Но Мишель о подобном исходе даже помыслить не мог!Из-за двери глухо зазвучали голоса — более громкий, женский, и глухой, еле слышный, мужской. Один — и тут же другой. Один — и снова другой...Поезд остановился.Выскочивший на платформу кондуктор тщательно протер поручни и встал подле своего вагона, сбоку от ступеней, помогая пассажирам вытаскивать багаж.Мимо Мишеля, толкая его чемоданами и сумками, прошли к выходу несколько прилично одетых мужчин и женщин. Больше в вагоне никого не было. Кроме них...Кондуктор подождал некоторое время, а потом поднялся на площадку и сунулся в вагон, вопросительно глядя на Мишеля.— Сейчас, сейчас, — кивнул тот, заметно нервничая.Он даже, был такой грех, подумал, что вдруг, именно теперь, ювелир со своей дочкой пытаются выбраться из вагона через окно. Но в этот момент дверь раскрылась, и из купе, прижимая клипу, к глазам платок, вышла Анна. Быстро, ни на кого не глядя, повернулась и, постукивая каблуками, побежала к выходу.Ошарашенный кондуктор едва успел отшатнуться в сторону, пропуская ее мимо себя, и даже помощь предложить забыл.Странные какие-то пассажиры!..Мишель увидел Анну еще раз, когда она шла по платформе мимо вагона. Шла — как убегала — быстро, низко нагнув голову и глядя себе под ноги. Она так ни разу не оглянулась...Поставщик Двора сидел в купе, на диване, уже совершенно одетый и готовый к выходу. На столике перед ним были рядком разложены коробки. Те, что были спрятаны в сумочке Анны. Она не унесла их, хотя легко могла. Она выложила их, все до одной, на стол.Когда Мишель зашел в купе, ювелир встал с места, запахнул пальто и стал, дрожащими пальцами находя петли, застегивать пуговицы.— Куда мы теперь? — тихо спросил он.— Известно куда — в участок, — ответил Мишель...Больше им податься было некуда. Только — туда... Глава 24 Густав Фирлефанц сидел в своей мастерской на Васильевском острове, когда над дверью зазвонил колокольчик. Кто-то на улице отчаянно дергал за шнурок.«Кого это нелегкая на ночь глядя принесла?» — подумал Густав, с неохотой отрываясь от перстня, в который вправлял рубин.В мастерскую, робко приоткрыв дверь, протиснулся дворовый Прошка.— Там... там солдаты! — испуганно выпучивая глаза, сказал он.— Какие солдаты? — не понял Густав.— С ружьями, — невпопад ответил Прошка. — Вас требуют.Густав встал с места, запахнул свой халат и, взяв в руки свечи и освещая себе путь, спустился на первый этаж.Внизу, на лестнице, переминаясь с ноги на ногу, стояли двое, в мокрых от дождя мундирах солдат и щеголеватый на вид офицер при шпаге.— Чего вам угодно? — спросил Густав сверху.Его голос странно гулко прозвучал в пустом, полутемном помещении.Офицер коротко поклонился, приветствуя его.— Соблаговолите одеться и следовать за нами! — приказал он. — Вас государь Петр Алексеевич к себе требуют!Ночной визит солдат мог сулить что угодно. Мог — приглашение на ночной машкерад с танцами, фейерверками и обильными излияниями, а мог — подвалы тайной канцелярии с дыбой и раскаленными на огне щипцами, которыми палачи так ловко рвут человечью плоть.Но и в том и в другом случае отказаться от приглашения было невозможно.Густав Фирлефанц поднялся к себе, надел парадный сюртук и, склонившись над конторкой, написал все необходимые распоряжения. На завтра. И на всякий случай.Потому что никогда наперед нельзя сказать, вернешься ли ты завтра обратно. Да и вернешься ли вовсе! Царь Петр был безудержен что в развлечениях, что в ярости. Ему ничего не стоило, осерчав, огреть обидчика по темечку железной палкой, так что череп надвое раскроить. Или, от полноты души, напоить своего собутыльника вином, да не допьяна, а до смерти. Сколько людей приняло свой конец в объятиях царя, за пиршественным столом. Может быть, даже и поболе, чем на дыбе!Густав спустился вниз, где его ждали солдаты.Они вышли на улицу и сели в карету — Густав против офицера. Солдаты с ружьями встали на приступки.И не понять — то ли тебе почет оказывают, то ли берегут, чтобы по дороге не сбег!— А ну, трогай! — крикнул кучер, ожигая лошадей кнутом.Карета тронулась с места и помчалась по мощеным улицам, громыхая колесами по булыжнику.Офицер сидел неестественно прямо, положив руки на эфес зажатой меж колен шпаги, и ничего не говорил. Даже взглядом не намекал, куда и зачем они едут.