— Пошли прочь, — сказал он.
Оставшись наедине с пленником, Сано опустился на колени рядом с ним и ослабил мешковину, которой тот был туго спеленат. Грудь Тозо поднималась и опускалась от медленного, едва ощутимого дыхания. Губы неслышно произносили имена его христианских богов.
— Тозо, вы слышите меня? — спросил Сано.
Заплывшие глаза приоткрылись. Белки были налиты кровью.
— Бог милосерден, — шепнул Тозо сквозь кровавую пену на губах.
Сано сжал свободную руку мужчины.
— Ваши муки закончены, — сказал он. — Теперь вы можете спокойно умереть.
— Умереть... да. — Тозо улыбнулся. — Войти... в священное Царство... Божье. — Он с блаженством устремил глаза к небу. — Во славу Божью...
Утробный кашель сотряс его тело. Изо рта хлынула кровь. Тозо начал конвульсивно вздрагивать. Предсмертная агония, казалось, лишила его храбрости и веры, а ощущение подступающей смерти унесло мечты о светлом рае. Его взгляд просветлел, стал острым от ужаса.
— Нет! Я не хочу умирать. Я боюсь! — Его рука отчаянно вцепилась в руку Сано. — Пожалуйста, спасите меня! — Сано попытался успокоить его, но Тозо уже нельзя было помочь. Однако христианин не хотел принимать неизбежного. — Пожалуйста, досточтимый главный гонитель, — молил он, приняв Сано за Данносина. — Я сделаю все, что вы скажете. — От нового приступа кашля кровотечение усилилось. — Я отрекаюсь... от христианства. Я плюю на Бога... Клянусь, я всегда буду верен... сёгуну. — Он дернулся и мелко задрожал.
— Тише, — уговаривал его Сано, с ужасом глядя на то, что такой же, как он, воин, хоть и преступник-христианин, признает поражение. — Отдохните.
— Я расскажу вам все, что хотите. Только не дайте мне умереть!
Сано был поражен. Он очень нуждался в информации о христианском подполье в Нагасаки, но разве можно воспользоваться результатом этой жестокой пытки? Стыдясь себя и сочувствуя несчастному, Сано поднес к глазам Тозо распятие.
— Откуда это? Кому оно принадлежит?
— ...Варвары... Дэсима... тайная сеть. Христианская контрабанда... осуществляется через цепочку курьеров от голландцев к моему народу... — Тозо закашлялся и стал хватать ртом воздух.
— Кто руководит сетью? — быстро спросил Сано.
— А... а... — Тело Тозо забилось в конвульсиях. В горле заклокотала кровь. Потом он затих. Разочарованный Сано склонил голову и помолился за этого человека. Христианин или буддист — все рано или поздно умрут; каждый заслуживает обряда, венчающего конец жизни. Опустив на землю безвольную руку Тозо, Сано пошел назад к резиденции Данносина.
Главный гонитель взглянул на него с возвышения.
— Значит, Тозо умер? — сказал он, угадав ответ по лицу Сано.
Сано кивнул.
— Он отказался от веры и рассказал вам что-нибудь перед смертью? — с надеждой спросил Данносин.
— Нет. Ничего, — без всякого колебания ответил Сано.
Однако сообщение Тозо навело Сано на мысль о том, что именно на Дэсиме могло привести к убийству Спаена. И он придумал способ, как доказать это сегодня же вечером.
Когда Сано вышел из тюрьмы Нагасаки и сел на коня, к нему подошли два солдата.
— У нас срочное послание от ёрики Оты, — доложил один из них, и Сано догадался, что толстый стражник, которого он заметил ранее, подсказал солдатам, где его разыскать. — Проститутка Пеон умерла. Пожалуйста, поедемте с нами.
Глава 17
Прибыв вместе с сопровождающими его людьми в дом удовольствий «Половинка луны», Сано обратил внимание на мрачные перемены, произошедшие здесь со времени его прошлого визита. Оконные клетки прикрыли бамбуковыми щитами, хотя дело шло к вечеру и гулянья должны были вот-вот начаться. Толпы посетителей, явно прознавших о том, что здесь случилось, за версту обходили «Половинку луны». Слезая с коня, Сано увидел проституток, испуганно выглядывавших из окошек верхнего этажа. Досин с тремя гражданскими помощниками охранял дверь, где стоял владелец заведения Минами. Его сморщенное лицо, напоминавшее морду храмовой собачки, пылало от злости.
— Я не могу заниматься бизнесом, когда дом полон полиции! — рычал он. — И никто не захочет зайти ко мне, пока она лежит в доме. Я хочу, чтобы вы ушли. Немедленно!
