Все, что угодно. Так что, если возникнет необходимость, звоните в любое время.
— Ловлю вас на слове.
— Они вышвырнули меня, но это неважно. Для Кэкстона я готов на все.
Флетч скоро понял, что достаточно опустить трубку на рычаг, чтобы телефон зазвонил вновь.
И едва он переговорил с выпускающим редактором «Ньюсуика», как в трубке раздался голос. его давнего армейского приятеля Олстона Чамберса.
— Рад тебя слышать, — выразил свои чувства Флетч.
— Что происходит, Флетч?
— Если бы я знал.
— Только что услышал по радио, что ты стал пресс-секретарем Кэкстона Уилсра, баллотирующегося в президенты. Твою физиономию показали по телевидению.
— Да, теперь я пресс-секретарь.
— Почему ты это сделал? Что-то на тебя непохоже.
— Уолш позвонил позавчера вечером. Сказал, что отчаянно нуждается в помощи. Убедил меня, что так оно и есть.
— Это же надо, президентская кампания! И на что это похоже, Флетч?
— Ирреальный мир, Олстон. Абсолютно ирреальный.
— Я тебе верил. По телевизору тебя показали в костюме и при галстуке.
— Олстон, прибавь еще пару убийств.
— Что значит, убийств? Настоящих убийств?
— Двух женщин забили до смерти. Одну задушили. Они не участвовали в предвыборной кампании, но я чувствую, что кто-то из команды кандидата, добровольцев или сопровождающих лиц имеет самое непосредственное отношение к этим убийствам.
— Ты шутишь.
— К сожалению, нет.
— Кэкстон Уилер — Джек Потрошитель. С твоей легкой руки термин «президентский убийца» приобретает новое значение.
— Это не смешно.
— В новостях об этом ничего не говорилось.
— Мы стараемся не афишировать эти сведения. По крайней мере, все убеждают меня, что не стоит бросать прессе такой кусок.
— Я достаточно долго знаком с тобой, Флетч. Что-либо скрывать — не твое амплуа. Особенно, если речь идет об убийстве.
— Ты не представляешь себе, Олстон, что тут творится. Словно мчится скорый поезд, люди вываливаются из вагонов, но никому и в голову не приходит дернуть за стоп-кран.
— Ты прав. Такое мне недоступно.
— Я и говорю, ирреальный мир. Слишком много власти. Престижа. Все меняется с калейдоскопической быстротой. Копы и те зачарованы кандидатом и его командой.
— Да, но убийство — это убийство.
— Слушай, Олстон, вчера вечером женщину сбросили с крыши мотеля, аккурат над спальней кандидата. Через полчаса в мотель заявляется мэр и говорит одному из руководителей избирательной кампании: «Послушайте, если мои полицейские будут беспокоить вас, гоните их прочь». А пресса услышала от него следующее: «Пожалуйста, не марайте грязью образ моего города. Не раздувайте в национальную сенсацию обычный несчастный случай, который мог бы произойти в любом другом маленьком городе».
— А Уилер? Что говорит об этом кандидат?
— Пожимает плечами. «Полицейские сирены сопровождают меня всю жизнь».
— А Уолш?
— «Местная проблема. Мы же завтра отбываем».
— Увозя с собой убийцу. Таково твое мнение?
— Я пытался убедить губернатора начать расследование. Но он убежден, что такое расследование поставит крест на его избирательной кампании, лишит его шанса стать президентом.
— Поэтому старина Флетч, мастер журналистского расследования, пусть и отошедший от дел, решил сам разобраться, что к чему.
— У меня связаны руки. Я не могу задавать вопросы. После первого же меня отправят домой.
— Но ты пытаешься, так?
— Да, обходными путями. Я же здесь никого не знаю, за исключением нескольких человек. Уолта, Фредерики Эрбатнот, Роя Филби…
— Тебе бы поспешить. Два убийства кряду обычно означают и третье, и четвертое…
— Я стараюсь изо всех сил, господин прокурор. Ощущение такое, будто я гашу пожар в цирке, знаешь ли. Потому что никто не хочет признать, что цирк горит.
— Я позвонил тебе лишь для того, чтобы поздравить с новой работой. И спросить: «Как случилось, что босоногий репортер превратился в добропорядочного гражданина?»
— Мне нравится Кэкстон Уилер. И я хочу решить этот ребус.
— А почему он вообще включился в президентскую гонку. Будь у меня деньги его жены, я бы просто купил себе целую страну.
— Изнутри кампания выглядит иначе, чем снаружи. Снаружи вежливые ответы, улыбки, вселенское согласие. Изнутри — напряжение, споры…
— И убийства?
— В данном случае, да.
— А почему бы тебе при случае не спросить Уолша, почему он так внезапно покинул нас? Меня это интересует до сих пор.
