Он имел ввиду гренадеров, ударные части. — Палмер возьмет роту Минвера, а остальных морских пехотинцев поставим на те стены. Мне нужно шесть твоих лучших людей. Я возьму столько же от каждой роты.
— Ты, Харпер, и все самые сливки? — улыбнулся Фредриксон.
— Ну раз ты так предлагаешь, — Шарп встал. — Постарайся поспать, Вильям. Похоже, завтра будет длинный день.
— И последний мирный.
— Если лягушатники знают про нас, то да. — Шарп хлопнул ладонью по каменной стене. — Дурацкое место, чтобы умереть, да?
— Зато поучим их драться.
— Да, — засмеялся Шарп, но быстро прекратил. — Что означает Тест-де-Бюш, Вильям?
— Не знаю. Но знаю, что означает Тет-де-Бюш.
Для Шарпа прозвучало очень похоже.
— Что?
— Дубоголовый, болван, идиот.
— Черт возьми, — Шарпа это позабавило. Только полный болван, оказавшись в таком положении, мог готовиться сражаться, и не просто сражаться, но и победить. Здесь, на краю Франции, в эти мертвые зимние дни, они должны добыть победу и удержать форт.
Глава 13
Майор Пьер Дюко вел свою лошадь вдоль потрепанной, унылой колонны промокших от дождя новобранцев. Несколько, совсем мало, ветеранов скрепляли шеренги, но у большинства шагающих — молодые, испуганные лица. Неудивительно, что вчера этот молодняк был обескровлен и их мрачный рассказ распространился по всей полубригаде.
— Там их был целый батальон, — нервно докладывал Дюко командир батальона, — да еще и стрелки в придачу.
— Их было меньше двухсот человек, полковник, — жестко сказал Дюко. А вас было шестьсот. — Бог мой, как же Дюко презирал вояк! Все хвастуны и фанфароны, пока противник не выпустит из них дух, а потом ноют, что враг превосходил их числом, или что солнце слепило им глаза, или что порох отсырел. Одному Богу известно, почему политики прибегают к солдатам как к последнему инструменту дипломатии; это то же самое, что поставить судьбу Империи на исход петушиного боя. — А теперь, полковник, вы столкнетесь с этой горсткой солдат. Вы думаете, вас хватит? — Дюко задал вопрос с издевательской внимательностью.
— Они находятся за стенами, — ответил полковник.
— В полуразрушенной крепости, — колко сказал Дюко, — без пушек и с ничтожным количеством боеприпасов. — Дюко с удовольствием подумал о Ричарде Шарпе, попавшем в ловушку. Конечно, было бы еще более приятно, если бы Фавье удалось заманить Шарпа в поход через открытую местность на Бордо, но хитрость насчет восставшего Бордо не удалась, однако Дюко признавал, что Фавье и Макерр все равно отлично сработали. Эскадра ушла, оставив Шарпа. Угроза высадки британцев миновала, а через пару часов майор Ричард Шарп будет окружен и окажется под прямым огнем двух артиллерийских батарей. Комендант Анри Лассан также шагал с войсками. Он хоть и был опозорен своей неудачей, ему было обещано прощение, если его знание форта Тест-де-Бюш поможет генералу Кальве быстро захватить форт.
По крайней мере, успокоил себя Дюко, генерал этой полубригады знает свое дело. Кальве был старый вояка, ветеран революционных войн, жесткий человек, выслужившийся из рядовых, прошедший огни и воды. Он сделал себе имя в России, где посреди отступления Великой армии сумел не растерять свою бригаду. У других генералов люди голодали, мерзли или были порублены казаками, но люди Кальве, боявшиеся генерала больше, чем морозов или противника, выстояли. В эти дни дух жены Кальве находился в подушке, набитой волосами казака, убитого лично Кальве. Это была редкая искра воображения в человеке, известного своим прямолинейным и жестким стилем руководства. Генерал Кальве — это зверь, мясник, яростный человек в своей кровавом ремесле, и Дюко, если бы верил в Бога, возблагодарил бы его за то, что такой инструмент оказался в его руке.
Жюль Фавье, снова одевший мундир и пребывающий в прекрасном расположении духа, вел лошадь неподалеку от Дюко.
— Кальве, — сказал он, — еще не приходилось бить «чертей».
— А черти, — ответил Дюко, — никогда не били Кальве.
Полковник Фавье согласился с этим и посмотрел на небо.
— Моряки сказали, что будет шторм.
— Они ошибаются, — сказал Дюко.
