— Он научил нас тому, чему нельзя учить ни детей, ни общество: если складно лгать, можно остаться безнаказанным, даже сотворив зло. И вы думаете, что человек с такими жизненными принципами может прийти к Богу? — По телу Роберта пробежала дрожь. — Всю сознательную жизнь я провел, стараясь отделиться от этого мерзкого принципа. Он может уничтожить общество. И погубить душу. — Роберт попытался улыбнуться Флетчу. — Неужели вы верите, что такой человек способен на искреннее раскаяние?
Флетч почувствовал, что ответа от него не ждут.
— То, что он сделал с нами, непростительно, потому что он развратил нас сверх всякой меры.
Флетч встал. А Роберт продолжал говорить, глядя на свои мозолистые руки.
— И неважно, кто убил его. Нас всех убивает наша жизнь, наш образ жизни. Разумеется, он умер насильственной смертью. Но он сам постоянно поощрял насилие. Мы все жертвы самих себя. — Встала и Нэнси. — Важно лишь одно: умер ли он, прощенный Господом. Хотя я в это не верю и убежден, что он будет ввергнут в геенну огненную, обреченный на вечные муки. Но мы этого никогда не узнаем. Такой была его жизнь и такой же стала его смерть, все осталось сокрыто между его Создателем и им самим.
— Пусть меня привело сюда трагическое известие, я рада, что повидала тебя, Роберт. — Нэнси одернула юбку.
Роберт не поднялся со скамьи, не ответил.
— Ну, хорошо, постарайся обрести душевный покой. — Она двинулась по дорожке. Флетч последовал за ней.
Выйдя из комнаты для гостей, Флетч повернулся к Нэнси.
— Пожалуйста, подождите меня. Пересек холл и вошел в маленькую приемную, заставленную шкафами с какими-то папками. Из нее через открытую дверь попал в богато обставленный кабинет, где за внушительных размеров столом сидел аббат. Услышав шаги Флетча, аббат оторвался от чтения какого-то документа и поднял голову.
— Извините за непрошеный визит.
Аббат молча ждал продолжения.
— Отец Роберта, Дональд Хайбек, не просто умер, его убили. — Лицо аббата осталось бесстрастным. — Нам важно знать, приезжал ли к вам Дональд Хайбек, говорил ли с вами?
Аббат задумался, стоит ли ради Флетча отрываться от мыслей о вечном, но все-таки ответил.
— Да, недавно Дональд Хайбек приезжал ко мне. Да, мы с ним говорили.
— Один раз или больше?
Аббат смотрел на открытую дверь за спиной Флетча.
— Приехав к вам, встречался он также и с Робертом?
— Насколько мне известно, Роберт не знает, что его отец приезжал сюда.
— Роберт был здесь в понедельник утром?
— В понедельник утром? Полагаю, что да.
— Могу я узнать, о чем вы говорили с Дональдом Хайбеком?
— Нет.
— Вас могут вызвать в суд для дачи показаний.
— Мой адрес у вас есть. Вы всегда найдете меня в монастыре.
Нэнси ждала Флетча в машине.
— Хочется выпить пива, — сказала она, как только Флетч завел двигатель. — От этой святости у меня сохнет в горле.
Глава 27
— Бутик Сесилии. Говорит Сесилия. Вы решили заказать галифе?
— Добрый день, — поздоровался Флетч. — Сегодня утром я хотел заказать одну пару для моей жены. Но у вас на складе не оказалось нужной расцветки.
— Не может быть!
— Специальный заказ. Зелено-белые галифе с черными полосами. Вертикальными на бедрах и горизонтальными на коленях.
— Таких у нас действительно нет.
— Естественно. Я понимаю. У вас маленький магазин. Не можете же вы держать на складе галифе всех мыслимых и немыслимых расцветок.
— Мы стараемся, — заверила его Сесилия.
— Я говорил с продавщицей, ее зовут Барбара, и обещал позвонить днем, чтобы сообщить точный размер, который носит моя жена.
— Должно быть, с Барбарой Ролтон.
— Вас не затруднит подозвать ее к телефону?
— Одну минуту.
— Слушаю? — раздалось в трубке чуть позже.
— Привет, дорогая.
— Флетч? Как тебе удалось добраться до меня?
— Я солгал. Думаю, невелик грех. Я себя прощу. Если люди настолько испорчены, что хотят слышать ложь, нельзя отказать им во лжи.
— Где ты?
— В единственном баре Томасито.
— Томасито? И что ты там делаешь?
— Пью теплое пиво.
— Пиво ты мог найти где-нибудь и поближе.
— Слушай, Барбара, сегодня я не смогу пообедать с тобой и твоей матерью. У меня масса дел.
— Ты обещал.
— Пообедаем завтра. Я обещаю.
— До свадьбы у нас останется только два дня.
