Потрясен тем, что такое могло случиться с ним. Он в ужасе от того, что говорят о нем, о содеянном им. Все эти люди говорят, говорят, говорят о нем и о том, что он сделал. Все, о чем они говорят, ни в малейшей степени не похоже на то, каким он кажется себе. Его мутит от их слов. Он лишается дара речи.
— Вашим адвокатом был Дональд Хайбек, не так ли?
— Мистер Хайбек. Да. Я мог бы кое-что сказать, если бы он не говорил так много. Видите ли, у меня были резоны. Я все видел в ином свете. Я мог бы объяснить.
— Вы могли бы объяснить растление детей?
— Мне было что сказать. Я хотел, чтобы им было хорошо.
— Как вы расплатились с Хайбеком? Как вы смогли нанять такого дорогого адвоката?
— Я не платил мистеру Хайбеку. Ни цента.
— Непонятно. Почему же он взялся защищать вас?
— Не знаю. Однажды он пришел в камеру и сказал: «Я твой адвокат». Он ни о чем меня не спрашивал. Не давал ничего объяснить. Я мог бы объяснить, почему я стал таким плохим. Он не позволил судье задать мне хоть один вопрос. День за днем я сидел в зале суда, а все эти люди приходили один за одним, чтобы сказать, что они видели, как я делал то, другое, третье. — Феликс поднес бутылку ко рту и глотнул пива. — Каждый день газеты писали о моем процессе, а телевидение вело передачи из зала суда. Они охотились за моей сестрой. Сводили ее с ума своими расспросами. Показали дом, где мы жили. Рисовали карты. Показывали детские площадки и школьные дворы, куда я приходил с собаками и встречался с детьми. — Феликс по-прежнему плакал. — Газеты — дерьмо! Они едва не затравили мою сестру.
— Я начинаю кое-что понимать.
— Вы узнали о суде из газеты?
— Ваш процесс — единственный, который проиграл Хайбек. Проиграл с треском. Впрочем, мог ли он рассчитывать на иной исход? Растлитель детей…
— Почему он так поступил? Почему так затягивал процесс? Почему говорил сам? Почему не позволил мне все им рассказать?
— Он использовал вас для рекламы. На вашем примере хотел показать, что и Хайбек может проиграть большой процесс. Благодаря вам его фамилия каждый день появлялась на первых полосах газет. Непонятно мне другое, почему вам дали только одиннадцать лет?
— Очень даже понятно! После всех этих издевательств, которые изо дня в день терпела моя сестра по милости газет и телевидения, Хайбек поднялся на одном из заседаний и заявил: «Ваша честь, мой клиент признает себя виновным по всем пунктам».
— Не предупредив вас?
— Нет! Он вообще не разговаривал со мной. А мне было что сказать. Я не собирался причинять детям вред. Я их любил!
— Вы «любили» их, подманивая собаками.
— Конечно! Дети любили собак. Они всегда-всегда подходили к собакам.
— Вы выдрессировали собак уводить детей в укромный уголок.
— Послушайте, вы бывали на школьных дворах? Дети всегда играют в укромных уголках. Собаки не уводили их туда. Они звали собак к себе.
Флетч нетерпеливо взмахнул рукой.
— Я пришел сюда не для того, чтобы в чем-то вас обвинять.
— Я это понимаю. Просто мне надо выговориться. Видите ли, когда я впервые попал в тюрьму, тамошний психиатр потратил на меня массу времени. Я испытывал вину перед сестрой. Мы были маленькие, и я толкнул ее под колеса автомобиля отца, когда тот дал задний ход. Тогда-то она и стала калекой. Отец обезумел. Он ушел от нас, и больше мы о нем не слышали. Видите? Я старался искупить свою вину перед маленькими детьми. Я их любил. Старался любить.
— Все это сказал вам психиатр?
— Помог мне разобраться в себе. Я был болен. Мне было что сказать в суде. Хайбек все испортил, и меня бросили за решетку.
Флетч покачал головой.
— Почему вы так растолстели в тюрьме?
— Меня не брали в рабочие бригады. Никто не хотел работать рядом со мной. Меня отправили на тюремную ферму. Они знали, кто я такой. Из газет, — Феликс Габо уже не плакал, а рыдал. — Если мистер Хайбек собирался заявить суду, что я во всем виновен, почему он не сделал этого сразу, почему позволял газетам так долго мучить мою сестру?
— За это вы и убили Хайбека.
— Я никого не убивал! — Красные от слез глаза Феликса Габо сердито блеснули. — Меня надо было изолировать от общества. Собак убили. Я заслужил наказание!
— Но не ваша сестра.
Феликс указал на себя обеими руками.
— Могу я выйти на улицу и кого-то убить? Я же конченый человек.
