Логика требует, чтобы они спали в отдельных номерах, но простой избиратель этого не приемлет. Образ кандидата должен быть безупречен. А так у некоторых возникают подозрения, что отдельный номер позволяет отцу проводить ночь в обществе других женщин, а в больном мозгу подозрения могут трансформироваться в убежденность, что так оно и есть на самом деле.
— Я же пошутил. Наедине с тобой.
— Видишь ли, Флетч, образ и реальность всегда разнятся.
— Правда?
— Мы пытаемся создать образ единения губернатора и его жены. Они вместе ведут предвыборную кампанию, поспевают всюду, произносят речи, дают интервью, гладят детей по голове, переезжают из города в город, но при этом живут, едят, спят, как обычные люди. Конечно, в действительности все иначе. Такое просто невозможно.
— Доктор Том может манипулировать твоим отцом с помощью таблеток. Уколов. Или чего-то еще.
— Доктор Том помогает отцу засыпать каждый вечер, будит его каждое утро, дает стимуляторы днем. Это реалии предвыборной кампании. И делается это на самом высоком научном уровне под полным медицинским контролем.
— А на твоего отца это никак не влияет?
— Разумеется, влияет. Пилюли позволяют ему вести предвыборную кампанию. Выкладываться до конца, выдерживать нечеловеческие нагрузки.
— Что бы мы делали без химии.
— Возьми человека восемнадцатого столетия. Заставь летать чуть ли не со скоростью звука. Протащи через толпу орущих людей, жаждущих пожать ему руку, причем в кармане любого может оказаться нож или пистолет. Посади перед телекамерой, чтобы он говорил с двухсотпятидесятитысячной аудиторией, когда взвешивается каждое слово, оценивается любая перемена в лице. И так изо дня в день, в течение месяцев. И посмотри, что с ним будет. А человеческая конституция с той поры практически не изменилась, ты же знаешь.
— А как же ты, Уолш?
— А что я?
— Твой отец сказал мне, что на твою долю выпадает куда большая нагрузка.
— Я моложе.
— Доктор Том пользует и тебя?
— Нет, — Уолш смотрел в пол. — Я справляюсь сам. Что еще ты не можешь принять?
— Эту женщину, Уолш.
— А что насчет нее?
— Вполне возможно, что ее выбросили с балкона «люкса» твоего отца. Снег на балконе вытоптан. Часть поручня очищена. Кроме того, входные двери в номера твоих родителей не запираются.
— К чему ты ведешь?
— Это самоубийство? Или насильственная смерть?
— Тебе известно, сколько людей ежедневно умирает из-за плохих правительств?
— Я бы сказал, сотни.
— А я думаю, гораздо больше. Так может ли смерть ничем не примечательной женщины помешать потенциально великому президенту войти в Белый Дом?
— А местная полиция? Она не будет вести расследование?
— Уже все улажено. Мэр сам нашел меня в баре. Высказал надежду, что это прискорбное происшествие не отразится на ходе предвыборной кампании и не расстроит кандидата и его команду. Попросил сразу обращаться к нему, если полиция будет докучать нам.
— Ты серьезно?
— Я сказал ему, что со всеми вопросами, у кого бы они не возникали, следует обращаться к Барри Хайнсу.
Флетч закатил глаза.
— Похоже, в президентской кампании все идет не так, как в реальной жизни.
— Откровенно говоря, мне показалось, что мэр встревожен куда больше нас. Вокруг кишмя кишат корреспонденты самых читаемых газет, а тут убийство в его родном городе, о котором может узнать вся страна. Можно представить себе, как потускнеет образ его «малой родины», если Америка впервые услышит о существовании вверенного ему города лишь благодаря совершенному в нем убийству.
— Эти политические репортеры понятия не имеют, как писать об убийствах, — ввернул Флетч. — Они — узкие специалисты. И убийство интересует их не более боксерского поединка. Они не способны пасть так низко, чтобы удостоить его своим вниманием.
— Тут ты прав.
— Если б кого убили прямо в автобусе прессы, и то они позвали бы криминальных репортеров. Об убийстве они напишут не лучше, чем первый попавшийся на улице человек. Потому-то я и не могу взять в толк, с какой стати нас сопровождает один криминальный репортер.
— Кто именно? — без всякого интереса спросил Уолш.
— Фредерика Эрбатнот. «Ньюсуорлд».