Досин сложил на груди руки, всем своим видом демонстрируя усталое терпение. Минами, отскочив в сторону, испепелял взглядом ёрики Оту, который оттолкнул его от двери.
— Я теряю деньги, — пыхтел Минами. — Я требую, чтобы вы собрали своих людей и ушли, а я наведу порядок и начну работать!
— Замолчите, или я арестую вас, — сказал ему Ота, приветствуя Сано небрежным кивком. — А вот и вы! Проходите. Я провожу вас к Пеон.
Они вошли в дом. Другой досин с помощниками расположился в освещенной лампами приемной. Они курили и лениво переговаривались. В темных коридорах перепуганные слуги жались к стенам, когда мимо проходили Сано и Ота.
— Как она умерла? — спросил Сано.
— Самоубийство. Сами увидите.
Ёрики Ота привел Сано наверх, где располагались комнаты проституток — ряд крошечных спален за стенами из бумажных панелей. Откуда-то доносился истерический женский плач.
— Она здесь. — Ота остановился у двери, где на страже стоял еще один досин.
Сано робко отодвинул дверь. Изнутри потянуло противным Металлическим запахом крови и смерти, который словно оседал на его коже и проникал в легкие. Преодолевая тошноту, он шагнул в комнату. Стражник принес лампу и повесил ее на стене. Сано увидел, что кто-то открыл окно, чтобы впустить свежий воздух, но в тесной комнате все равно было душно. Пеон лежала у стены с подогнутыми коленями, ее пропитанная кровью одежда сбилась в ком. Мухи облепили порез с запекшейся кровью, который косо проходил от левой верхней части шеи через все горло. Кровь тонкой струйкой вытекала изо рта, залив длинные волосы Пеон, которые веером рассыпались по татами. В ее затуманенных глазах застыл ужас. Левая рука Пеон сжимала деревянную рукоять ножа, торчавшего в страшной ране.
Сано с сожалением покачал головой.
— Кто ее обнаружил и когда? — спросил он Оту, стоявшего у дверей позади него.
— Одна из служанок. Около полудня, — ответил Ота.
Сано обернулся:
— Никто до тех пор не хватился ее? — Теперь он понял, почему Минами так не терпелось убрать Пеон; тот опасался, что зловоние распространится по всему дому.
Ота пожал плечами:
— Минами говорит, что она, видимо, тайком сбежала прошлой ночью с вечеринки, поднялась сюда и покончила с собой. Случилась заварушка — несколько гостей затеяли драку, и их пришлось выгонять из квартала. Никто не заметил отсутствия Пеон. Ее соседки по комнате развлекали клиентов в гостевых комнатах. Служанки не любили Пеон — она противная девчонка и плохая работница. Поэтому когда Пеон утром не вышла на работу, они не стали искать ее. Потом повар заметил, что с потолка в кладовке капает кровь. Мы ее не трогали, полагая, что вы захотите увидеть все как есть.
Объяснение звучало правдоподобно, однако когда Сано вспомнил, как Пеон обслуживала других проституток, а также встречу в резиденции губернатора Нагаи, у него возникло стойкое ощущение, что здесь что-то не так. Обойдя труп, он прошел к столу. На нем были зеркало, гребень, лампа и лаковый ларец, в котором лежал листок бумаги, испещренный написанными чернилами иероглифами.
— Ее предсмертное письмо, — подал голос Ота, когда Сано взял листок в руки.
Сано заметил, что хотя стол и все, что на нем стояло, было забрызгано засохшей кровью, письмо было совершенно чистым. Оно гласило:
"Я должна умереть, чтобы расплатиться за убийство человека, которого я любила. Это был несчастный случай, но я обвиняю себя.
Во время наших любовных игр Спаен-сан часто вынимал пистолет, который прятал у себя в комнате. Он ложился на кровать, а я садилась на Спаена-сан и направляла на него пистолет во время совокупления. Нам обоим это нравилось. Но в последний раз я слишком возбудилась. Мой палец надавил на курок. Пистолет выстрелил: бум! Спаен-сан закричал. Сквозь дым я увидела, что он лежит мертвый с кровавым отверстием в груди.
Я так испугалась, что не знала, как быть. Взяв нож Спаена-сан, я попыталась вырезать пулю, полагая, что могу вернуть его к жизни. У меня так дрожали руки, что пришлось много раз вонзать нож ему в грудь.
Зная, что буду наказана, если кому-нибудь станет известно, что я натворила, я решила изобразить все так, словно он убежал. Я надела на него штаны, повесила ему на шею его распятие, завернула тело в простыню и вытащила его к водяным воротам. Шел сильный дождь, и никого поблизости не было. Я открыла ворота и опустила Спаена-сан в воду. Потом бросила ему вслед нож и пистолет. Затем бегом вернулась в его комнату.
