
Выходя из мужского туалета, Френк обернулся.
— Догадайся сам, парень.
Глава 11
— Чтоб мне так жить, — проворковала Красавица в широкополой шляпе, — вы, должно быть, Флетчер.
Стоя в дверях ее маленького кабинета, Флетч нахмурился.
— Почему вы так решили?
— Ваш костюм, дорогой, ваш костюм, — Амелия Шарклифф, ведущая в «Ньюс трибюн» колонку светской хроники, без бюстгальтера, сидела за компьютером. Улыбка ее прежде всего говорила о том, что не далее как десять секунд тому назад обожаемую Амелию пригласили на вечеринку. И действительно, ее постоянно куда-то приглашали. Все хотели видеть ее у себя. Для некоторых светские приемы составляли суть жизни. А каждый или каждая из них мечтал увидеть хотя бы одно или два предложения о своей вечеринке в колонке Амелии. — Я так много слышала о вас, о вашем возбуждающем наряде…
— Возбуждающем? — Флетч посмотрел на костюм Хайбека.
— Уж не хотите ли вы сказать, будто не знаете, что делаете? Это же гениально. Ни один модельер до этого не додумался.
— Гениально?
— Флетчер, дорогой, посмотрите, как вы одеты, — Амелия оглядела Флетча с головы до ног, не выпуская при этом из поля зрения телефонный аппарат. — Этот серый деловой костюм мал вам как минимум на три размера. Вам, разумеется, это известно?
— Да, раз или два мне говорили об этом.
— Брюки до колен, рукава едва прикрывают локти, в талии можно убрать пару ярдов.
— В нем не запаришься, не так ли?
— Это точно. Основополагающий принцип моды, дорогой мой, если вы прислушаетесь к старушке Амелии, хотя это и не обязательно, состоит в том, чтобы носить одежду, вызывающую у других людей желание снять ее с вас.
— И мне это удалось?
— С блеском. Сразу видно, сколь неудобно вам в этом костюме.
— Так оно и есть.
— Достаточно одного взгляда, чтобы возникло неодолимое желание сорвать с вас этот костюм.
— Но сначала надо выключить кондиционер, не правда ли?
— И вы поощряете это желание. Пиджак и рубашка вам узки в груди и плечах. Пуговицы держатся на последнем издыхании. Ваше тело буквально рвется из одежды.
— Значит, я оказался на гребне моды?
— Так оригинально. Как вы называете этот стиль?
Флетч пожал плечами.
— Заимствованный.
— Заимствованный. — Пальчики Амелии забегали по клавиатуре. На дисплее высветилось несколько слов. — Я это использую.
— Вы слышали о галифе?
— Что именно?
— Они вот-вот войдут в моду. Бутик Сесилии готов предложить их всем желающим.
— Галифе, дорогой, давным-давно вышли из моды.
— Однако.
Амелия в какой уж раз глянула на телефон.
— А теперь скажите мне, чем я обязана вашему визиту, не считая, разумеется, стремления познакомить меня с тенденциями молодежной моды?
— Хайбек. Дональд Эдвин. Еще не начал собирать о нем материал, но надеюсь, что вы укажете мне, в каком направлении двигаться.
Амелия потупила взор.
— Вы имеете в виду нечистоплотного криминального адвоката, которого этим утром застрелили на нашей автостоянке?
— Совершенно верно.
— Дорогой, он не имеет ни малейшего отношения к светскому обществу. Такого, как Дональд Эдвин Хайбек, могут застрелить где угодно, что, собственно, и произошло.
— Но он вроде бы намеревался пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею.
Амелия Шарклифф заговорила после долгой паузы.
— У меня сложилось впечатление, что этот материал готовит Бифф Уилсон.
— Да, конечно, — кивнул Флетч. — Я лишь исследую социальные аспекты случившегося.
— Социальные аспекты убийства? А разве есть иные?
— Вы же знаете, пять миллионов долларов.
— Он действительно отдал пять миллионов долларов художественному музею?
— Как раз сегодня собирался объявить об этом.
— Что ж, людям свойственна благотворительность.
— Вы говорите, что Хайбек не принимал активного участия в жизни светского общества?
— Разумеется, существование таких, как Хайбек, ни для кого не составляет тайны. Их знают, но, как бы это сказать… предпочитают общаться с ними лишь по телефону, да и то в исключительных случаях. Допустим, если кто-то ночью застрелит чьего-то мужа, приняв его за чьего-то любовника, а потом пожелает оправдаться тем, что стрелял в ночного грабителя, для этого нужно кому-то позвонить, не так ли?