— Вы же злы на Хайбека.
— Я выхожу на улицу только по делу. Купил матрац, кресло. Они мне необходимы. Какой сегодня день?
— Среда.
— Завтра четверг. Я должен отметиться в полиции. Вы съездите туда со мной?
— Я? Нет.
— Моя сестра не сможет поехать. Это в центре.
Флетч встал.
— Вам обязательно надо отметиться в полиции.
— Вы не сможете поехать со мной?
— Нет.
— А что вы сделаете для моей сестры?
— Кажется, я уже слышал этот вопрос.
— Неужели вы появились здесь лишь для того, чтобы выслушать историю моей жизни?
— Я хотел услышать ваше признание в убийстве Дональда Хайбека.
— Кто вы?
— Ай Эм Флетчер.
— Вы не из службы социального обеспечения?
— Я же сказал, что я из газеты. — Флетч уже стоял у двери. — Вы не расслышали?
Глаза Феликса Габо вылезли из орбит. Он попытался подняться.
— «Ньюс трибюн», — добавил Флетч.
Габо упал в кресло. Перебросил бутылку из левой руки в правую.
Флетч попятился. В другой комнате наткнулся на инвалидное кресло-каталку Терезы Габо.
Бутылка разбилась о дверной косяк.
— Мой брат не любит газеты, — пояснила Тереза Габо.
— Я понимаю.
— Винит их во всем.
В полуквартале от дома Габо Флетч едва успел сесть за руль, как на Туиг-стрит свернула машина Биффа Уилсона, с мигалкой, антенной и надписями «Ньюс трибюн» на капоте, багажнике и по бокам. Остановилась она у дома 45447.
Глава 37
555—2900.
Часы показывали половину первого.
В этот день Флетчу следовало избегать многих мест. Во-первых, собственной квартиры. Во-вторых, редакции «Ньюс трибюн». Да и езда по улицам без водительского удостоверения и регистрационного талона на автомашину, отобранных прошлой ночью полицией, таила в себе немалую опасность. Его могли арестовать и как Александера Лиддикоута, грабителя, и как Ирвина Мориса Флетчера, распространителя наркотиков.
Поэтому, как только Бифф Уилсон вылез из своей машины, застегнул пиджак и скрылся в подъезде дома 45447 по Туиг-стрит, Флетч заехал на стоянку салона, торгующего подержанными автомобилями. Поставил «датсан 300 ZX» в первый от улицы ряд. Соседние машины были больше по размерам, чище и новее.
Никто из продавцов не удостоил автостоянку своим присутствием. Несомненно, в этот момент они подкреплялись кофе и сандвичами, чтобы, набравшись сил, радовать покупателей ослепительными улыбками и беспрерывной болтовней.
Флетч снял картонную табличку с ветрового стекла соседней машины и подсунул под дворник своей. На табличке значилось: «ПРОДАЕТСЯ. $5000, И ЭТОТ АВТОМОБИЛЬ ВАШ».
Под прикрытием таблички Флетч мог не только спокойно говорить по телефону, но и наблюдать за домом 45447 по Туиг-стрит.
Синди сняла трубку после первого звонка.
— Флетч?
— У тебя все в порядке?
— Конечно. Почему нет?
— Извини, что не смог привезти пиццу.
— Разве можно ждать от мужчин чего-то иного? Договариваются с женщинами, а потом уходят от них, игнорируя прежние обещания. Даже если речь идет о пицце. Меня это не удивляет. Разумеется, Барбару твой поступок задел. Жаловалась она и на голод.
— Слушай, Синди, не надо на меня сердиться. Если б ты знала, что со мной произошло…
— Не хочу я слышать никаких оправданий. Мужчины не способны говорить женщинам правду. Нельзя требовать от змеи, чтобы она исполнила оперную арию.
— Тебе, похоже, не раз доводилось сталкиваться со змеями.
— Я обижаюсь не за себя, Флетчер. За Барбару.
— Для бракосочетания необходимы как жених, так и невеста. Так что стоит ли обращать внимание на мелкие недоразумения?
— Нам приходится выполнять все, что пожелает левая нога мужчины. Потому-то на свете мало счастливых жен. Но так уж устроен мир, не правда ли?
— Ты делаешь это для того, чтобы досадить Марте?
— Во многом, да.
— Где ты находишься?
— Не твое дело.
— Синди, я лишь хочу убедиться, что ты в полной безопасности. И тебя никто не подслушивает.
— Не волнуйся, не подслушивает.
— Хорошо. Кому принадлежат «Дружеские услуги Бена Франклина»?
