е. из принципа априорного. Вот измышление и вместе с тем высшая
историческая правда. Можно сказать, что этой правды нет в самой истории, но
что она внесена в нее мыслью. Такова правда, которую мы находим у Нибура, у
Гизо34 и др.
42. После того, как много рассказано, остается еще разгадывать. Тогда
множественность событий, хаос фактов исчезает, подчиняясь рассуждению; на
место рассказа появляется аргумент, силлогизм и, в конце концов,
нравственный закон времен.
42-а. История нашей страны, например, рассказана недостаточно; из этого,
однако, не следует, что ее нельзя разгадать. Мысль более сильная, более
проникновенная, чем мысль Карамзина, когда-нибудь это сделает. Русский народ
тогда узнает, что он такое, или, вернее, то, чего в нем нет. Он принимает
себя теперь за такой же народ, как и другие; тогда, я уверен, он с ужасом
убедится в своем нравственном ничтожестве; он узнает, что провидение пока
еще давало ему жизнь лишь для того, чтобы иметь в его лице динамическую силу
в мире, и пока еще не для того, чтобы проявить себя сознательно. Тогда мы
поймем, что имеем вес на земле, но еще не действовали. Подобно тому, как
народы, образовавшие новое общество, были сначала призваны на мировую арену
как материальная сила и заняли свое место в порядке сознательном лишь после
того, как подчинились игу его закона, точно так же и мы в настоящее время
представляем только силу физическую; силой нравственной мы станем тогда,
когда совершим то же, что совершили они. Но когда это будет35?
43. Неверующий, на мой взгляд, уподобляется неуклюжему циркачу на канате,
который, стоя на одной ноге, неловко ищет равновесие другой. Но и плохой
циркач требует оплаты за свои штуки. А тот другой циркач, что получит он за
свой труд? Насколько я знаю, ничего кроме утомления. Когда видишь, как он
балансирует, за него становится страшно; хочется протянуть ему руку и
сказать; слезай, приятель, иначе ты сломишь себе шею.
44. "Many are poets, that have never penn's3", - сказал Байрон36. Но что
бы он ни говорил, одна только мысль не создает поэта, он должен еще уметь ее
выразить, ибо поэтическая мысль не полна, пока она не облечена в слово.
Поэтическое вдохновение, на мой взгляд, есть столько же вдохновение слова,
сколько вдохновение идеи. Мысль безмолвна, мысль бесплотна, между тем вся
поэзия есть плоть, хотя бы, как в настоящее время, она лишь рассуждала.
Нельзя быть поэтом в прозе. Все великие прозаики, которых причисляют к
поэтам - Фенелон, Бюффон, Руссо37, - не обладали, по-моему, ни малейшим
даром поэтического творчества. Вещественный элемент этого дара ее
обусловливает. Я требую от поэта, чтобы он потряс мои нервы точно так же,
как и мою душу.
45. Поэзия дана нам для того, чтобы слить физический мир с умственным и
чтобы прельстить ум этим слиянием. Музыка была призвана к тому же и она
предшествовала поэзии, но она одна была бы не в силах осуществить это
действие: ей сопротивлялся бы ум. Необходимо было обмануть ум; так возникла
поэзия.
45-а. Правы те, кто в умозрении опираются на закон противоречий: это, без
сомнения, величайший закон, но по отношению к Богу он не более применим, чем
любой другой закон, созданный ограниченным разумом человека; сущность Бога в
том и состоит, что в его всемогуществе исчезает всякое противоречие, и
невозможное нам - возможно ему.
46. Когда разум один стремится познать Бога, он создает себе Бога своими
руками, не пытаясь постигнуть Бога сущего. Поэтому, если бы Бог не открыл
себя людям, человек знал бы только того Бога, который есть дело рук
человеческих.