— Полагаю, что да.
— Конечно, таких людей надо знать достаточно хорошо, но регулярно приглашать их на обед? Нет. Их присутствие может вызвать у мужа определенные мысли.
— Да уж.
— Хайбекам этого мира доверять нельзя. В конце концов, нанимая такого Хайбека, мы хотим, чтобы он лгал за нас. Именно для этого, не так ли? Ложью Хайбеки зарабатывают на жизнь. Но разве мы хотим, чтобы Хайбеки лгали нам, за нашими обеденными столами? Или, что более важно, разве мы хотим, чтобы они лгали другим людям о том, что говорилось за нашими обеденными столами?
— С этим вроде бы все ясно, — кивнул Флетч. — А сколь богат был Хайбек? Мог он пожертвовать пять миллионов?
— Понятия не имею. Возможно. Он постоянно участвовал в самых громких процессах. Хотя для меня остается загадкой, каким образом криминальным адвокатам удается взыскивать гонорары с преступников. Наверное, тут есть какая-то хитрость.
— Можете в этом не сомневаться, — заверил Амелию Флетч.
— Его партнер, Харрисон, специалист по разводам. Эти личности занимаются юриспруденцией не для того, чтобы вершить правосудие или просто зарабатывать на жизнь.
— А как насчет миссис Хайбек? Меня удивило…
— Ничего сказать не могу. Даже не знаю, существует ли миссис Хайбек. Придется прочитать утром статью Биффа Уилсона. Как я и говорила, Хайбеки этого мира не блистают в светском обществе.
— Амелия, этим утром я побывал в доме Хайбека. Признаю, я провел там лишь несколько минут, но не заметил ни картин, ни иных произведений искусства, которые заставили бы меня ахнуть.
— Вы разбираетесь в живописи?
— Немного.
— Естественно, разбираетесь. Я могла бы и не спрашивать. Этот костюм! Только знатоки живописи могут так одеваться.
— Почему человек, не блещущий в обществе, не интересующийся искусством, вдруг принимает решение пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею?
— Я полагаю, что найти логичное объяснение подобным широким жестам невозможно.
— Что он хотел получить взамен?
— Респектабельность? Лучшего ответа у меня, пожалуй, нет. Возьмем этого человека, Хайбека, который для общества что бумажная салфетка, необходимая на случай насморка, или, точнее, дорогая проститутка, которую выбирают, используют по назначению и выпроваживают за дверь, не приглашая более в дом. Он стареет. О, нет, процесс старения прервался сегодня утром. Может у такого человека возникнуть желание выкрикнуть: «Эй! Я ничем не хуже вас! Я тоже могу расстаться с пятью миллионами долларов!?»
— И тогда светское общество примет его в свои ряды?
— Нет. Особенно, если общество знает, что других пяти миллионов у него нет. Но себе он сделает приятное.
— Как интересно!
— Со мной всегда интересно. Это моя работа, знаете ли. — Очередной взгляд на телефон. Отсутствие звонков явно нервировало Амелию.
— Понятно, — Флетч попятился к двери. — Энн Макгаррахэн и Бифф Уилсон были женаты?
— Да, — кивнула Амелия. — Давным-давно. Одна из самых неудачных пар. Их совместная жизнь продолжалась от силы три недели двадцать лет тому назад. А с чего вы спрашиваете?
— Что произошло?
— Кто знает, что происходит между супругами, если речь не идет о своей семье? Я бы ответила так: эта добрая интеллигентная женщина неожиданно для себя обнаружила, что вышла замуж за грубого, неотесанного мужлана.
— Фу! Как хорошо, что я вас не спрашивал.
— Но вы спросили. В журналистике, мистер Флетчер, приходится называть вещи своими именами.
— Энн выходила замуж второй раз?
— Да, но он уже умер. Сейчас она свободна. Если вас заинтересовала Энн Макгаррахэн, которая по возрасту годится вам в матери, смею я надеяться, что вы удостоите своим вниманием и меня?
— А Бифф Уилсон?
— Страшно подумать, но вроде бы существует суккуб, который зовется его женой. Имя ее Аврора. А теперь, если у вас нет других дел, кроме скользких адвокатов и модных галифе…
— Признаюсь, есть.
— Выкладывайте.
— Я женюсь в субботу.
— На ком?
— На Барбаре Ролтон.
— Никогда о ней не слышала.
