Тем, что обратила на него внимание. Точнее — глаз с него не сводила!А кто бы мог устоять перед высоким, ослепительно красивым, с безукоризненными манерами, отменным вкусом и во-от такими бицепсами, Председателем Попечительского совета Их Величеств, с которыми он близко приятельствовал, да еще обладателем вилл, миллионов и завораживающей приставки «фон»?Вы бы смогли?И никто бы не смог!Особенно если вспомнить преподанные ему профессиональные навыки общения с женским полом, которые теперь были очень кстати.— Вы... сегодня... очаровательно... выглядите!Что в данном конкретном случае даже нельзя считать комплиментом, а просто констатацией факта.— Вы бесподобны!..Поэтому позвольте вам... вас... мне... Причем прямо здесь и теперь, не откладывая ни на секунду!О чем вслух, конечно, не говорится, но — подразумевается! Если помнить о другой заповеди соблазнителя, гласящей, что тот, кто желает заполучить даму, должен ее желать! Безудержно! Так, чтобы кипеть, как чайник на плите, с паром и свистом из ушей и выпрыгиванием из всех штанов!А он как раз так и желал! И даже больше!Это только кажется, что великосветские ловеласы циничны и избалованы, покоряя женщин пачками, упаковками и вагонными поставками. На самом деле они одиноки, ранимы и влюбчивы. И где-то даже сторонятся женщин, опасаясь, что те могут их развенчать и снять с пьедестала. Они — как звезды, которые ярко светят всем, но не принадлежат никому...Доступ к бриллиантам Мишель получил почти сразу же. Сразу после того, как получил доступ к телу избранницы, сломив ее, в общем-то, отсутствующее сопротивление. Дама сердца была совершенно не против, чтобы ее кавалер действовал чуть более решительно, знакомясь с самыми потаенными уголками ее тела. Но кавалер застрял в области шеи, лаская и целуя ее и млея от восторга.Ах, какие утонченные линии, как живо, как тепло в отсвете свечей играют краски, как нежно и трепетно отзываются его легкие прикосновения... а какая огранка!.. Сразу видна рука мастера!Истомившаяся ожиданием дама нашла и, нежно обхватив руку кавалера, потащила ее книзу. Но мужская рука мягко, но властно высвободилась и поползла обратно вверх, к шее, которую стала ласкать.Он понимает ее лучше ее самой! — замерла в восторге, боясь вздохнуть, боясь вспугнуть новые для нее ощущения, дама. Он не хочет спешить, он не дает ей спешить, желая познавать ее постепенно, по миллиметру, как настоящий турман. Как же он прелестен! Он лучше дам знает, как нужно обращаться с дамами! Лучше ее самой знает, что ей надо!— М-мм!..И оправа тоже!.. Мелкие, тонко проработанные линии, сплетающиеся в сложный и одновременно лаконичный узор. Здесь работал резец, хотя кажется, что все это создала сама природа, так закончены, так совершенны все эти замысловатые изгибы!— М-мм!..Он тоже!.. Он отозвался, он уловил ее состояние! Он идет к вершине наслаждения вместе с ней! Он ведет ее, опытной и нежной рукой!..— Мм-мм-ы!Нет, так нельзя, надо оторваться, вернуться... Но оторваться невозможно! Всякое совершенство манит, притягивает к себе как магнит...Сейчас, еще немного, еще чуть-чуть... Еще одно... два нежных прикосновения!..— Мм-мм-мы-ааа-ооо-ууу!..Боже мой! Как это было!.. Как это было прекрасно!Хотя он даже ничего не делал, он только ласкал ее шею! Только шею, но этого оказалось довольно! Он доставил ей совершенное наслаждение, не коснувшись даже груди! Что же тогда ждет их впереди!О господи, что он делает с ней! Вот что значит настоящий супермен!..— Тебе было хорошо?— Да!.. Бесподобно! Мне никогда, никогда так не было! А тебе?— Конечно!— Ноты... ты тоже?..— Да, то есть — нет. Не совсем... Не до конца...Чтобы до конца, нужно еще сосчитать грани, взвесить и сфотографировать изделие в трех проекциях.— Но ты не беспокойся за меня, я в полном порядке. Я держу ситуацию под контролем.— Мммм-аа-аххх!.. Глава 16 Пролетка осадила у самого крыльца, так, что из-под конских копыт высеклись искры.— Приехали, барин! — крикнул, оборачивая раскрасневшееся от гонки и веселого возбуждения лицо, извозчик...Мишель, слегка покачиваясь, словно с корабля сошел, слез с пролетки. В отличие от извозчика, он был смертельно бледен.