» – задала я себе вопрос.
Моментально очертился круг подозреваемых. Во-первых, интерес родственников, готовых заплатить пятьдесят тысяч долларов тому, кто найдет Розу, перестает выглядеть чисто альтруистическим. Во-вторых…
«Ну конечно! – я хлопнула себя по лбу. – Корсаков!»
Положим, парень давно знает Розу, он согласился ей помочь, узнал про деньги… Стоп! Я разочарованно опустилась на кровать. Новость о смерти Хосе Равеля передали только сегодня днем, а Ефрем Жемчужный обратился к нам вчера. Люстра в спальне Розы упала еще раньше. Нет, версия с наследством не катит. Я приуныла, но решила не сдаваться. Надо еще какие-нибудь факты записать, вдруг случится гениальное озарение.
Вроде тех, что бывают у Эркюля Пуаро или мисс Марпл.
– Та-а-ак… Пункт три, – пробормотала я, выводя следующую строчку.
3. Равель погиб, Роза является его наследницей, наследство составляет двадцать пять миллионов долларов.
От этого пункта я нарисовала стрелку и крупно написала вопрос: «КТО ЗНАЕТ О НАСЛЕДСТВЕ И ИМЕЕТ ШАНСЫ ЕГО ПОЛУЧИТЬ В СЛУЧАЕ СМЕРТИ Р.Ж.?»
Подумав, четвертым пунктом я добавила:
4. Почему Регина Васильевна так испугалась, когда я заговорила о маме «Колесниковой»?
Еще подумала и написала пятый пункт:
5. Роза утверждает, что имя «Ольга Колесникова» получила случайно, при покупке фальшивого паспорта.
Вздохнула, обняла руками колени и стала ждать озарения. Озарение не явилось. Стукнув себя на всякий случай блокнотом по лбу, я подождала еще минуту. Никаких догадок. Ладно, завтра же попытаюсь опытным путем выяснить, почему Регина Васильевна так остро реагирует на фамилию «Колесникова». Как говорил мой папа, те, кому не дано хорошо соображать, должны со школы тренировать ноги на выносливость.
– Эй! – в дверь тихо постучали. – Тетя, ты не спишь?
– Нет, Ро… – и зажала себе рот рукой, это же надо быть настолько рассеянной! – Олечка, заходи!
Блокнот я машинально сунула под подушку.
Жемчужная скользнула в мою комнату и села рядом со мной.
– Ты думай, как меня называешь! – прошипела она.
– Извини, задумалась, вот и… – я виновато улыбнулась. – Скажи, кто еще знает, что ты вышла замуж за Равеля?
– Только Зара, – Жемчужная пожала плечами, – ну и Олег еще. А что?
– А то, что если ты умрешь, они оба окажутся твоими наследниками, – сказала я.
– Ой! – Роза зажала руками рот. – Что вы?! Это люди, которым я верю, как себе самой!
Мне вспомнилось, что Ефрем охарактеризовал Розу как «девушку, которая к восемнадцати годам едва имела представление о том, что такое деньги».
– Роза, двадцать пять миллионов, – с расстановкой проговорила я, – это очень и очень большие деньги. Не только для России. Вспомни, пожалуйста, кто еще знал о вашей свадьбе. Если, как ты говоришь, семья Хосе тоже была против, они могут тебя искать. Ведь им-то наверняка известно, что вы поженились.
Тут я замолчала, поразившись тому, что сказала. Действительно, как я сразу не подумала, что кто-то, помимо известных и уже названных персонажей, может желать Жемчужной скорейшей гибели?
– Нет, свидетелями были Зара и какой-то монах, которого Хосе попросил, – пожала плечами Роза. – Никто не знал.
– Точно? – заглянув девушке в глаза, спросила я.
Та подумала секунду и решительно кивнула.
– Точно.
– Ладно, утра вечера мудренее. Завтра скажем, что едем в Эрмитаж. Я отвезу тебя к отцу. Он уже знает, что ты нашлась. Возможно, что-нибудь и прояснится.
– Завтра? – Роза вздрогнула и приложила ладонь ко рту. – Но… Как же я ему скажу, что… Как же я, глядя ему в глаза, скажу про Жанну?
– Я думаю, он поймет, – мне не оставалось ничего, кроме как высказать надежду.
Хотя представить себе реакцию отца, которому одна дочь говорит, что убила другую! Даже пусть известно, что убитая была не самым лучшим человеком на этом свете, но он, вероятно, любил всех своих детей одинаково, не делая между ними различий.
– Кроме того, – мне пришла спасительная мысль, – я думаю, что, потеряв одну из вас, он не захочет потерять и вторую.