— Она продает галифе. У Сесилии.
— Я могла бы догадаться. Дорогой, на следующей неделе Стенуики дают ежегодный благотворительный бал в пользу симфонического оркестра, и мне необходимо выяснить, какого цвета у Джоан будут скатерти. Вы, часом, не знаете?
— Я? Я даже не знаю, кто такие Стенуики.
Глава 12
— Эй, что вы делаете за моим столом?
— Извините, пришлось воспользоваться вашим компьютером.
— После вас он, наверное, взбесится, — Клифтон Вольф, редактор отдела религиозных отношений, через плечо Флетча посмотрел на дисплей. — «Хайбек», — прочел он вслух название файла. — Теперь вы пашете на Биффа Уилсона?
— Мы все работаем на одну газету.
— Черта с два. Я работаю ради своего квадратного дюйма, вы — ради своего, а Бифф Уилсон — ради своей полосы. Квадратного фута. Если вам не поручали подготовку этого материала, нечего совать нос в чужие дела.
Флетч выключил компьютер.
— Я из любопытства.
— Любопытство не доведет вас до добра. Освободите мой стул.
— У меня нет своего компьютера. — Флетч поднялся, собрал исписанные листки.
— Мы все гадали, почему вас вообще взяли на работу. Теперь мы это знаем: чтобы писать репортажи из борделя. Я не хочу, чтобы на моем стуле сидел завсегдатай борделей.
— Я там еще не побывал. Жду маминого разрешения.
— Кто знает, что вы оттуда можете принести. Эл! — закричал он через зал городских новостей другому репортеру. — Вызови дезинфекцию. Флетчер сидел на моем стуле и прикасался к клавиатуре моего компьютера.
— Готов спорить, вам бы понравилось это задание. Но вас посылают только в церковь.
— Вон!
— Вы знаете поэта Тома Фарлайфа?
С первых дней пребывания в редакции у Флетча создалось впечатление, что журналисты, возможно, подсознательно одеваются как люди, о которых они пишут. Отдел бизнеса всегда ходил в строгих деловых костюмах, отдел светской хроники — в туалетах для пикника, в отделе спорта отдавали предпочтение белым носкам и пиджакам в клетку.
И мысленно они отождествляли себя с героями своих статей. Пишущие о бизнесе полагали, что все можно объяснить деньгами, прибылями и убытками. У репортеров светской хроники жизнь выглядела куда сложнее. Они уделяли массу места интригам «старых» денег и козням «новых», показывали читателю отличие между привлекательностью и красотой, стилем и показухой. Спортивные обозреватели не вдавались в такие тонкости, предпочитая простые понятия: победа или поражение, новички против ветеранов и, разумеется, последняя схватка, она же самая трудная.
С Мортоном Рикмерзом, редактором отдела книг, Флетч столкнулся в темном коридоре. В толстых очках, при галстуке, в твидовом пиджаке, Рикмерз более всего напоминал маститого писателя. По его книжным обзорам чувствовалось, что он любит людей и истории, героями которых они являются, любит слова и тех, кто умеет приставлять их друг к другу, и почитает книгу высшим достижением человеческой цивилизации.
Зачастую его рецензии читались куда с большим интересом, чем книги, о которых в них шла речь.
— А вы встречались с Томом Фарлайфом? — задал ответный вопрос Мортон.
— Нет.
— Возможно, мне хотелось бы встретиться с ним, — промурлыкал Мортон. — А может, и нет.
— Я только слышал о нем.
— Во-первых, мне хотелось бы знать, почему вы так одеты? — полюбопытствовал Мортон.
Флетч вытянулся в струнку, прижал руки к бокам.
— Мне поручена статья об эскорт-услугах. Такой ответ вас устроит?
— Понятно. Стараетесь выдать себя за приезжего бизнесмена? Вы больше похожи на жертву ограбления, которой пришлось позаимствовать чужую одежду.
— Вы почти угадали. Утром я лишился своей одежды, и мне не оставалось ничего иного, как нацепить на себя этот костюм.
Мортон улыбнулся.
— Я уверен, что за исчезновением вашей одежды стоит занятная история.
— Пожалуй, что нет.
— Прошло уже много лет, как я терял одежду. Впрочем, не помню, терял ли я ее вообще.
— Вполне возможно. Это так просто.
— Мог бы получиться интересный рассказец. «Как я потерял свою одежду?» Как раз в стиле Ринга Ларднера.
— Том Фарлайф живет здесь, не так ли?