Кони несли во весь опор, кучер, привстав на козлах, свистел, гикал и лихо накручивал над головой кнутом. Лошади шли крупной рысью, высекая подковами из мостовой искры — словно по огню летели. Звонкое эхо горохом отскакивало от каменных стен. Отраженным от воды гулом, похожим на стон, отзывались мостки, на которые с ходу вскакивала и через которые пролетала государева карета. Встретившиеся на пути повозки, мужичьи телеги и верховые, завидев несущуюся на них карету, загодя, торопясь, съезжали на обочины, уступая дорогу. А не увернешься, зазеваешься, встанешь на пути — сшибут, отбросят, затопчут, да ты же еще и виноватым выйдешь!Караулы, поставленные по приказу царя по всему городу, для «поддержания надлежащего порядка и чинения препятствий праздно шатающейся публике», торопясь, поднимали шлагбаумы, беря под козырек.— Э-ге-гей!.. Береги-и-ись!..Махом пронеслись вдоль Невы, гремя по булыжным мостовым, повернули, выскочили к государеву дворцу.В воротах встали. Караульные, прыгнув на подножки, глянули внутрь, увидели сопровождающего офицера, тут же спрыгнули, махнули кучеру — проезжай!..Снова загромыхали о камень обитые железом колеса.Но ехали недолго.— Тпру-у-у!.. — крикнул кучер, натягивая вожжи. Разгоряченные гонкой кони, переступая ногами, встали.Первым из кареты выскочил офицер. Он взбежал на ступеньки, что-то сказал стоящему на крыльце караулу. Дальше не пошел. Дальше по дворцовым покоям Густава повел другой офицер, который ступал впереди, бренча шпагой и указывая дорогу. Шел быстро, так что ювелир еле поспевал за ним. Миновали один зал, другой... Везде было темно, не увидеть, не понять, — куда ведут.По узкой винтовой лестнице стали спускаться куда-то вниз.В подвал?..— Извольте сюда, — показал офицер, отступая в сторону и указывая путь рукой. Распахнул какую-то дверь...Густав вошел в небольшое, освещенное свечами помещение. В дальнем конце которого, за конторкой, согнувшись и что-то быстро чертя пером на большом листе бумаги, стоял человек.Густав замер. Не услышал — почувствовал, как сзади совершенно бесшумно сошлись, прикрываемые невидимой рукой, половинки дверей.Человек за конторкой, заслышав за спиной какой-то шум, быстро обернулся.Гер Питер!..Густав сорвал с головы шляпу, шаркнул ею туда-сюда по голенищам сапог, церемонно, на западный манер, здороваясь.Царь, бросив перо, отошел от конторки и, расставив руки, пошел на него, как на медведя. Приблизился, сгреб в охапку, обнял, так что кости хрустнули.— Ну, здравствуй, Густав! Давно не виделись...Хотя виделись не далее как месяц назад, когда ювелир приносил во дворец очередной, для императрицы, заказ. Он довольно часто бывал здесь, снабжая двор ювелирными изделиями.— Садись! — показал Петр на вырезанный им на токарном станке и собственноручно сколоченный стул. На довольно-таки неказистый стул, которым все, садясь на него, должны были непременно восхищаться.Густав Фирлефанц присел.— Вызвал тебя, любезный друг, по делу! — сказал царь Петр. — Скажи, много ли во Дворах Европейских золотых да бриллиантовых украшений?— Немало, — уклончиво ответил Густав.— И как сии бесценные богатства хранятся?В деревянных коробочках, обитых шелком, на специальных бархатных подушечках, хотел было ответить Густав, да вовремя сообразил, что совсем не о том его русский царь спрашивает. О другом.— Всяко, — ответил ювелир. — Где в шкатулках да сундуках, под замками, а где — в особых комнатах, кои безотрывно, глаз не сомкнув, охраняют вооруженные ружьями да саблями солдаты.— Похвально! — кивнул Петр, одобряя предусмотрительность европейских монархов, которые, как видно, не доверяют дворцовой прислуге. Вот так-то и надобно! — Золотую табакерку с каменьями, что ты для меня в городе Амстердаме делал, небось помнишь?— Как не помнить, Гер Питер! — почтительно склонил голову Густав.— Так нет ее! Украли подлецы! — хряснул Петр кулаком по столу так, что столешню чуть надвое не раскроил, а язычки пламени в свечах дрогнули, заколебавшись тенями на стенах.— Где же? — ахнул Густав.— Прямо здесь, во дворце, и украли! Не иначе из тумбочки злодеи вынули, а то и прямо из кармана! Кругом воруют, черти! Без пригляда — все растащат!