Чувствуя, что надо любым способом отвлечь девушку от мрачных мыслей, я вскинула руку и воскликнула:
– О! Десять минут второго! Ты про наш план еще не забыла? Как думаешь? Все уже улеглись?
– Посмотрим, – еле слышно прошептала Роза, вытирая ладонью глаза.
Мы сняли обувь и, осторожно ступая босыми ногами, выбрались из комнаты. Из-за двери Владилены не доносилось ни звука. Регина Васильевна храпела так, что в ее сонливости сомнений не возникло. Прислуга разошлась но домам, а Олег еще не приехал.
Убедившись, что поле для развертывания «шпионской сети» свободно, мы решили начать с кухни и столовой. Первый «жучок» положили в фикус и аккуратно присыпали землей. Второй сунули в декоративный серебряный кофейник, стоявший над вытяжкой плиты. В гостиной после недолгих споров разместили устройство в декоративной вазе на журнальном столе.
– А как мы запрячем эти штуки к Василисам в комнаты? – спросила Роза.
Я задумалась. Действительно, а как?
– Придумала! – обрадовалась Жемчужная. – С улицы!
Через пять минут, проклиная все на свете, я шлепала босыми ногами – чтобы не слышно было шагов – но холоднющей плитке вокруг дома и тащила стремянку. Со спальней Регины Васильевны не возникло никаких проблем. Она располагалась на первом этаже, да еще и форточка оказалась открыта. Жемчужная прилепила жучок на внутреннюю сторону штор, под самым карнизом.
– Одна Василиса готова, – сказала она, спрыгивая со стремянки.
Но под окнами Владилены нас ожидали неприятные сюрпризы россыпью. Во-первых, Милявская имела дурную привычку спать с закрытым окном. Во-вторых, длины стремянки, даже с моим заоблачным ростом, очевидно не хватало. В-третьих, из-за спущенных штор пробивался свет.
– А туда как? – мною овладела меланхолия.
– Вот! – Роза огляделась. – Надо залезть на дерево и проползти по ветке. Видишь? Она достает до окна. Жучок можно будет закрепить на верхнем крае рамы, над форточкой. Днем-то она ее открывает!
– Гениально, – проворчала я, трясясь от холода. – И кто полезет?
– Ну, – Жемчужная опустила глаза, – вообще-то тебя наняли…
– С ума сошла, что ли?! – не выдержала я.
Следующие полчаса стали самым кошмарным воспоминанием в моей жизни. При помощи стремянки мне удалось попасть на ветки сосны, а этот вид вечнозеленых, как известно, отличается гладким стволом и пышной кроной.
– Черт, знала бы, ватник надела!
Иголки доставляли массу неудобств.
Ветка была высоко, но под моей тяжестью чуть пригнулась. Осталось только протянуть руку… Шлеп! Жучок на месте. И тут до меня дошло, что без посторонней помощи мне не слезть.
Роза подпрыгивала внизу, чтобы согреться. По выражению ее лица я поняла, она спрашивает: «Ну что?»
– Что-что, – дрожащим голосом пролепетала я себе под нос, – спасателей надо вызывать…
Жемчужная подняла руки вверх и изобразила, что мне надо повиснуть на руках и, осторожно ими перебирая, вернуться обратно.
– «Ага!» – возмутилась я! Однако делать было нечего. Простившись с жизнью, я вцепилась в ветку руками и отпустила ноги.
Моментально стало ясно, что силы свои гражданка Ворошилова переоценила. В лучшем случае, призвав на помощь могучий инстинкт самосохранения, удастся провисеть минуты три.
Перед глазами начала прокручиваться жизнь… и задержалась на пятом классе, когда у нас появился физкультурник, активно агитировавший всех вступить в кружок академической гребли. "Академическая гребля, – говорил он, прохаживаясь перед строем пятиклашек, – развивает выносливость, волю и особенно мышцы верхнего плечевого пояса. Она поможет вам стать настоящими мужчинами, – физкультурник задумался, скользнул взглядом по девочкам и добавил:
– а также настоящими женщинами!" Ой-ей, ну почему я его тогда не послушала! Развитые мышцы верхнего плечевого пояса мне сейчас были бы весьма кстати! Тут взгляд мой упал на балкончик, и решение было принято мною моментально: оттолкнувшись ногами от стены дома, я качнулась с такой силой, что руки сорвались сами. В следующий момент я пребольно стукнулась головой о балконную дверь. Хорошо хоть удар пришелся на раму, а не на стекло!
– У-у… – проклиная агентство, Николая Ивановича с его желанием купить себе новую машину, Розу с ее экстремальными затеями, я рухнула на кровать. Не хватает только, чтобы к завтрашнему дню у меня на лбу выросла гигантская шишка.