— Завтра на рассвете, — продолжил Уолш, — мы уедем из этого города и, возможно, никогда более не появимся здесь. Пожелаем же удачи местной полиции. Надеюсь, они раскроют и это преступление. Но я не хочу, чтобы расследование причин смерти этой женщины хоть как-то затронуло предвыборную кампанию. Развести одно с другим — вопрос техники, и я думаю, нам это по силам, — Уолш потянулся. — Хватит об этом. Слишком мелкий вопрос. А главное, о чем я уже говорил, в том, что ты должен идти с нами до конца, раз уж пошел.
— Почему ты вообще обратился ко мне?
— У тебя большой опыт общения с прессой, Флетч.
— Я сотрудничал во многих газетах.
— Ты знаешь, как работают журналисты.
— Пашут по-черному.
— Как они думают.
— Соображают медленно, но в конце концов добираются до сути.
— Отметка девятнадцать-восемнадцать, Флетч.
— Девятнадцать что?
Уолш уставился в ковер. Губы его изогнулись в улыбке, но лицо побледнело.
— Нас осталось двенадцать. Во вражеском окружении. Они знали, что нас мало, и готовились покончить с нами.
— Ты собираешься рассказать мне солдатскую байку?
— Многие сотни окружали нас. Мы могли зарыться в землю и держаться до последнего. Или пойти на прорыв и погибнуть в рукопашной.
— Война есть…
— А вот ты, Флетч, не позволил своему лейтенанту принять одно из этих очевидных решений. Ты спорил со мной. Пока до меня не дошел смысл твоих слов.
— Мне и теперь нелегко убедить в чем-либо власть придержащих.
— С твоей подачи мы вскарабкались на деревья и привязали себя к ветвям. Три дня провисели на этих чертовых деревьях.
— Кажется, чертовски проголодались.
— Лучше голодать, чем умереть с собственными яйцами во рту.
— Тебе же хватило решительности принять мое предложение, Уолш.
— Я перепугался до смерти. Не мог думать. Враги бродили внизу. Даже начали стрелять друг в друга. Потом унесли покойников. Они и представить себе не могли, что американцы влезут на деревья.
— Я спасал и свою жизнь.
— Твой приятель… как его звали, Чамберс? Ты с ним видишься?
— Олстон Чамберс. Да. Мы часто болтаем по телефону. Он — прокурор в Калифорнии.
— Ты знаешь, как найти выход из критической ситуации. А президентская кампания — сплошной кризис.
Флетч взглянул на часы.
— Уже поздно.
— Я хочу дать тебе документы, с которыми надо ознакомиться до утра. А что бы ты делал сейчас дома?
— Наверное, слушал бы Серхио Хуэвоса.
— О, да. Кубинский барабанщик.
— Арфист. Из Парагвая.
— Парагвайский арфист?
— Ты никогда его не слушал.
— Я вообще не слышал, как играют на арфе.
— Ты многое потерял.
Уолш вздохнул.
Быстрым шагом она пересекла гостиную — в длинном сером халате, с рассыпавшимися по плечам белокурыми волосами.
Флетч не ожидал, что Дорис Уилер — такая крупная женщина. На экране телевизора она казалась мельче, возможно, потому, что всегда стояла рядом с губернатором, двухметровым гигантом. Дорис отличали не только рост, но и ширина плеч.
Флетч встал.
— Занес тебе программу завтрашнего дня, — Уолш указал на листок бумаги на кофейном столике. — А почему ты так рано прилетела из Кливленда?
— Попросила Салли взять билет на более ранний рейс. Ушла после первого отделения симфонического концерта, — Уолш не поднялся с кресла. Взгляд Дорис скользнул по воротнику рубашки Флетча. — Кто это?
— Флетчер. Наш новый пресс-секретарь. Ввожу его в курс дел.
— Почему вы беседуете глубокой ночью?
— Вспоминаем былые дни. Давно не виделись. Не так ли, Флетч?
Дорис наклонилась над сыном. Поцеловала в губы.
— Уолш, ты пил!
— Пришлось провести какое-то время в баре. У нас происшествие. Эта женщина.
Дорис отвесила сыну крепкую затрещину. Ее раскрытая ладонь более всего напоминала лопату.
— Что мне женщина, Уолш? А вот того, что от тебя разит спиртным, я не потерплю, — Уолш не пошевелился, даже не посмотрел на нее. — Нельзя допустить, чтобы из-за такой вот мелочи отца не избрали президентом Соединенных Штатов.
Она пересекла гостиную в обратном направлении.
— А теперь идите спать.
Дверь спальни захлопнулась.
Лицо Уолша заливала краска двух цветов. Темнокрасная — отметина от оплеухи, и пунцовая — за ее пределами.
Он не отрывал глаз от лежащих на коленях бумаг.