— Как я и говорила, «Лесной нимфе, инкорпорейтид». Сегодня утром я порылась в бумагах в кабинете Марты. Она сегодня сидела в приемной. Нашла упоминание о двух других корпорациях. Одна называется «Кангуэлл скрю», вторая «Лингман тойз, инкорпорейтид».
— И какая же связь между этими тремя компаниями?
— Точно не знаю. Разобраться не успела. Но мне представляется, что «Кангуэлл скрю» и «Лингман тойз» — инвесторы, владельцы «Лесной нимфы».
— А кто руководит этими компаниями?
На Туиг-стрит Бифф Уилсон выскочил из подъезда дома 45447. Захлопнул за собой дверь. Оглядываясь, сбежал по ступенькам.
— Марта. Президент «Лесной нимфы». Вице-президент «Кангуэлл скрю» и «Лингман тойз». Президент «Кангуэлл скрю» — Мариэтта Рамсин.
Дверь подъезда дома 45447 по Туиг-стрит вновь открылась. Феликс Габо, с зажатой в руке бутылкой, переступил порог. Габариты его поражали воображение.
Феликс бросил бутылку вслед убегающему Биффу Уилсону.
Бутылка угодила Биффу в ухо. Упала на тротуар и разбилась.
— Забавно, — прокомментировал Флетчер.
— Президент «Лингман тойз» — Ивонн Хеллер. Начальник финансового отдела во всех компаниях один — Джей Демарест. Я его знаю.
— Правда?
Открылось окно на нижнем этаже дома 45447 по Туиг-стрит. Из него высунулась Тереза. Она трясла рукой и что-то кричала в спину Биффа.
— Да. Постоянно приходит к нам. Пользуется всеми благами, никогда ни за что не платит. Получает все, что требует.
— И что ты можешь о нем сказать?
Феликс Габо тем временем собирал с тротуара осколки бутылки.
— За те два года, что я его знаю, физические упражнения изменили его в лучшую сторону. Я говорю о спортивной форме. Ему чуть больше тридцати. Он не женат.
— Кто ж будет жениться, имея таких друзей?
— Что?
Прижав руку к ушибленному уху, Бифф повернулся, чтобы броситься на Феликса.
Феликс швырнул осколки в лицо Биффу.
— Ничего.
— Я бывала с ним, знаешь ли. Эскорт-услуги. Когда он приглашал друзей к обеду.
— И что у него за друзья?
Под крики брата и сестры Габо Бифф Уилсон загрузился в машину.
— Неудачники. Ты понимаешь, что я имею в виду? Люди, которые ничего не могут сделать как следует.
— Ты думаешь, что Джей Демарест — истинный владелец компаний?
У Биффа никак не заводилась машина. Наконец включились «мигалки» на крыше.
— Я думаю, он ведет бухгалтерский учет и заказывает лосиные рога. Козел отпущения.
— Ему обеспечивают хорошую жизнь, чтобы при необходимости он взял всю вину на себя, отведя удар от настоящих хозяев.
Теперь Феликс набросился на машину. Пнул левое заднее крыло. Да так сильно, что на нем появилась приличных размеров вмятина. Затем его кулаки забарабанили по багажнику. Его форма также начала меняться.
— Да. Я думаю, он и Марта — наемные работники. Взревел двигатель машины Биффа.
— Когда ты сможешь узнать все остальное?
С поврежденными багажником и левым крылом, с включенными «мигалками» машина рванула с места.
Камень, который Феликс уже держал в руке, полетел следом и разбил заднее стекло.
Поворачивая за угол, Бифф Уилсон едва не врезался в проезжающий автобус.
— Да, нелегка репортерская жизнь, — вздохнул Флетч.
— Что?
Тереза и Феликс Габо все еще что-то кричали и махали кулаками вслед уже скрывшейся за углом машине.
— Когда ты сможешь узнать все остальное?
— Давай договоримся о встрече, и к этому времени я все подготовлю. Перечень услуг и их стоимость я уже написала. У меня есть фамилии и адреса некоторых клиентов. А также фотографии и видеокассеты.
— Отлично. А Марта там есть?
— Конечно. Ей тоже нравится иной раз поразмяться.
— Джей Демарест?
— Естественно. Думаю, Марта запечатлела его на пленку на случай, если он взбрыкнет. Милая дама, не так ли? Все они друг друга стоят. Настоящий гадюшник.
— Я не хочу подвергать тебя риску, Синди.
— Не волнуйся. Кто не рискует, тот не пьет шампанское.
— Тут ты права. Я найду тебя по этому номеру?
Окно и дверь подъезда дома 45447 по Туиг-стрит закрылись. Тереза и Феликс Габо ретировались в грязь и зловоние своей квартирки.
— Да. Я могу выйти, но обязательно вернусь сюда. Только не звони мне в «Бен Франклин».
— Как я могу? Марта спросит, когда я приступлю к работе.