— Да. Преподает в местном университете. Он поэт, а потому его определили на кафедру английской литературы, хотя ему бы учить музыке, может, математике.
— Он — зять Дональда Хайбека?
— Как интересно. Понятия не имею. Вы говорите о человеке, которого этим утром застрелили на автостоянке?
— Да.
— Потрясающе.
— Что-что?
— Вы не читали стихи Фарлайфа?
— Не припоминаю.
— Редко кто их читал. Но, если б прочли, обязательно запомнили бы. Он пишет, как мы говорим, поэзию насилия. Лучшее его стихотворение называется «Нож. Кровь». Издатель дал это название книге его избранных произведений. Кажется, у меня в кабинете есть один экземпляр. Пойдемте со мной.
В светлом, уставленном стеллажами с книгами кабинете Мортон снял с полки тонкий томик и протянул Флетчу.
— Вот вам «Нож. Кровь». Можете подержать его у себя.
На обложке нож глубоко вонзился в человеческое тело. Кровь обагрила кожу и оставила пятно на белой простыне.
— Это книга стихов? — изумился Флетч. — Больше похоже на старомодный детектив.
— Поэзия эта необычная. Без сентиментальности.
— Спасибо за книгу.
— Чтение идет только на пользу, — Мортон улыбнулся. — Расширяет кругозор.
— Полагаю, вы лично никогда не сталкивались с Дональдом Хайбеком? — спросил Флетч, перелистывая книгу.
— К сожалению, сталкивался, — Мортон сложил руки на груди и отвернулся от Флетча. — Сын моей сестры угнал автомобиль и сбил человека. Случилось это достаточно давно. Алкогольное опьянение, кража чужого имущества, убийство, и все это в восемнадцать лет.
— Я искренне вам сочувствую.
— Ужасная история. Обычный мальчик, в меру раздраженный, недовольный жизнью, родителями, в одну ночь полностью потерял контроль над собой, — Мортон говорил, по-прежнему стоя спиной к Флетчу. — Мы наняли Дональда Хайбека. Как я понимаю, к нему обращаются, когда другого выхода не остается.
— За любую цену?
— Да. За любую цену.
— И что произошло с мальчиком?
— Обвинение в алкогольном опьянении сняли сразу же. Хайбек доказал, что полиция допустила нарушения при взятии анализа крови на содержание алкоголя. Обвинение в угоне сменилось использованием автомобиля без разрешения владельца. Подозреваю, Хайбек подкупил хозяина автомобиля, чтобы тот сказал, что знаком с мальчиком и этот угон — недоразумение. А вину за убийство переложили на изготовителей автомобиля. Как оказалось, у этой модели и раньше отмечались какие-то дефекты в конструкции рулевого привода, — Мортон вздохнул. — Мой племянник получил три месяца условно, не проведя за решеткой ни одного дня.
— Странно, что его еще не признали «Лучшим гражданином месяца».
Мортон повернулся к Флетчу.
— Нам до сих пор стыдно. Когда процесс закончился, моя сестра и я ощутили себя преступниками, словно не мой племянник, а мы преступили закон.
— Наняв Хайбека?
— Я думаю, способствовав попранию справедливости. Условный срок не сломал моему племяннику жизнь. Теперь он учительствует в Сан-Диего, женат, у него трое детей. Но, вы понимаете, я не могу думать о нем, не испытывая чувства вины.
— Хайбек оставил вашу сестру без гроша?
— Практически да. Ей пришлось продать новый дом, второй автомобиль, снять все свои сбережения и даже принять мою помощь.
— И что вы подумали сегодня утром, узнав, что Хайбек убит?
— Я думаю об этом весь день. Когда постоянно ходишь по лезвию ножа… — Мортон тяжело вздохнул. — Я вижу душу Хайбека, спешащую покинуть тело, чтобы защитить в суде того, кто его убил…
— Разумеется, за деньги.
— Да. Ради денег он превращал закон в посмешище. Можно презирать его за это. Можно ненавидеть. Но, когда решалась судьба Билли, мы заплатили деньги с радостью. Эти деньги позволили не ломать ему жизнь, дали второй шанс, которым он, к счастью, воспользовался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Вы кое о чем забыли.
— О чем я забыл? — Френк бросил взгляд на ширинку.
— Мой расходный счет.
— Мы понимаем, что без расходов не обойтись.
— Да, но я представлю очень детальный расходный счет.
— Для редакции это будет внове.
— Внесу в него все позиции. Напишу, сколько я потратил в «Дружеских услугах» и на что именно.