И правда, всю ночь грохотал гром и бушевал ветер, но к утру все закончилось и установился штиль. Время от времени солнечный свет озарял мокрые поля и заполненные водой канавы. Кавалерия направилась к югу через эти поля на случай, если Шарп решит двинуться на юг к берегу, но Дюко был убежден, что стрелок останется в крепости в надежде на возвращение кораблей.
— Кальве положит этому конец, сказал Дюко с редкой на его тонком, школярском лице, улыбкой.
На деревянном мосту через Фактюр орудийные колеса громыхали громче, чем недавний гром, затем вышли на дорогу. Залив Аркашон протянулся справа, а до крепости Тест-де-Бюш оставалось полдня пути. Стрелка ожидали Кальве, Дюко и возмездие.
Ночное небо расчертила молния, осветив на мгновение темные воды залива. Ветер бушевал всю ночь, но на рассвете все затянуло облаками, ветер странным образом поутих, и стало теплее. Патрик Харпер, выскабливая затупившейся бритвой щетину на лице, объявил, что это уже повеяло весной. — Малышу сегодня исполняется два месяца, — сказал он Шарпу.
— И лучше, если бы ты остался в батальоне, — рявкнул Шарп.
— Ни за что! — Харпер был непреклонен. — Корабли вернутся, сэр, точно вам говорю.
Одного из раненых поставили на западную стену, наблюдать за морем и возможным приходом кораблей, а другого — на восточную стену, чтобы следить за приближением противника. Двоих немцев из роты Фредриксона, надежных парней, послали на захваченных лошадях вглубь страны за любыми новостями, которые они смогут раздобыть. Еще одного человека, молчаливого капрала с суровым лицом, отправили на юг на лучшей из лошадей.
— Жалко будет его потерять, — сказал Милашка Вильям, — но если он успеет за три дня, мы будем спасены. Этот человек, доброволец, вызвался пробраться сквозь вражеские войска и принести британской армии новости о том, в какое затруднительное положение попали люди Шарпа. Шарп сомневался, что они его когда-либо еще увидят этого капрала, но возможностью того, что корабли отправят со спасательной миссией на север, нельзя было пренебрегать.
Спокойная теплая погода подняла дух людей. Мундиры, промокшие за последние дни, развесили на просушку на стенах форта, придав крепости Тест-де-Бюш какой-то домашний уют. Морские пехотинцы Палмера, раздевшись до пояса и взяв у крестьян топоры, отправились в лес рубить деревья и таскать их в форт для растопки и баррикад. Мелкие лодки разломали и притащили доски в форт. Каждую емкость, способную удерживать воду, от бочек до кастрюль, наполнили водой и поставили в выжженный опустевший склад боеприпасов.
Спрашивать мнение французов просто не было времени. Все дома обшарили в поисках еды, пороха и оружия. Копченые окорока и ветчину перенесли в форт, скот зарезали на мясо, также в форт перенесли спрятанные запасы озимых.
К одному зубцу стены форта, между двумя амбразурами, прикрепили очищенный от веток и коры ствол сосны. Это была самая высокая сосна в роще, и теперь на ее верхушке развевался флаг.
Это был не настоящий британский флаг, у людей Минвера не оказалось довольно голубой ткани, чтобы сшить правильный. Это был флаг Англии; сделанный из рукавов мундиров морских пехотинцев красный крест Святого Георга, и пришитый на белую ткань, бывшую ранее скатертью в доме главного таможенного инспектора в Ле-Муле. Красный крест на белом фоне, флаг того, кто победил дракона, и хотя лишь немногие из людей Шарпа — выходцы из Германии, Ирландии, Уэльса или Испании — были лояльны Англии, флаг был очень полезен. Он развевался на ветру и был сигналом для любого, кто его видел, что в форте находятся британцы.
Делом Шарпа была оборона. Четыре стены, по углам форта возвышались башенки, предназначенные лишь для укрытия часовых от дождя, но зато они удобно блокировали проход из одной стены в другую. Солдат, пожелавший пройти с северной стены на восточную, должен был пройти через две двери на северо-восточной башенке и, чтобы ускорить проход, Шарп приказал соорудить из досок мостки и положить их по диагонали на стены в обход башенки.
Внутренний двор не был квадратным, его очертания были сформированы строениями, находившимися под стенами. Сожженные бараки заполняли территорию на северо-восточном углу, а гарнизонные посты и жилые помещения находились в юго-западном углу. Брешь между ними грубо, но плотно завалили срубленными сосновыми стволами. Если бы враг проник во внутренний двор, то оказался бы перед стеной из шершавых сосновых бревен.