— Я рад, что загодя прочел тебе лекцию о верности, — наконец, выдавил из себя Уолш.
Глава 6
— Доброе утро, пресс-дамы и пресс-господа, — добродушно пробасил губернатор Кэкстон Уилер, войдя в автобус, в котором ехали журналисты.
— Пресс-мужчины и пресс-женщины, — поправил его мужской голос с заднего сидения.
— Женщины и мужчины, — уточнила женщина, сидевшая рядом с Фредци Эрбатнот.
— Может, труженики пера, — предложил губернатор.
Флетч стоял рядом с ним. В половине седьмого утра Кэкстон Уилер выглядел подтянутым, загорелым, отлично отдохнувшим. Микрофоном, подключенным к системе громкой связи автобуса, он не пользовался.
— Не забудьте фотографов, — вставил Рой Филби, представляющий фототелеграфное агентство. — Мы тоже труженики.
— К тому же пользуетесь всеобщим уважением, — лицо губернатора расплылось в улыбке.
— Вы охватили всех, за исключением Эрбатнот! — воскликнул Джо Холл.
— И всех тварей, больших и малых? — полюбопытствовал губернатор.
— Уж не полагает ли этот мужчина, что имеет дело с животными? Или он пытается баллотироваться на пост егеря?
— А теперь позвольте представить вам вашего коллегу…
— Это вряд ли, — возразила ему Фредерика Эрбатнот.
— …Ай-эм Флетчер, прошу любить и жаловать.
— Политики могут сказать что угодно, — пробурчал Айра Лейпин.
— Мы наняли его, чтобы было кому раздавать вам пресс-релизы, отвечать на все ваши вопросы, не беря за это ни цента, чего бы эти вопросы не касались, и говорить за меня то, что я не могу вымолвить сам, не покраснев.
— Он же преступник, — процедил мужчина со значком «Дейли госпел» на лацкане пиджака.
— Я понимаю, что кое-кому из вас будет недоставать старины Джеймса, — на лице губернатора отразилась печаль. Глядя на его профиль, Флетч отметил, что губернатор слишком уж явно отсчитывает секунды, скорбя об ушедшем соратнике. Затем на его губах вновь заиграла улыбка. — Как вы все знаете, старина Джеймс решил подыскать себе такую работу, где не надо спорить.
— Да, — ввернул Ленсинг Сэйер. — Когда все идут на теннисный корт, Джеймс тоже должен играть в теннис.
— Итак, — шея губернатора покраснела, — я оставляю вам Флетча, — Уолш заранее предупредил Флетча, что тот поедет в автобусе прессы. — Пожалуйста, не съешьте его живьем. На ленч я распоряжусь подать вам что-нибудь повкуснее.
— Эй, губернатор, — прокричал Джо Холл, — что вы можете сказать о вчерашнем заявлении президента по Южной Африке?
Помахав на прощание рукой, Кэкстон Уилер вышел из автобуса.
Флетч взял микрофон. Водитель включил систему громкой связи.
— Доброе утро. Как пресс-секретарь губернатора, я торжественно обещаю никогда не лгать вам. Сегодня, на этом автобусе, мы проследуем через Майами, Новый Орлеан, Даллас, Нью-Йорк и Кеокук, что в штате Айова. Как обычно, в полдень мы полетим на ленч в Сан-Франциско. Меню на сегодня: суп из мидий, жареный фазан и клубничный мусс. А все, сказанное губернатором этим утром, на злобу дня, дышит мудростью и не затерто, как старый шлепанец.
— К тому же пошел снег, — прервала его Фенелла Бейкер, протерев запотевшее стекло.
Тем временем Дорис Уилер садилась в черный седан. Автобусы с прессой и командой губернатора ехали на юго-запад, жена губернатора — на север штата. Предвыборная кампания стремительно накатывала на промежуточный финиш.
— Если у вас есть ко мне вопросы, запишите их на листочке и предложите вашим издателям в качестве загадки.
— Флетч, вы действительно преступник? — спросил Рой Филби.
— Нет, но ежели у кого из вас кончатся деньги, обратитесь ко мне, и я свяжу вас с людьми, которые с радостью ссудят их вам. Под скромные двадцать процентов в день.
— О, так вы работаете и на кредитную компанию?
— Это правда, что вы спасли жизнь Уолшу Уилеру? — спросила Фенелла Бейкер.
— И еще одно, — продолжил Флетч. — Я никогда не буду увиливать от ответа на ваши вопросы.
Он выключил микрофон и положил его в углубление на приборном щитке.
Глава 7
— И каково вам в шкуре противника прессы? — улыбаясь, спросила со своего места Фредерика Эрбатнот.