— Клятвенно обещаю.
— Флетч, по радио передали, что полиция освободила человека, сознавшегося в убийстве Дональда Хайбека.
— Я слышал.
— Тогда я все поняла. Потому ты и в Томасито! Потому задержишься сегодня допоздна! В субботу у нас свадьба, но ты твердо решил вылететь с работы из-за этого Хайбека.
— Барбара, в «Ньюс трибюн» мне поручили подготовку другой статьи. Этим я и занимаюсь.
— Статьи о путешествиях. А какое отношение имеет к ней Синди?
— С Синди можно уйти далеко. Ей понравился лыжный костюм?
— Костюм она одобрила. Я его купила. Синди отлично разбирается в спортивной одежде.
— В этом я не сомневаюсь. Барбара, ты знаешь, чем Синди зарабатывает на жизнь?
— Да. Она работает в каком-то оздоровительном салоне. Диета, тренажеры, массаж. Поэтому я и удивилась, увидев, что она ест банановый сплит. Конечно, она вправе есть что угодно, но не должна подавать дурной пример таким, как я.
— Иногда можно позволить себе послабление.
— Название салона я, правда, забыла. Расположен он где-то в центре. Полагаю, пользуется популярностью.
— Слушай, а она, часом, не «розовая»?
— Синди? Лесбиянка? Ни в коем разе. Я постоянно вижу ее с мужчинами.
— Это уж точно.
— Синди — очень хороший человек.
— Согласен с тобой. Увидимся вечером.
— Ты приедешь в коттедж?
— Обязательно. Но поздно. И задерни, пожалуйста, шторы в спальне.
— Разве тебе не нравится вставать пораньше?
— Нравится, но не так же рано.
Глава 28
— Эй! Черт побери! Откройте! — Флетч вновь забарабанил в дверь. Вновь оглянулся. Вновь дернул за ручку. Вновь прочитал табличку на двери:
ЗАПАСНЫЙ ВЫХОД ТОЛЬКО ДЛЯ ЭКСТРЕННЫХ СЛУЧАЕВ
Главный вход за углом.
АГНЕС УАЙТЕЙКЕР ХОУМ
Он уже собрался бежать дальше, но в последний раз стукнул в дверь кулаком.
— Эй!
Дверь открылась.
За ней, на бетонном полу, стояли зеленые теннисные туфли.
— Я увидела вас через окно, — сообщила ему миссис Хайбек. — Вам лучше войти.
Флетч переступил порог и быстро закрыл за собой дверь.
— Почему вас преследовал полицейский? — спросила миссис Хайбек.
— Если б я знал! — Флетч глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул. — Только я поставил автомобиль у тротуара, в пяти кварталах отсюда, как этот коп выскочил из патрульной машины, что-то закричал, побежал за мной. Его напарник застрял в пробке. Спасибо, что впустили меня.
— Вы намного его опередили, — в голосе миссис Хайбек слышалось восхищение. — Разумеется, вы одеты для бега. Если полицейским вменено в обязанность гоняться за людьми, почему они не носят шорты и спортивную обувь?
В темном холле, где они стояли, ее цветастое платье казалось особенно ярким.
— Я не знаю вашего имени.
— А зачем вам оно? — Миссис Хайбек повернулась и вывела его через другую дверь в коридор. — Я вас ждала, но вы припозднились. Скоро нас позовут ужинать. Еще рано, я понимаю, но в больницах стараются кормить нас все три раза, не выходя за пределы восьмичасового рабочего дня. В результате часть больных очень толстые, другие очень худые. И никто не сможет обогнать полицейского.
Коридор привел их в большую комнату.
Трое печального вида мужчин смотрели телевикторину. Еще один мужчина, в строгом, деловом костюме, при галстуке, сидел за столиком для бриджа, задумавшись над сданными ему картами. Стулья трех других игроков пустовали, но перед ними лежали карты. У дальней стены молодая женщина в джинсах и футболке работала на компьютере.
Флетч и миссис Хайбек сели у окна, из которого просматривалась вся улица.
— Меня зовут Луиза, — соблаговолила представиться миссис Хайбек.
— А как обращаются к вам друзья?
— Нет у меня друзей. И не было, с той поры, как я вышла замуж. Знакомые моего мужа нас не любили. Никто из них. Ваши шорты спрашивают, нужен ли мне друг. Да, очень был нужен, в свое время. Как чашка чая в пустыне. Я уверена, вы меня понимаете. Чашки этой я не получила, но все как-то устроилось само по себе. И чашка эта стала вроде бы уже и ни к чему. — Она подняла с пола большой бумажный пакет и положила Флетчу на колени.
В пакете, аккуратно сложенные, лежали его джинсы, тенниска, трусы и носки. Под ними прощупывались теннисные туфли.