По улице мимо Флетча медленно проехала патрульная машина.
— Рад, что ты позвонил, — воскликнул Олстон Чамберс. — Я пытался разыскать тебя. Твоя квартира не отвечает, коттедж не отвечает, телефон в машине тоже не отвечает. В редакции понятия не имеют, где тебя искать. У меня есть для тебя новости. Кстати, где ты сейчас?
— В данный момент прячусь на стоянке салона по продаже подержанных автомобилей, изображая манекен, сидящий за рулем «датсана 300 ZX».
— Как же я не догадался об этом?
— Хочу попросить тебя о паре услуг, дружище.
— Не много ли ты от меня требуешь? Я же уже согласился быть твоим шафером. В субботу, не так ли?
— Я же пытаюсь выяснить, кто убил твоего босса.
— Об этом на фирме никто и не вспоминает. Холоднокровные мерзавцы. «Хайбек, Харрисон и Хаулер» заинтересуется убийцей Дональда Хайбека лишь в одном случае: если им придется защищать его или ее в суде, при условии, что он или она достаточно богаты или этот процесс послужит хорошей рекламой. Кстати, кто убил Дональда Хайбека?
— Ты всегда любил задавать прямые вопросы.
— Этому меня учили на юридическом факультете.
— Я не знаю, кто убил Дональда Хайбека. Пока я пообщался с членами его семьи, я пришел к выводу, что каждый мог это сделать, если бы знал, что Хайбек намерен разделить свои деньги между музеем и монастырем.
— Монастырем? Что ты такое говоришь?
— Я забыл. Мы с тобой давно не разговаривали. Поверишь ты мне или нет, но получается, что лжец один рассказал правду.
— И никто ему не поверил?
— Разумеется, нет. Хайбек действительно хотел пожертвовать пять миллионов долларов музею. А в газету он собирался обратиться для того, чтобы под нажимом прессы заставить музей принять его дар с обещанием потратить эти деньги на создание коллекции современного религиозного искусства. Так что мне и «Нью трибюн» в замысле Хайбека отводилась роль пешек.
— Единожды в жизни сказанная правда не превращает человека в монаха.
— Я уверен, что Дональд Хайбек хотел уйти в монастырь. Мои безумные и прочие, столь же ненадежные, источники информации убедили меня в этом. Долгие годы он готовил себя к этому. Он не развелся со своей первой женой, хотя она уже долгие годы находится в частной психиатрической клинике. Возможно, таким образом Дональд пытается найти путь к сердцу сына. А может, ими обоими движет одно и то же чувство. Возможно, сын, думая, что бунтует против отца, интуитивно угадал его заветное желание. И, разумеется, Хайбек не лгал, говоря, что всем на него наплевать. Так оно и было. Кроме того, Хайбек читал русские романы, с иконами на каждой странице, главная идея которых, особенно у Достоевского, — уход от мира.
Последовала долгая-долгая пауза.
— Послушай, Флетч…
— Да, Олстон?
— Ты также уверен, что в своем расследовании пользуешься абсолютно законными методами?
— Естественно. А какие тут могут быть сомнения?
— Я не слышал, чтобы полиция считала уликой перечень прочитанных жертвой книг.
— И напрасно. Образ мыслей человека наиболее полно характеризуется книгами, которые он читает.
— Вернемся к фактам. Ты знаешь, что Хайбек и Жасмин не расписаны?
— Дональд и Луиза не разводились. Я знаю, что Жасмин не стала миссис Хайбек. Я знаю, что ее настоящее имя совсем не Жасмин. Вот мы и подошли к первой услуге, о которой я хочу попросить тебя, дружище.
— А кто же тогда эта Жасмин?
— Она думает, что все происходящее с ней напрямую связано с Федеральной программой защиты свидетелей. Она давала показания на суде в Майами, когда Дональд Хайбек увез ее.
— До того, как закончился ее допрос?
— Естественно. Вероятно, Хайбек убедил ее, что больше ее ни о чем спрашивать не будут, она вольна ехать, куда ей вздумается, а он, помимо прочего, лицо официальное. С умом у Жасмин не густо. Она поверила Хайбеку, потому что он адвокат, говорил с ней по-доброму да и пришел в дорогом костюме.
— Дорогие костюмы — его слабость, — промурлыкал Олстон.
— Так тебя не затруднит связаться с кем полагается, чтобы о ней позаботились? Возможно, ее показания все еще интересуют суд в Майами.
— И это ты называешь услугой? Конечно, позвоню. Всегда готов помочь государству в борьбе с преступниками. Моя новость такова: Дональд Хайбек оставил завещание. Оно написано пять лет тому назад и с тех пор не менялось.
— То есть его завещание юридически законно?