— Некоторые полагают, что это мое естество.
— Бетси Гинзберг, — представила Фредди свою соседку, миловидную, чуточку полноватую молодую женщину с блестящими глазами.
— У вас потрясающие статьи, — улыбнулся ей Флетч. — Я, правда, не прочел ни строчки, но решил говорить журналистам только приятное.
Бетси рассмеялась. Заревел дизельный двигатель. Шуму от него было, что от самолета на взлете. Автобус плавно тронулся с места.
Фредди подтолкнула Бетси локтем.
— Пересядь. Позволь мне первой вонзить зубы в нового пресс-секретаря.
— Это предлог, а на самом деле ты выгоняешь меня, потому что он такой симпатяга.
Бетси пересела.
— Правда? А я и не заметила.
Флетч плюхнулся в освободившееся кресло.
— Едва ли мне удастся стать добропорядочным членом общества. Для меня это внове.
Уже глубокой ночью, сняв ксерокопии и подсунув их под двери номеров на восьмом этаже, Флетч принял душ и забрался в кровать со всеми папками, полученными от Уолша. В одной он нашел тезисы программы кандидата, его точку зрения по основным вопросам внутренней и внешней политики. По некоторым позиция была ясной и четкой, по другим — столь расплывчатой и туманной, что Флетчу приходилось по два-три раза перечитывать текст, чтобы понять, чего же будет добиваться кандидат. Далее Флетч перешел к кратким биографическим данным каждого из команды кандидата. Имелась в папках, пусть и разрозненная, информация по освещающим предвыборную кампанию журналистам. Фотографии, сведения о родственниках, политические воззрения, наиболее известные статьи. Флетч так и заснул, обложенный папками. Разбудил его телефонный звонок…
— Мне уже прочитали две лекции об абсолютной верности, — продолжил Флетч под шуршание шин по асфальту.
— А вы ожидали чего-то иного? — удивилась Фредди.
Флетч на мгновение задумался.
— Я не верю в абсолюты.
— Позиция у вас незавидная, с этим я согласна, — кивнула Фредди. — Между молотом и наковальней. Как репортер, вы обучены добывать новости и доносить их до читателя. Как пресс-секретарь, вы обязаны препятствовать другим репортерам узнавать то, что знать им не положено. Идти супротив прессы. Переламывать себя. Бедный Флетч.
— Благодарю за сочувствие.
— Победителем вам не выйти.
— Я знаю.
— Тогда все в порядке, — она похлопала Флетча по руке. — Я уничтожу вас совершенно безболезненно.
— Отлично. Я ценю вашу заботу. Но вы уверены, что вам это по силам?
— Что?
— Уничтожить меня.
— Так это не составит труда. Благодаря вашим же внутренним конфликтам. Вы никогда не пытались вписаться в общество, Флетч. Давайте смотреть правде в глаза, вы — прирожденный бунтарь.
— Готовясь занять эту должность, я купил галстук.
Фредди повернулась, чтобы взглянуть на его новый красный галстук.
— Приобрел его в аэропорту Литтл-Рок.
— Ограниченный выбор?
— Мне предложили пять или шесть.
— И этот был лучшим?
— Мне так показалось.
— Вы купили только один галстук, так?
— Я же не знал, сколь долго придется мне работать пресс-секретарем.
— Что ж, порадуемся, что ваши инвестиции в новое дело невелики. Так что вы хотите мне сказать насчет вчерашнего вечера?
— А что тут говорить? Я проводил вас до номера, чтобы вы захлопнули дверь перед моим носом.
— Прошлым вечером на тротуаре под окном кандидата нашли мертвую женщину. Разве вы не читаете газеты?
— Читаю. Сегодня тема номер один — потасовка болельщиков на хоккейном матче между…
— К черту сегодняшнюю тему, — оборвала его Фредди. — Меня интересует, о чем напишут на первой полосе завтра.
— О том, как жестоко обошлась полиция с драчунами.
Фредди отвернулась к окну и заговорила со своим отражением.
— Этот пресс-секретарь полагает, что ему удастся ничего не сказать о молодой женщине, которую выбросили на мостовую из окна спальни губернатора.
— Перестаньте, Фредди. Я действительно ничего не знаю.
— Должны знать.
— Я обратил внимание, что никто из вас не спросил о ней губернатора, когда он заходил в автобус.
— На данной стадии расследования задавать подобные вопросы нелепо.
— Естественно.
— Во всяком случае, ему.
— А мне можно?
— Такова доля пресс-секретаря.