— Вы выстирали мою одежду!
— Я же обещала.
— Мои любимые теннисные туфли!
— Они издавали такой забавный звук, когда вертелись в сушилке. Словно верблюд, бегущий во весь опор.
Флетч уже снимал новые теннисные туфли, чтобы надеть старые, дырявые. Миссис Хайбек наблюдала, как он шевелит вылезшими из дыр пальцами.
— В этих вы могли бежать от полицейского еще быстрее, — отметила миссис Хайбек. За окном полицейский стоял у бордюрного камня, уперев руки в бока. — Мой муж всегда носил черные туфли. Так или иначе, ему удавалось блуждать в черных туфлях.
К тротуару подкатила патрульная машина, подобрала полицейского, покатила дальше.
— Понятия не имею, с чего этот коп бросился за мной, — покачал головой Флетч. — Может, следовало остановиться и спросить, но у меня сегодня еще столько дел.
— Ваше прибытие всегда запоминается. Мне это нравится. Вчера от вас разило бербоном. Сегодня за вами гнался полицейский. В этом вы ни на кого не похожи.
— А вам удаются уходы. — И Флетч, зашнуровывая теннисные туфли, напомнил миссис Хайбек, что днем раньше она ретировалась с его одеждой.
— О, да, — легко согласилась она. — После того, как тебя выгоняют из собственного дома, потому что ты доставляешь слишком много хлопот, уходить становится очень просто. Все равно, что отказаться от чашки чая.
— Чая, — кивнул Флетч. — Понятно.
— Извините, что не могу вас чем-нибудь угостить. Всем этим людям, что одеты в белое, не платят за то, чтобы они что-то приносили. — Крупный мужчина в белом халате как раз стоял на пороге комнаты отдыха. — Об этом они заявляют, как только ты попадаешь к ним. Оплачивается лишь их стояние над душой да гримасы. — Она скорчила гримасу столбу в белом халате. Тот ее и не видел. Его глаза налились кровью. — Пшел вон! — крикнула ему миссис Хайбек. — Иди накрывать стол к ужину.
Хорошо одетый игрок в бридж положил свои карты, пересел на соседнее место, взял карты, что лежали перед ним.
— Если хотите, я буду чашкой чая, — предложил Флетч.
Она улыбнулась, показывая, что понимает шутку.
— Скажите, теперь вы знаете, что ваш бывший муж умер? — мягко спросил Флетч.
Миссис Хайбек рассмеялась. Хлопнула себя по колену.
— Теперь он действительно стал бывшим.
Флетч не знал, смеяться ли ему тоже или погодить.
Он откашлялся.
— Сегодня я виделся с членами вашей семьи.
— Вы пытались выяснить, кто убил Дональда? — весело воскликнула миссис Хайбек.
— Я старался собрать материал для статьи. Пожалуйста, поймите…
— Дональда понять нельзя. Ни тогда, ни теперь. Если б он сам сказал мне, что он мертв, я бы подождала некролога, прежде чем поверить.
— Некрологам тоже не всегда можно верить, — заметил Флетч.
— Я бы надеялась, что тот, кто его написал, получил информацию не только от Дональда или его фирмы.
— Он умер. Его застрелили. На автостоянке одной из газет.
— Наверное, в это время где-то заседали присяжные.
— Что вы хотите этим сказать?
— Дональд всегда привлекает к себе внимание, если знает, что по какому-то процессу присяжные собираются вынести выигрышное для него решение. Он говорит, что это положительно сказывается на бизнесе.
— Он не застрелился, — уточнил Флетч. — Пистолет не нашли.
— Он ушел. Ушел в черных туфлях.
— Да, похоже, что так. Скажите, как часто вы приходите в дом, где жили раньше? Садовник вас не знает.
— Не слишком часто. Обычно я не захожу туда, не убедившись, что в саду никого нет. Я привыкла к тому, что дом пуст. Иногда появляется Жасмин. Выходит из дому и садится рядом со мной. Мы беседуем. Она уже знает, что жить с Дональдом более одиноко, чем одной. Он блуждает.
— В черных туфлях. Чем отличался вчерашний день?
— Вчерашний день? Дайте подумать. О, да, Дональда застрелили.
— Я имел в виду, почему вы остались у бассейна, несмотря на присутствие садовника?
— Было так тепло.
— Когда мы встретились, вы уже знали, что Дональд убит?
— Мне об этом известно. Точно не помню, когда я узнала о его смерти, до встречи с вами или после. Ваш вид, правда, меня удивил. Вы не были пьяны?
— Нет.
— От вас так разило спиртным.
— Вы знали о намерении Дональда пожертвовать музею пять миллионов до того, как я сказал вам об этом?
— Я постирала вашу одежду. Бампи-бампи-бам! Так гремели теннисные туфли в сушилке. Словно бегущий верблюд.