— Да. Согласно воле Дональда Хайбека, все его состояние отходит детям Нэнси Хайбек и Томаса Фарлайфа по достижении ими совершеннолетия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Вашим адвокатом был Дональд Хайбек, не так ли?
— Мистер Хайбек. Да. Я мог бы кое-что сказать, если бы он не говорил так много. Видите ли, у меня были резоны. Я все видел в ином свете. Я мог бы объяснить.
— Вы могли бы объяснить растление детей?
— Мне было что сказать. Я хотел, чтобы им было хорошо.
— Как вы расплатились с Хайбеком? Как вы смогли нанять такого дорогого адвоката?
— Я не платил мистеру Хайбеку. Ни цента.
— Непонятно. Почему же он взялся защищать вас?
— Не знаю. Однажды он пришел в камеру и сказал: «Я твой адвокат». Он ни о чем меня не спрашивал. Не давал ничего объяснить. Я мог бы объяснить, почему я стал таким плохим. Он не позволил судье задать мне хоть один вопрос. День за днем я сидел в зале суда, а все эти люди приходили один за одним, чтобы сказать, что они видели, как я делал то, другое, третье. — Феликс поднес бутылку ко рту и глотнул пива. — Каждый день газеты писали о моем процессе, а телевидение вело передачи из зала суда. Они охотились за моей сестрой. Сводили ее с ума своими расспросами. Показали дом, где мы жили. Рисовали карты. Показывали детские площадки и школьные дворы, куда я приходил с собаками и встречался с детьми. — Феликс по-прежнему плакал. — Газеты — дерьмо! Они едва не затравили мою сестру.
— Я начинаю кое-что понимать.
— Вы узнали о суде из газеты?
— Ваш процесс — единственный, который проиграл Хайбек. Проиграл с треском. Впрочем, мог ли он рассчитывать на иной исход? Растлитель детей…
— Почему он так поступил? Почему так затягивал процесс? Почему говорил сам? Почему не позволил мне все им рассказать?
— Он использовал вас для рекламы. На вашем примере хотел показать, что и Хайбек может проиграть большой процесс. Благодаря вам его фамилия каждый день появлялась на первых полосах газет. Непонятно мне другое, почему вам дали только одиннадцать лет?
— Очень даже понятно! После всех этих издевательств, которые изо дня в день терпела моя сестра по милости газет и телевидения, Хайбек поднялся на одном из заседаний и заявил: «Ваша честь, мой клиент признает себя виновным по всем пунктам».
— Не предупредив вас?
— Нет! Он вообще не разговаривал со мной. А мне было что сказать. Я не собирался причинять детям вред. Я их любил!
— Вы «любили» их, подманивая собаками.
— Конечно! Дети любили собак. Они всегда-всегда подходили к собакам.
— Вы выдрессировали собак уводить детей в укромный уголок.
— Послушайте, вы бывали на школьных дворах? Дети всегда играют в укромных уголках. Собаки не уводили их туда. Они звали собак к себе.
Флетч нетерпеливо взмахнул рукой.
— Я пришел сюда не для того, чтобы в чем-то вас обвинять.
— Я это понимаю. Просто мне надо выговориться. Видите ли, когда я впервые попал в тюрьму, тамошний психиатр потратил на меня массу времени. Я испытывал вину перед сестрой. Мы были маленькие, и я толкнул ее под колеса автомобиля отца, когда тот дал задний ход. Тогда-то она и стала калекой. Отец обезумел. Он ушел от нас, и больше мы о нем не слышали. Видите? Я старался искупить свою вину перед маленькими детьми. Я их любил. Старался любить.
— Все это сказал вам психиатр?
— Помог мне разобраться в себе. Я был болен. Мне было что сказать в суде. Хайбек все испортил, и меня бросили за решетку.
Флетч покачал головой.
— Почему вы так растолстели в тюрьме?
— Меня не брали в рабочие бригады. Никто не хотел работать рядом со мной. Меня отправили на тюремную ферму. Они знали, кто я такой. Из газет, — Феликс Габо уже не плакал, а рыдал. — Если мистер Хайбек собирался заявить суду, что я во всем виновен, почему он не сделал этого сразу, почему позволял газетам так долго мучить мою сестру?
— За это вы и убили Хайбека.
— Я никого не убивал! — Красные от слез глаза Феликса Габо сердито блеснули. — Меня надо было изолировать от общества. Собак убили. Я заслужил наказание!
— Но не ваша сестра.
Феликс указал на себя обеими руками.
— Могу я выйти на улицу и кого-то убить? Я же конченый человек.
— Вы же злы на Хайбека.
— Я выхожу на улицу только по делу. Купил матрац, кресло. Они мне необходимы. Какой сегодня день?