— Фредди, мне известно лишь то, что я слышал в утреннем выпуске новостей по ти-ви. Ее звали Элис Элизабет Филдз…
— Шилдз.
— Около тридцати лет.
— Двадцать восемь.
— Из Чикаго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Я же пошутил. Наедине с тобой.
— Видишь ли, Флетч, образ и реальность всегда разнятся.
— Правда?
— Мы пытаемся создать образ единения губернатора и его жены. Они вместе ведут предвыборную кампанию, поспевают всюду, произносят речи, дают интервью, гладят детей по голове, переезжают из города в город, но при этом живут, едят, спят, как обычные люди. Конечно, в действительности все иначе. Такое просто невозможно.
— Доктор Том может манипулировать твоим отцом с помощью таблеток. Уколов. Или чего-то еще.
— Доктор Том помогает отцу засыпать каждый вечер, будит его каждое утро, дает стимуляторы днем. Это реалии предвыборной кампании. И делается это на самом высоком научном уровне под полным медицинским контролем.
— А на твоего отца это никак не влияет?
— Разумеется, влияет. Пилюли позволяют ему вести предвыборную кампанию. Выкладываться до конца, выдерживать нечеловеческие нагрузки.
— Что бы мы делали без химии.
— Возьми человека восемнадцатого столетия. Заставь летать чуть ли не со скоростью звука. Протащи через толпу орущих людей, жаждущих пожать ему руку, причем в кармане любого может оказаться нож или пистолет. Посади перед телекамерой, чтобы он говорил с двухсотпятидесятитысячной аудиторией, когда взвешивается каждое слово, оценивается любая перемена в лице. И так изо дня в день, в течение месяцев. И посмотри, что с ним будет. А человеческая конституция с той поры практически не изменилась, ты же знаешь.
— А как же ты, Уолш?
— А что я?
— Твой отец сказал мне, что на твою долю выпадает куда большая нагрузка.
— Я моложе.
— Доктор Том пользует и тебя?
— Нет, — Уолш смотрел в пол. — Я справляюсь сам. Что еще ты не можешь принять?
— Эту женщину, Уолш.
— А что насчет нее?
— Вполне возможно, что ее выбросили с балкона «люкса» твоего отца. Снег на балконе вытоптан. Часть поручня очищена. Кроме того, входные двери в номера твоих родителей не запираются.
— К чему ты ведешь?
— Это самоубийство? Или насильственная смерть?
— Тебе известно, сколько людей ежедневно умирает из-за плохих правительств?
— Я бы сказал, сотни.
— А я думаю, гораздо больше. Так может ли смерть ничем не примечательной женщины помешать потенциально великому президенту войти в Белый Дом?
— А местная полиция? Она не будет вести расследование?
— Уже все улажено. Мэр сам нашел меня в баре. Высказал надежду, что это прискорбное происшествие не отразится на ходе предвыборной кампании и не расстроит кандидата и его команду. Попросил сразу обращаться к нему, если полиция будет докучать нам.
— Ты серьезно?
— Я сказал ему, что со всеми вопросами, у кого бы они не возникали, следует обращаться к Барри Хайнсу.
Флетч закатил глаза.
— Похоже, в президентской кампании все идет не так, как в реальной жизни.
— Откровенно говоря, мне показалось, что мэр встревожен куда больше нас. Вокруг кишмя кишат корреспонденты самых читаемых газет, а тут убийство в его родном городе, о котором может узнать вся страна. Можно представить себе, как потускнеет образ его «малой родины», если Америка впервые услышит о существовании вверенного ему города лишь благодаря совершенному в нем убийству.
— Эти политические репортеры понятия не имеют, как писать об убийствах, — ввернул Флетч. — Они — узкие специалисты. И убийство интересует их не более боксерского поединка. Они не способны пасть так низко, чтобы удостоить его своим вниманием.
— Тут ты прав.
— Если б кого убили прямо в автобусе прессы, и то они позвали бы криминальных репортеров. Об убийстве они напишут не лучше, чем первый попавшийся на улице человек. Потому-то я и не могу взять в толк, с какой стати нас сопровождает один криминальный репортер.
— Кто именно? — без всякого интереса спросил Уолш.
— Фредерика Эрбатнот. «Ньюсуорлд».
— Завтра на рассвете, — продолжил Уолш, — мы уедем из этого города и, возможно, никогда более не появимся здесь. Пожелаем же удачи местной полиции. Надеюсь, они раскроют и это преступление. Но я не хочу, чтобы расследование причин смерти этой женщины хоть как-то затронуло предвыборную кампанию. Развести одно с другим — вопрос техники, и я думаю, нам это по силам, — Уолш потянулся. — Хватит об этом. Слишком мелкий вопрос. А главное, о чем я уже говорил, в том, что ты должен идти с нами до конца, раз уж пошел.