Самой большой проблемой были боеприпасы. Лейтенант Фитч, посланный посчитать заряды, вернулся к морским пехотинцам и хмуро доложил, что на каждого приходится не более тридцати выстрелов. Стрелки, всегда бравшие в сражение больше зарядов и пуль, имели более шестидесяти на каждого, а всего в форте было менее девяти тысяч зарядов. Батальон может выпустить столько за пять минут сражения, но Фредриксон, произведя штыком на стене батальона некие вычисления, только хмыкнул.
— Я считаю, что у нас довольно патронов для восемнадцати минут драки. А потом придется швыряться ваксой.
— У нас в рожках есть порох, — Шарп имел ввиду прекрасного качества порох, который каждый стрелок носил в рожке. Этот порох хранили для особых случаев, порох в обычных зарядах не годился для снайперской стрельбы, но Шарп знал, что даже если отыщутся запасные пули, то этого дополнительного пороха из рожков хватит на шесть-семь сотен выстрелов.
Так что на поиски пороха было послано много людей. У некоторых крестьян были ружья, поэтому должен был найтись и порох, и Шарп дал людям разрешение в поисках тайников хоть рушить стены. Им повезет, думал он, если удастся удвоить количество боеприпасов, или же придется изыскивать иные средства убийства французов.
Лейтенант Фитч усадил дюжину солдат обстругивать сосновые колья, которые вбили в ров. Эти колья, остро заточенные ножами и байонетами, хитро спрятали под водой в тех местах, которые Шарп считал наиболее вероятными для прорыва французов. Над кольями сложили кучи булыжников, которые везде валялись благодаря взрывам. Булыжник, сброшенный с амбразуры, убьет человека столь же верно, как и пуля, хотя камни и были жалким оружием против тех, кто полезет с востока.
— Может, они и не придут, — произнес Патрик Харпер.
— У них не может здесь быть много войск, — с надеждой сказал Шарп.
— Выходит, два дня назад мы дрались с призраками, сэр? — невинно сказал Харпер, — и выходит, что эти крошки нам уже и не требуются, — он хлопнул ладонью по одной из двух двенадцатифунтовых пушек, вытащенных изо рва. Харпер взял на себя ответственность подготовить ее к сражению. И хотя в настоящее время не было пороха даже на один выстрел из пушки, Харпер молился, чтобы его раздобыли в деревне. Как и многих пехотинцев, его восхищали пушки, и он отчаянно хотел, чтобы хоть одна из них могла выстрелить. С мягкостью, удивительной в таком большом человеке, и цепкостью, которую Шарп и ранее подмечал в ирландце, Харпер узким шилом пытался выковырять железный стержень из запального отверстия.
— Можно ли это починить? — спросил Шарп.
Харпер помедлил с ответом, как бы давая понять, что работа бы шла быстрее, если бы офицеры не задавали глупых вопросов, затем пожал плечами.
— Я починю ее, даже если работа займет весь день и всю ночь, сэр.
К полудню Шарп страстно желал, чтобы пушки подготовили к бою, ибо лейтенант Минвер нашел клад. В сейфе в здании таможни в Ле-Муле он нашел восемь бочонков черного пороха.
— Он слишком загрязнен, сэр, — с сомнением сказал Минвер.
Шарп взял пальцами щепотку пороха. Это был старый порох, он пах сыростью, и это был худший сорт черного пороха; он был сделан из отходов хорошего пороха и немного улучшен угольной пылью, но все же это был порох. Он подсыпал малость пороху на полку своей винтовки, ударил кремнем и порох вспыхнул. — Перемешайте его с другим захваченным порохом. Молодец, лейтенант.
В часовне устроили лабораторию, где трое человек рвали листы из остатков книг Лассана, скручивали из бумаги патронные заряды и засыпали в них порох. У них все еще не хватало пуль, но люди Фредриксона принесли свинец из церкви Аркашона и сержант Росснер поддерживал огонь в очаге, а у лейтенанта Фитча был пистолет, укомплектованный приспособлением для отливки пуль, и хотя они и получались чуть меньшего калибра, чем мушкетные или винтовочные, все равно были пригодны для стрельбы. Какое-то количество неповрежденных пуль откопали из-под сгоревших бараков, где, как предполагал Шарп, всю их запасную амуницию взорвал Бэмпфилд.