Роза вбежала в комнату через пять минут, держа в руке мокрое полотенце.
– Вот! Приложи!
– Если она завтра же не признается в убийстве Кеннеди, да еще так, чтобы мы успели это записать, я тебя никогда в жизни не прощу, – проворчала я, пристроив холодный компресс на голову. – Теперь остается разобраться, как эта штука работает.
Вытащив из сумки хитроумный прибор, которому полагалось ловить сигнал со всех установленных жучков, я щелкнула кнопкой. На панели загорелись пять красных огоньков. Ткнув пальцем в номер четвертый, я чуть не стала заикой. Из динамика раздалось рычание. Сообразив, что это всего лишь храп старушки Регины Васильевны, успокоилась. На всех остальных волнах было тихо.
– Утром можно начинать записывать, – сообщила я.
– Здорово! Прямо Никита! – восхитилась Жемчужная.
– Все, иди отсюда, – я притворно нахмурилась, спихивая Розу с края кровати. – Мне охота до утра дожить.
– Ладно, – вздохнула девушка, и порывисто меня обняла. – Спасибо! Спасибо!
– Иди уже!
– Спасибо! – все никак не могла уняться Роза.
– Кушайте, не обляпайтесь, – я отвернулась и потянула на себя одеяло. Уснула, прежде чем голова коснулась подушки, даже не услышала, как Жемчужная закрывает дверь.
На следующее утро я повезла Розу к отцу. Николай Иванович и Ефрем ожидали нас в офисе. Всю дорогу до Литейного я мучалась сомнениями. Причина моих терзаний заключалась в статье седьмой Закона о частной детективной и охранной деятельности. Статья эта описывает ограничения в сфере деятельности частного детектива и запрещает мне скрывать от правоохранительных органов факты готовящихся или совершенных преступлений. Возможно, Роза Жемчужная убила сестру случайно, в рамках допустимой самообороны… Но скрывать это преступление от правоохранительных органов по закону мы не имеем права!
– Роза!
– Папа!
До этого момента я думала, что встречи, с долгими крепкими объятиями и слезами, бывают только в кино. Оказывается, в жизни такое тоже случается.
– Папочка, милый, прости меня! – взахлеб рыдала Роза.
Я дернула Николая Ивановича за рукав.
– Пс!
Но помощник следил за происходящим с таким умилением, что на мой вызов никак не отреагировал.
– Коля! – шикнула я и для верности треснула младшему детективу по спине кулаком. – На выход!
– Ты что?! – обиделся тот, но я уже тащила его за пиджак к двери.
Младший детектив Яретенко всю жизнь имел дело с приказами и такие тонкие вещи, как намеки, не идентифицирует.
– Дай людям спокойно поговорить, – объяснила я младшему детективу, как только мы оказались за дверью.
– А что, мы им мешаем? – наивно удивился Николай Иванович.
– Да, Коля, представь себе, – кивнула я. – Тем более, она ему сейчас такое расскажет, что понадобится весь мой опыт реаниматолога.
– Сашка, кажи яснiше, – Николай Иванович пропустил меня в дверь своего кабинета.
Как только помощник перешел на родную речь, я заметила, что в офисе чудовищно воняет луком. До этого вопрос о седьмой статье вытеснял все остальные раздражительные факторы.
– Коля, скажи честно, – спросила я, открывая форточку, – у тебя лук дома когда-нибудь закончится?
– Трошки осталось, – пожал плечами младший детектив Яретенко, – сладкий, как яблоки. А еще мне первая теща чеснока прислала. Такой ядреный у нее чеснок…
До меня дошло, что Николай Иванович надо мной издевается. Переведя дух, я уселась на подоконник. Лучше уж буду вдыхать выхлопные газы Литейного, чем экологически чистые ароматы.
– Расскажу про эту воссоединенную семью, только ты не падай.
Я выложила младшему детективу историю появления Розы Жемчужной в доме Корсаковых. Николай Иванович слушал, разинув рот, периодически восклицая: «Да ти що!», «Не може такого бути!», «Ешкинкот!»
Я сделала паузу и, разглядывая носок своего ботинка, спросила:
– И как нам быть? По закону полагается сообщить об убийстве в правоохранительные органы.
Николай Иванович крепко задумался. Потом вытер клетчатым носовым платком лысину и молвил:
– Сашка, если ты помнишь, когда Маринку собирались за убийство арестовать…
Здесь требуется пояснить. Наша детективная карьера началась со спасения дочки Николая Ивановича. Марину обвинили в убийстве мужа и его любовницы. Вина ее казалась настолько очевидной, что, кроме нас, таких сумасшедших, чтобы пытаться доказать обратное, не нашлось.
