Джильпинг вздохнул с облегчением.— Ну, вот так, теперь я сыграю маленькую вещицу, и вы вернете мне свободу, не так ли?!Вождь кивнул головой в знак того, что, мол, мы ждем, но Джильпинг принял это за согласие и, радостно схватив свой кларнет, сыграл какую-то веселенькую прелюдию, затем заиграл блестящие вариации на тему одного известного вальса.Туземцы впервые слышали подобную музыку, так как их австралийские музыканты до сего времени только ударяли в такт камень о камень. Их немое восхищение и удивление вскоре перешли в сладкое очарование; усевшись кружком на траве, они плавно раскачивали головами, в сладостной истоме закрывая глаза и давая убаюкивать себя гармонии звуков. Когда же в музыке стал слышен быстрый темп вальса, дикари, точно по команде, вскочили на ноги и принялись отплясывать, издавая при этом странные звуки, означавшие восторг и возбуждение.Вдруг кто-то, точно под впечатлением внезапно озарившей его мысли, крикнул:— Кобунг поппа! Кобунг поппа!— Кобунг поппа! — повторили хором остальные, кидаясь в ноги Джильпингу, и терлись носом один за другим об его сапоги. Это означало «белый кобунг», дружественный дух какого-нибудь предка, за которого туземцы приняли Джильпинга. Простодушные дикари вдруг уверились, что он добрый дух их племени, пришедший принести им счастье, радость и всякое благополучие, как о том гласило старое предание, и предсказавшее появление такого кобунга по счастливой случайности как раз в это время. Джильпинга тотчас же отвязали от дерева со всевозможными знаками уважения, а британец приписал это тому обстоятельству, что в нем только сейчас признали англичанина.— Ну хорошо, хорошо, друзья мои! Ошибка, конечно, возможна; я не буду требовать с вас никакой пени за вашу предерзость. Во всем остальном дело решит министр Пальмерстон… Правда, он не очень-то снисходителен, когда дело идет об английских интересах, но ведь вы сами понимаете, что тут задета честь английского флага! Впрочем, я постараюсь выгородить вас, а теперь оставьте мои сапоги в покое: вы слижете с них весь крем — и позвольте мне пожелать вам доброго утра. Впрочем, нет, не будете ли вы добры проводить меня на ферму Кэрби? Я не знаю туда дороги! Вы оказали бы мне этим большую услугу!Пока он говорил, австралийцы благоговейно слушали его, говоря друг другу: «Так вот на каком языке изъясняются на луне наши предки…» Теперь для них казалось несомненным, что этот кобунг ночью упал с луны и что Виллиго хотел завладеть им для своего племени. Какая радость! Какое торжество для них — привести в их деревни настоящего кобунга! Он, несомненно, для них спустился с луны, так как в его наружности не было решительно ничего напоминающего нагарнуков; некоторые из старцев хвалились даже, что они узнают его, что это старый тучный вождь Каттвагонг, пришедший для того, чтобы осчастливить их после своей смерти!Видя австралийцев покорными, Джильпинг воспользовался их миролюбивым настроением, чтобы позавтракать, и под конец угостил их пением псалма и повторением его мотива на кларнете, к вящему и неописуемому восторгу своих новых друзей.После завтрака, собрав кое-какие свои пожитки, Джильпинг с большим трудом взобрался на спину своего верного Пасифика и двинулся вперед, как он полагал, к ферме эсквайра Кэрби.Но едва он отъехал от места своей стоянки несколько сажен, как его стало клонить ко сну, веки его сомкнулись, и голова свесилась на грудь. Два рослых нготака, став по обе стороны его осла и шагая с ним в ногу, поддерживали почтенного мужа с двух сторон, не давая ему упасть. Убаюканный мерной качкой спокойного шага далеко не ретивого Пасифика, будущий лорд Воанго вскоре заснул крепким сном и пробудился только тогда, когда равномерная и баюкающая качка вдруг приостановилась: шествие, центральной фигурой которого являлся Джильпинг, прибыло на место.Но увы! То была не ферма Кэрби, а большая площадь деревни нготаков, где предупрежденное об его прибытии скороходами, забежавшими вперед, население встретило его шумными и радостными приветствиями.Таким образом Джильпинг остался у нготаков, где усердно работал, и, как он думал, работал с одинаковым успехом, и над составлением своих зоологических коллекций, и над обращением туземцев в лоно англиканской церкви.