— О чем ты?
— Разве ты не помнишь? Проведя три дня на деревьях, мы вернулись в базовый лагерь. И не прошло и недели, как лейтенант Уилер отбыл в Штаты.
— Его же перевели.
— Я знаю. Но как и почему?
— Как? Его папаша использовал политические связи. Почему? Потому что его папаша мог их использовать. Я вообще не пойму, как Уолш угодил на передовую. Его отец был конгрессменом.
— Мы так и не узнали, что послужило причиной перевода.
— Он свое отвоевал.
— Мы тоже.
— Олстон, в тот момент любой из нас постарался бы выбраться оттуда. Если б была такая возможность. У нас с тобой ее не было. Наших отцов в Конгресс не избрали.
— И богатых жен у нас нет.
— И потому расскажи о себе. Как тебе нравится должность генерального прокурора?
— Флетч, в Калифорнии мы все прокуроры. И я еще не генеральный.
— В последнее время кого-нибудь засадил за решетку?
— Двоих, вчера. Ордеров на твой арест более не выдано. Я проверяю каждое утро.
— Давненько не заглядывал в Калифорнию.
— Если ты намерен остаться добропорядочным гражданином, Флетч, приезжай. Калифорнии нужны люди, которые носят костюмы.
Древний старик из бюро обслуживания извинился за задержку с заказом, пояснив, что в отеле полно репортеров, освещающих кампанию «этого Кэкстона Уилера. Разумеется, хотелось бы, чтобы его избрали. У меня кузена зовут Кэкстон».
— Эй, Фредди, — он набрал номер еще до того, как за посыльным закрылась дверь.
— Кто говорит?
— Черт побери, Фредди.
— Привет, Черт Побери.
— Я звоню, чтобы сказать, что ваш сэндвич принесли.
— Зачем?
— Чтобы его съели.
— Вот и съешьте его.
— Черт побери, Фредди, вы всегда были такой милой, проявляли такой интерес.
— К сэндвичу?
— Ко мне! Я не сэндвич! Что произошло?
— Вы поступили на работу.
— Вам не нравится моя работа? Или я?
— Флетчер, что бы вы подумали о журналистке, которая очень уж сближается с пресс-секретарем кандидата в президенты, чью предвыборную кампанию она освещает?
— Ах, вот оно что.
— Какого вы были бы о ней мнения?
— Не слишком высокого.
— То-то и оно.
— Но на вершине очень уж одиноко.
— Вот видите, мы уже нащупали точки соприкосновения.
— Я увольняюсь! Немедленно! Я как раз искал предлог.
— И какой же предлог вы нашли?
— Перевод еды, естественно. Нельзя же выбрасывать такой хороший сэндвич. Подумайте о голодающих детях с Беверли-Хиллз, которым нечего есть, кроме сладких овсяных хлопьев.
— Спокойной ночи, Флетч. Приятных сновидений.
— Ах ты…
Флетч съел один сэндвич, потом второй, выпил бутылку молока.
Телефон звонил не переставая. Речь губернатора Кэкстона Уилера в Уинслоу заинтересовала журналистов со всего мира. Пережевывая ветчину, куриное мясо, хлеб, томатный соус, майонез и салат, Флетч втолковывал им, что никакого подтекста в речи нет, губернатор хотел сказать именно то, что они слышали.
Телефон звонил, когда Флетч принимал душ, когда надевал ботинки, рубашку, пиджак. Звонил, и когда Флетч вышел в коридор, закрыв за собой дверь номера.
Глава 19
— Конечно, это не мое дело, но…
— Вы правы, — оборвал его Билл Дикманн. Сидя за стойкой, он не отрывал глаз от кружки с пивом.
— А может, я смогу чем-либо помочь, — бармен принес пиво и Флетчу. — То, что произошло с вами в автобусе, повторяется часто?
— Вас это не касается.
— Вы обращались к врачу?
— Не ваше дело.
— Согласен, — не стал спорить Флетч. — Дайте мне знать, если вам понадобится помощь, — он оглядел бар. И бары похожи друг на друга, как две капли воды. Те же пьющие в одиночку бизнесмены, те же говорливые шоферы-дальнобойщики, да несколько горожан, невесть зачем забредших в мотель. — А где все? — знакомые лица в баре он мог пересчитать по пальцам одной руки.
— Наверное, сидят по номерам, — предположил Билл. — Бетси в клубе «4 Эйч», собачонкой бегает за Уолшем. Солов наверняка смотрит кабельное телевидение.
— Он когда-нибудь снимает свою шубу? — спросил Флетч.
— Нет, нет. Он в ней родился. Можно сказать, рос в ней. И каждый раз, когда «Правда» посылает его за границу, редактор лишь перешивает пуговицы.