— Расходный счет ни у кого не вызывает вопросов, если представленный материал стоит затраченных на него денег.
— Френк, я напишу порнографический расходный счет.
Френк открыл дверь в коридор.
— Может, мы опубликуем и его.
— А что скажет издатель?
Выходя из мужского туалета, Френк обернулся.
— Догадайся сам, парень.
Глава 11
— Чтоб мне так жить, — проворковала Красавица в широкополой шляпе, — вы, должно быть, Флетчер.
Стоя в дверях ее маленького кабинета, Флетч нахмурился.
— Почему вы так решили?
— Ваш костюм, дорогой, ваш костюм, — Амелия Шарклифф, ведущая в «Ньюс трибюн» колонку светской хроники, без бюстгальтера, сидела за компьютером. Улыбка ее прежде всего говорила о том, что не далее как десять секунд тому назад обожаемую Амелию пригласили на вечеринку. И действительно, ее постоянно куда-то приглашали. Все хотели видеть ее у себя. Для некоторых светские приемы составляли суть жизни. А каждый или каждая из них мечтал увидеть хотя бы одно или два предложения о своей вечеринке в колонке Амелии. — Я так много слышала о вас, о вашем возбуждающем наряде…
— Возбуждающем? — Флетч посмотрел на костюм Хайбека.
— Уж не хотите ли вы сказать, будто не знаете, что делаете? Это же гениально. Ни один модельер до этого не додумался.
— Гениально?
— Флетчер, дорогой, посмотрите, как вы одеты, — Амелия оглядела Флетча с головы до ног, не выпуская при этом из поля зрения телефонный аппарат. — Этот серый деловой костюм мал вам как минимум на три размера. Вам, разумеется, это известно?
— Да, раз или два мне говорили об этом.
— Брюки до колен, рукава едва прикрывают локти, в талии можно убрать пару ярдов.
— В нем не запаришься, не так ли?
— Это точно. Основополагающий принцип моды, дорогой мой, если вы прислушаетесь к старушке Амелии, хотя это и не обязательно, состоит в том, чтобы носить одежду, вызывающую у других людей желание снять ее с вас.
— И мне это удалось?
— С блеском. Сразу видно, сколь неудобно вам в этом костюме.
— Так оно и есть.
— Достаточно одного взгляда, чтобы возникло неодолимое желание сорвать с вас этот костюм.
— Но сначала надо выключить кондиционер, не правда ли?
— И вы поощряете это желание. Пиджак и рубашка вам узки в груди и плечах. Пуговицы держатся на последнем издыхании. Ваше тело буквально рвется из одежды.
— Значит, я оказался на гребне моды?
— Так оригинально. Как вы называете этот стиль?
Флетч пожал плечами.
— Заимствованный.
— Заимствованный. — Пальчики Амелии забегали по клавиатуре. На дисплее высветилось несколько слов. — Я это использую.
— Вы слышали о галифе?
— Что именно?
— Они вот-вот войдут в моду. Бутик Сесилии готов предложить их всем желающим.
— Галифе, дорогой, давным-давно вышли из моды.
— Однако.
Амелия в какой уж раз глянула на телефон.
— А теперь скажите мне, чем я обязана вашему визиту, не считая, разумеется, стремления познакомить меня с тенденциями молодежной моды?
— Хайбек. Дональд Эдвин. Еще не начал собирать о нем материал, но надеюсь, что вы укажете мне, в каком направлении двигаться.
Амелия потупила взор.
— Вы имеете в виду нечистоплотного криминального адвоката, которого этим утром застрелили на нашей автостоянке?
— Совершенно верно.
— Дорогой, он не имеет ни малейшего отношения к светскому обществу. Такого, как Дональд Эдвин Хайбек, могут застрелить где угодно, что, собственно, и произошло.
— Но он вроде бы намеревался пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею.
Амелия Шарклифф заговорила после долгой паузы.
— У меня сложилось впечатление, что этот материал готовит Бифф Уилсон.
— Да, конечно, — кивнул Флетч. — Я лишь исследую социальные аспекты случившегося.
— Социальные аспекты убийства? А разве есть иные?
— Вы же знаете, пять миллионов долларов.
— Он действительно отдал пять миллионов долларов художественному музею?
— Как раз сегодня собирался объявить об этом.
— Что ж, людям свойственна благотворительность.
— Вы говорите, что Хайбек не принимал активного участия в жизни светского общества?