– Нам тогда этот «частный дефектов» Самохвалов тоже грозился все в правоохранительные органы докладывать. Помнишь свою реакцию? Во-о-от! Какой нормальный родитель захочет своего ребенка добровольно под статью подвести, да еще заплатить за это?!
– Лично я готова в таком случае от денег отказаться…
– А я нет! – перебил меня Николай Иванович. – У меня машина утром только с третьего раза завелась! Тебе с «Фольксвагеном» эти проблемы неведомы.
– Извините, – в кабинет сунулась одуванчиковая голова Людочки, – там клиенты спрашивают, куда вы делись? Кстати, а когда они успели познакомиться?
– Давно, – коротко ответил Николай Иванович.
– Ну, в общем, потом расскажете, – выдала Людочка почти приказным тоном, закрывая дверь.
Роза и Ефрем сидели на диване. Оба заплаканные. Жемчужный крепко обнимал дочь за плечи, а она держала его за руку. Николай Иванович, весьма некстати, особенно сильно запах луком. Надо, пожалуй, завести на время «обострения его любви к родине» специальный аэрозоль. Такой, как в рекламе показывают, мол, все посторонние запахи в холодильнике убивает.
– Вы, наверное, в милицию должны сообщить? – печально спросил Ефрем.
Столько обреченности прозвучало в его голосе, что у меня язык не повернулся рукавом глаза, – похоронить своих дочек по-человечески. Одну вы мне вернули – низкий за это поклон. И деньги, как обещал. Найдите же и вторую – Жанну. Она сделала много дурного, но смерть очищает от греха. Я хорошо заплачу.
– Ну что вы… – промямлила было я. Но Николай Иванович стоявший возле двери и не попадавший в поле зрения Жемчужных, отчаянно замахал руками. Потом схватил «Рекламу шанс» и раскрыл на рубрике «Квартиры и дачи».
Я замолчала, но не от желания получить деньги, а от возмущения. Недаром же младший детектив Яретенко на все мои упреки в излишней корыстолюбивое™ отвечает: «Когда хохол родился, еврей заплакал».
– Нет, я настаиваю! – разрешил ситуацию Ефрем.
– Хорошо, хорошо, – тут же успокоил его Николай Иванович. – Но поскольку речь идет о… м-м… поиске тела, то мы согласны взять только половину суммы. Хорошо?
У меня дыхание пресеклось. Это же надо! Но Жемчужный выдал фразу, которая вообще лишила меня дара речи.
– Согласен. За мертвую – половину суммы.
И мужчины ударили по рукам. Нет, никогда мне не понять этой жизни!
Николай Иванович подробно записал, где зарыто тело. Роза нарисовала на листке план. Теперь оставалось поехать на станцию Кокшайская, что между Йошкар-Олой и Чебоксарами. Предполагалось, что там мы «случайно» наткнемся на труп, при котором, по утверждению Розы, будет больничная карточка той тюрьмы, откуда бежала Жанна.
Всю дорогу до дома Корсаковых Роза молчала. Я тоже не нарушала тишины, размышляя, как все-таки странно устроен мир. Первое же дело принесет нашему агентству семьдесят пять тысяч условных единиц. Это гигантская сумма! От тех десяти тысяч, которые мне были обещаны за разборку с Региной Васильевной, я твердо вознамерилась отказаться.
Дома Роза сразу направилась к себе.
– Ольга Анатольевна, обедать будете?! – крикнула ей вслед кухарка, выбежавшая из столовой. – Манты сготовила! С виноградными листьями, как вы любите!
– Мы пообедали в городе, – я ответила вместо Жемчужной, подозревая, что есть той сейчас хочется меньше всего.
– Хоть бы предупредили, я б не варила столько, – беззлобно проворчала тетка и ушла обратно в пищеблок. – Эх, пропадет добро…
– А вы домой возьмите, – предложила я, последовав за ней.
– Что вы! – кухарка отмахнулась полотенцем. – Я чужого отродясь без спроса не брала.
– Неужели лучше выбросить? – притворно ужаснулась я. – Вы знаете, моя бабушка пережила блокаду и всегда говорила, что излишки надо другим отдавать.
– Ну не знаю, надо у Регины Васильевны спросить, – озадачилась добрая женщина.