Но говорят: итак, Он открыл себя человеку во всей полноте своей? Отнюдь
нет. Он явил себя настолько, насколько это было необходимо для того, чтобы
человек мог искать Его в этой жизни и найти Его в иной - вот и все.
47. Что такое ангелы? Разумные существа, превосходящие разумную сущность
человека и недоступные нашему чувству. Почему бы им не быть? Мне кажется,
дело тут не в сомнении, а в неизвестности. В книге Бытия не упоминается о
сотворении ангелов, но она касается не возникновения всех вообще вещей, а
только того, что относится к человеку. Это и есть, по-моему, одна из черт,
всего более отличающих ее от всех известных космогоний; одно из важнейших
доказательств истинности того происхождения, которое ей приписывают. В ней
говорится именно только то, что необходимо было сказать: не напоминает ли
это физический закон наименьшего действия? Немало встречается ангелов в
дальнейшем в Библии: но это язык того времени. Бог может говорить с
человеком только на языке человека; нас не должно удивлять, что он хочет,
чтобы человек понял его, когда он снисходит, обращается к нему.
Но вера в ангелов не должна на этом основываться, иначе каждое слово
священной книги становилось бы догматом.
48. Итак, является ли верой учение об ангелах? Безусловно, нет. Более
того, может ли человек, созданный по образу Божьему, законно признать
существа более высокого порядка, чем он сам? Сомневаюсь в этом. Иисус не был
ангелом, но он был Богом и человеком одновременно. Думаю, поэтому позволено
усомниться в том, что между умственной природой человека и умственной
природой Бога имеется некая промежуточная природа. Однако исключительно
верным является то, что во все времена толпа, так же как и наиболее глубокие
умы, была склонна допускать свойства более совершенные, чем наши собственные
свойства. Вполне можно не придавать значения этому верованию, но отвергать
его как грубое суеверие кажется мне суеверием еще грубейшим38.
49. Сведенборг был, человеком глубокомысленным. Но только он был неправ,
создав эзотерическое учение39: это лишь уменьшило действие, которое его
труды произвели бы сами по себе. Но что касается его короткого знакомства с
небесными силами, то тут удивляться нечему. Я удивился бы гораздо больше,
если, при том, как устроен его ум, он не был бы с ними накоротке.
50. Вы часто слышали, что сон есть подобие смерти; это совершенно
неверно. Я нахожу, что именно сон скорее есть настоящая смерть, а то, что
называется смертью, быть может, и есть жизнь? Во сне жизнь моего Я
прерывается, в смерти этого нет; ибо, если бы при этом перестало
существовать мое Я, наступило бы уничтожение. Из могилы нет возвращения, но
после сна мы возвращаемся к своему Я. Но скажите, жизнь ли это, когда нет
мысли о том, что живешь, хотя бы в течение данного мгновения40?
51. Дело в том, что в сущности настоящая смерть содержится и в самой
жизни. Мы бываем мертвы, совершенно мертвы половину нашей жизни без
преувеличения, без иносказания, но в буквальном, истинном смысле слова
мертвы. Тысячу раз в день, если вы внимательно посмотрите на самих себя, вы
увидите, что за мгновение перед тем в вас было не больше жизни, чем до
вашего рождения; что в вас не было ни малейшего сознания своих поступков, ни
даже ощущения своего существования. Где же тут была жизнь? Жизнь дерева, в
лучшем случае жизнь зоофита41, даже не жизнь одушевленного существа и уж,
конечно, не жизнь существа разумного.
52. Жизнь то и дело ускользает от нас, затем она возвращается, но было бы
неверным утверждать, что мы живем непрерывно. Жизнь разумная прерывается
всякий раз, когда теряется сознание. Чем больше таких минут забвения, тем
меньше жизни сознательной, а если нет ничего, кроме таких минут, это и есть
смерть. Чтобы умереть таким образом, не нужно уходить из этой жизни, а
другой смерти, конечно, нет. Смерть в жизни - только и есть смерть.