Вымылась, постелила чистое постельное белье и притворялась что сплю, пока утром не пришли стражники.
Пусть дух моего любовника простит меня за то, что я сделала. Пусть мы снова встретимся в раю и проведем вместе всю вечность.
Пеон".
— Таким образом, полагаю, все наши проблемы закончены, — сказал ёрики Ота. — Я прикажу, чтобы ее завернули во что-нибудь и предъявили голландскому капитану. Распоряжусь, чтобы портовый патруль организовал для корабля эскорт, а главный чиновник Охира приготовился встретить команду на берегу.
Сано не ответил. Происшествие, описанное Пеон, казалось столь же правдоподобным, как и обстоятельства ее смерти. Сано представлялась возможность закрыть дело и попытаться наладить японско-голландские отношения. Они с Хиратой могут приступить к инспектированию Нагасаки и восстановить прежнее дружелюбие.
Однако Сано видел явные нестыковки. Сожалея о том, что ему придется сказать, но преисполненный решимости, Сано повернулся к ёрики Оте:
— Убийца директора Спаена пока не пойман.
Брови Оты взлетели.
— Но шлюха во всем призналась. Она покончила с собой на почве раскаяния. Какие еще доказательства вам нужны?
— Когда вчера я встречался с Пеон, — проговорил Сано, — она наливала чай и расчесывала волосы другой проститутке — и все это делала правой рукой. Не кажется ли вам странным, что себя она зарезала левой?
Ота пожал плечами:
— Люди часто делают странные вещи, когда их душа неспокойна.
— Ныряльщики не обнаружили ни пистолета, ни ножа в море у Дэсимы. И по поводу этого письма... — Подойдя к Оте, Сано поднес листок к глазам ёрики. — Очень красиво и аккуратно; здесь учтены все детали. Но Пеон — девушка из крестьянской семьи. Я удивился бы, узнав, что она вообще умеет писать, тем более так хорошо.
— Значит, она попросила кого-то написать это. — Ота продолжал стоять на своем, хотя его румяное лицо потемнело. — У нее была тяжелая жизнь. Хуже, чем у свиньи: она ублажала грязных иностранцев. Минами, клиенты, другие проститутки, даже слуги обращались с ней как с грязью. Вероятно, смерть казалась ей лучше, чем такая жизнь. Убийство любовника подвело Пеон к краю. Я служу в полиции уже двадцать лет. Вы хотите сказать, что я не знаю своей работы?
Сано снова взглянул на ужасную картину.
— А вдруг она пришла сюда прошлой ночью не для того, чтобы покончить с собой, а надеясь встретиться с кем-то? Этот человек пришел; они повздорили, и он зарезал ее. — Сано повернулся к ёрики Оте: — Уходя, он положил письмо — на нем нет следов крови, потому что оно было у него под одеждой, — в шкатулку.
Ота грубо хохотнул:
— Нелепо. Нож из кухни — повар опознал его. Минами говорит, что Пеон все время воровала вещи, украла и шкатулку. И потом, кому пришло бы в голову убивать эту уродливую шлюху?
— Убийце Яна Спаена. Пеон была на острове со Спаеном в ночь его исчезновения. Она могла что-то видеть. — Сано вспомнил, как Пеон намекала на то, что происходит на Дэсиме, где далеко не все регистрируется. — Если она знала, кто убийца, он не позволил бы ей остаться в живых и заговорить. Если он стрелял в меня, то уж не стал бы церемониться с Пеон — лишь бы заставить ее молчать.
— И кто бы это, к примеру, мог быть? — пренебрежительно бросил Ота.
— Торговец Урабэ. Пеон — единственная свидетельница его пребывания на острове. У него финансовые проблемы, поэтому он мог убить ее, чтобы избежать шантажа. — Сано вспомнил, как Урабэ объяснил ненависть Пеон к себе. — К тому же он клиент этого заведения. Урабэ мог участвовать во вчерашней вечеринке и тайком пробраться на женскую половину.
Затем у Сано мелькнула мрачная мысль. А что, если Пеон владела опасной информацией о ком-то в администрации Нагасаки — начальнике Охире, другом чиновнике с Дэсимы или даже о самом губернаторе Нагаи? Не могла ли какая-либо из этих персон организовать для удобства Сано это «самоубийство»? К сожалению, в бакуфу немало людей, способных ради собственной выгоды убить беззащитного.