Сперва мне показалось, что ей далеко за шестьдесят. Когда же мы пришли на кухню, где было очень светло, стало ясно: кухарке нет и сорока пяти. Типично русское курносое лицо, круглые скулы, двойной подбородок, фигура матрешки… Не знаю почему, но меня подобные люди всегда располагают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Моментально очертился круг подозреваемых. Во-первых, интерес родственников, готовых заплатить пятьдесят тысяч долларов тому, кто найдет Розу, перестает выглядеть чисто альтруистическим. Во-вторых…
«Ну конечно! – я хлопнула себя по лбу. – Корсаков!»
Положим, парень давно знает Розу, он согласился ей помочь, узнал про деньги… Стоп! Я разочарованно опустилась на кровать. Новость о смерти Хосе Равеля передали только сегодня днем, а Ефрем Жемчужный обратился к нам вчера. Люстра в спальне Розы упала еще раньше. Нет, версия с наследством не катит. Я приуныла, но решила не сдаваться. Надо еще какие-нибудь факты записать, вдруг случится гениальное озарение.
Вроде тех, что бывают у Эркюля Пуаро или мисс Марпл.
– Та-а-ак… Пункт три, – пробормотала я, выводя следующую строчку.
3. Равель погиб, Роза является его наследницей, наследство составляет двадцать пять миллионов долларов.
От этого пункта я нарисовала стрелку и крупно написала вопрос: «КТО ЗНАЕТ О НАСЛЕДСТВЕ И ИМЕЕТ ШАНСЫ ЕГО ПОЛУЧИТЬ В СЛУЧАЕ СМЕРТИ Р.Ж.?»
Подумав, четвертым пунктом я добавила:
4. Почему Регина Васильевна так испугалась, когда я заговорила о маме «Колесниковой»?
Еще подумала и написала пятый пункт:
5. Роза утверждает, что имя «Ольга Колесникова» получила случайно, при покупке фальшивого паспорта.
Вздохнула, обняла руками колени и стала ждать озарения. Озарение не явилось. Стукнув себя на всякий случай блокнотом по лбу, я подождала еще минуту. Никаких догадок. Ладно, завтра же попытаюсь опытным путем выяснить, почему Регина Васильевна так остро реагирует на фамилию «Колесникова». Как говорил мой папа, те, кому не дано хорошо соображать, должны со школы тренировать ноги на выносливость.
– Эй! – в дверь тихо постучали. – Тетя, ты не спишь?
– Нет, Ро… – и зажала себе рот рукой, это же надо быть настолько рассеянной! – Олечка, заходи!
Блокнот я машинально сунула под подушку.
Жемчужная скользнула в мою комнату и села рядом со мной.
– Ты думай, как меня называешь! – прошипела она.
– Извини, задумалась, вот и… – я виновато улыбнулась. – Скажи, кто еще знает, что ты вышла замуж за Равеля?
– Только Зара, – Жемчужная пожала плечами, – ну и Олег еще. А что?
– А то, что если ты умрешь, они оба окажутся твоими наследниками, – сказала я.
– Ой! – Роза зажала руками рот. – Что вы?! Это люди, которым я верю, как себе самой!
Мне вспомнилось, что Ефрем охарактеризовал Розу как «девушку, которая к восемнадцати годам едва имела представление о том, что такое деньги».
– Роза, двадцать пять миллионов, – с расстановкой проговорила я, – это очень и очень большие деньги. Не только для России. Вспомни, пожалуйста, кто еще знал о вашей свадьбе. Если, как ты говоришь, семья Хосе тоже была против, они могут тебя искать. Ведь им-то наверняка известно, что вы поженились.
Тут я замолчала, поразившись тому, что сказала. Действительно, как я сразу не подумала, что кто-то, помимо известных и уже названных персонажей, может желать Жемчужной скорейшей гибели?
– Нет, свидетелями были Зара и какой-то монах, которого Хосе попросил, – пожала плечами Роза. – Никто не знал.
– Точно? – заглянув девушке в глаза, спросила я.
Та подумала секунду и решительно кивнула.
– Точно.
– Ладно, утра вечера мудренее. Завтра скажем, что едем в Эрмитаж. Я отвезу тебя к отцу. Он уже знает, что ты нашлась. Возможно, что-нибудь и прояснится.
– Завтра? – Роза вздрогнула и приложила ладонь ко рту. – Но… Как же я ему скажу, что… Как же я, глядя ему в глаза, скажу про Жанну?
– Я думаю, он поймет, – мне не оставалось ничего, кроме как высказать надежду.
Хотя представить себе реакцию отца, которому одна дочь говорит, что убила другую! Даже пусть известно, что убитая была не самым лучшим человеком на этом свете, но он, вероятно, любил всех своих детей одинаково, не делая между ними различий.
– Кроме того, – мне пришла спасительная мысль, – я думаю, что, потеряв одну из вас, он не захочет потерять и вторую.