Немного пороха привезли из Аркашона и из деревень Ле-Тест, Пила, и Ле-Муло. Нашлись кожаные мешки с порохом, ящики с порохом и бочонки с порохом. Нашлись даже устаревшие фитильные мушкетоны, шесть аркебуз, восемь ружей, и отличный дуэльный пистолет, с еще одним приспособлением для отливки пуль в деревянном ящичке.
Люди были заняты. Как и всегда, важное дело заставило их сосредоточиться. И когда ликующий возглас Патрика Харпера возвестил, что он добился успеха и починил одну двенадцатифунтовую пушку, сосредоточенность начала перерастать в уверенность, что их безвыходное положение не такое уж безвыходное. Харпер приступил к починке второго орудия.
— Если, конечно, вы не желаете, чтобы я поработал над теми громадинами? — с надеждой сказал он Шарпу.
Но Шарп отклонил предложение. У него было недостаточно людей, чтобы поднять хоть одну огромную тридцатишестифунтовую пушку из канала, да и пороха было мало, чтобы палить из такого огромного орудия. Даже из этих маленьких полевых орудий, если бы стреляли оба, можно было бы сделать не более пары залпов. Это было оружие для экстренных случаев.
— Сэр! — один из раненых часовых, поставленный для наблюдения за сушей, махнул Шарпу рукой, — Посетитель, сэр!
Шарп побежал к воротам, пробежав по ненадежным мосткам, прокинутым со стены на стену, и увидел высокого, длинноволосого человека, шагающего прямо к гласису.
Это был Корнелиус Киллик, и Шарп, увидев американца, изумился. Он полагал, что Киллик уже убрался подальше, а оказалось, что он здесь, идет, будто на прогулке. Шарп встретил американца за гласисом. — Я думал, что вы уже в Париже, мистер Киллик.
Не ответив на приветствие, Киллик уставился на баррикады перед почерневшим входом. — Выглядит так, будто вы ожидаете неприятностей, майор.
— Возможно.
Киллик рассмеялся на уклончивый ответ Шарпа, но не сделал попыток войти в форт. — Я и сам затеял кое-какой ремонт.
— Вы?
— Я раздобыл немного дуба, — ухмыльнулся американец, — «Фуэлла» оказалась повреждена меньше, чем я думал вначале. Вам нужен транспорт, майор Шарп?
— В Америку? — эта мысль заинтересовала Шарпа.
— Ну, у нас там делают неплохой виски, — сказал он, — и у нас отличные женщины.
— Раз так, то я отклоняю ваше предложение, у нас все это не хуже.
Они отошли к песчаным дюнам возле залива, американец открыл свою сумку и предложил Шарпу устрицу.
— Когда-нибудь пробовали сырую устрицу, майор?
— Нет.
— Лучше и не пробуйте. А то еще потом обвините меня в нарушении обещания не причинять вред англичанам, — рассмеялся Киллик, очистил скорлупу перочинным ножом, и отправил устрицу в рот. — Так значит, у вас неприятности.
— Похоже на то.
Киллик сел и Шарп, помедлив мгновение, сел рядом с ним. Он понял, что американец пришел с какой-то конкретной целью, хотя Киллик и постарался сделать вид, будто он здесь случайно. Возможно, просто пришел шпионить за приготовлениями Шарпа, но Киллик не делал попыток войти в форт, и казалось, ему достаточно того, что Шарп уделил ему внимание. Американец бросил устричную скорлупу на песок.
— Некоторые из моих людей, майор, будучи менее цивилизованными, нежели я, не вполне довольны мной. Все из-за моей клятвы вам, вы понимаете? Если мы не можем с вами драться, то и денег мы тоже не получим.
— А вы деретесь лишь из-за денег?
Киллик пожал плечами.
— Это бизнес, майор. «Фуэлла» обошлась моим начальникам в сто шестьдесят три тысячи новеньких долларов. Она уже принесла им определенную выгоду, но где вы видели бизнесмена, который бы удовлетворился небольшой прибылью? А если мои люди не берут призов, они начинают голодать, поэтому они недовольны.
— Зато живы, — сухо заметил Шарп.
— Это так, — признал Киллик, — но их гордость уязвлена. Они торчат в Гужане, пока британский бриг всаживает ядро за ядром в наше судно, а я не могу позволить им стрелять в ответ. Меня обвиняют в трусости, отсутствии патриотизма и даже в безбожии! Меня! — тон Киллика наводил на мысль, что он недоволен не меньше своей команды.
— Я сожалею.