53. Однако условимся. Когда я говорю: сознание, я подразумеваю не то
идеологическое сознание, на котором построена современная философия, -
простое чувство нашего существования42. Я подразумеваю иное сознание,
благодаря которому мы не только чувствуем, что живем, но и знаем, как мы
живем. Я подразумеваю дарованную нам власть во всякую данную минуту влиять
на минуту грядущую, творить самим свою жизнь, вместо того чтобы предоставить
ее собственному течению, как это делает скотина. Окончательная утрата этого
сознания - вот что убивает безвозвратно, и знаете ли почему? Потому что это
и есть вечное проклятие. Может ли разумное существо навлечь на себя большую
муку, чем небытие?
54. То, что язычники называли мудростью, добродетелью, высшим благом, -
все это мы называем небом.
55. Я очень хорошо знаю, откуда ко мне приходят дурные мысли; одни лишь
сумасшедшие думают, что знают, откуда к ним приходят хорошие43.
56. Христианское милосердие: разум, лишенный способности относиться к
самому себе.
57. Хорошо устроенный ум так же естественно тяготеет к верованию, к
подчинению, как дурно устроенный ум отвергает всякое верование,
сопротивляется всякому подчинению.
57-а. Философ делает из Бога закон, гармонию, вселенную, не знаю что еще;
затем говорит: божество невозможно постигнуть. Думаю, что так. Как я
постигну этого Бога - несвязного, умноженного до бесконечности, разум и
материю одновременно? Но это совсем не тот Бог, который есть сущий44, это
Бог, которого создали вы. Из самой простой идеи вы сделали самую сложную; по
правде говоря, удивительно, что вы не знаете как вбить ее себе в голову.
57-б. Мы знаем лишь небольшую частицу нашего бытия, ту, которая относится
к настоящей жизни; мы хорошо знаем, что оно продолжается гораздо дольше, и
при всем этом - неслыханное дело! - мы хотим постигнуть закон нашего бытия и
во всей его полноте.
58. Пантеист называет мир "Всё"45. Он предполагает его совершенным.
Причину и начало всего он находит во "Всем". Это "Всё" вечно, бесконечно,
разумно, оно охватывает все времена, все пространства. Наконец, все
атрибуты, которые деист находит в боге, пантеист находит в своем "Всё".
Ну, пусть будет так. Система совершенно последовательная и которую можно
строго доказать. Стоит только признать "Всё" - и остальное будет лишь
необходимым выводом из установленного таким образом начала.
Но все это, очевидно, сводится к замене одного слова другим, так что
Спиноза мог быть весьма религиозным и, без сомнения, был таковым; в самом
деле, читая его, поневоле увлекаешься чем-то чрезвычайно благочестивым, что
видно сквозь математическое дерзновение его аргументации и производит тем
большее впечатление, чем менее его ожидаешь.
Впрочем, пантеизм есть во всяком преувеличенном преклонении перед
природой; силясь видеть сознание всюду, превращают все в сознание и таким
образом оказывается, что вся вселенная есть единый великий разум, как у
пантеиста. Посмотрите на Бонне, Палея46 и других.
59. Инстинкт животный и инстинкт человеческий - две совершенно различные
вещи. Первый - это импульс физический, или чувственный; второй - смутное
восприятие разума, которое смешивается с ощущением лишь потому, что оно
смутно, но на самом деле оно совершенно от него отличное. Человек обладает
инстинктом не так, как обладает им животное; это исключало бы разум; он
обладает им свойственным ему одному образом. В человеке инстинкт сам по себе
ничего не определяет; он действует в нем лишь в соединении с его разумом,
энергию которого иногда усиливает, а иногда и ослабляет. У животных инстинкт
является единственной основой всей их активности; именно поэтому власть его
в них так сильна, а в некоторых случаях как будто превосходит даже силу
человеческого разума47.
60. Что нужно для того, чтобы ясно видеть? Не смотреть сквозь самого
себя.
