Когда Труганина и Ланнэ, эта последняя австралийская чета, эти последние представители той высокой туземной расы, о которой мы говорили, были преданы земле, английское правительство распорядилось воздать им воинские почести при погребении: били барабаны, гремели салюты, и войска брали на караул. Так приветствовали англичане окончательное уничтожение человеческой расы, истребленной ими и их пресловутой цивилизацией.Увидав пленника, канадец невольно содрогнулся при мысли об участи, которая ждала несчастного дундарупа. Он поспешил предупредить своих друзей, чтобы те не вмешивались в кровавую тризну.— Ради всего святого на свете, — говорил он, — держитесь в стороне, что бы вам ни пришлось здесь увидеть. Против вековых предрассудков ничего не сделаешь. Если вы хотя бы в чем-нибудь помешаете Черному Орлу во время похоронного обряда, то наживете себе в нем непримиримого врага.— Дик прав, джентльмены, — вставил свое слово Кэрби, тоже знавший кое-что об обычаях дикарей, — Дик совершенно прав. Предупреждаю вас: ни одного слова, ни единого жеста, Боже вас сохрани! Вы ничего не добьетесь, а лишь приведете Виллиго в такую ярость, что он готов будет вас всех истребить. Он этого, вероятно, не сделает из уважения к своему брату Тидане, но все-таки будет вашим врагом на жизнь и смерть.— Но что же такое здесь будет? — спросил Оливье, бледнея от волнения.— Тише!.. Он подходит. Так знайте же и берегитесь!Виллиго приблизился к привалу, таща своего пленника.Скажем несколько слов в объяснение этих предостережений. У нагарнуков нет жрецов в собственном смысле, а есть только кораджи, или колдуны, которые играют роль предсказателей, а не жрецов. Религиозные обряды при рождениях, свадьбах и похоронах исполняет всегда сам глава семейства без всякого участия колдунов. Покойников своих нагарнуки сжигают, веря, что тела умерших в виде дыма поднимаются на луну и там соединяются с душою, принимая снова прежний состав и форму. Люди, умершие без погребения, носятся над землею в виде «каракулов», или беспокойных духов, не соединившихся с телом. Эти каракулы поджидают удобного случая, чтобы овладеть чьим-нибудь телом во время погребения и унестись на луну. Тогда душа от украденного тела остается блуждать на земле в виде каракула. Нет выше несчастья, как иметь каракула в семье; он постоянно допекает своих родственников, и единственное средство избавиться от него — это принести ему в жертву пленника, чтобы каракул мог овладеть его останками, превращенными в дым. Чтобы этого не случилось, при похоронах произносятся всевозможные заклинания, сопровождаемые пляской вокруг сжигаемого тела и диким воем. Позор тому главе семейства, который пропустит хотя бы малейший обряд: на него обрушивается вся вина за появление в семье каракула.Каракулов все боятся. Самые храбрые из нагарнуков бросаются на землю и закрывают себе лицо, только бы не видать страшного привидения.Теперь понятно, что могло бы произойти, если бы европейцы помешали Черному Орлу при исполнении обряда. Их не спасло бы, пожалуй, даже заступничество Тиданы, и канадец поступил очень умно, что предупредил их.Когда Черный Орел подошел к своим друзьям, то они заметили у него на лице глубокое волнение, которое он тщетно старался скрыть под маской величавого спокойствия.Канадец, знавший, как надо говорить в подобных случаях, приветствовал его следующими словами:— Дундарупы трусливые псы. Они храбры перед юношей, но бегут от сурового воина.Черный Орел свирепо улыбнулся и указал на свои трофеи, говоря:— Когда снег старости убелит голову Черного Орла, тогда не останется в живых ни одного дундарупа!Затем он указал на пленника и продолжал:— Это Урива, убивший Менуали. Урива последует за ним на костер.— Нагарнуки трусливые совы, — заговорил пленник. — Они готовы прятаться в дуплах. Урива убил молодого нагарнука. Не жалко этих поганых птиц!Европейцы все вздрогнули от этих слов. Виллиго запыхтел. Драма началась.— Дундарупы великие воины, и Урива великий вождь, — отвечал Черный Орел с ужасающим спокойствием. — Урива давно искал случая пропеть военную песнь. Теперь у Уривы есть этот случай. Он запоет ее, уходя к своим праотцам.