— Почему ты вообще обратился ко мне?
— У тебя большой опыт общения с прессой, Флетч.
— Я сотрудничал во многих газетах.
— Ты знаешь, как работают журналисты.
— Пашут по-черному.
— Как они думают.
— Соображают медленно, но в конце концов добираются до сути.
— Отметка девятнадцать-восемнадцать, Флетч.
— Девятнадцать что?
Уолш уставился в ковер. Губы его изогнулись в улыбке, но лицо побледнело.
— Нас осталось двенадцать. Во вражеском окружении. Они знали, что нас мало, и готовились покончить с нами.
— Ты собираешься рассказать мне солдатскую байку?
— Многие сотни окружали нас. Мы могли зарыться в землю и держаться до последнего. Или пойти на прорыв и погибнуть в рукопашной.
— Война есть…
— А вот ты, Флетч, не позволил своему лейтенанту принять одно из этих очевидных решений. Ты спорил со мной. Пока до меня не дошел смысл твоих слов.
— Мне и теперь нелегко убедить в чем-либо власть придержащих.
— С твоей подачи мы вскарабкались на деревья и привязали себя к ветвям. Три дня провисели на этих чертовых деревьях.
— Кажется, чертовски проголодались.
— Лучше голодать, чем умереть с собственными яйцами во рту.
— Тебе же хватило решительности принять мое предложение, Уолш.
— Я перепугался до смерти. Не мог думать. Враги бродили внизу. Даже начали стрелять друг в друга. Потом унесли покойников. Они и представить себе не могли, что американцы влезут на деревья.
— Я спасал и свою жизнь.
— Твой приятель… как его звали, Чамберс? Ты с ним видишься?
— Олстон Чамберс. Да. Мы часто болтаем по телефону. Он — прокурор в Калифорнии.
— Ты знаешь, как найти выход из критической ситуации. А президентская кампания — сплошной кризис.
Флетч взглянул на часы.
— Уже поздно.
— Я хочу дать тебе документы, с которыми надо ознакомиться до утра. А что бы ты делал сейчас дома?
— Наверное, слушал бы Серхио Хуэвоса.
— О, да. Кубинский барабанщик.
— Арфист. Из Парагвая.
— Парагвайский арфист?
— Ты никогда его не слушал.
— Я вообще не слышал, как играют на арфе.
— Ты многое потерял.
Уолш вздохнул.
Быстрым шагом она пересекла гостиную — в длинном сером халате, с рассыпавшимися по плечам белокурыми волосами.
Флетч не ожидал, что Дорис Уилер — такая крупная женщина. На экране телевизора она казалась мельче, возможно, потому, что всегда стояла рядом с губернатором, двухметровым гигантом. Дорис отличали не только рост, но и ширина плеч.
Флетч встал.
— Занес тебе программу завтрашнего дня, — Уолш указал на листок бумаги на кофейном столике. — А почему ты так рано прилетела из Кливленда?
— Попросила Салли взять билет на более ранний рейс. Ушла после первого отделения симфонического концерта, — Уолш не поднялся с кресла. Взгляд Дорис скользнул по воротнику рубашки Флетча. — Кто это?
— Флетчер. Наш новый пресс-секретарь. Ввожу его в курс дел.
— Почему вы беседуете глубокой ночью?
— Вспоминаем былые дни. Давно не виделись. Не так ли, Флетч?
Дорис наклонилась над сыном. Поцеловала в губы.
— Уолш, ты пил!
— Пришлось провести какое-то время в баре. У нас происшествие. Эта женщина.
Дорис отвесила сыну крепкую затрещину. Ее раскрытая ладонь более всего напоминала лопату.
— Что мне женщина, Уолш? А вот того, что от тебя разит спиртным, я не потерплю, — Уолш не пошевелился, даже не посмотрел на нее. — Нельзя допустить, чтобы из-за такой вот мелочи отца не избрали президентом Соединенных Штатов.
Она пересекла гостиную в обратном направлении.
— А теперь идите спать.
Дверь спальни захлопнулась.
Лицо Уолша заливала краска двух цветов. Темнокрасная — отметина от оплеухи, и пунцовая — за ее пределами.
Он не отрывал глаз от лежащих на коленях бумаг.
— Я рад, что загодя прочел тебе лекцию о верности, — наконец, выдавил из себя Уолш.
Глава 6
— Доброе утро, пресс-дамы и пресс-господа, — добродушно пробасил губернатор Кэкстон Уилер, войдя в автобус, в котором ехали журналисты.