С извозчиком ему повезло, извозчик, гикнув и свистнув, ожег мерина поперек спины кнутом, лихо взяв с места сразу в галоп! Пролеты Каменного моста бешено простучали под копытами, справа мелькнул Кремль, слева белая громадина храма Христа Спасителя. На спуске пролетку мотнуло так, что Мишель чуть не вывалился наружу.Извозчик, полуобернувшись и азартно улыбаясь, крикнул:— Живой, барин? Держись-ка крепче!И отвернувшись, стал охаживать коня по крупу и бокам кнутом.— Не подведи родимы-ыя!..С ходу обогнали тащившуюся рысью пролетку, кучер которой, гикнув, устремился было за ними, не желая уступать, догнал, метров пятьдесят мчался ноздря в ноздрю, нахлестывая лошадь и погоняя ее криком:— Еге-гей, голубчики!..Но потом, вильнув в сторону, отстал.Обернувшийся кучер засмеялся, что-то сквозь дробное грохотание копыт крикнул, на мгновение отвлекаясь от гонки.И тут же чуть не случилась беда.Пролетку вынесло на Царскую площадь, на которую откуда-то слева, с Тверской, разогнавшись вниз, к Красной площади, выскочил верховой в зеленом полушубке. Он несся, низко припав к гриве коня, то и дело пришпоривая его. Скакун летел, едва касаясь земли.Верховой издалека заметил пролетку, но, похоже, решил проскочить, не сумев верно оценить ее скорости. Дал скакуну шенкелей, чуть не разрывая губы и посылая вперед. Но разгоряченный «лихач» пропускать верхового не пожелал — ожег мерина кнутом, тоже наддавая ходу.Раньше здесь, на пересечении Тверской улицы и Охотного ряда, стоял городовой, который регулировал движение, разводя плотные потоки пролеток, груженых телег и машин, останавливая и наказывая «ванек» и лихачей и записывая их номера для дальнейших разбирательств. За серьезное нарушение могли и билета на год лишить. Теперь городового здесь не стало, и всяк ездил как хотел.И теперь так ехали. Вернее, неслись друг на друга!О боже мой!..Мишель зажмурился, посчитав, что столкновение неизбежно, что вот сейчас кони схлестнутся, сцепятся, опрокинутся, рухнут на мостовую и друг на друга, ломая ноги и хребты, а сверху на них, накатив по инерции и встав на дыбы, обрушится пролетка, в которой сидит он.Мишель вцепился что было сил в поручни, чтобы не вывалиться из пролетки и не разбиться о бешено набегающую каменную мостовую. Его уже два раза колотили сегодня по голове, и вот теперь он рисковал расшибить ее в третий раз, теперь уже совершенно!Вот... вот сейчас!..Но в самый последний момент каким-то чудом верховой вывернул из-под «лихача», поставив на дыбы своего коня и тем избежав сшибки! Пролетка простучала мимо, буквально в сантиметрах, сорвав с конской морды пену. Испуганный конь шарахнулся, верховой не удержался в седле — съехал наземь.Ай, как нехорошо!— Тпру-у-у!..Извозчик осадил на всем скаку, спрыгнул с козел, побежал к верховому, который, подымаясь с земли и потирая ушибленные коленки, оглядывал, ощупывал со всех сторон коня — не случилось ли у того каких царапин или иных повреждений.И верно, показалось Мишелю, что конь слегка припадает на правую переднюю ногу. Конь был добрый, лечение такого не в одну сотню встать могло!— Ты как ездишь? — спросил, грозно наступая, верховой.— А сам-то!.. Куды ж ты прешь! Я права держался — и ты мне здеся уступить должон был! — в свою очередь возмутился извозчик.Нарушение было точно — верхового, — ему предписывалось правилами пролетку мимо пропустить! Но и «лихач» был не безгрешен.— Как бы я тебя заметил, когда ты без огней был! — заорал верховой. — Ты с наступлением сумерек обязан фонарь запалить!..Верно — не было фонаря! Без фонаря «лихач» несся, а это совсем иное дело! Да и как несся!..— Тебе, голубчик, правилами наказано по городу шагом да умеренной рысью ехать, а ты их превысил — галопом скакав!Точно — галопом! А раз превысил — то и вина его.По всему видать — надо городового звать! А тот еще неизвестно чью сторону возьмет. Если верхового, то может запросто снять с коляски номер, а то и билета на год лишить! А пререкаться станешь, и вовсе лошадь отберет безвозвратно, поставив ее в особое, при городской части, стойло.Только где тот городовой? Верховой и извозчик тоже оглядывались по сторонам — пусто!Не до утра же здесь стоять!..Мишель вытащил свой жетон.