Такое положение вещей длилось уже более года, когда Совету Старейшин вдруг пришла мысль зататуировать их кобунга, чтобы никакое другое племя не могло отнять его. Только это обстоятельство и вынудило Джильпинга обратиться за помощью к его прежним друзьям.Благодаря их вмешательству все обошлось благополучно. Отправившись из Франс-Стэшена около трех часов утра, наши приятели еще до рассвета прибыли в деревню нготаков. Все еще спали крепким сном, в том числе и двое стражей Джильпинга-кобунга, завернувшихся в теплые кенгуровые шкуры и расположившихся у дверей, ведущих в священную ограду доброго духа племени. Они полагались на ограждавшие и само жилище, и сад кобунга высокую изгородь и глубокий ров, а также на необычайную тучность самого кобунга.Действительно, Джильпинг, который был достаточно тучен и раньше, за время своего пребывания у нготаков растолстел так сильно, что с успехом мог бы присутствовать на ежегодном «обеде толстяков» в Цинциннати.Собственно говоря, существование Джильпинга у нготаков было для него не без приятности, и, если бы не его мечты о будущем величии семьи Джильпинг, он, вероятно, с охотой остался бы здесь до конца дней своих на откорме у нготаков. Но ведь у него на руках тринадцать боев и мисс, которые еще требовали материальной, а главное, нравственной поддержки своего досточтимого родителя. Вот почему будущий лорд Воанго решил отказаться от сладости нготакской жизни и вернуться в туманный Лондон. Но осуществить это решение было не так-то легко; его караулили неустанно и днем, и ночью. Но эту ночь Джильпинг не спал: он поджидал прихода своих друзей из Франс-Стэшена, заранее высчитав время, нужное им, чтобы прибыть сюда. Чтобы не возбудить внимания нготаков, Оливье и его друзья привязали своих лошадей в ближайшем лесочке, в некотором расстоянии от деревни. Видя, что кругом царит мертвая тишина, у них явилась мысль похитить Джильпинга и тем самым избежать, с одной стороны, переговоров с нготаками, с другой — вооруженной схватки с ними. Ввиду этого они отправились пешком, под предводительством проводника, который хорошо знал здесь все ходы и выходы.Подойдя на ружейный выстрел к ограде Джильпинг-сквера, они послали вперед молодого нирбоаса, чтобы высмотреть наиболее удобное место для осуществления своего замысла. Ловкий и цепкий юноша без труда взобрался на частокол, служивший оградой саду, со стороны, противоположной той, где находились ворота и где постоянно караулили нготаки. Едва только голова его показалась над частоколом, как он увидел в ограде сада самого Джильпинга, державшего в поводу Пасифика, который мирно жевал травку у себя под ногами.Подав условный знак англичанину, молодой нирбоас поспешно вернулся к пославшим его и сообщил, что он видел. Не теряя ни минуты, решено было тотчас приняться за работу, то есть перерубить лианы, соединявшие колья бревенчатого частокола, так как австралийцы не знают ни гвоздей, ни железа; перерезав их осторожно, выворотить их так, чтобы они легли поперек рва и образовали собой мост, по которому могли бы пройти мистер Джильпинг и его верный спутник.Работа была нетрудная, конечно, но требовала большой осторожности, так как малейший шум мог разбудить сторожевых нготаков и возбудить их подозрение.Все работали дружно, и менее чем в полчаса времени все было готово, и Джильпинг на своем Пасифике благополучно присоединился к своим друзьям. Добравшись до лесочка, они проворно вскочили на своих коней и помчались в обратный путь к Франс-Стэшену. По дороге им встретился Коллинз с рабочими; им объявили, что услуги их не понадобятся, и те были очень довольны. К завтраку все уже были дома, в уютной столовой Франс-Стэшена, где Оливье весело представил своего нового гостя Джонатану Спайерсу под именем Джона Джильпинга, эсквайра, или лорда Воанго.Джильпинг был очень счастлив, что снова очутился среди европейцев, людей, говорящих на его родном языке; его огорчало только одно обстоятельство, а именно что ему пришлось оставить у нготаков все свои великолепные коллекции, собранные им за время его пребывания у них. Но друзья утешили его, убедив, что после первых дней гнева и негодования нготаки, без сомнения, вернут ему коллекции взамен кое-каких приятных для них подарков.