Сано не сказал о своих подозрениях Оте, ибо тот мог оказаться сообщником, если не убийцей. Он отчаянно надеялся, что его планы, назначенные на вечер, помогут прийти к истине и ему не придется начинать расследование среди чиновничества Нагасаки и преодолевать политические опасности, которые это повлечет за собой.
— А что же варвары? — спросил Ота с вымученной улыбкой, стараясь скрыть беспокойство. — Вы хотите сказать, что они сбежали с Дэсимы и убили эту шлюху?
— Нет, но, кроме Урабэ, есть по крайней мере еще один подозреваемый, обладавший свободой передвижения по городу и заинтересованный в том, чтобы Пеон умерла.
Глава 18
Высоко в горах над Нагасаки в китайском храме закончились вечерние обряды. Настоятель Лю Юнь стоял на коленях и медитировал в своей по-спартански обставленной комнате. Спокойный, мягкий свет лампы падал на оштукатуренные стены. Прежде для Лю Юня это было любимым временем дня, когда в его душу нисходил покой и, казалось, уже рукой подать до духовного просветления. Но смерть брата уничтожила его безмятежность и его веру. Прошлое вернулось, чтобы остаться с ним.
Лю Юнь начал напевать псалмы, надеясь, что обряд успокоит его, но неотступное страдание преследовало его: «Прочь! Брат мой. Сгинь навсегда!» Глядя на стену, он видел картины другого времени и другие места.
Весна, шестьдесят пять лет назад, владение семьи Лю в провинции Шаньдун. В окно студии, где занимались Лю Юнь и Лю Си, которым было десять и восемь лет, проникал запах цветов. Старый учитель У остановил проницательный взгляд на Лю Си.
— В чем заключаются пять главных добродетелей Конфуция?
— Пять добродетелей заключаются в... э-э... — Си глубоко вздохнул, а потом выпалил: — На что мне школа, если я хочу быть солдатом?
— Не смей перечить учителю! — крикнул Лю Юнь, оскорбившийся потому, что был хорошим сыном, который стремился сделать приятное старшим. К тому же он помогал Си готовить уроки, и неудача брата плохо отражалась и на нем самом.
Учитель У прошелся тростью по голове и плечам Си.
— Ты извинишься за грубость!
Когда Си заплакал, дикое чувство противоречия охватило Лю Юня. Он частенько пытался научить Си уму-разуму, но не выносил, когда брата обижал кто-то другой. Невидимые узы — сильнее любви, ненависти или крови — связывали их. Лю Юнь вскочил с места и прыгнул на спину учителю У.
— Оставьте его в покое!
Учитель У закричал и закружился, пытаясь сбросить с себя Лю Юня, а Си смеялся и хлопал в ладоши.
— Какой ты прекрасный боец, старший брат! — вопил он. — Давай вместе убежим и станем солдатами!
Лю Юнь, напуганный своим поведением, торжествующе хохотал, но их победа была кратковременной. Учитель У подал в отставку; отец Лю Юня побил обоих братьев за то, что они прогнали наставника, но все осталось как прежде. Лю Юнь наставлял, просил и наказывал Си, пытаясь вселить в него конфуцианские идеалы науки и сыновнего почтения. Си сопротивлялся. Лю Юнь защищал брата, и они оба оказывались виноватыми...
Настоятель Лю Юнь понял, что ни медитировать, ни спать не может. Сегодня вечером, кроме печали, его занимали и другие дела. Детектив сёгуна расследует дело об убийстве Яна Спаена. Лю Юнь опасался, что его алиби и показания при тщательной проверке никого не убедят. Помимо того, в последнее время он занимается тем, что способно принести ему великое удовлетворение — или несчастье. Лю Юнь страстно хотел знать, что именно.
Он отнес лампу в свой кабинет — комнату, уставленную полками со священными текстами и документами, касающимися управления храмом. Настоятель достал из шкафа цилиндрическую лаковую коробочку, благовония, письменные принадлежности и книгу, завернутую в черный шелк. Он спросит совета у «Ицзин» — «Книги перемен», — в которой заключены тайны Вселенной. Она служила верой и правдой около четырех тысяч лет китайским философам, государственным деятелям, воинам и ученым.
Лю Юнь расстелил на столе шелк, положил на него «Книгу перемен», древний текст, трактовавший предсказания оракула, и трижды поклонился книге. Он растер тушь, приготовил бумагу и кисть. Потом зажег в медной курильнице благовония. Когда ароматный дым стал подниматься к потолку, Лю Юнь сел за стол, открыл лаковую коробочку, высыпал оттуда пятьдесят длинных тонких желтых палочек, сделанных из тысячелистника, а затем сформулировал вопрос оракулу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37