— Разумеется, существование таких, как Хайбек, ни для кого не составляет тайны. Их знают, но, как бы это сказать… предпочитают общаться с ними лишь по телефону, да и то в исключительных случаях. Допустим, если кто-то ночью застрелит чьего-то мужа, приняв его за чьего-то любовника, а потом пожелает оправдаться тем, что стрелял в ночного грабителя, для этого нужно кому-то позвонить, не так ли?
— Полагаю, что да.
— Конечно, таких людей надо знать достаточно хорошо, но регулярно приглашать их на обед? Нет. Их присутствие может вызвать у мужа определенные мысли.
— Да уж.
— Хайбекам этого мира доверять нельзя. В конце концов, нанимая такого Хайбека, мы хотим, чтобы он лгал за нас. Именно для этого, не так ли? Ложью Хайбеки зарабатывают на жизнь. Но разве мы хотим, чтобы Хайбеки лгали нам, за нашими обеденными столами? Или, что более важно, разве мы хотим, чтобы они лгали другим людям о том, что говорилось за нашими обеденными столами?
— С этим вроде бы все ясно, — кивнул Флетч. — А сколь богат был Хайбек? Мог он пожертвовать пять миллионов?
— Понятия не имею. Возможно. Он постоянно участвовал в самых громких процессах. Хотя для меня остается загадкой, каким образом криминальным адвокатам удается взыскивать гонорары с преступников. Наверное, тут есть какая-то хитрость.
— Можете в этом не сомневаться, — заверил Амелию Флетч.
— Его партнер, Харрисон, специалист по разводам. Эти личности занимаются юриспруденцией не для того, чтобы вершить правосудие или просто зарабатывать на жизнь.
— А как насчет миссис Хайбек? Меня удивило…
— Ничего сказать не могу. Даже не знаю, существует ли миссис Хайбек. Придется прочитать утром статью Биффа Уилсона. Как я и говорила, Хайбеки этого мира не блистают в светском обществе.
— Амелия, этим утром я побывал в доме Хайбека. Признаю, я провел там лишь несколько минут, но не заметил ни картин, ни иных произведений искусства, которые заставили бы меня ахнуть.
— Вы разбираетесь в живописи?
— Немного.
— Естественно, разбираетесь. Я могла бы и не спрашивать. Этот костюм! Только знатоки живописи могут так одеваться.
— Почему человек, не блещущий в обществе, не интересующийся искусством, вдруг принимает решение пожертвовать пять миллионов долларов художественному музею?
— Я полагаю, что найти логичное объяснение подобным широким жестам невозможно.
— Что он хотел получить взамен?
— Респектабельность? Лучшего ответа у меня, пожалуй, нет. Возьмем этого человека, Хайбека, который для общества что бумажная салфетка, необходимая на случай насморка, или, точнее, дорогая проститутка, которую выбирают, используют по назначению и выпроваживают за дверь, не приглашая более в дом. Он стареет. О, нет, процесс старения прервался сегодня утром. Может у такого человека возникнуть желание выкрикнуть: «Эй! Я ничем не хуже вас! Я тоже могу расстаться с пятью миллионами долларов!?»
— И тогда светское общество примет его в свои ряды?
— Нет. Особенно, если общество знает, что других пяти миллионов у него нет. Но себе он сделает приятное.
— Как интересно!
— Со мной всегда интересно. Это моя работа, знаете ли. — Очередной взгляд на телефон. Отсутствие звонков явно нервировало Амелию.
— Понятно, — Флетч попятился к двери. — Энн Макгаррахэн и Бифф Уилсон были женаты?
— Да, — кивнула Амелия. — Давным-давно. Одна из самых неудачных пар. Их совместная жизнь продолжалась от силы три недели двадцать лет тому назад. А с чего вы спрашиваете?
— Что произошло?
— Кто знает, что происходит между супругами, если речь не идет о своей семье? Я бы ответила так: эта добрая интеллигентная женщина неожиданно для себя обнаружила, что вышла замуж за грубого, неотесанного мужлана.
— Фу! Как хорошо, что я вас не спрашивал.
— Но вы спросили. В журналистике, мистер Флетчер, приходится называть вещи своими именами.
— Энн выходила замуж второй раз?
— Да, но он уже умер. Сейчас она свободна. Если вас заинтересовала Энн Макгаррахэн, которая по возрасту годится вам в матери, смею я надеяться, что вы удостоите своим вниманием и меня?
— А Бифф Уилсон?