Джильпинг даже прослезился от радости при виде стола, сервированного по-европейски, с копчеными окороками, языками, холодной индюшкой, пикулями и всевозможными гастрономическими лакомствами. Он ел и пил с удвоенным и утроенным усердием, так что после стола четверо слуг принуждены были отнести его на постель в комнату.По окончании завтрака Оливье подошел к Джонатану Спайерсу и сказал:— Дорогой гость мой, расположены ли вы уделить мне теперь немного вашего времени и вашего внимания?— Я только что сам хотел спросить вас об этом! — ответил его собеседник.— Дело в том, — продолжал Оливье, — что то, что я имею сказать вам, чрезвычайно важно. Моей жизни, моему будущему, а главное, счастью всей моей жизни грозят в настоящее время Невидимые, неуловимые враги. Я рассчитываю, что, в память прошлого, вы не откажетесь быть в числе моих защитников!— Я, конечно, не знаю, какие могут быть у ваших врагов причины ненавидеть вас; но, кроме этого, мне остальное все известно!— Вам все известно?!— Да, и даже то, чего вы сами не знаете, — имя ваших врагов, их намерения и средства, которыми они хотят действовать против вас… Что должно отныне соединить нас и телом, и душой — это то, что ваши враги — те самые, что преследуют и травят меня в настоящий момент! XV Признание Оливье и Красного Капитана. — Убийца Виллиго. — Пропажа «Лебедя». — Ужасное недоумение. В отсутствие Оливье капитан снова взвесил все причины и вероятия для объяснения удивительного исчезновения «Лебедя», потому что, как ни невероятен был этот факт, тем не менее он был неоспорим: маленького спутника «Римэмбера» нигде не было, а покушение на его жизнь, несомненно, находилось в связи с его исчезновением. По получении записки Оливье, откладывавшей их разговор на позднейшее время, он отправился на озеро и еще раз внимательно исследовал берег в том месте, где он оставил судно; он убедился, что никакого течения в этом месте не было. Волей-неволей пришлось вернуться к мысли, что это было дело рук Ивановича, что последний, желая овладеть его изобретением и поставить его в плотную зависимость от себя и от Невидимых, убедил последних отправить на всякий случай в Австралию несколько человек, выдающихся механиков и электротехников, чтобы они были у него под рукой. Эти господа, скрываясь в буше, сумели подкупить Виллиго и его товарищей, чтобы те осведомляли их обо всем происходящем на озере Эйрео и в его окрестностях, и так как опыты Красного Капитана на озере не могли не привлечь их внимания, то они учредили за озером еще более строгий надзор, причем от них, конечно, не могла укрыться его высадка. Тогда туземцы, заманив в ловушку оставленных им на «Лебеде» людей, убили их и предоставили инженерам возможность овладеть судном и открыть секрет управления им, что было особенно легко благодаря его собственной оплошности.Как мы видим, Джонатан Спайерс был недалек от истины в некотором отношении. Но предположить, что его секрет открыли дикари, было настолько невероятно, что эта мысль, конечно, ни одной минуты не приходила ему в голову. Главным виновником всего был, несомненно, Иванович, и потому капитан с первых же слов его разговора с графом заявил ему, что у него общие с графом враги.— Да, — повторил он еще раз, видя безмолвное удивление графа, — ваши враги те же, что и мои! И мы вместе будем бороться против них!— Как, — воскликнул тот, — вы знаете имя моих врагов, знаете их намерения и планы, даже их средства борьбы… Назовите же их мне!— Имя им легион, — ответил капитан, — и вы сами не знаете их, но они называют себя Невидимыми. А их агент здесь, в Австралии, которого вы знаете под именем «человека в маске»…— Вы знаете «человека в маске»?!— Да, знаю, но дал слово честного человека никому не называть его, и этого слова не могу нарушить! Но я не давал ему клятвы, что не поставлю его лицом к лицу с вами, что я не сорву с него его маски и не буду мстить ему за вас, и потому клянусь, что повешу его на первом дереве, которое попадется мне на глаза в удобную минуту!— Но кто вы такой?— Я № 333, член общества Невидимых! — сказал капитан, понизив голос до шёпота.