— Они будут рады мне больше, чем вонючей птице, украсившей себя перьями Черного Орла! — отпарировал пленник.При всяком другом случае за подобным оскорблением последовало бы немедленное возмездие. Но у туземцев пленник имеет право браниться до самой последней минуты. Эта брань имеет обыкновенно целью вывести из терпения мучителей и заставить их поскорее прекратить мучения, что иногда и достигается. На это именно и рассчитывал дундаруп, покрывая Виллиго невыносимыми оскорблениями. Но он ошибался. Виллиго был старый воин, и нелегко было вывести его из себя. Урива понял это, и холодный пот каплями выступил у него на лбу.— Моему брату жарко! — иронически заметил Виллиго.Тогда Урива плюнул ему прямо в лицо. Это была последняя отчаянная попытка. Она едва не удалась. Вилиго вне себя замахнулся на пленника бумерангом. Канадец с облегчением вздохнул, радуясь, что все скоро кончится. Но то была одна минута. Виллиго разом успокоился и, близко-близко наклонившись лицом к лицу пленника, произнес со скрежетом:— Береги слюни, Урива: пригодятся. Ведь тебе больше не пить.— Пощади! — пролепетал вне, себя от волнения Оливье.К счастью, это было сказано по-французски, и Черный Орел не понял.— Ради Бога, молчите, иначе вы погибли, — шепнул канадец и, когда Виллиго повел пленника привязывать к дереву, прибавил торопливо: — Подумайте об участи жены Виллиго, о сожженной хижине… Поймите его чувства, и тогда вы сами извините его. Соберитесь с силами; вы даже уходить отсюда не должны!— Но я не могу, не могу смотреть!— А мне самому разве приятно? Но если мы уйдем, Виллиго примет это за жестокое оскорбление. В его глазах это будет равносильно нежеланию присутствовать на похоронах Менуали. Вспомните, Урива предательски убил юношу, который еще не был воином, а это у дикарей считается подлостью. Впрочем, есть одно средство спасти Уриву.— Какое? — с живостью спросил Оливье.— Убить самого Виллиго, который столько раз спасал вас от смерти!Оливье в ответ на это печально поник головою.— Таков здешний обычай, — заметил Кэрби, — и если вы когда-нибудь попадете к дундарупам, то ждите себе той же участи.Между тем Виллиго, привязав пленника, устроил костер, еще раз омыл водою тело Менуали и положил его на костер. Обряд начинался.С покойником по обычаю нужно было положить все его доспехи. Виллиго положил на костер подле тела бумеранг, стрелы, копье и пращу; на грудь покойника он поставил ящик с красками, чтобы покойнику было чем татуироваться на том свете; наконец, рядом же нашлось место и для задней ноги кенгуру, чтобы усопший воин не проголодался во время путешествия на луну.При положении каждой вещи Черный Орел пел соответствующие песни.Оливье с интересом следил за этими приготовлениями, и ему вспомнились прекрасные стихи Шиллера, где описывается погребение краснокожего индейца, которому в гроб кладут все вещи, любимые им при жизни:В головах — облитый свежейКровью томагавк,Сбоку — окорок медвежий.Путь его далек.Сцена была и величественна, и исполнена дикой поэзии. Заходящее солнце окрашивало в багрянец и золото верхушки акаций и эвкалиптов, между тем как нижняя часть деревьев погружалась все более и более в тень, которая словно набегала неудержимою волной. Очертания леса все более и более сливались в сплошной туманный и темный фон, принимая отпечаток чего-то загадочного и таинственного.С последним угасшим лучом солнца Виллиго запалил приготовленный костер. Огонь затрещал, вспыхнул, и красные языки принялись лизать поленья и сучья. XV Суеверия. — Бегство пленника. — Ранчо Кэрби. — Грозящая опасность. Началась дикая, не поддающаяся описанию сцена.Нагарнукский вождь принялся ходить вокруг горящего костра, напевая какие-то заклинания, чтобы прогнать злых духов, бродивших вокруг тела Менуали. Шаг его, сначала медленный, постепенно все ускорялся, а пение переходило в вой, сопровождаемый хлопаньем в ладоши. По мере того как разгорался костер и тело уничтожалось, требовались заклинания все более и более сильные и действительные. Бег требовался самый быстрый, чтобы злые духи как-нибудь тихонько не утянули кусочек тела. И бег начался бешеный, безумный, отчаянный, головокружительный; Виллиго делал такие громадные прыжки и так дико завывал, что графу Лорагюэ это кружение начинало казаться какою-то адскою пляской.