Киллик пристально посмотрел на Шарпа.
— Я подумал, что вы могли бы освободить меня от обещания?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Ты, Харпер, и все самые сливки? — улыбнулся Фредриксон.
— Ну раз ты так предлагаешь, — Шарп встал. — Постарайся поспать, Вильям. Похоже, завтра будет длинный день.
— И последний мирный.
— Если лягушатники знают про нас, то да. — Шарп хлопнул ладонью по каменной стене. — Дурацкое место, чтобы умереть, да?
— Зато поучим их драться.
— Да, — засмеялся Шарп, но быстро прекратил. — Что означает Тест-де-Бюш, Вильям?
— Не знаю. Но знаю, что означает Тет-де-Бюш.
Для Шарпа прозвучало очень похоже.
— Что?
— Дубоголовый, болван, идиот.
— Черт возьми, — Шарпа это позабавило. Только полный болван, оказавшись в таком положении, мог готовиться сражаться, и не просто сражаться, но и победить. Здесь, на краю Франции, в эти мертвые зимние дни, они должны добыть победу и удержать форт.
Глава 13
Майор Пьер Дюко вел свою лошадь вдоль потрепанной, унылой колонны промокших от дождя новобранцев. Несколько, совсем мало, ветеранов скрепляли шеренги, но у большинства шагающих — молодые, испуганные лица. Неудивительно, что вчера этот молодняк был обескровлен и их мрачный рассказ распространился по всей полубригаде.
— Там их был целый батальон, — нервно докладывал Дюко командир батальона, — да еще и стрелки в придачу.
— Их было меньше двухсот человек, полковник, — жестко сказал Дюко. А вас было шестьсот. — Бог мой, как же Дюко презирал вояк! Все хвастуны и фанфароны, пока противник не выпустит из них дух, а потом ноют, что враг превосходил их числом, или что солнце слепило им глаза, или что порох отсырел. Одному Богу известно, почему политики прибегают к солдатам как к последнему инструменту дипломатии; это то же самое, что поставить судьбу Империи на исход петушиного боя. — А теперь, полковник, вы столкнетесь с этой горсткой солдат. Вы думаете, вас хватит? — Дюко задал вопрос с издевательской внимательностью.
— Они находятся за стенами, — ответил полковник.
— В полуразрушенной крепости, — колко сказал Дюко, — без пушек и с ничтожным количеством боеприпасов. — Дюко с удовольствием подумал о Ричарде Шарпе, попавшем в ловушку. Конечно, было бы еще более приятно, если бы Фавье удалось заманить Шарпа в поход через открытую местность на Бордо, но хитрость насчет восставшего Бордо не удалась, однако Дюко признавал, что Фавье и Макерр все равно отлично сработали. Эскадра ушла, оставив Шарпа. Угроза высадки британцев миновала, а через пару часов майор Ричард Шарп будет окружен и окажется под прямым огнем двух артиллерийских батарей. Комендант Анри Лассан также шагал с войсками. Он хоть и был опозорен своей неудачей, ему было обещано прощение, если его знание форта Тест-де-Бюш поможет генералу Кальве быстро захватить форт.
По крайней мере, успокоил себя Дюко, генерал этой полубригады знает свое дело. Кальве был старый вояка, ветеран революционных войн, жесткий человек, выслужившийся из рядовых, прошедший огни и воды. Он сделал себе имя в России, где посреди отступления Великой армии сумел не растерять свою бригаду. У других генералов люди голодали, мерзли или были порублены казаками, но люди Кальве, боявшиеся генерала больше, чем морозов или противника, выстояли. В эти дни дух жены Кальве находился в подушке, набитой волосами казака, убитого лично Кальве. Это была редкая искра воображения в человеке, известного своим прямолинейным и жестким стилем руководства. Генерал Кальве — это зверь, мясник, яростный человек в своей кровавом ремесле, и Дюко, если бы верил в Бога, возблагодарил бы его за то, что такой инструмент оказался в его руке.
Жюль Фавье, снова одевший мундир и пребывающий в прекрасном расположении духа, вел лошадь неподалеку от Дюко.
— Кальве, — сказал он, — еще не приходилось бить «чертей».
— А черти, — ответил Дюко, — никогда не били Кальве.
Полковник Фавье согласился с этим и посмотрел на небо.
— Моряки сказали, что будет шторм.
— Они ошибаются, — сказал Дюко.