— Шубка-то становится ему маловата. Наверное, пора редактору браться за иголку.
Подошел доктор Том. Поставил черный саквояж на стойку рядом с локтем Флетча.
— А вот и доктор, — Флетч широко улыбнулся.
— Лучшее предпостельное обслуживание. Если у вас нет температуры, когда появляется доктор Том, она обязательно будет к его уходу. Полезно для бизнеса, не так ли, доктор Том?
— Журналисты, — вздохнул доктор Том. — Если хоть один журналист скажет обо мне доброе слово, я готов принять двойную дозу слабительного.
— Похоже, вы ее уже приняли, — ввернул Билл Дикманн.
— Все журналисты рождаются с хроническим поносом. Это медицинский факт, — доверительно сообщил доктор Том Флетчу. — Двойное шотландское, без льда, — последнее предназначалось бармену.
— Я тоже журналист, — заметил Флетч.
— Насколько мне известно, вы сменили профессию до того, как пришли сюда.
— Мистер Флетчер? — справа от него возникла женщина.
— Да? — Флетч повернулся к ней.
— Вы — мистер Флетчер?
— Да. Но вы можете называть меня мистер Джонс.
— Я — Джуди Надич. Из «Фармингдейл вьюз».
— Вы пишете отличные статьи, — Флетч рассмеялся. — Я в этом уверен. Заулыбалась и Джуди.
— Вам понравился мой последний материал? О том, как чинить треснувшие чашки?
— Отличная работа. Прочитал несколько раз.
— Я знала, что эта заметка привлечет внимание.
— Естественно. У кого нет дома треснувших чашек.
— Вы знаете, я хотела взять интервью у Дорис Уилер.
— Полагаю, с этим вам нужно обратиться к мисс Салливан.
— Я обращалась и получила отказ.
— Почему?
— Она говорит, что день миссис Уилер расписан по минутам, и выкроить даже полчаса для интервью невозможно. То есть дала понять, что читатели «Фармингдейл вьюз» не стоят и получаса времени миссис Уилер. Она, разумеется, права. Но для меня это интервью очень нужно.
— Конечно, — Флетч отметил, что Джуди очень мила. Несмотря на забранные в пучок каштановые волосы, толстый свитер, юбку из грубого материала, плотные колготки и туфли на каучуковой подошве. — Так что вы хотите от меня?
— Организуйте мне интервью с миссис Уилер. В обмен возьмите мое тело.
— Чистый бартер. Око за зуб.
— Примерно так.
— Я еще не встречался с мисс Салливан. Никогда не видел ее.
— Попытаться-то вы можете.
— Вы хотите, чтобы я ей позвонил?
— Пожалуйста. Она в номере 940.
— Вас устроит сопровождение?
— Что-что?
— Вы будете сопровождать миссис Уилер час или два, понимаете? Находиться рядом с ней. Вы не будете брать у нее интервью. Но сможете написать о том, что она делала и говорила другим людям. «Час в жизни Дорис Уилер». Если постараться, получится хорошее чтиво.
— Конечно. Я согласна.
— Отлично. Я позвоню мисс Салливан. Постерегите мое пиво.
Под ухом бубнил доктор Том:
— …журналисты — единственная категория людей, которые просят не оставлять своих останков науке. Экспериментально установлено, что сердца у журналистов очень маленькие и пересаживать их можно только мышкам-полевкам.
— Не позволяйте им сойтись в рукопашной, хорошо? — попросил Флетч Джуди.
— Не беспокойтесь, — она забралась на стул Флетча. — Готова поспорить, уважаемые господа, что вы не знаете, как починить треснувшую чашку…
— Мисс Салливан? Это Флетчер.
— Что вам нужно? — голос удивительно низкий, чуть ли не бас.
— Добрый вечер. Мы еще не встречались.
— Вот и хорошо. Пусть так будет и дальше.
— Как? — деланно изумился Флетч. — А командная солидарность? Или мы гребем в разные стороны?
— Ближе к делу.
— Даже сотрудничества не получится?
— Получится. Но вы оставайтесь по вашу сторону забора, а я — по свою. Идет?
— Не идет. Ко мне обратилась юная дама, репортер из «Фармингдейл вьюз». Завтрашнее утро она проведет с миссис Уилер. Рядом, не более того.
— Только через мой труп.
— Это можно устроить.
— Кому нужна эта бестолковая провинциалка? И кто вы такой, чтобы планировать контакты Дорис?
— На завтра я выписываю ей журналистский пропуск. На сопровождение Дорис Уилер. Плюс фотографии. Если вам это не нравится, засуньте его себе в нос.
— Идите к черту, Флетчер.
— Едва ли я составлю вам компанию в аду, дорогая.