Вдруг подгоревшая середина костра с треском провалилась, рассыпав кругом искры и поглотив в недра свои полусгоревший труп. Виллиго испустил последний дикий вой и остановился. Дело его было сделано. Теперь можно было предоставить огню доканчивать уничтожение трупа. Злые духи уж больше не были страшны.Пришла очередь пленника, который стоял ни жив ни мертв, глядя на обычное для всякого дикаря зрелище.И не мудрено, что он стоял ни жив ни мертв. Ведь он тоже был австралиец и знал, какая участь его ждет. Он знал, что с него будут с живого сдирать кожу, но не разом, а медленно, постепенно, ремешками. Он знал, что затем у него будут отрывать сустав за суставом, стараясь не причинить серьезного органического повреждения, и что лишь к утру он будет брошен на костер, который положит желанный конец этим жестоким мукам.Пользуясь минутой, когда Виллиго, задумавшись, окидывал последним взглядом догоравший костер, несчастный с мольбою протянул свои связанные руки к европейцам и сказал:— Пощадите!.. Я не убивал Менуали…И снова у Оливье невыносимо больно сжалось сердце.Дундаруп был сам еще юноша; старый воин не дал бы себя так забрать и связать. Признание в убийстве Менуали было с его стороны пустою похвальбой в кругу своих, которую, на его беду, подслушал Черный Орел, ползком подкравшийся к лагерю дундарупов и давший самому себе клятву предать пытке убийцу племянника. Виллиго уже убил шестерых дундарупов, но тут у него явилась новая неотступная мысль: во что бы то ни стало овладеть убийцей. С этою целью Черный Орел стал подражать крику молодого кенгуру, дундаруп бросился на крик, Черный Орел завлек его в лесную чащу и взял в плен.И вот теперь, находясь в крайности, молодой Урива обратил умоляющий взгляд на европейцев, надеясь найти в них хоть каплю сострадания.Но что они могли сделать? Оливье мрачно глядел в землю, проклиная свое бессилие. Вдруг в лесу, несколько позади дерева, к которому был привязан дундаруп, послышались странные, нечеловеческие звуки. Виллиго, уже взявший в руки свой каменный нож, в изумлении остановился. Подняв глаза, он вдруг громко вскрикнул и кинулся ничком на траву, стараясь прикрыть голову травою и листьями и бормоча задыхающимся от страха голосом:— Каракул!.. Каракул!.. Тирара матамое! (Привидение! Дух!.. Я погиб!.. Я проклят!..) Оливье и его друзья тоже взглянули и увидали какую-то белую фигуру, двигавшуюся в кустах. Фигура произносила какие-то бессвязные слова. Удивленный граф хотел встать и подойти к фигуре, но Дик жестом удержал его на месте. Граф оглянулся, сосчитал товарищей и понял все.Между тем Виллиго продолжал лежать ничком и кричал:— Каракул!.. Каракул!..А белое привидение двигалось вперед, крича все громче и громче.Канадец и Кэрби беззвучно хохотали, взявшись за бока, и их веселость сообщилась графу. Пленник тоже завыл от ужаса и никак не мог успокоиться, хотя европейцы знаками показывали ему, что бояться нечего.Привидение остановилось около пленника и завыло диким голосом на самом невозможном нагарнукском языке, пользуясь, вероятно, тем, что с привидений не спрашивают грамматических знаний.— Но!.. Но!.. Инаро нара Менуали! (Я! Я! Я сам отомщу за Менуали!) Дундаруп завыл еще пуще, умоляя о пощаде. Он испугался каракула больше, чем казни, от которой у него за несколько минут перед тем стыла кровь в жилах.Комедия удалось вполне. Насчет Виллиго можно было быть спокойным все время, покуда будет продолжаться этот адский гвалт. Кэрби от смеха катался по траве, Дик просто задыхался, только Оливье и Лоран были сдержаннее и спокойно ожидали, что будет дальше.Что касается Джильпинга… но дело в том, что его тут и не было. Именно он и исполнял роль каракула с таким замечательным для первого раза успехом. Покуда Виллиго вертелся волчком вокруг костра, Кэрби поговорил с будущим лордом Воанго, научил его нагарнукской фразе, и ученый геолог-миссионер решился принять на себя вид каракула. Он слазил в фуру, завернулся в простыню, отвинтил у кларнета рожок и, спрятавшись в лесу, начал дуть в него, приведя в ужас Виллиго и его пленника.