— Не печалься так, Гер Питер, я другую сделаю, такую же, — предложил свои услуги ювелир, с облегчением поняв, зачем его в столь поздний час доставили с конвоем во дворец.Табакерки ладить — чай не на дыбе висеть!— Сделаешь, сделаешь... — махнул рукой Петр. — Краше прежней сделаешь, знаю — ты в своем деле мастак. Тока я тебя, любезный друг, вовсе не для того призвал!А для чего ж?! — вновь похолодел ювелир.— Хочу я в государстве нашем, как при иных дворах, особую службу учредить, которая все каменья перечтет, все украшения перевесит и в особый реестр внесет. И хочу на ту службу тебя поставить! Зело знаю тебя как человека в камнях и золоте понимающего и, не в пример иным, совестливого!Хотел Густав бухнуться в ноги царю, не в благодарность, а чтобы умолить его отказаться от своего выбора. Знал Густав, догадывался — от такой должности добра не жди!Но только разве Петра уговоришь?Если он чего задумал — его с того силком не своротить!Крутой нрав русского царя всяк знает! Не терпит Гер Питер отказов! Ни в чем и ни от кого! Дам и девиц, кои в анатомическом театре от протухших покойников нос воротили, заставил из живота разрезанного мертвеца употребленную им при жизни водку хлебать, да не бокалом, а как есть, языком, подобно тому, как собаки лакают! А мог, осерчав, и вовсе прибить, как многих прибивал. Как сынка своего родного.Под большим секретом показывал Густаву его приятель, обрусевший немецкий аптекарь Георг Штраббе, ведерную спиртовую банку, в которой плавала, глаза и рот раскрывши, отрубленная голова царевой полюбовницы, которую тот в неверности заподозрил. Заподозрил только!.. И сам же, собственной своей рукой, смахнул ей головенку с плеч долой, в банку сунул и сопернику отослал!Как такому возражать?..Поклонился Густав своему венценосному благодетелю.— Спасибо, Гер Питер.— На-ка вот! — протянул Петр скрепленный сургучной печатью свиток. — Прочти.Густав развернул свиток, подставил под свечу. Прочел:«Божьей милостью, мы Петр Первый, Император и Самодержец Всероссийский, сегодня одиннадцатого, месяца декабря 1719 года, повелеваем учредить при Камер-коллегии особую канцелярию, дабы восстановить надлежащий, в хранении государству прилежащих вещей, порядок, премного заботясь об их сохранности, пользе и прибытке...»А все-то из-за выкраденной из царского кармана табакерки!..— Денег тебе дам, отряжу людей посмышленей, — пообещал Петр. — Сие дело государственное и наипервейшее! На тебя теперь вся моя надежа!..Сказал царь Петр и сграбастал, обнял, крепко поцеловав Густава в самые уста.— Ступай уже!..И тут же, словно сама собой, растворилась дверь, и давешний офицер со шпагой, держа перед собой горящую свечу, быстро повел его по темным, гулким залам к выходу.Вот и все, вот и угодил, как петух в ощип, грустил про себя Густав Фирлефанц. Теперь добра не жди. Теперь точно на дыбе висеть!.. Глава 25 В участке было пустынно — никто не ходил, дверями не хлопал, не жались по стенам просители, не носились стремглав туда-сюда со стопками исписанных бумаг нижние чины, не скользили тенями тайные агенты, жандармы не таскали упирающихся злодеев, погоняя их ударами шашек плашмя чуть пониже спины.Жизнь в сыскном отделении после февральского переворота замерла. Из разбитых, наскоро зашитых досками окон первого этажа тянули сквозняки. Несколько разгромленных и разграбленных толпой кабинетов были заколочены.Разор... Некогда хорошо налаженная «государева служба» рассыпалась почти в прах. Кого-то в первые дни волнений лишили жизни пьяные толпы бунтовщиков, кого-то призвали к ответу новые, временные правители России, рассовав, до времени, по кутузкам, кто-то, испугавшись, сам поспешил уйти и скрыться, кто-то выжидал, рапортов об отставке не подавая, но и на службе не появляясь.Но были и такие, кто продолжал служить, поверив в заявление нового министра внутренних дел князя Львова, что в грядущих реформах не должны пострадать честные, не запятнавшие себя политическими преследованиями, полицейские уголовных сыскных отделений.Впрочем, что будет дальше, доподлинно никто не знал.Одно слово — Смутное время!..