Доктор Том и Билл Дикманн ушли из бара. Джуди Надич дожидалась его над пустой кружкой из-под пива.
— Что случилось с моим пивом? — полюбопытствовал Флетч.
— Я его выпила.
— Пиво хорошее?
— Нет.
Он протянул ей журналистский пропуск, который заполнил и подписал, поднявшись в свой номер.
— Держите. Завтрашнее утро вы проведете, сопровождая миссис Уилер. Только не путайтесь у нее под ногами.
— Благодарю, — Джуди с сомнением смотрела на квадрат плотной бумаги. — Мисс Салливан не возражала?
— А с чего ей возражать? Миссис Уилер только порадует ваше присутствие.
Шустрик Грасселли поднялся из-за столика в дальнем углу и подошел к Флетчу.
— Когда мне отдать вам свое тело? — спросила Джуди. — Сейчас?
— В каком мы городе?
— В Фармингдейле, где же еще.
— Когда я окажусь здесь в следующий раз.
— Вы меня отвергаете?
— Нет, нет. Просто я не верю в предоплату.
— Мистер Флетчер, могу я угостить вас пивом? — подал голос Шустрик.
— Конечно. Надеюсь, следующая кружка будет лучше предыдущей. Джуди не понравилось пиво, которое принесли мне в прошлый раз.
— Почему вас зовут Шустрик?
Шустрик Грасселли и Флетч взяли по кружке пива и проследовали к столику Шустрика в дальнем конце бара. Джуди Надич, подхватив свою объемистую сумку, упорхнула, чтобы подготовиться к завтрашней встрече с Дорис Уилер.
— Так меня прозвали еще на ринге.
— За быстрый удар?
— Не уверен. Репортеры всегда подкалывали меня. Их интересуют только сведения об Уилерах. Но я им ничего не говорю, перевожу разговор на далекое прошлое.
— А о чем они вас спрашивают?
— Сами знаете, о жизни губернатора, — Шустрик посмотрел Флетчу в глаза. — Его исчезновениях.
Флетч понял, что от него ждут очевидного вопроса.
— Он исчезает? Что значит, исчезает?
— Его поездки на рыбалку. Так их иногда называли. Но ловить рыбу он не умеет. Тогда стали говорить, что он ездит на охоту. Но губернатор не смог бы подстрелить и кролика, даже если бы умирал с голода. Вы понимаете, — Шустрик улыбнулся. — Поездки губернатора с проститутками. Оргии, которые он устраивает по уик-эндам. Пьяные загулы. В тайных притонах.
По спине Флетча пробежал холодок.
— О чем вы говорите?
— Все это знают, — Шустрик продолжал улыбаться. — Вся пресса. Его запои. Контакты с мафией. Женщин, которые та поставляет ему по первому требованию. Он исчезает на несколько дней кряду. Это всем известно. Я езжу с ним.
— Губернатор не может просто исчезнуть.
— Он может. И на посту губернатора. И в бытность конгрессменом. Всегда исчезал. На несколько дней.
— Чепуха. Не может губернатор исчезнуть. Держать его под наблюдением — сущий пустяк.
— Просто невозможно. Он об этом заботится. Я — тоже. Суть в том, что никто не знает, когда это случится. Ночью, в два или три часа утра, он звонит мне в мою комнатку над гаражом и говорит: «Пора, Шустрик». Я отвечаю: «Да, сэр», — и подгоняю машину к черному ходу, где он меня уже ждет. Однажды он ушел с совещания попечителей университета, вроде бы в туалет. А сам сел в машину и сказал мне: «Пора, Шустрик». Я всегда знаю, что это значит.
— И пресса знает?
— Это великая неопубликованная сенсация. Они не решаются написать хоть строчку, потому что не знают, о чем писать. Доказательств ни у кого нет. Никому не известно, куда он ездит, и что там делает. Знаю только я, — Шустрик отпил пива.
— А мне дозволительно спросить?
— У губернатора была подруга, еще до того, как он женился. Барбара… фамилии не помню. Модельер, то ли по шляпам, то ли по одежде. Тот коттедж она получила в наследство. От отца. Когда-то давно они ездили туда вместе, молодыми, он еще учился на юридическом факультете. Она умерла. Коттедж оставила ему. Они знали, что она должна умереть. Рак. О том, что коттедж принадлежит ему, никому не известно. Самый большой его секрет.
— Значит, исчезая, он объявляется в коттедже? Один?
— С ним еду я. Я знаю все дороги, даже проселочные. Ведущие на север, юг, запад, восток. Я могу проехать по ним с завязанными глазами. И еще никому не удавалось проследить за мной.
— Вы говорите о коттедже, построенном лет тридцать тому назад.
— Раньше. Гораздо раньше. Дом гниет. Разваливается. По комнатам гуляет ветер. Там холодно, сыро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Ловлю вас на слове.