И правда, всю ночь грохотал гром и бушевал ветер, но к утру все закончилось и установился штиль. Время от времени солнечный свет озарял мокрые поля и заполненные водой канавы. Кавалерия направилась к югу через эти поля на случай, если Шарп решит двинуться на юг к берегу, но Дюко был убежден, что стрелок останется в крепости в надежде на возвращение кораблей.
— Кальве положит этому конец, сказал Дюко с редкой на его тонком, школярском лице, улыбкой.
На деревянном мосту через Фактюр орудийные колеса громыхали громче, чем недавний гром, затем вышли на дорогу. Залив Аркашон протянулся справа, а до крепости Тест-де-Бюш оставалось полдня пути. Стрелка ожидали Кальве, Дюко и возмездие.
Ночное небо расчертила молния, осветив на мгновение темные воды залива. Ветер бушевал всю ночь, но на рассвете все затянуло облаками, ветер странным образом поутих, и стало теплее. Патрик Харпер, выскабливая затупившейся бритвой щетину на лице, объявил, что это уже повеяло весной. — Малышу сегодня исполняется два месяца, — сказал он Шарпу.
— И лучше, если бы ты остался в батальоне, — рявкнул Шарп.
— Ни за что! — Харпер был непреклонен. — Корабли вернутся, сэр, точно вам говорю.
Одного из раненых поставили на западную стену, наблюдать за морем и возможным приходом кораблей, а другого — на восточную стену, чтобы следить за приближением противника. Двоих немцев из роты Фредриксона, надежных парней, послали на захваченных лошадях вглубь страны за любыми новостями, которые они смогут раздобыть. Еще одного человека, молчаливого капрала с суровым лицом, отправили на юг на лучшей из лошадей.
— Жалко будет его потерять, — сказал Милашка Вильям, — но если он успеет за три дня, мы будем спасены. Этот человек, доброволец, вызвался пробраться сквозь вражеские войска и принести британской армии новости о том, в какое затруднительное положение попали люди Шарпа. Шарп сомневался, что они его когда-либо еще увидят этого капрала, но возможностью того, что корабли отправят со спасательной миссией на север, нельзя было пренебрегать.
Спокойная теплая погода подняла дух людей. Мундиры, промокшие за последние дни, развесили на просушку на стенах форта, придав крепости Тест-де-Бюш какой-то домашний уют. Морские пехотинцы Палмера, раздевшись до пояса и взяв у крестьян топоры, отправились в лес рубить деревья и таскать их в форт для растопки и баррикад. Мелкие лодки разломали и притащили доски в форт. Каждую емкость, способную удерживать воду, от бочек до кастрюль, наполнили водой и поставили в выжженный опустевший склад боеприпасов.
Спрашивать мнение французов просто не было времени. Все дома обшарили в поисках еды, пороха и оружия. Копченые окорока и ветчину перенесли в форт, скот зарезали на мясо, также в форт перенесли спрятанные запасы озимых.
К одному зубцу стены форта, между двумя амбразурами, прикрепили очищенный от веток и коры ствол сосны. Это была самая высокая сосна в роще, и теперь на ее верхушке развевался флаг.
Это был не настоящий британский флаг, у людей Минвера не оказалось довольно голубой ткани, чтобы сшить правильный. Это был флаг Англии; сделанный из рукавов мундиров морских пехотинцев красный крест Святого Георга, и пришитый на белую ткань, бывшую ранее скатертью в доме главного таможенного инспектора в Ле-Муле. Красный крест на белом фоне, флаг того, кто победил дракона, и хотя лишь немногие из людей Шарпа — выходцы из Германии, Ирландии, Уэльса или Испании — были лояльны Англии, флаг был очень полезен. Он развевался на ветру и был сигналом для любого, кто его видел, что в форте находятся британцы.
Делом Шарпа была оборона. Четыре стены, по углам форта возвышались башенки, предназначенные лишь для укрытия часовых от дождя, но зато они удобно блокировали проход из одной стены в другую. Солдат, пожелавший пройти с северной стены на восточную, должен был пройти через две двери на северо-восточной башенке и, чтобы ускорить проход, Шарп приказал соорудить из досок мостки и положить их по диагонали на стены в обход башенки.
Внутренний двор не был квадратным, его очертания были сформированы строениями, находившимися под стенами. Сожженные бараки заполняли территорию на северо-восточном углу, а гарнизонные посты и жилые помещения находились в юго-западном углу. Брешь между ними грубо, но плотно завалили срубленными сосновыми стволами. Если бы враг проник во внутренний двор, то оказался бы перед стеной из шершавых сосновых бревен.