Чувствуя, что надо любым способом отвлечь девушку от мрачных мыслей, я вскинула руку и воскликнула:
– О! Десять минут второго! Ты про наш план еще не забыла? Как думаешь? Все уже улеглись?
– Посмотрим, – еле слышно прошептала Роза, вытирая ладонью глаза.
Мы сняли обувь и, осторожно ступая босыми ногами, выбрались из комнаты. Из-за двери Владилены не доносилось ни звука. Регина Васильевна храпела так, что в ее сонливости сомнений не возникло. Прислуга разошлась но домам, а Олег еще не приехал.
Убедившись, что поле для развертывания «шпионской сети» свободно, мы решили начать с кухни и столовой. Первый «жучок» положили в фикус и аккуратно присыпали землей. Второй сунули в декоративный серебряный кофейник, стоявший над вытяжкой плиты. В гостиной после недолгих споров разместили устройство в декоративной вазе на журнальном столе.
– А как мы запрячем эти штуки к Василисам в комнаты? – спросила Роза.
Я задумалась. Действительно, а как?
– Придумала! – обрадовалась Жемчужная. – С улицы!
Через пять минут, проклиная все на свете, я шлепала босыми ногами – чтобы не слышно было шагов – но холоднющей плитке вокруг дома и тащила стремянку. Со спальней Регины Васильевны не возникло никаких проблем. Она располагалась на первом этаже, да еще и форточка оказалась открыта. Жемчужная прилепила жучок на внутреннюю сторону штор, под самым карнизом.
– Одна Василиса готова, – сказала она, спрыгивая со стремянки.
Но под окнами Владилены нас ожидали неприятные сюрпризы россыпью. Во-первых, Милявская имела дурную привычку спать с закрытым окном. Во-вторых, длины стремянки, даже с моим заоблачным ростом, очевидно не хватало. В-третьих, из-за спущенных штор пробивался свет.
– А туда как? – мною овладела меланхолия.
– Вот! – Роза огляделась. – Надо залезть на дерево и проползти по ветке. Видишь? Она достает до окна. Жучок можно будет закрепить на верхнем крае рамы, над форточкой. Днем-то она ее открывает!
– Гениально, – проворчала я, трясясь от холода. – И кто полезет?
– Ну, – Жемчужная опустила глаза, – вообще-то тебя наняли…
– С ума сошла, что ли?! – не выдержала я.
Следующие полчаса стали самым кошмарным воспоминанием в моей жизни. При помощи стремянки мне удалось попасть на ветки сосны, а этот вид вечнозеленых, как известно, отличается гладким стволом и пышной кроной.
– Черт, знала бы, ватник надела!
Иголки доставляли массу неудобств.
Ветка была высоко, но под моей тяжестью чуть пригнулась. Осталось только протянуть руку… Шлеп! Жучок на месте. И тут до меня дошло, что без посторонней помощи мне не слезть.
Роза подпрыгивала внизу, чтобы согреться. По выражению ее лица я поняла, она спрашивает: «Ну что?»
– Что-что, – дрожащим голосом пролепетала я себе под нос, – спасателей надо вызывать…
Жемчужная подняла руки вверх и изобразила, что мне надо повиснуть на руках и, осторожно ими перебирая, вернуться обратно.
– «Ага!» – возмутилась я! Однако делать было нечего. Простившись с жизнью, я вцепилась в ветку руками и отпустила ноги.
Моментально стало ясно, что силы свои гражданка Ворошилова переоценила. В лучшем случае, призвав на помощь могучий инстинкт самосохранения, удастся провисеть минуты три.
Перед глазами начала прокручиваться жизнь… и задержалась на пятом классе, когда у нас появился физкультурник, активно агитировавший всех вступить в кружок академической гребли. "Академическая гребля, – говорил он, прохаживаясь перед строем пятиклашек, – развивает выносливость, волю и особенно мышцы верхнего плечевого пояса. Она поможет вам стать настоящими мужчинами, – физкультурник задумался, скользнул взглядом по девочкам и добавил:
– а также настоящими женщинами!" Ой-ей, ну почему я его тогда не послушала! Развитые мышцы верхнего плечевого пояса мне сейчас были бы весьма кстати! Тут взгляд мой упал на балкончик, и решение было принято мною моментально: оттолкнувшись ногами от стены дома, я качнулась с такой силой, что руки сорвались сами. В следующий момент я пребольно стукнулась головой о балконную дверь. Хорошо хоть удар пришелся на раму, а не на стекло!
– У-у… – проклиная агентство, Николая Ивановича с его желанием купить себе новую машину, Розу с ее экстремальными затеями, я рухнула на кровать. Не хватает только, чтобы к завтрашнему дню у меня на лбу выросла гигантская шишка.