— Страшно подумать, но вроде бы существует суккуб, который зовется его женой. Имя ее Аврора. А теперь, если у вас нет других дел, кроме скользких адвокатов и модных галифе…
— Признаюсь, есть.
— Выкладывайте.
— Я женюсь в субботу.
— На ком?
— На Барбаре Ролтон.
— Никогда о ней не слышала.
— Она продает галифе. У Сесилии.
— Я могла бы догадаться. Дорогой, на следующей неделе Стенуики дают ежегодный благотворительный бал в пользу симфонического оркестра, и мне необходимо выяснить, какого цвета у Джоан будут скатерти. Вы, часом, не знаете?
— Я? Я даже не знаю, кто такие Стенуики.
Глава 12
— Эй, что вы делаете за моим столом?
— Извините, пришлось воспользоваться вашим компьютером.
— После вас он, наверное, взбесится, — Клифтон Вольф, редактор отдела религиозных отношений, через плечо Флетча посмотрел на дисплей. — «Хайбек», — прочел он вслух название файла. — Теперь вы пашете на Биффа Уилсона?
— Мы все работаем на одну газету.
— Черта с два. Я работаю ради своего квадратного дюйма, вы — ради своего, а Бифф Уилсон — ради своей полосы. Квадратного фута. Если вам не поручали подготовку этого материала, нечего совать нос в чужие дела.
Флетч выключил компьютер.
— Я из любопытства.
— Любопытство не доведет вас до добра. Освободите мой стул.
— У меня нет своего компьютера. — Флетч поднялся, собрал исписанные листки.
— Мы все гадали, почему вас вообще взяли на работу. Теперь мы это знаем: чтобы писать репортажи из борделя. Я не хочу, чтобы на моем стуле сидел завсегдатай борделей.
— Я там еще не побывал. Жду маминого разрешения.
— Кто знает, что вы оттуда можете принести. Эл! — закричал он через зал городских новостей другому репортеру. — Вызови дезинфекцию. Флетчер сидел на моем стуле и прикасался к клавиатуре моего компьютера.
— Готов спорить, вам бы понравилось это задание. Но вас посылают только в церковь.
— Вон!
— Вы знаете поэта Тома Фарлайфа?
С первых дней пребывания в редакции у Флетча создалось впечатление, что журналисты, возможно, подсознательно одеваются как люди, о которых они пишут. Отдел бизнеса всегда ходил в строгих деловых костюмах, отдел светской хроники — в туалетах для пикника, в отделе спорта отдавали предпочтение белым носкам и пиджакам в клетку.
И мысленно они отождествляли себя с героями своих статей. Пишущие о бизнесе полагали, что все можно объяснить деньгами, прибылями и убытками. У репортеров светской хроники жизнь выглядела куда сложнее. Они уделяли массу места интригам «старых» денег и козням «новых», показывали читателю отличие между привлекательностью и красотой, стилем и показухой. Спортивные обозреватели не вдавались в такие тонкости, предпочитая простые понятия: победа или поражение, новички против ветеранов и, разумеется, последняя схватка, она же самая трудная.
С Мортоном Рикмерзом, редактором отдела книг, Флетч столкнулся в темном коридоре. В толстых очках, при галстуке, в твидовом пиджаке, Рикмерз более всего напоминал маститого писателя. По его книжным обзорам чувствовалось, что он любит людей и истории, героями которых они являются, любит слова и тех, кто умеет приставлять их друг к другу, и почитает книгу высшим достижением человеческой цивилизации.
Зачастую его рецензии читались куда с большим интересом, чем книги, о которых в них шла речь.
— А вы встречались с Томом Фарлайфом? — задал ответный вопрос Мортон.
— Нет.
— Возможно, мне хотелось бы встретиться с ним, — промурлыкал Мортон. — А может, и нет.
— Я только слышал о нем.
— Во-первых, мне хотелось бы знать, почему вы так одеты? — полюбопытствовал Мортон.
Флетч вытянулся в струнку, прижал руки к бокам.
— Мне поручена статья об эскорт-услугах. Такой ответ вас устроит?
— Понятно. Стараетесь выдать себя за приезжего бизнесмена? Вы больше похожи на жертву ограбления, которой пришлось позаимствовать чужую одежду.
— Вы почти угадали. Утром я лишился своей одежды, и мне не оставалось ничего иного, как нацепить на себя этот костюм.
Мортон улыбнулся.
— Я уверен, что за исчезновением вашей одежды стоит занятная история.
— Пожалуй, что нет.