— Они вышвырнули меня, но это неважно. Для Кэкстона я готов на все.
Флетч скоро понял, что достаточно опустить трубку на рычаг, чтобы телефон зазвонил вновь.
И едва он переговорил с выпускающим редактором «Ньюсуика», как в трубке раздался голос. его давнего армейского приятеля Олстона Чамберса.
— Рад тебя слышать, — выразил свои чувства Флетч.
— Что происходит, Флетч?
— Если бы я знал.
— Только что услышал по радио, что ты стал пресс-секретарем Кэкстона Уилсра, баллотирующегося в президенты. Твою физиономию показали по телевидению.
— Да, теперь я пресс-секретарь.
— Почему ты это сделал? Что-то на тебя непохоже.
— Уолш позвонил позавчера вечером. Сказал, что отчаянно нуждается в помощи. Убедил меня, что так оно и есть.
— Это же надо, президентская кампания! И на что это похоже, Флетч?
— Ирреальный мир, Олстон. Абсолютно ирреальный.
— Я тебе верил. По телевизору тебя показали в костюме и при галстуке.
— Олстон, прибавь еще пару убийств.
— Что значит, убийств? Настоящих убийств?
— Двух женщин забили до смерти. Одну задушили. Они не участвовали в предвыборной кампании, но я чувствую, что кто-то из команды кандидата, добровольцев или сопровождающих лиц имеет самое непосредственное отношение к этим убийствам.
— Ты шутишь.
— К сожалению, нет.
— Кэкстон Уилер — Джек Потрошитель. С твоей легкой руки термин «президентский убийца» приобретает новое значение.
— Это не смешно.
— В новостях об этом ничего не говорилось.
— Мы стараемся не афишировать эти сведения. По крайней мере, все убеждают меня, что не стоит бросать прессе такой кусок.
— Я достаточно долго знаком с тобой, Флетч. Что-либо скрывать — не твое амплуа. Особенно, если речь идет об убийстве.
— Ты не представляешь себе, Олстон, что тут творится. Словно мчится скорый поезд, люди вываливаются из вагонов, но никому и в голову не приходит дернуть за стоп-кран.
— Ты прав. Такое мне недоступно.
— Я и говорю, ирреальный мир. Слишком много власти. Престижа. Все меняется с калейдоскопической быстротой. Копы и те зачарованы кандидатом и его командой.
— Да, но убийство — это убийство.
— Слушай, Олстон, вчера вечером женщину сбросили с крыши мотеля, аккурат над спальней кандидата. Через полчаса в мотель заявляется мэр и говорит одному из руководителей избирательной кампании: «Послушайте, если мои полицейские будут беспокоить вас, гоните их прочь». А пресса услышала от него следующее: «Пожалуйста, не марайте грязью образ моего города. Не раздувайте в национальную сенсацию обычный несчастный случай, который мог бы произойти в любом другом маленьком городе».
— А Уилер? Что говорит об этом кандидат?
— Пожимает плечами. «Полицейские сирены сопровождают меня всю жизнь».
— А Уолш?
— «Местная проблема. Мы же завтра отбываем».
— Увозя с собой убийцу. Таково твое мнение?
— Я пытался убедить губернатора начать расследование. Но он убежден, что такое расследование поставит крест на его избирательной кампании, лишит его шанса стать президентом.
— Поэтому старина Флетч, мастер журналистского расследования, пусть и отошедший от дел, решил сам разобраться, что к чему.
— У меня связаны руки. Я не могу задавать вопросы. После первого же меня отправят домой.
— Но ты пытаешься, так?
— Да, обходными путями. Я же здесь никого не знаю, за исключением нескольких человек. Уолта, Фредерики Эрбатнот, Роя Филби…
— Тебе бы поспешить. Два убийства кряду обычно означают и третье, и четвертое…
— Я стараюсь изо всех сил, господин прокурор. Ощущение такое, будто я гашу пожар в цирке, знаешь ли. Потому что никто не хочет признать, что цирк горит.
— Я позвонил тебе лишь для того, чтобы поздравить с новой работой. И спросить: «Как случилось, что босоногий репортер превратился в добропорядочного гражданина?»
— Мне нравится Кэкстон Уилер. И я хочу решить этот ребус.
— А почему он вообще включился в президентскую гонку. Будь у меня деньги его жены, я бы просто купил себе целую страну.
— Изнутри кампания выглядит иначе, чем снаружи. Снаружи вежливые ответы, улыбки, вселенское согласие. Изнутри — напряжение, споры…
— И убийства?
— В данном случае, да.
— А почему бы тебе при случае не спросить Уолша, почему он так внезапно покинул нас? Меня это интересует до сих пор.