Самой большой проблемой были боеприпасы. Лейтенант Фитч, посланный посчитать заряды, вернулся к морским пехотинцам и хмуро доложил, что на каждого приходится не более тридцати выстрелов. Стрелки, всегда бравшие в сражение больше зарядов и пуль, имели более шестидесяти на каждого, а всего в форте было менее девяти тысяч зарядов. Батальон может выпустить столько за пять минут сражения, но Фредриксон, произведя штыком на стене батальона некие вычисления, только хмыкнул.
— Я считаю, что у нас довольно патронов для восемнадцати минут драки. А потом придется швыряться ваксой.
— У нас в рожках есть порох, — Шарп имел ввиду прекрасного качества порох, который каждый стрелок носил в рожке. Этот порох хранили для особых случаев, порох в обычных зарядах не годился для снайперской стрельбы, но Шарп знал, что даже если отыщутся запасные пули, то этого дополнительного пороха из рожков хватит на шесть-семь сотен выстрелов.
Так что на поиски пороха было послано много людей. У некоторых крестьян были ружья, поэтому должен был найтись и порох, и Шарп дал людям разрешение в поисках тайников хоть рушить стены. Им повезет, думал он, если удастся удвоить количество боеприпасов, или же придется изыскивать иные средства убийства французов.
Лейтенант Фитч усадил дюжину солдат обстругивать сосновые колья, которые вбили в ров. Эти колья, остро заточенные ножами и байонетами, хитро спрятали под водой в тех местах, которые Шарп считал наиболее вероятными для прорыва французов. Над кольями сложили кучи булыжников, которые везде валялись благодаря взрывам. Булыжник, сброшенный с амбразуры, убьет человека столь же верно, как и пуля, хотя камни и были жалким оружием против тех, кто полезет с востока.
— Может, они и не придут, — произнес Патрик Харпер.
— У них не может здесь быть много войск, — с надеждой сказал Шарп.
— Выходит, два дня назад мы дрались с призраками, сэр? — невинно сказал Харпер, — и выходит, что эти крошки нам уже и не требуются, — он хлопнул ладонью по одной из двух двенадцатифунтовых пушек, вытащенных изо рва. Харпер взял на себя ответственность подготовить ее к сражению. И хотя в настоящее время не было пороха даже на один выстрел из пушки, Харпер молился, чтобы его раздобыли в деревне. Как и многих пехотинцев, его восхищали пушки, и он отчаянно хотел, чтобы хоть одна из них могла выстрелить. С мягкостью, удивительной в таком большом человеке, и цепкостью, которую Шарп и ранее подмечал в ирландце, Харпер узким шилом пытался выковырять железный стержень из запального отверстия.
— Можно ли это починить? — спросил Шарп.
Харпер помедлил с ответом, как бы давая понять, что работа бы шла быстрее, если бы офицеры не задавали глупых вопросов, затем пожал плечами.
— Я починю ее, даже если работа займет весь день и всю ночь, сэр.
К полудню Шарп страстно желал, чтобы пушки подготовили к бою, ибо лейтенант Минвер нашел клад. В сейфе в здании таможни в Ле-Муле он нашел восемь бочонков черного пороха.
— Он слишком загрязнен, сэр, — с сомнением сказал Минвер.
Шарп взял пальцами щепотку пороха. Это был старый порох, он пах сыростью, и это был худший сорт черного пороха; он был сделан из отходов хорошего пороха и немного улучшен угольной пылью, но все же это был порох. Он подсыпал малость пороху на полку своей винтовки, ударил кремнем и порох вспыхнул. — Перемешайте его с другим захваченным порохом. Молодец, лейтенант.
В часовне устроили лабораторию, где трое человек рвали листы из остатков книг Лассана, скручивали из бумаги патронные заряды и засыпали в них порох. У них все еще не хватало пуль, но люди Фредриксона принесли свинец из церкви Аркашона и сержант Росснер поддерживал огонь в очаге, а у лейтенанта Фитча был пистолет, укомплектованный приспособлением для отливки пуль, и хотя они и получались чуть меньшего калибра, чем мушкетные или винтовочные, все равно были пригодны для стрельбы. Какое-то количество неповрежденных пуль откопали из-под сгоревших бараков, где, как предполагал Шарп, всю их запасную амуницию взорвал Бэмпфилд.