— Среда.
— Завтра четверг. Я должен отметиться в полиции. Вы съездите туда со мной?
— Я? Нет.
— Моя сестра не сможет поехать. Это в центре.
Флетч встал.
— Вам обязательно надо отметиться в полиции.
— Вы не сможете поехать со мной?
— Нет.
— А что вы сделаете для моей сестры?
— Кажется, я уже слышал этот вопрос.
— Неужели вы появились здесь лишь для того, чтобы выслушать историю моей жизни?
— Я хотел услышать ваше признание в убийстве Дональда Хайбека.
— Кто вы?
— Ай Эм Флетчер.
— Вы не из службы социального обеспечения?
— Я же сказал, что я из газеты. — Флетч уже стоял у двери. — Вы не расслышали?
Глаза Феликса Габо вылезли из орбит. Он попытался подняться.
— «Ньюс трибюн», — добавил Флетч.
Габо упал в кресло. Перебросил бутылку из левой руки в правую.
Флетч попятился. В другой комнате наткнулся на инвалидное кресло-каталку Терезы Габо.
Бутылка разбилась о дверной косяк.
— Мой брат не любит газеты, — пояснила Тереза Габо.
— Я понимаю.
— Винит их во всем.
В полуквартале от дома Габо Флетч едва успел сесть за руль, как на Туиг-стрит свернула машина Биффа Уилсона, с мигалкой, антенной и надписями «Ньюс трибюн» на капоте, багажнике и по бокам. Остановилась она у дома 45447.
Глава 37
555—2900.
Часы показывали половину первого.
В этот день Флетчу следовало избегать многих мест. Во-первых, собственной квартиры. Во-вторых, редакции «Ньюс трибюн». Да и езда по улицам без водительского удостоверения и регистрационного талона на автомашину, отобранных прошлой ночью полицией, таила в себе немалую опасность. Его могли арестовать и как Александера Лиддикоута, грабителя, и как Ирвина Мориса Флетчера, распространителя наркотиков.
Поэтому, как только Бифф Уилсон вылез из своей машины, застегнул пиджак и скрылся в подъезде дома 45447 по Туиг-стрит, Флетч заехал на стоянку салона, торгующего подержанными автомобилями. Поставил «датсан 300 ZX» в первый от улицы ряд. Соседние машины были больше по размерам, чище и новее.
Никто из продавцов не удостоил автостоянку своим присутствием. Несомненно, в этот момент они подкреплялись кофе и сандвичами, чтобы, набравшись сил, радовать покупателей ослепительными улыбками и беспрерывной болтовней.
Флетч снял картонную табличку с ветрового стекла соседней машины и подсунул под дворник своей. На табличке значилось: «ПРОДАЕТСЯ. $5000, И ЭТОТ АВТОМОБИЛЬ ВАШ».
Под прикрытием таблички Флетч мог не только спокойно говорить по телефону, но и наблюдать за домом 45447 по Туиг-стрит.
Синди сняла трубку после первого звонка.
— Флетч?
— У тебя все в порядке?
— Конечно. Почему нет?
— Извини, что не смог привезти пиццу.
— Разве можно ждать от мужчин чего-то иного? Договариваются с женщинами, а потом уходят от них, игнорируя прежние обещания. Даже если речь идет о пицце. Меня это не удивляет. Разумеется, Барбару твой поступок задел. Жаловалась она и на голод.
— Слушай, Синди, не надо на меня сердиться. Если б ты знала, что со мной произошло…
— Не хочу я слышать никаких оправданий. Мужчины не способны говорить женщинам правду. Нельзя требовать от змеи, чтобы она исполнила оперную арию.
— Тебе, похоже, не раз доводилось сталкиваться со змеями.
— Я обижаюсь не за себя, Флетчер. За Барбару.
— Для бракосочетания необходимы как жених, так и невеста. Так что стоит ли обращать внимание на мелкие недоразумения?
— Нам приходится выполнять все, что пожелает левая нога мужчины. Потому-то на свете мало счастливых жен. Но так уж устроен мир, не правда ли?
— Ты делаешь это для того, чтобы досадить Марте?
— Во многом, да.
— Где ты находишься?
— Не твое дело.
— Синди, я лишь хочу убедиться, что ты в полной безопасности. И тебя никто не подслушивает.
— Не волнуйся, не подслушивает.
— Хорошо. Кому принадлежат «Дружеские услуги Бена Франклина»?
— Как я и говорила, «Лесной нимфе, инкорпорейтид». Сегодня утром я порылась в бумагах в кабинете Марты. Она сегодня сидела в приемной. Нашла упоминание о двух других корпорациях. Одна называется «Кангуэлл скрю», вторая «Лингман тойз, инкорпорейтид».