— О чем ты?
— Разве ты не помнишь? Проведя три дня на деревьях, мы вернулись в базовый лагерь. И не прошло и недели, как лейтенант Уилер отбыл в Штаты.
— Его же перевели.
— Я знаю. Но как и почему?
— Как? Его папаша использовал политические связи. Почему? Потому что его папаша мог их использовать. Я вообще не пойму, как Уолш угодил на передовую. Его отец был конгрессменом.
— Мы так и не узнали, что послужило причиной перевода.
— Он свое отвоевал.
— Мы тоже.
— Олстон, в тот момент любой из нас постарался бы выбраться оттуда. Если б была такая возможность. У нас с тобой ее не было. Наших отцов в Конгресс не избрали.
— И богатых жен у нас нет.
— И потому расскажи о себе. Как тебе нравится должность генерального прокурора?
— Флетч, в Калифорнии мы все прокуроры. И я еще не генеральный.
— В последнее время кого-нибудь засадил за решетку?
— Двоих, вчера. Ордеров на твой арест более не выдано. Я проверяю каждое утро.
— Давненько не заглядывал в Калифорнию.
— Если ты намерен остаться добропорядочным гражданином, Флетч, приезжай. Калифорнии нужны люди, которые носят костюмы.
Древний старик из бюро обслуживания извинился за задержку с заказом, пояснив, что в отеле полно репортеров, освещающих кампанию «этого Кэкстона Уилера. Разумеется, хотелось бы, чтобы его избрали. У меня кузена зовут Кэкстон».
— Эй, Фредди, — он набрал номер еще до того, как за посыльным закрылась дверь.
— Кто говорит?
— Черт побери, Фредди.
— Привет, Черт Побери.
— Я звоню, чтобы сказать, что ваш сэндвич принесли.
— Зачем?
— Чтобы его съели.
— Вот и съешьте его.
— Черт побери, Фредди, вы всегда были такой милой, проявляли такой интерес.
— К сэндвичу?
— Ко мне! Я не сэндвич! Что произошло?
— Вы поступили на работу.
— Вам не нравится моя работа? Или я?
— Флетчер, что бы вы подумали о журналистке, которая очень уж сближается с пресс-секретарем кандидата в президенты, чью предвыборную кампанию она освещает?
— Ах, вот оно что.
— Какого вы были бы о ней мнения?
— Не слишком высокого.
— То-то и оно.
— Но на вершине очень уж одиноко.
— Вот видите, мы уже нащупали точки соприкосновения.
— Я увольняюсь! Немедленно! Я как раз искал предлог.
— И какой же предлог вы нашли?
— Перевод еды, естественно. Нельзя же выбрасывать такой хороший сэндвич. Подумайте о голодающих детях с Беверли-Хиллз, которым нечего есть, кроме сладких овсяных хлопьев.
— Спокойной ночи, Флетч. Приятных сновидений.
— Ах ты…
Флетч съел один сэндвич, потом второй, выпил бутылку молока.
Телефон звонил не переставая. Речь губернатора Кэкстона Уилера в Уинслоу заинтересовала журналистов со всего мира. Пережевывая ветчину, куриное мясо, хлеб, томатный соус, майонез и салат, Флетч втолковывал им, что никакого подтекста в речи нет, губернатор хотел сказать именно то, что они слышали.
Телефон звонил, когда Флетч принимал душ, когда надевал ботинки, рубашку, пиджак. Звонил, и когда Флетч вышел в коридор, закрыв за собой дверь номера.
Глава 19
— Конечно, это не мое дело, но…
— Вы правы, — оборвал его Билл Дикманн. Сидя за стойкой, он не отрывал глаз от кружки с пивом.
— А может, я смогу чем-либо помочь, — бармен принес пиво и Флетчу. — То, что произошло с вами в автобусе, повторяется часто?
— Вас это не касается.
— Вы обращались к врачу?
— Не ваше дело.
— Согласен, — не стал спорить Флетч. — Дайте мне знать, если вам понадобится помощь, — он оглядел бар. И бары похожи друг на друга, как две капли воды. Те же пьющие в одиночку бизнесмены, те же говорливые шоферы-дальнобойщики, да несколько горожан, невесть зачем забредших в мотель. — А где все? — знакомые лица в баре он мог пересчитать по пальцам одной руки.
— Наверное, сидят по номерам, — предположил Билл. — Бетси в клубе «4 Эйч», собачонкой бегает за Уолшем. Солов наверняка смотрит кабельное телевидение.
— Он когда-нибудь снимает свою шубу? — спросил Флетч.
— Нет, нет. Он в ней родился. Можно сказать, рос в ней. И каждый раз, когда «Правда» посылает его за границу, редактор лишь перешивает пуговицы.