Немного пороха привезли из Аркашона и из деревень Ле-Тест, Пила, и Ле-Муло. Нашлись кожаные мешки с порохом, ящики с порохом и бочонки с порохом. Нашлись даже устаревшие фитильные мушкетоны, шесть аркебуз, восемь ружей, и отличный дуэльный пистолет, с еще одним приспособлением для отливки пуль в деревянном ящичке.
Люди были заняты. Как и всегда, важное дело заставило их сосредоточиться. И когда ликующий возглас Патрика Харпера возвестил, что он добился успеха и починил одну двенадцатифунтовую пушку, сосредоточенность начала перерастать в уверенность, что их безвыходное положение не такое уж безвыходное. Харпер приступил к починке второго орудия.
— Если, конечно, вы не желаете, чтобы я поработал над теми громадинами? — с надеждой сказал он Шарпу.
Но Шарп отклонил предложение. У него было недостаточно людей, чтобы поднять хоть одну огромную тридцатишестифунтовую пушку из канала, да и пороха было мало, чтобы палить из такого огромного орудия. Даже из этих маленьких полевых орудий, если бы стреляли оба, можно было бы сделать не более пары залпов. Это было оружие для экстренных случаев.
— Сэр! — один из раненых часовых, поставленный для наблюдения за сушей, махнул Шарпу рукой, — Посетитель, сэр!
Шарп побежал к воротам, пробежав по ненадежным мосткам, прокинутым со стены на стену, и увидел высокого, длинноволосого человека, шагающего прямо к гласису.
Это был Корнелиус Киллик, и Шарп, увидев американца, изумился. Он полагал, что Киллик уже убрался подальше, а оказалось, что он здесь, идет, будто на прогулке. Шарп встретил американца за гласисом. — Я думал, что вы уже в Париже, мистер Киллик.
Не ответив на приветствие, Киллик уставился на баррикады перед почерневшим входом. — Выглядит так, будто вы ожидаете неприятностей, майор.
— Возможно.
Киллик рассмеялся на уклончивый ответ Шарпа, но не сделал попыток войти в форт. — Я и сам затеял кое-какой ремонт.
— Вы?
— Я раздобыл немного дуба, — ухмыльнулся американец, — «Фуэлла» оказалась повреждена меньше, чем я думал вначале. Вам нужен транспорт, майор Шарп?
— В Америку? — эта мысль заинтересовала Шарпа.
— Ну, у нас там делают неплохой виски, — сказал он, — и у нас отличные женщины.
— Раз так, то я отклоняю ваше предложение, у нас все это не хуже.
Они отошли к песчаным дюнам возле залива, американец открыл свою сумку и предложил Шарпу устрицу.
— Когда-нибудь пробовали сырую устрицу, майор?
— Нет.
— Лучше и не пробуйте. А то еще потом обвините меня в нарушении обещания не причинять вред англичанам, — рассмеялся Киллик, очистил скорлупу перочинным ножом, и отправил устрицу в рот. — Так значит, у вас неприятности.
— Похоже на то.
Киллик сел и Шарп, помедлив мгновение, сел рядом с ним. Он понял, что американец пришел с какой-то конкретной целью, хотя Киллик и постарался сделать вид, будто он здесь случайно. Возможно, просто пришел шпионить за приготовлениями Шарпа, но Киллик не делал попыток войти в форт, и казалось, ему достаточно того, что Шарп уделил ему внимание. Американец бросил устричную скорлупу на песок.
— Некоторые из моих людей, майор, будучи менее цивилизованными, нежели я, не вполне довольны мной. Все из-за моей клятвы вам, вы понимаете? Если мы не можем с вами драться, то и денег мы тоже не получим.
— А вы деретесь лишь из-за денег?
Киллик пожал плечами.
— Это бизнес, майор. «Фуэлла» обошлась моим начальникам в сто шестьдесят три тысячи новеньких долларов. Она уже принесла им определенную выгоду, но где вы видели бизнесмена, который бы удовлетворился небольшой прибылью? А если мои люди не берут призов, они начинают голодать, поэтому они недовольны.
— Зато живы, — сухо заметил Шарп.
— Это так, — признал Киллик, — но их гордость уязвлена. Они торчат в Гужане, пока британский бриг всаживает ядро за ядром в наше судно, а я не могу позволить им стрелять в ответ. Меня обвиняют в трусости, отсутствии патриотизма и даже в безбожии! Меня! — тон Киллика наводил на мысль, что он недоволен не меньше своей команды.
— Я сожалею.
Киллик пристально посмотрел на Шарпа.
— Я подумал, что вы могли бы освободить меня от обещания?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31