— И какая же связь между этими тремя компаниями?
— Точно не знаю. Разобраться не успела. Но мне представляется, что «Кангуэлл скрю» и «Лингман тойз» — инвесторы, владельцы «Лесной нимфы».
— А кто руководит этими компаниями?
На Туиг-стрит Бифф Уилсон выскочил из подъезда дома 45447. Захлопнул за собой дверь. Оглядываясь, сбежал по ступенькам.
— Марта. Президент «Лесной нимфы». Вице-президент «Кангуэлл скрю» и «Лингман тойз». Президент «Кангуэлл скрю» — Мариэтта Рамсин.
Дверь подъезда дома 45447 по Туиг-стрит вновь открылась. Феликс Габо, с зажатой в руке бутылкой, переступил порог. Габариты его поражали воображение.
Феликс бросил бутылку вслед убегающему Биффу Уилсону.
Бутылка угодила Биффу в ухо. Упала на тротуар и разбилась.
— Забавно, — прокомментировал Флетчер.
— Президент «Лингман тойз» — Ивонн Хеллер. Начальник финансового отдела во всех компаниях один — Джей Демарест. Я его знаю.
— Правда?
Открылось окно на нижнем этаже дома 45447 по Туиг-стрит. Из него высунулась Тереза. Она трясла рукой и что-то кричала в спину Биффа.
— Да. Постоянно приходит к нам. Пользуется всеми благами, никогда ни за что не платит. Получает все, что требует.
— И что ты можешь о нем сказать?
Феликс Габо тем временем собирал с тротуара осколки бутылки.
— За те два года, что я его знаю, физические упражнения изменили его в лучшую сторону. Я говорю о спортивной форме. Ему чуть больше тридцати. Он не женат.
— Кто ж будет жениться, имея таких друзей?
— Что?
Прижав руку к ушибленному уху, Бифф повернулся, чтобы броситься на Феликса.
Феликс швырнул осколки в лицо Биффу.
— Ничего.
— Я бывала с ним, знаешь ли. Эскорт-услуги. Когда он приглашал друзей к обеду.
— И что у него за друзья?
Под крики брата и сестры Габо Бифф Уилсон загрузился в машину.
— Неудачники. Ты понимаешь, что я имею в виду? Люди, которые ничего не могут сделать как следует.
— Ты думаешь, что Джей Демарест — истинный владелец компаний?
У Биффа никак не заводилась машина. Наконец включились «мигалки» на крыше.
— Я думаю, он ведет бухгалтерский учет и заказывает лосиные рога. Козел отпущения.
— Ему обеспечивают хорошую жизнь, чтобы при необходимости он взял всю вину на себя, отведя удар от настоящих хозяев.
Теперь Феликс набросился на машину. Пнул левое заднее крыло. Да так сильно, что на нем появилась приличных размеров вмятина. Затем его кулаки забарабанили по багажнику. Его форма также начала меняться.
— Да. Я думаю, он и Марта — наемные работники. Взревел двигатель машины Биффа.
— Когда ты сможешь узнать все остальное?
С поврежденными багажником и левым крылом, с включенными «мигалками» машина рванула с места.
Камень, который Феликс уже держал в руке, полетел следом и разбил заднее стекло.
Поворачивая за угол, Бифф Уилсон едва не врезался в проезжающий автобус.
— Да, нелегка репортерская жизнь, — вздохнул Флетч.
— Что?
Тереза и Феликс Габо все еще что-то кричали и махали кулаками вслед уже скрывшейся за углом машине.
— Когда ты сможешь узнать все остальное?
— Давай договоримся о встрече, и к этому времени я все подготовлю. Перечень услуг и их стоимость я уже написала. У меня есть фамилии и адреса некоторых клиентов. А также фотографии и видеокассеты.
— Отлично. А Марта там есть?
— Конечно. Ей тоже нравится иной раз поразмяться.
— Джей Демарест?
— Естественно. Думаю, Марта запечатлела его на пленку на случай, если он взбрыкнет. Милая дама, не так ли? Все они друг друга стоят. Настоящий гадюшник.
— Я не хочу подвергать тебя риску, Синди.
— Не волнуйся. Кто не рискует, тот не пьет шампанское.
— Тут ты права. Я найду тебя по этому номеру?
Окно и дверь подъезда дома 45447 по Туиг-стрит закрылись. Тереза и Феликс Габо ретировались в грязь и зловоние своей квартирки.
— Да. Я могу выйти, но обязательно вернусь сюда. Только не звони мне в «Бен Франклин».
— Как я могу? Марта спросит, когда я приступлю к работе.
По улице мимо Флетча медленно проехала патрульная машина.