Однако шутку продолжать слишком долго было опасно. Пленник барахтался и мешал Джильпингу отвязать его. Тогда, чтобы его успокоить, Джильпинг вынужден был показать ему свое лицо. Дундаруп узнал его и от радости едва не лишился чувства. Джильпинг развязал его и знаком показал ему на лес. Урива сделал быстрый прыжок в сторону, но прежде, чем скрыться в лесу, повернулся лицом к европейцам, дотронулся правой рукой до земли, потом поднял ее к небу, наконец, протянул по направлению к европейцам и исчез в кустах.Эта пантомима означала, что с этих пор дундаруп телом и душой будет принадлежать европейцам.Джильпинг посвистал еще несколько минут в рожок кларнета, чтобы не дать Черному Орлу услыхать шум в лесу, потом скинул с себя простыню и спокойно вернулся на свое место.— Виллиго, — сказал тогда канадец, — каракул ушел.— Правду ты говоришь, Тидана? — отозвался Виллиго, все еще не поднимая головы.— Честное слово. Он исчез в облаке дыма и унес с собой Уриву. Он хотел сам отметить за смерть Менуали, он так ведь и говорил. Это, должно быть, добрый, а не злой дух твоего семейства!Эти слова успокоили нагарнука настолько, что он решился наконец поднять голову. Не видя больше привидения, он встал совсем. Ему и в голову не пришло заподозрить Джильпинга в коварной проделке; он чистосердечно поверил, что все было так, как ему сообщили.На рассвете Черный Орел побросал остатки от костра в Лебяжью реку, и маленький караван тронулся в путь.Но охоту пришлось прекратить, потому что нужно было двигаться вперед с осторожностью, так как Виллиго получил известие, что у нагарнуков открылась война с соседним племенем — нирбоасами.Это известие очень не понравилось фермеру Кэрби, потому что его ферма стояла как раз на границе между обоими враждующими племенами и легко могла подвергнуться грабежу, особенно ввиду его дружбы с нагарнуками. Находясь еще в Мельбурне, он отправил к себе на ферму обоз в десять фур с разными припасами и теперь опасался за участь обоза. Свои страхи он сообщил канадцу, прося его повлиять на Виллиго, чтобы тот ускорил движение каравана.— В каких отношениях были вы с нирбоасами до этого времени? — спросил Дик.— В очень дурных. Первое время я с ними любезничал, дарил им ножи, поил водкой. Они вообразили, что это я плачу им дань, и сделались так нахально требовательными, что я стал гонять их с фермы. Теперь они мои враги.— А ведь это с вашей стороны не очень благоразумно, хотя и понятно. Сколько у вас народу для защиты фермы?— Во-первых, Анескот, брат моей жены и вместе мой управляющий, и затем семь человек американцев с Дальнего Запада, все испытанные, преданные друзья и товарищи. Кроме них, еще есть один бывший каторжник, я его держу для лошадей, он знает в них толк, так как он был барышником в Девоншире.— Вы в нем уверены?— А кто его знает?! Впрочем, вел он себя до сих пор на ферме хорошо. Зовут его Ольдгам.— Да! — протянул канадец. — Вот что я вам скажу: нужно как можно скорее ехать на ферму. Далеко ли до нее, как вы полагаете?— Миль двадцать, я думаю. На беду, эта фура тащится так медленно.— Слушайте, Кэрби, так нельзя оставлять. Нужно ехать скорее. Поедемте с ними вперед на ферму. Может быть, мы все равно опоздаем, но по крайней мере сделаем все, что могли, и совесть наша будет покойна. Остальные наши товарищи пусть остаются при фуре; их без нас достаточно для ее обороны.— Спасибо, друг, спасибо от всего сердца! — произнес глубоко тронутый скваттер, со слезами на глазах пожимая руку честного канадца. XVI Решение канадца. — Несчастье. — Помощь вовремя. — Исчезновение Ольдгама. — Появление Черного Орла. — Что делать? Когда Дик и Кэрби сообщили об этом решении своим друзьям, то Оливье не пожелал пустить их одних, говоря:— Мое присутствие здесь лишнее, а там, на ферме, дело идет о защите женщин и детей. Я тоже поеду с вами.Канадец не знал, что ему делать. Ему и хотелось исполнить желание графа, так как для фермы лишний защитник был очень кстати, и вместе с тем он боялся уменьшить число товарищей Виллиго. Из затруднения его вывел сам Черный Орел, решивший вопрос по-своему.— Молодой Лебедь (так прозвал он Оливье) прав, — сказал дикарь. — Пусть не только он, пусть и Лоран идет с вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65