Игрок в бридж переместился на следующий стул.
— Как вы ездите по городу?
— По-разному.
— Расскажите, как попадаете к дочери, в свой…
— Я сажусь в пустой автомобиль. Когда приходит владелец, из магазина или откуда-то еще, я прошу отвезти меня в нужное мне место. Они отвозят.
— Всегда?
— Всегда. Я — седенькая старушка в цветастом платье и зеленых теннисных туфлях. С чего им отказывать? Бывает, что сначала мы заезжаем в другое место. Секрет в том, что я никуда не спешу. Иногда я попадаю в такие места, где иначе никогда бы не побывала.
Флетч нахмурился.
— Ваша дочь сегодня поступила точно так же.
— Правда? Я не объясняла ей, как это делается. Она не спрашивала. Но у нее, бедняжки, тоже нет денег.
— Сегодня вместе с вашей дочерью я ездил в монастырь святого Томаса и говорил с Робертом.
— Этот грешник!
— Почему вы так его называете?
— Вы не слышали о грехе пренебрежения?
— Нет.
— Роберт пренебрег жизнью, уйдя в монастырь. Подозреваю, он скорее бы сел в тюрьму, но знал, что отец это предотвратит, каким бы тяжким ни было совершенное им преступление. Я думаю, некоторым людям хочется сидеть в тюрьме. Вы согласны?
— Застрелив отца, он одним выстрелом убил бы двух зайцев, так?
— Именно так.
— Ваш сын, монах, сказал мне, что не будет горевать, если его отец попадет в ад.
— О, мы все относились к Дональду точно так же. А вы?
— Мне не довелось познакомиться с ним.
— Не жалейте об этом.
— Нэнси плакала, когда говорила Роберту, что их отец мертв.
— Нэнси! Я воспитала ее такой милой девушкой, а она стала шлюхой.
— Неужели?
— Вышла замуж за своего колледжского профессора. Как там его зовут?
— Том Фарлайф.
— Вчера вы не знали его имени. Сегодня знаете. Видите? Знаний у вас прибавилось.
— Если и прибавилось, то ненамного.
— Я стараюсь, чтобы его имя получило известность.
— Довольно странный человек, не правда ли?
— О, он душка. Очень добр ко мне. Публикует мои стихи.
— Что?
— Да, публикует. Разумеется, под своей фамилией.
Флетч наклонился вперед.
— Что?
— Я вижу, вам нравится узнавать новое.
— О чем вы говорите?
— Об этой маленькой книжице, «Нож. Кровь». В ней собраны мои поэмы.
Флетч вытаращился на седенькую старушку, сидящую на стуле в комнате отдыха «Агнес Уайтейкер Хоум».
— Вам действительно нравится играть со словами?
— Очень нравится, — подтвердила миссис Хайбек.
— Хай, ха, хау.
— Хорошие поэмы, не так ли?
— Я вам верю. Поэзия насилия, написанная…
— Несколько критиков, рецензировавших эти поэму, охарактеризовали их именно как «поэзия насилия». Возможно. Но скорее, поэзия истины и красоты. Я не люблю ярлыков.
— Ваше авторство полностью меняет смысл этих стихов.
— Правда? Такого быть не должно.
— Меняется точка отсчета. «Тротуары города, — процитировал Флетч. — Дорога без жалости!/ Ограбленные старушки!» Если думаешь, что написал это молодой мужчина, стихотворение кажется жестоким. Если узнаешь, что автор — шестидесятилетняя женщина…
— Я не сильна в литературной критике. Я знаю, что Тому нужны публикации, чтобы остаться в университете. Его собственные стихи блуждают, как Дональд, в черных туфлях. Никогда не могла понять, о чем они. Естественно, их никто не печатал. Тогда я дала ему свои поэмы. Ему нужно кормить пятерых моих внуков.
— Мой Бог! Жизнь безумна.
— Любопытная мысль.
— Том ведет себя так, словно сам написал эти поэмы.
— Все правильно. Это секрет, знаете ли. Даже Нэнси ни о чем не догадывается. Вы упомянули точку отсчета. Кто будет публиковать стихи старушки, живущей в дурдоме? Том — университетский профессор. Если он принесет стихи в издательство, их хотя бы прочтут. Так? И с этим ничего не поделаешь.
— Если люди настолько испорчены, что хотят слушать ложь, нельзя отказать им во лжи.
— Том работает сейчас над вторым сборником. Я помогаю. Ему нелегко, знаете ли. Когда каждый день читаешь пятидесятиминутные лекции, практически невозможно писать короткими, сжатыми строками, в которых каждое слово несет огромную смысловую нагрузку, да еще сохранять четкий ритм. Вы так не думаете?
— Я в этом ничего не понимаю.
— А вот я, с другой стороны, живу в тишине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21