— Шубка-то становится ему маловата. Наверное, пора редактору браться за иголку.
Подошел доктор Том. Поставил черный саквояж на стойку рядом с локтем Флетча.
— А вот и доктор, — Флетч широко улыбнулся.
— Лучшее предпостельное обслуживание. Если у вас нет температуры, когда появляется доктор Том, она обязательно будет к его уходу. Полезно для бизнеса, не так ли, доктор Том?
— Журналисты, — вздохнул доктор Том. — Если хоть один журналист скажет обо мне доброе слово, я готов принять двойную дозу слабительного.
— Похоже, вы ее уже приняли, — ввернул Билл Дикманн.
— Все журналисты рождаются с хроническим поносом. Это медицинский факт, — доверительно сообщил доктор Том Флетчу. — Двойное шотландское, без льда, — последнее предназначалось бармену.
— Я тоже журналист, — заметил Флетч.
— Насколько мне известно, вы сменили профессию до того, как пришли сюда.
— Мистер Флетчер? — справа от него возникла женщина.
— Да? — Флетч повернулся к ней.
— Вы — мистер Флетчер?
— Да. Но вы можете называть меня мистер Джонс.
— Я — Джуди Надич. Из «Фармингдейл вьюз».
— Вы пишете отличные статьи, — Флетч рассмеялся. — Я в этом уверен. Заулыбалась и Джуди.
— Вам понравился мой последний материал? О том, как чинить треснувшие чашки?
— Отличная работа. Прочитал несколько раз.
— Я знала, что эта заметка привлечет внимание.
— Естественно. У кого нет дома треснувших чашек.
— Вы знаете, я хотела взять интервью у Дорис Уилер.
— Полагаю, с этим вам нужно обратиться к мисс Салливан.
— Я обращалась и получила отказ.
— Почему?
— Она говорит, что день миссис Уилер расписан по минутам, и выкроить даже полчаса для интервью невозможно. То есть дала понять, что читатели «Фармингдейл вьюз» не стоят и получаса времени миссис Уилер. Она, разумеется, права. Но для меня это интервью очень нужно.
— Конечно, — Флетч отметил, что Джуди очень мила. Несмотря на забранные в пучок каштановые волосы, толстый свитер, юбку из грубого материала, плотные колготки и туфли на каучуковой подошве. — Так что вы хотите от меня?
— Организуйте мне интервью с миссис Уилер. В обмен возьмите мое тело.
— Чистый бартер. Око за зуб.
— Примерно так.
— Я еще не встречался с мисс Салливан. Никогда не видел ее.
— Попытаться-то вы можете.
— Вы хотите, чтобы я ей позвонил?
— Пожалуйста. Она в номере 940.
— Вас устроит сопровождение?
— Что-что?
— Вы будете сопровождать миссис Уилер час или два, понимаете? Находиться рядом с ней. Вы не будете брать у нее интервью. Но сможете написать о том, что она делала и говорила другим людям. «Час в жизни Дорис Уилер». Если постараться, получится хорошее чтиво.
— Конечно. Я согласна.
— Отлично. Я позвоню мисс Салливан. Постерегите мое пиво.
Под ухом бубнил доктор Том:
— …журналисты — единственная категория людей, которые просят не оставлять своих останков науке. Экспериментально установлено, что сердца у журналистов очень маленькие и пересаживать их можно только мышкам-полевкам.
— Не позволяйте им сойтись в рукопашной, хорошо? — попросил Флетч Джуди.
— Не беспокойтесь, — она забралась на стул Флетча. — Готова поспорить, уважаемые господа, что вы не знаете, как починить треснувшую чашку…
— Мисс Салливан? Это Флетчер.
— Что вам нужно? — голос удивительно низкий, чуть ли не бас.
— Добрый вечер. Мы еще не встречались.
— Вот и хорошо. Пусть так будет и дальше.
— Как? — деланно изумился Флетч. — А командная солидарность? Или мы гребем в разные стороны?
— Ближе к делу.
— Даже сотрудничества не получится?
— Получится. Но вы оставайтесь по вашу сторону забора, а я — по свою. Идет?
— Не идет. Ко мне обратилась юная дама, репортер из «Фармингдейл вьюз». Завтрашнее утро она проведет с миссис Уилер. Рядом, не более того.
— Только через мой труп.
— Это можно устроить.
— Кому нужна эта бестолковая провинциалка? И кто вы такой, чтобы планировать контакты Дорис?
— На завтра я выписываю ей журналистский пропуск. На сопровождение Дорис Уилер. Плюс фотографии. Если вам это не нравится, засуньте его себе в нос.
— Идите к черту, Флетчер.
— Едва ли я составлю вам компанию в аду, дорогая.
Доктор Том и Билл Дикманн ушли из бара. Джуди Надич дожидалась его над пустой кружкой из-под пива.