В маленькой комнатке с оконцем, забранным кованой решеткой, за казенным, исшорканным столом находился бывший следователь бывшего сыскного отдела Мишель Фирфанцев. Против которого, понурив голову, безучастный ко всему, сидел Поставщик Двора Его Величества. И боле никого. И даже жандарма за дверью не было!На столе стояла большая чугунная чернильница с крышкой и лежащими поперек перьями, рядом стоял стакан горячего чая в подстаканнике, о который следователь грел озябшие пальцы. В участке почти не топили — некому было.— Будьте так любезны назвать ваше полное имя, — попросил Мишель, с видимым сожалением отрываясь от стакана, беря перо и макая его в чернильницу.— Рейнгольд Осип Карлович, обер-камергер, действительный Поставщик Двора Его Величества, — торжественно, по привычке кивнув головой, сказал ювелир. Хотя не на приеме по случаю вручения ордена Святого Владимира представлялся, а в полицейском участке....Осип Карлович... — вывел Мишель на бумаге.«Значит, отчество Анны — Осиповна, — автоматически и совершенно некстати, подумал он. — Анна Осиповна Рейнгольд. Если, конечно, Рейнгольд. Если она теперь не замужем...»— В какой губернии, какого числа, года и месяца изволили родиться?..Писал он очень быстро и аккуратно, каллиграфическим почерком, часто макая перо в чернила и выводя ровные буковки, украшенные кое-где завитушками. В день он, бывало, особенно нынче, когда писарей не хватало, исписывал до шести десятков страниц кряду! Так что привык.Заполнив титульный лист, он перешел непосредственно к дознанию.— Что вы имеете сообщить следствию по поводу найденных в сумке вашей дочери драгоценностей?Ювелир занервничал и даже попытался вскочить на ноги.— Послушайте вы!.. — крикнул он. — Аннушка не имеет к этому делу никакого касательства! Она решительно ни о чем не догадывалась! Это все я, я — один!.. Не смейте впутывать ее в это дело!Он сжал кулаки и, казалось, хотел броситься на следователя. Но быстро взял себя в руки, сник, сел обратно на стул и уже совсем иным, просительным тоном сказал:— Простите бога ради... Сегодня вы уже выполнили одну мою просьбу, за что я вам крайне признателен. Так выполните еще одну.Мишель кивнул.И повторил вопрос, сформулировав его иначе:— Откуда эти драгоценности?— Из царской коллекции... Глава 26 Война с немцами шла уже четвертый месяц.Ура-патриотические настроения первых недель, когда мобилизационные пункты обступали очереди добровольцев, а толпы горожан радостно громили немецкие магазины и кондитерские, прошли, так как всем стало ясно, что на быструю победу рассчитывать не приходится. Русская армия, испытывая хроническую нехватку в снарядах, винтовках, патронах и даже сухарях, терпела поражения, отступая то на одном, то на другом фронтах, бросалась в контратаки, возвращая утраченные позиции, и тут же переходила к обороне, не имея сил развить наступление. Война принимала затяжной и отнюдь не победоносный характер.В городах и самых дальних деревнях империи стали появляться первые безногие, безрукие, безглазые инвалиды, которые рассказывали жуткие истории про массированные артобстрелы и газовые атаки. Такой войны Россия еще не знала. И даже та, приснопамятная и позорная Японская с этой, нынешней, ни в какое сравнение не шла!Скоро выяснилось, что, желая воевать и побеждать злого ворога, Россия, как всегда, к войне была не готова. Воевать было нечем, да, пожалуй, и некому. Регулярная армия была почти поголовно выбита в первые месяцы кампании, а призванные из деревень рекруты не знали, с какой стороны к винтовкам подступиться. Не было редкостью, когда на орудийный ствол выдавали лишь по одному снаряду на сутки, а вновь прибывшие на передовую воинские части вооружали вместо винтовок палками. Безоружных, почти сплошь необученных солдат, без всякой артиллерийской подготовки, угрозами и кулаками гнали в атаку, под немецкие пулеметы, которые резали их целыми взводами... А если немцы пускали газ, то потери, из-за нехватки противогазов, становились просто катастрофическими.Россия медленно, но неуклонно и неудержимо втягивалась в страшную мировую бойню, которая ей ничего хорошего не сулила...И хотя никаких пораженческих настроений еще не наблюдалось и все надеялись, не теперь так после, совместно с союзниками войти в Берлин, кое-кто не исключал самого худшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28