Роза вбежала в комнату через пять минут, держа в руке мокрое полотенце.
– Вот! Приложи!
– Если она завтра же не признается в убийстве Кеннеди, да еще так, чтобы мы успели это записать, я тебя никогда в жизни не прощу, – проворчала я, пристроив холодный компресс на голову. – Теперь остается разобраться, как эта штука работает.
Вытащив из сумки хитроумный прибор, которому полагалось ловить сигнал со всех установленных жучков, я щелкнула кнопкой. На панели загорелись пять красных огоньков. Ткнув пальцем в номер четвертый, я чуть не стала заикой. Из динамика раздалось рычание. Сообразив, что это всего лишь храп старушки Регины Васильевны, успокоилась. На всех остальных волнах было тихо.
– Утром можно начинать записывать, – сообщила я.
– Здорово! Прямо Никита! – восхитилась Жемчужная.
– Все, иди отсюда, – я притворно нахмурилась, спихивая Розу с края кровати. – Мне охота до утра дожить.
– Ладно, – вздохнула девушка, и порывисто меня обняла. – Спасибо! Спасибо!
– Иди уже!
– Спасибо! – все никак не могла уняться Роза.
– Кушайте, не обляпайтесь, – я отвернулась и потянула на себя одеяло. Уснула, прежде чем голова коснулась подушки, даже не услышала, как Жемчужная закрывает дверь.
На следующее утро я повезла Розу к отцу. Николай Иванович и Ефрем ожидали нас в офисе. Всю дорогу до Литейного я мучалась сомнениями. Причина моих терзаний заключалась в статье седьмой Закона о частной детективной и охранной деятельности. Статья эта описывает ограничения в сфере деятельности частного детектива и запрещает мне скрывать от правоохранительных органов факты готовящихся или совершенных преступлений. Возможно, Роза Жемчужная убила сестру случайно, в рамках допустимой самообороны… Но скрывать это преступление от правоохранительных органов по закону мы не имеем права!
– Роза!
– Папа!
До этого момента я думала, что встречи, с долгими крепкими объятиями и слезами, бывают только в кино. Оказывается, в жизни такое тоже случается.
– Папочка, милый, прости меня! – взахлеб рыдала Роза.
Я дернула Николая Ивановича за рукав.
– Пс!
Но помощник следил за происходящим с таким умилением, что на мой вызов никак не отреагировал.
– Коля! – шикнула я и для верности треснула младшему детективу по спине кулаком. – На выход!
– Ты что?! – обиделся тот, но я уже тащила его за пиджак к двери.
Младший детектив Яретенко всю жизнь имел дело с приказами и такие тонкие вещи, как намеки, не идентифицирует.
– Дай людям спокойно поговорить, – объяснила я младшему детективу, как только мы оказались за дверью.
– А что, мы им мешаем? – наивно удивился Николай Иванович.
– Да, Коля, представь себе, – кивнула я. – Тем более, она ему сейчас такое расскажет, что понадобится весь мой опыт реаниматолога.
– Сашка, кажи яснiше, – Николай Иванович пропустил меня в дверь своего кабинета.
Как только помощник перешел на родную речь, я заметила, что в офисе чудовищно воняет луком. До этого вопрос о седьмой статье вытеснял все остальные раздражительные факторы.
– Коля, скажи честно, – спросила я, открывая форточку, – у тебя лук дома когда-нибудь закончится?
– Трошки осталось, – пожал плечами младший детектив Яретенко, – сладкий, как яблоки. А еще мне первая теща чеснока прислала. Такой ядреный у нее чеснок…
До меня дошло, что Николай Иванович надо мной издевается. Переведя дух, я уселась на подоконник. Лучше уж буду вдыхать выхлопные газы Литейного, чем экологически чистые ароматы.
– Расскажу про эту воссоединенную семью, только ты не падай.
Я выложила младшему детективу историю появления Розы Жемчужной в доме Корсаковых. Николай Иванович слушал, разинув рот, периодически восклицая: «Да ти що!», «Не може такого бути!», «Ешкинкот!»
Я сделала паузу и, разглядывая носок своего ботинка, спросила:
– И как нам быть? По закону полагается сообщить об убийстве в правоохранительные органы.
Николай Иванович крепко задумался. Потом вытер клетчатым носовым платком лысину и молвил:
– Сашка, если ты помнишь, когда Маринку собирались за убийство арестовать…
Здесь требуется пояснить. Наша детективная карьера началась со спасения дочки Николая Ивановича. Марину обвинили в убийстве мужа и его любовницы. Вина ее казалась настолько очевидной, что, кроме нас, таких сумасшедших, чтобы пытаться доказать обратное, не нашлось.