— Милостивый государь, — обратился он к верховому. — Извозчик используется мною по служебной необходимости, отчего я вынужден был просить его ехать галопом. Коли вы имеете претензии, то прошу вас списать его номер и завтра же обратиться в участок. А теперь я очень спешу...Верховой еще раз оглядел, похлопал по боку коня. Плюнул и, поставив ногу в стремя, бросил тело в седло.А как «лихач» стал отъезжать, привстал в стременах и крикнул вдогонку что-то оскорбительное, ругательное, матерное, что-то вроде:— Ездить научись!..Да еще пригрозил вслед нагайкой!Но пролетка была уже далеко, несясь мимо Большого театра.— Береги-ись! — благодарно оглядываясь на Мишеля, вопил извозчик, хотя улицы были еще пустынны.И все же против «Метрополя» они чуть-чуть не затоптали какого-то одинокого, случайного, сунувшегося под копыта прохожего, который в последний момент шарахнулся в сторону, прижимаясь к стене, часто и мелко крестясь.— Береги-и-ись!..Узкую Сретенку пролетели единым духом, подгоняемые грохотом отраженного от стен домов эха. Огибая Сухаревскую башню, выскочили на Садовую улицу, свернули на Каланчевскую площадь и остановились возле Николаевского вокзала.Загнанный конь тяжело и часто поводил боками, от которых и из покрытых клочьями пены ноздрей густо валил пар.— Спасибо, братец, — поблагодарил извозчика Мишель, засовывая в его широкую, раскрытую ладонь рубль.— Премного благодарен! Если вам барин обратно ехать, так я подожду. С превеликим нашим удовольствием.— Нет, не надо, не жди! — на ходу крикнул Мишель, бросаясь в двери.В здании вокзала было полупустынно, только кое-где вдоль стен на узлах сидели бабы с завернутыми в тряпки ребятишками на руках, ожидая свой поезд. Он обежал все помещения, особенно внимательно осмотрев зал ожидания первого класса, где было почти пусто.Заметил важного, расхаживающего туда-сюда дежурного в форме, подскочил к нему, спросил:— Когда отходит поезд на Петроград?— Теперь отходит-с, через десять минут, с третьей платформы! — ответил дежурный, внимательно оглядывая обратившегося к нему господина. — Если вам ехать, то торопитесь, следующий будет не скоро...И хотел добавить что-то еще, но подозрительный на вид господин, не дослушав его, сорвался с места.Мишель выбежал на платформу. Где-то впереди, шумно отдуваясь, пускал пар паровоз. Из трубы мерно сочился черный дым. Пахло гарью, потому что раньше паровозы топили первоклассным, малодымным углем, а теперь чем придется.Мишель бросился к последнему вагону, но путь ему преградил кондуктор.— Будьте любезны предъявить ваш билет, — потребовал он.Не очень-то вежливо, поскольку всклокоченный, мокрый с головы до ног, в грязи, с ссадиной на голове господин мало напоминал пассажира, который поедет первым классом.Никакого билета у Мишеля не было, и он предъявил свой полицейский жетон.— Имею предписание задержать особо опасного преступника, — твердо произнес он. — Мужчину лет пятидесяти, с усами, моноклем, в дорожном сюртуке зеленого цвета... Есть такой?— Такой не садился, — ответил кондуктор.— Уверен?! — грозно переспросил Мишель.— Не извольте сомневаться. Вагон полупустой, едет только несколько дам-с и один молодой мужчина. С усами никого не было.— А дальше? — спросил Мишель.— Дальше не скажу-с... Дальше другие кондуктора.Мишель метнулся к следующему вагону.И к следующему...Дежурный, лениво прохаживающийся по перрону, уже отгонял провожающих от вагонов.— Господа, отойдите, пожалуйста, от края. Господа!.. Поезд отправляется.Где же он, черт его побери!.. Лет пятидесяти, с усами, моноклем, в зеленом дорожном сюртуке?..— Да, кажется, был такой, — не очень уверенно сказал кондуктор третьего вагона. — Полчаса назад сел. С дамой-с. Очень обстоятельный господин.— В каком он купе?— Во втором-с...Раздумывать было некогда, и Мишель прыгнул на площадку.Может, это и не Поставщик Двора вовсе, может, он не сел в поезд, или Дарья Семеновна его обманула. Но других все равно нет!Кондуктор ухватил его за рукав.— Куда?!— Я с вами поеду! — сказал Мишель.— Нельзя-с! — запротестовал кондуктор. — Без билета никак нельзя-с! Не могу-с!— Я из полиции! — напомнил Мишель, сунув ему под самый нос свой жетон, который теперь мало кого впечатлял. — В вагоне опасный преступник! Если вы не пустите меня, вы станете сообщником.