— Прошло уже много лет, как я терял одежду. Впрочем, не помню, терял ли я ее вообще.
— Вполне возможно. Это так просто.
— Мог бы получиться интересный рассказец. «Как я потерял свою одежду?» Как раз в стиле Ринга Ларднера.
— Том Фарлайф живет здесь, не так ли?
— Да. Преподает в местном университете. Он поэт, а потому его определили на кафедру английской литературы, хотя ему бы учить музыке, может, математике.
— Он — зять Дональда Хайбека?
— Как интересно. Понятия не имею. Вы говорите о человеке, которого этим утром застрелили на автостоянке?
— Да.
— Потрясающе.
— Что-что?
— Вы не читали стихи Фарлайфа?
— Не припоминаю.
— Редко кто их читал. Но, если б прочли, обязательно запомнили бы. Он пишет, как мы говорим, поэзию насилия. Лучшее его стихотворение называется «Нож. Кровь». Издатель дал это название книге его избранных произведений. Кажется, у меня в кабинете есть один экземпляр. Пойдемте со мной.
В светлом, уставленном стеллажами с книгами кабинете Мортон снял с полки тонкий томик и протянул Флетчу.
— Вот вам «Нож. Кровь». Можете подержать его у себя.
На обложке нож глубоко вонзился в человеческое тело. Кровь обагрила кожу и оставила пятно на белой простыне.
— Это книга стихов? — изумился Флетч. — Больше похоже на старомодный детектив.
— Поэзия эта необычная. Без сентиментальности.
— Спасибо за книгу.
— Чтение идет только на пользу, — Мортон улыбнулся. — Расширяет кругозор.
— Полагаю, вы лично никогда не сталкивались с Дональдом Хайбеком? — спросил Флетч, перелистывая книгу.
— К сожалению, сталкивался, — Мортон сложил руки на груди и отвернулся от Флетча. — Сын моей сестры угнал автомобиль и сбил человека. Случилось это достаточно давно. Алкогольное опьянение, кража чужого имущества, убийство, и все это в восемнадцать лет.
— Я искренне вам сочувствую.
— Ужасная история. Обычный мальчик, в меру раздраженный, недовольный жизнью, родителями, в одну ночь полностью потерял контроль над собой, — Мортон говорил, по-прежнему стоя спиной к Флетчу. — Мы наняли Дональда Хайбека. Как я понимаю, к нему обращаются, когда другого выхода не остается.
— За любую цену?
— Да. За любую цену.
— И что произошло с мальчиком?
— Обвинение в алкогольном опьянении сняли сразу же. Хайбек доказал, что полиция допустила нарушения при взятии анализа крови на содержание алкоголя. Обвинение в угоне сменилось использованием автомобиля без разрешения владельца. Подозреваю, Хайбек подкупил хозяина автомобиля, чтобы тот сказал, что знаком с мальчиком и этот угон — недоразумение. А вину за убийство переложили на изготовителей автомобиля. Как оказалось, у этой модели и раньше отмечались какие-то дефекты в конструкции рулевого привода, — Мортон вздохнул. — Мой племянник получил три месяца условно, не проведя за решеткой ни одного дня.
— Странно, что его еще не признали «Лучшим гражданином месяца».
Мортон повернулся к Флетчу.
— Нам до сих пор стыдно. Когда процесс закончился, моя сестра и я ощутили себя преступниками, словно не мой племянник, а мы преступили закон.
— Наняв Хайбека?
— Я думаю, способствовав попранию справедливости. Условный срок не сломал моему племяннику жизнь. Теперь он учительствует в Сан-Диего, женат, у него трое детей. Но, вы понимаете, я не могу думать о нем, не испытывая чувства вины.
— Хайбек оставил вашу сестру без гроша?
— Практически да. Ей пришлось продать новый дом, второй автомобиль, снять все свои сбережения и даже принять мою помощь.
— И что вы подумали сегодня утром, узнав, что Хайбек убит?
— Я думаю об этом весь день. Когда постоянно ходишь по лезвию ножа… — Мортон тяжело вздохнул. — Я вижу душу Хайбека, спешащую покинуть тело, чтобы защитить в суде того, кто его убил…
— Разумеется, за деньги.
— Да. Ради денег он превращал закон в посмешище. Можно презирать его за это. Можно ненавидеть. Но, когда решалась судьба Билли, мы заплатили деньги с радостью. Эти деньги позволили не ломать ему жизнь, дали второй шанс, которым он, к счастью, воспользовался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21