— Что случилось с моим пивом? — полюбопытствовал Флетч.
— Я его выпила.
— Пиво хорошее?
— Нет.
Он протянул ей журналистский пропуск, который заполнил и подписал, поднявшись в свой номер.
— Держите. Завтрашнее утро вы проведете, сопровождая миссис Уилер. Только не путайтесь у нее под ногами.
— Благодарю, — Джуди с сомнением смотрела на квадрат плотной бумаги. — Мисс Салливан не возражала?
— А с чего ей возражать? Миссис Уилер только порадует ваше присутствие.
Шустрик Грасселли поднялся из-за столика в дальнем углу и подошел к Флетчу.
— Когда мне отдать вам свое тело? — спросила Джуди. — Сейчас?
— В каком мы городе?
— В Фармингдейле, где же еще.
— Когда я окажусь здесь в следующий раз.
— Вы меня отвергаете?
— Нет, нет. Просто я не верю в предоплату.
— Мистер Флетчер, могу я угостить вас пивом? — подал голос Шустрик.
— Конечно. Надеюсь, следующая кружка будет лучше предыдущей. Джуди не понравилось пиво, которое принесли мне в прошлый раз.
— Почему вас зовут Шустрик?
Шустрик Грасселли и Флетч взяли по кружке пива и проследовали к столику Шустрика в дальнем конце бара. Джуди Надич, подхватив свою объемистую сумку, упорхнула, чтобы подготовиться к завтрашней встрече с Дорис Уилер.
— Так меня прозвали еще на ринге.
— За быстрый удар?
— Не уверен. Репортеры всегда подкалывали меня. Их интересуют только сведения об Уилерах. Но я им ничего не говорю, перевожу разговор на далекое прошлое.
— А о чем они вас спрашивают?
— Сами знаете, о жизни губернатора, — Шустрик посмотрел Флетчу в глаза. — Его исчезновениях.
Флетч понял, что от него ждут очевидного вопроса.
— Он исчезает? Что значит, исчезает?
— Его поездки на рыбалку. Так их иногда называли. Но ловить рыбу он не умеет. Тогда стали говорить, что он ездит на охоту. Но губернатор не смог бы подстрелить и кролика, даже если бы умирал с голода. Вы понимаете, — Шустрик улыбнулся. — Поездки губернатора с проститутками. Оргии, которые он устраивает по уик-эндам. Пьяные загулы. В тайных притонах.
По спине Флетча пробежал холодок.
— О чем вы говорите?
— Все это знают, — Шустрик продолжал улыбаться. — Вся пресса. Его запои. Контакты с мафией. Женщин, которые та поставляет ему по первому требованию. Он исчезает на несколько дней кряду. Это всем известно. Я езжу с ним.
— Губернатор не может просто исчезнуть.
— Он может. И на посту губернатора. И в бытность конгрессменом. Всегда исчезал. На несколько дней.
— Чепуха. Не может губернатор исчезнуть. Держать его под наблюдением — сущий пустяк.
— Просто невозможно. Он об этом заботится. Я — тоже. Суть в том, что никто не знает, когда это случится. Ночью, в два или три часа утра, он звонит мне в мою комнатку над гаражом и говорит: «Пора, Шустрик». Я отвечаю: «Да, сэр», — и подгоняю машину к черному ходу, где он меня уже ждет. Однажды он ушел с совещания попечителей университета, вроде бы в туалет. А сам сел в машину и сказал мне: «Пора, Шустрик». Я всегда знаю, что это значит.
— И пресса знает?
— Это великая неопубликованная сенсация. Они не решаются написать хоть строчку, потому что не знают, о чем писать. Доказательств ни у кого нет. Никому не известно, куда он ездит, и что там делает. Знаю только я, — Шустрик отпил пива.
— А мне дозволительно спросить?
— У губернатора была подруга, еще до того, как он женился. Барбара… фамилии не помню. Модельер, то ли по шляпам, то ли по одежде. Тот коттедж она получила в наследство. От отца. Когда-то давно они ездили туда вместе, молодыми, он еще учился на юридическом факультете. Она умерла. Коттедж оставила ему. Они знали, что она должна умереть. Рак. О том, что коттедж принадлежит ему, никому не известно. Самый большой его секрет.
— Значит, исчезая, он объявляется в коттедже? Один?
— С ним еду я. Я знаю все дороги, даже проселочные. Ведущие на север, юг, запад, восток. Я могу проехать по ним с завязанными глазами. И еще никому не удавалось проследить за мной.
— Вы говорите о коттедже, построенном лет тридцать тому назад.
— Раньше. Гораздо раньше. Дом гниет. Разваливается. По комнатам гуляет ветер. Там холодно, сыро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20