— Рад, что ты позвонил, — воскликнул Олстон Чамберс. — Я пытался разыскать тебя. Твоя квартира не отвечает, коттедж не отвечает, телефон в машине тоже не отвечает. В редакции понятия не имеют, где тебя искать. У меня есть для тебя новости. Кстати, где ты сейчас?
— В данный момент прячусь на стоянке салона по продаже подержанных автомобилей, изображая манекен, сидящий за рулем «датсана 300 ZX».
— Как же я не догадался об этом?
— Хочу попросить тебя о паре услуг, дружище.
— Не много ли ты от меня требуешь? Я же уже согласился быть твоим шафером. В субботу, не так ли?
— Я же пытаюсь выяснить, кто убил твоего босса.
— Об этом на фирме никто и не вспоминает. Холоднокровные мерзавцы. «Хайбек, Харрисон и Хаулер» заинтересуется убийцей Дональда Хайбека лишь в одном случае: если им придется защищать его или ее в суде, при условии, что он или она достаточно богаты или этот процесс послужит хорошей рекламой. Кстати, кто убил Дональда Хайбека?
— Ты всегда любил задавать прямые вопросы.
— Этому меня учили на юридическом факультете.
— Я не знаю, кто убил Дональда Хайбека. Пока я пообщался с членами его семьи, я пришел к выводу, что каждый мог это сделать, если бы знал, что Хайбек намерен разделить свои деньги между музеем и монастырем.
— Монастырем? Что ты такое говоришь?
— Я забыл. Мы с тобой давно не разговаривали. Поверишь ты мне или нет, но получается, что лжец один рассказал правду.
— И никто ему не поверил?
— Разумеется, нет. Хайбек действительно хотел пожертвовать пять миллионов долларов музею. А в газету он собирался обратиться для того, чтобы под нажимом прессы заставить музей принять его дар с обещанием потратить эти деньги на создание коллекции современного религиозного искусства. Так что мне и «Нью трибюн» в замысле Хайбека отводилась роль пешек.
— Единожды в жизни сказанная правда не превращает человека в монаха.
— Я уверен, что Дональд Хайбек хотел уйти в монастырь. Мои безумные и прочие, столь же ненадежные, источники информации убедили меня в этом. Долгие годы он готовил себя к этому. Он не развелся со своей первой женой, хотя она уже долгие годы находится в частной психиатрической клинике. Возможно, таким образом Дональд пытается найти путь к сердцу сына. А может, ими обоими движет одно и то же чувство. Возможно, сын, думая, что бунтует против отца, интуитивно угадал его заветное желание. И, разумеется, Хайбек не лгал, говоря, что всем на него наплевать. Так оно и было. Кроме того, Хайбек читал русские романы, с иконами на каждой странице, главная идея которых, особенно у Достоевского, — уход от мира.
Последовала долгая-долгая пауза.
— Послушай, Флетч…
— Да, Олстон?
— Ты также уверен, что в своем расследовании пользуешься абсолютно законными методами?
— Естественно. А какие тут могут быть сомнения?
— Я не слышал, чтобы полиция считала уликой перечень прочитанных жертвой книг.
— И напрасно. Образ мыслей человека наиболее полно характеризуется книгами, которые он читает.
— Вернемся к фактам. Ты знаешь, что Хайбек и Жасмин не расписаны?
— Дональд и Луиза не разводились. Я знаю, что Жасмин не стала миссис Хайбек. Я знаю, что ее настоящее имя совсем не Жасмин. Вот мы и подошли к первой услуге, о которой я хочу попросить тебя, дружище.
— А кто же тогда эта Жасмин?
— Она думает, что все происходящее с ней напрямую связано с Федеральной программой защиты свидетелей. Она давала показания на суде в Майами, когда Дональд Хайбек увез ее.
— До того, как закончился ее допрос?
— Естественно. Вероятно, Хайбек убедил ее, что больше ее ни о чем спрашивать не будут, она вольна ехать, куда ей вздумается, а он, помимо прочего, лицо официальное. С умом у Жасмин не густо. Она поверила Хайбеку, потому что он адвокат, говорил с ней по-доброму да и пришел в дорогом костюме.
— Дорогие костюмы — его слабость, — промурлыкал Олстон.
— Так тебя не затруднит связаться с кем полагается, чтобы о ней позаботились? Возможно, ее показания все еще интересуют суд в Майами.
— И это ты называешь услугой? Конечно, позвоню. Всегда готов помочь государству в борьбе с преступниками. Моя новость такова: Дональд Хайбек оставил завещание. Оно написано пять лет тому назад и с тех пор не менялось.
— То есть его завещание юридически законно?
— Да. Согласно воле Дональда Хайбека, все его состояние отходит детям Нэнси Хайбек и Томаса Фарлайфа по достижении ими совершеннолетия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21