– Нам тогда этот «частный дефектов» Самохвалов тоже грозился все в правоохранительные органы докладывать. Помнишь свою реакцию? Во-о-от! Какой нормальный родитель захочет своего ребенка добровольно под статью подвести, да еще заплатить за это?!
– Лично я готова в таком случае от денег отказаться…
– А я нет! – перебил меня Николай Иванович. – У меня машина утром только с третьего раза завелась! Тебе с «Фольксвагеном» эти проблемы неведомы.
– Извините, – в кабинет сунулась одуванчиковая голова Людочки, – там клиенты спрашивают, куда вы делись? Кстати, а когда они успели познакомиться?
– Давно, – коротко ответил Николай Иванович.
– Ну, в общем, потом расскажете, – выдала Людочка почти приказным тоном, закрывая дверь.
Роза и Ефрем сидели на диване. Оба заплаканные. Жемчужный крепко обнимал дочь за плечи, а она держала его за руку. Николай Иванович, весьма некстати, особенно сильно запах луком. Надо, пожалуй, завести на время «обострения его любви к родине» специальный аэрозоль. Такой, как в рекламе показывают, мол, все посторонние запахи в холодильнике убивает.
– Вы, наверное, в милицию должны сообщить? – печально спросил Ефрем.
Столько обреченности прозвучало в его голосе, что у меня язык не повернулся рукавом глаза, – похоронить своих дочек по-человечески. Одну вы мне вернули – низкий за это поклон. И деньги, как обещал. Найдите же и вторую – Жанну. Она сделала много дурного, но смерть очищает от греха. Я хорошо заплачу.
– Ну что вы… – промямлила было я. Но Николай Иванович стоявший возле двери и не попадавший в поле зрения Жемчужных, отчаянно замахал руками. Потом схватил «Рекламу шанс» и раскрыл на рубрике «Квартиры и дачи».
Я замолчала, но не от желания получить деньги, а от возмущения. Недаром же младший детектив Яретенко на все мои упреки в излишней корыстолюбивое™ отвечает: «Когда хохол родился, еврей заплакал».
– Нет, я настаиваю! – разрешил ситуацию Ефрем.
– Хорошо, хорошо, – тут же успокоил его Николай Иванович. – Но поскольку речь идет о… м-м… поиске тела, то мы согласны взять только половину суммы. Хорошо?
У меня дыхание пресеклось. Это же надо! Но Жемчужный выдал фразу, которая вообще лишила меня дара речи.
– Согласен. За мертвую – половину суммы.
И мужчины ударили по рукам. Нет, никогда мне не понять этой жизни!
Николай Иванович подробно записал, где зарыто тело. Роза нарисовала на листке план. Теперь оставалось поехать на станцию Кокшайская, что между Йошкар-Олой и Чебоксарами. Предполагалось, что там мы «случайно» наткнемся на труп, при котором, по утверждению Розы, будет больничная карточка той тюрьмы, откуда бежала Жанна.
Всю дорогу до дома Корсаковых Роза молчала. Я тоже не нарушала тишины, размышляя, как все-таки странно устроен мир. Первое же дело принесет нашему агентству семьдесят пять тысяч условных единиц. Это гигантская сумма! От тех десяти тысяч, которые мне были обещаны за разборку с Региной Васильевной, я твердо вознамерилась отказаться.
Дома Роза сразу направилась к себе.
– Ольга Анатольевна, обедать будете?! – крикнула ей вслед кухарка, выбежавшая из столовой. – Манты сготовила! С виноградными листьями, как вы любите!
– Мы пообедали в городе, – я ответила вместо Жемчужной, подозревая, что есть той сейчас хочется меньше всего.
– Хоть бы предупредили, я б не варила столько, – беззлобно проворчала тетка и ушла обратно в пищеблок. – Эх, пропадет добро…
– А вы домой возьмите, – предложила я, последовав за ней.
– Что вы! – кухарка отмахнулась полотенцем. – Я чужого отродясь без спроса не брала.
– Неужели лучше выбросить? – притворно ужаснулась я. – Вы знаете, моя бабушка пережила блокаду и всегда говорила, что излишки надо другим отдавать.
– Ну не знаю, надо у Регины Васильевны спросить, – озадачилась добрая женщина.
Сперва мне показалось, что ей далеко за шестьдесят. Когда же мы пришли на кухню, где было очень светло, стало ясно: кухарке нет и сорока пяти. Типично русское курносое лицо, круглые скулы, двойной подбородок, фигура матрешки… Не знаю почему, но меня подобные люди всегда располагают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23