— Все равно, — упорствовал кондуктор. — Без разрешения начальства нельзя-с.— Будет, будет тебе разрешение! После! — заверил Мишель, высвобождая руку и устремляясь в вагон.Громко звякнул станционный колокол. Раз и еще раз.Кондуктор, торопясь, поднял нижнюю ступеньку и встал истуканом на верхней площадке, держась за поручни.Провожающие замахали руками и платочками.Паровоз выпустил тугую, черную струю дыма, еще одну, проскальзывая на рельсах, прокрутил на месте огромные ведущие колеса, зацепился, дернул громыхнувшие сцепками вагоны и, отдуваясь и набирая ход, тронулся вперед.Все, поехали!И что-то теперь будет?.. Глава 17 Все то, что требовалось, он уже имел.И даже больше...Колье было сфотографировано в трех проекциях цифровой камерой. Сфотографировано прямо на шее дамы сердца, помещено в рамочки и повешено на стене в кабинете, в фамильном замке Мишеля-Герхарда-фон-Штольца, между портретом его Высочества Принца Лихтенштейна и Президента Аргентины, над семейным фото Их Величеств с дарственной надписью. По крайней мере, так уверял Мишель-Герхард-фон-Штольц.На одной фотографии его любимая была запечатлена крупным планом в фас, на другой — в профиль, на третьей чуть сверху. И еще одна фотография получилась крайне неудачной с фрагментом шеи любимой крупно. Наверное, из-за того, что фотограф на что-то отвлекся или споткнулся и случайно нажал на спусковую кнопку фотоаппарата. Но почему-то именно этот кадр нравился Мишелю-Герхарду-фон-Штольцу больше остальных. Возможно, потому, что шея была самым обожаемым на теле его любимой местом. Эту фотографию он вывел на экран монитора, увеличил и долго рассматривал. А после даже переслал по электронной почте своим добрым друзьям. В Москву. На соседнюю улицу.Добрые друзья тоже внимательно изучили фото его любимой, по достоинству оценив ее исключительно хороший вкус. Потому что колье действительно было не новоделом, а было старинной работы.Они сравнили его с описанием изделия номер 36517Апо описи Гохрана: колье золотое, в форме восьмиконечного многогранника с четырьмя крупными, по двенадцать каратов каждый, камнями по краям и одним, на шестнадцать каратов, в центре... И сравнили с фотографией из дээспэшного каталога, совместив на экране компьютера два изображения, которые совпали.И еще, на всякий случай, сравнили эту фотографию с другой фотографией, и тоже дамы. Только эта фотография была не цифровая, а была обычная, на серой фотобумаге, наклеенной на толстый картон, с многочисленными вензелями и кругляшами медалей по углам и надписью вязью, с завитушками и ятями «Фотографъ двора Его Императорского Величества...»И дама там была совсем иной, в длинном, по самые щиколотки, платье с кружевным воротником и глубоким овальным вырезом. Звали даму Ольга, а фамилия у нее была Романова. С приставкой — Великая княжна.Великая княжна Ольга — дочь Императора Всея Белая и Малыя Руси Николая Второго и императрицы Александры Федоровны. На ее шее, на серой, старинной фотографии, было то же самое, что Мишель-Герхард-фон-Штольц имел удовольствие созерцать и собственноручно трогать колье!На чем его миссию можно было считать исчерпанной, так как проведенная сравнительная экспертиза с вероятностью девяносто шести с чем-то там процентов доказала идентичность того и этого украшений. И можно было прервать столь бурно начавшееся знакомство.Но... Мишелю девяносто шести процентов показалось мало. И он настаивал на продолжении знакомства, обещая сделать новые, более качественные фотографии и даже попытаться добыть само украшение. Живьем.Для чего ему необходимо было сблизиться с объектом еще больше. Чтобы иметь возможность снять с него это украшение, сняв до того все остальное. А как иначе?.. Без уважительной причины — никак! Просить даму сбросить только, к примеру, сережки — значит, оскорбить ее до глубины души, показав, что тебя интересует не она, а то, что на ней надето! А вот если сорвать те сережки, срывая верхнюю и нижнюю одежду в порыве страсти, то это не вызовет никаких возражений!И, значит, предстоящую процедуру можно считать боевым заданием! К выполнению которого Мишель-Герхард-фон-Штольц приступил незамедлительно и по всем правилам военного искусства!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28