— Пресс-мужчины и пресс-женщины, — поправил его мужской голос с заднего сидения.
— Женщины и мужчины, — уточнила женщина, сидевшая рядом с Фредци Эрбатнот.
— Может, труженики пера, — предложил губернатор.
Флетч стоял рядом с ним. В половине седьмого утра Кэкстон Уилер выглядел подтянутым, загорелым, отлично отдохнувшим. Микрофоном, подключенным к системе громкой связи автобуса, он не пользовался.
— Не забудьте фотографов, — вставил Рой Филби, представляющий фототелеграфное агентство. — Мы тоже труженики.
— К тому же пользуетесь всеобщим уважением, — лицо губернатора расплылось в улыбке.
— Вы охватили всех, за исключением Эрбатнот! — воскликнул Джо Холл.
— И всех тварей, больших и малых? — полюбопытствовал губернатор.
— Уж не полагает ли этот мужчина, что имеет дело с животными? Или он пытается баллотироваться на пост егеря?
— А теперь позвольте представить вам вашего коллегу…
— Это вряд ли, — возразила ему Фредерика Эрбатнот.
— …Ай-эм Флетчер, прошу любить и жаловать.
— Политики могут сказать что угодно, — пробурчал Айра Лейпин.
— Мы наняли его, чтобы было кому раздавать вам пресс-релизы, отвечать на все ваши вопросы, не беря за это ни цента, чего бы эти вопросы не касались, и говорить за меня то, что я не могу вымолвить сам, не покраснев.
— Он же преступник, — процедил мужчина со значком «Дейли госпел» на лацкане пиджака.
— Я понимаю, что кое-кому из вас будет недоставать старины Джеймса, — на лице губернатора отразилась печаль. Глядя на его профиль, Флетч отметил, что губернатор слишком уж явно отсчитывает секунды, скорбя об ушедшем соратнике. Затем на его губах вновь заиграла улыбка. — Как вы все знаете, старина Джеймс решил подыскать себе такую работу, где не надо спорить.
— Да, — ввернул Ленсинг Сэйер. — Когда все идут на теннисный корт, Джеймс тоже должен играть в теннис.
— Итак, — шея губернатора покраснела, — я оставляю вам Флетча, — Уолш заранее предупредил Флетча, что тот поедет в автобусе прессы. — Пожалуйста, не съешьте его живьем. На ленч я распоряжусь подать вам что-нибудь повкуснее.
— Эй, губернатор, — прокричал Джо Холл, — что вы можете сказать о вчерашнем заявлении президента по Южной Африке?
Помахав на прощание рукой, Кэкстон Уилер вышел из автобуса.
Флетч взял микрофон. Водитель включил систему громкой связи.
— Доброе утро. Как пресс-секретарь губернатора, я торжественно обещаю никогда не лгать вам. Сегодня, на этом автобусе, мы проследуем через Майами, Новый Орлеан, Даллас, Нью-Йорк и Кеокук, что в штате Айова. Как обычно, в полдень мы полетим на ленч в Сан-Франциско. Меню на сегодня: суп из мидий, жареный фазан и клубничный мусс. А все, сказанное губернатором этим утром, на злобу дня, дышит мудростью и не затерто, как старый шлепанец.
— К тому же пошел снег, — прервала его Фенелла Бейкер, протерев запотевшее стекло.
Тем временем Дорис Уилер садилась в черный седан. Автобусы с прессой и командой губернатора ехали на юго-запад, жена губернатора — на север штата. Предвыборная кампания стремительно накатывала на промежуточный финиш.
— Если у вас есть ко мне вопросы, запишите их на листочке и предложите вашим издателям в качестве загадки.
— Флетч, вы действительно преступник? — спросил Рой Филби.
— Нет, но ежели у кого из вас кончатся деньги, обратитесь ко мне, и я свяжу вас с людьми, которые с радостью ссудят их вам. Под скромные двадцать процентов в день.
— О, так вы работаете и на кредитную компанию?
— Это правда, что вы спасли жизнь Уолшу Уилеру? — спросила Фенелла Бейкер.
— И еще одно, — продолжил Флетч. — Я никогда не буду увиливать от ответа на ваши вопросы.
Он выключил микрофон и положил его в углубление на приборном щитке.
Глава 7
— И каково вам в шкуре противника прессы? — улыбаясь, спросила со своего места Фредерика Эрбатнот.
— Некоторые полагают, что это мое естество.
— Бетси Гинзберг, — представила Фредди свою соседку, миловидную, чуточку полноватую молодую женщину с блестящими глазами.