Если бы у Оливье над головой обрушилась крыша или под ногами провалился пол, он не был бы столь поражен.— Член общества Невидимых! — пролепетал он, побледнев, как полотенце.— Член общества Невидимых под моей кровлей!— Сжальтесь, граф, сжальтесь! Неужели вы не видите, что я готов умереть за вас, что я рад отдать всю жизнь своему благодетелю! — рыдая, восклицал Красный Капитан.При виде этого непритворного отчаяния Оливье сразу успокоился: он почувствовал, что в жизни этого человека есть какая-то тайна и что прежде, чем его осудить, надо его узнать. Протянув ему чистосердечно обе руки, он сказал:— Я чувствую, что могу пожать вашу руку, чувствую, что вы много страдали и отчаяние ваше непритворно! Я верю, что вы любите меня… успокойтесь же и пойдемте отсюда: нам с вами неудобно говорить здесь!Разговор этот происходил в отдаленном углу столовой; но никто ничего не заметил, так как за громким и веселым смехом и говором рабочих прииска, оставшихся завтракать после похода к нготакам, ничего не было слышно.— Пойдемте, друг мой, — сказал Оливье, делая ударение на последнем слове, — нам с вами надо поговорить с глазу на глаз… Но если бы это не было вам неприятно, я бы очень желал, чтобы при нашем разговоре присутствовал мой верный друг Дик, от которого я не имею никаких секретов! До сего момента он всегда поддерживал меня, ободрял и защищал в борьбе против Невидимых, он сделал меня миллионером, поделившись со мной этим прииском, и ему, вероятно, показалось бы странным, если бы мы с вами стали говорить о столь важных делах, не пригласив его участвовать в нашем разговоре.— Ваше желание для меня закон, — отозвался капитан, — кроме того, я сам того мнения, что ввиду серьезных решений, к которым мы должны прийти, разумные советы вашего друга могут нам быть весьма полезны!В это время Дик оживленно разговаривал в саду с каким-то туземцем.— Лоран, — обратился граф к своему слуге, — предупреди Дика, что мы ждем его в библиотеке! — С этими словами Оливье повел капитана в комнату первого этажа, служившую библиотекой.Не прошло и пяти минут, как дверь порывисто распахнулась, и в комнату ворвался Дик вне себя от гнева и негодования, с глазами, полными слез.— Оливье, — крикнул он с порога, — наш старый друг Виллиго, мой верный товарищ и брат, и молодой Коанук умирают в своей хижине!— Виллиго… Коанук… умирают! — воскликнул Оливье, не веря своим ушам.— Да, они вернулись сегодня ночью, — продолжал канадец уже грозно, многозначительно глядя на Красного Капитана, — у обоих грудь пробита револьверной пулей. Они ползли по кустам, с каждым шагом истекая кровью, поддерживая друг друга, чтобы добраться до своего жилища.— Подло подстреленные в спину, потому что ни один человек не посмел бы напасть на Виллиго открыто! — воскликнул Оливье.— Нет, не в спину, а прямо в грудь, — мрачно возразил Дик. — Наши бедные друзья были вооружены только одними бумерангами и не ожидали предательского выстрела. Но они будут отомщены, — добавил канадец, — они успели назвать своего убийцу.При первых словах Дика Джонатан Спайерс побледнел. Так, значит, эти туземцы, хотевшие заманить его в западню, не умерли; у них хватило сил выплыть из озера и добрести до своей деревни!В первый момент капитан не испытывал ничего, кроме некоторого удивления, но последние слова Дика, сказанные вызывающим тоном угрозы, взорвали его… Еще минута, и он вскипел гневом.— И кто же этот убийца? — спросил Оливье, слишком взволнованный этой вестью, чтобы обратить внимание на угрожающие взгляды Дика по направлению капитана.— К счастью, он в наших руках! И мы скоро расправимся с ним! Этот убийца подлый шпион, злоупотребляющий нашим гостеприимством…— Берегитесь! — крикнул Красный Капитан, побледнев от сдерживаемого бешенства. — Меня зовут Красным Капитаном, и я не поручусь за себя.— Вы видите, Оливье, — проговорил Дик с величайшим спокойствием, — убийца сам себя выдал.— Как? Вы?.. Вы! — воскликнул Оливье с глубоким огорчением.— Пусть он примет законное воздаяние! — сказал канадец и хлопнул два раза в ладоши.В тот же момент в комнату ворвалось десять человек приисковых рабочих, вооруженных револьверами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65