— У вас потрясающие статьи, — улыбнулся ей Флетч. — Я, правда, не прочел ни строчки, но решил говорить журналистам только приятное.
Бетси рассмеялась. Заревел дизельный двигатель. Шуму от него было, что от самолета на взлете. Автобус плавно тронулся с места.
Фредди подтолкнула Бетси локтем.
— Пересядь. Позволь мне первой вонзить зубы в нового пресс-секретаря.
— Это предлог, а на самом деле ты выгоняешь меня, потому что он такой симпатяга.
Бетси пересела.
— Правда? А я и не заметила.
Флетч плюхнулся в освободившееся кресло.
— Едва ли мне удастся стать добропорядочным членом общества. Для меня это внове.
Уже глубокой ночью, сняв ксерокопии и подсунув их под двери номеров на восьмом этаже, Флетч принял душ и забрался в кровать со всеми папками, полученными от Уолша. В одной он нашел тезисы программы кандидата, его точку зрения по основным вопросам внутренней и внешней политики. По некоторым позиция была ясной и четкой, по другим — столь расплывчатой и туманной, что Флетчу приходилось по два-три раза перечитывать текст, чтобы понять, чего же будет добиваться кандидат. Далее Флетч перешел к кратким биографическим данным каждого из команды кандидата. Имелась в папках, пусть и разрозненная, информация по освещающим предвыборную кампанию журналистам. Фотографии, сведения о родственниках, политические воззрения, наиболее известные статьи. Флетч так и заснул, обложенный папками. Разбудил его телефонный звонок…
— Мне уже прочитали две лекции об абсолютной верности, — продолжил Флетч под шуршание шин по асфальту.
— А вы ожидали чего-то иного? — удивилась Фредди.
Флетч на мгновение задумался.
— Я не верю в абсолюты.
— Позиция у вас незавидная, с этим я согласна, — кивнула Фредди. — Между молотом и наковальней. Как репортер, вы обучены добывать новости и доносить их до читателя. Как пресс-секретарь, вы обязаны препятствовать другим репортерам узнавать то, что знать им не положено. Идти супротив прессы. Переламывать себя. Бедный Флетч.
— Благодарю за сочувствие.
— Победителем вам не выйти.
— Я знаю.
— Тогда все в порядке, — она похлопала Флетча по руке. — Я уничтожу вас совершенно безболезненно.
— Отлично. Я ценю вашу заботу. Но вы уверены, что вам это по силам?
— Что?
— Уничтожить меня.
— Так это не составит труда. Благодаря вашим же внутренним конфликтам. Вы никогда не пытались вписаться в общество, Флетч. Давайте смотреть правде в глаза, вы — прирожденный бунтарь.
— Готовясь занять эту должность, я купил галстук.
Фредди повернулась, чтобы взглянуть на его новый красный галстук.
— Приобрел его в аэропорту Литтл-Рок.
— Ограниченный выбор?
— Мне предложили пять или шесть.
— И этот был лучшим?
— Мне так показалось.
— Вы купили только один галстук, так?
— Я же не знал, сколь долго придется мне работать пресс-секретарем.
— Что ж, порадуемся, что ваши инвестиции в новое дело невелики. Так что вы хотите мне сказать насчет вчерашнего вечера?
— А что тут говорить? Я проводил вас до номера, чтобы вы захлопнули дверь перед моим носом.
— Прошлым вечером на тротуаре под окном кандидата нашли мертвую женщину. Разве вы не читаете газеты?
— Читаю. Сегодня тема номер один — потасовка болельщиков на хоккейном матче между…
— К черту сегодняшнюю тему, — оборвала его Фредди. — Меня интересует, о чем напишут на первой полосе завтра.
— О том, как жестоко обошлась полиция с драчунами.
Фредди отвернулась к окну и заговорила со своим отражением.
— Этот пресс-секретарь полагает, что ему удастся ничего не сказать о молодой женщине, которую выбросили на мостовую из окна спальни губернатора.
— Перестаньте, Фредди. Я действительно ничего не знаю.
— Должны знать.
— Я обратил внимание, что никто из вас не спросил о ней губернатора, когда он заходил в автобус.
— На данной стадии расследования задавать подобные вопросы нелепо.
— Естественно.
— Во всяком случае, ему.
— А мне можно?
— Такова доля пресс-секретаря.
— Фредди, мне известно лишь то, что я слышал в утреннем выпуске новостей по ти-ви. Ее звали Элис Элизабет Филдз…
— Шилдз.
— Около тридцати лет.
— Двадцать восемь.
— Из Чикаго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20