61. Что такое христианство? Наука жизни и смерти48.
62. Что такое общественный порядок? Временное лекарство от временного
недуга.
63. Что делают законодательные, политические, юридические и им подобные
учреждения? Они исправляют зло, ими же вызванное49.
64. Кем стали варвары, разрушители древнего мира? Христианами.
65. Чем сделался бы мир, если бы не пришел Иисус Христос? Ничем.
66. Случалось ли кому-нибудь видеть во сне, что дважды два - пять? Нет.
Зачем же говорить, что во сне мы не пользуемся нашим разумом?
67. Как поступают с мыслью во Франции? Ее высказывают. В Англии? Ее
применяют на практике. В Германии? Ее переваривают. А как поступают с ней у
нас? Никак; и знаете ли, почему?
68. Люди воображают, что находятся в обществе, когда сходятся в городах
или в других огороженных местах. Как будто тесниться один к другому,
сбиваться в кучу, держаться стадом, как бараны, - означает жить в обществе.
69. Лет пять тому назад я встретил во Флоренции человека, который мне
очень понравился50. Я провел с ним только несколько часов; часов, не больше,
правда, очень приятных и очень хороших; и я не сумел еще извлечь из этого
человека всей пользы, которую можно было извлечь. Это был английский
методист, обосновавшийся, кажется, в миссии на юге Франции; но когда я с ним
познакомился, он только что возвратился из Святой земли. В нем было странное
смешение пыла и благочестия, живого интереса к великому предмету своей
заботы - религии, и безразличия, холодности, спокойствия ко всему
остальному. В галереях Италии великие произведения искусства его почти не
трогали, но маленькие саркофаги времен первых веков Церкви особенно его
занимали. Он их рассматривал и размышлял о них с воодушевлением; в них он
видел что-то святое, трогательное и глубоко поучительное, и он погружался в
размышления, которые они у него вызывали. Итак, я провел с этим человеком
лишь несколько часов - время совсем непродолжительное почти мгновение; с тех
пор я не имею о нем никаких известий. И что же! С этим человеком я в
настоящее время общаюсь больше, чем с кем бы то ни было. Не проходит и дня,
чтобы я не вспоминал о нем; и всегда с волнением, с мыслью, которая среди
моих столь великих печалей меня ободряет, среди столь многочисленных
разочарований меня поддерживает. Вот настоящее общество для разумных
существ; поистине, вот как две души влияют друг на друга: пространство и
время здесь не могут ничего поделать.
70. Часто слышно, как про старика говорят - он впал в детство, бедняга!
Нет, дело в том, что он еще не вышел из детства. Взгляните на его жизнь: он
всегда был ребенком, и теперь он продолжает быть только тем, чем всегда был.
71. Блажен бы был человек, если бы он мог возвращаться назад. Это
невозможно! Установленный порядок требует, чтобы он все продвигался и
продвигался вперед, ни единого шага назад, вперед беспрестанно, и чтобы он
копил (на свою голову) грех за грехом. Но после смерти, тогда - да, именно
тогда - божественное милосердие - надо на него уповать - позволит ему на
мгновение остановиться, пересмотреть прошедшее время, может быть, даже
немного отступить назад.
72. Однако вы знаете, что существует христианское вероисповедание; оно не
признает чистилища; оно хочет, чтобы мы, поджавши ноги, прямо перескочили бы
из этой жизни в ту, другую, где все непреложно, невозвратно, неисправимо.
Жестокое учение, еще более жестокое, чем ложное51.
73. Если вы захотите узнать, что такое душа животных, то (простите
пожалуйста) обратите внимание на то, что происходит в вас самих в течение
половины дня, и вы получите об этом некоторое представление.
74. Заметьте, что и самое умное животное ничего не доказывает. Если мы
иногда и видим колебания животного перед переходом к действию и как бы его
размышления, то ведь не знаем предела его ощущений и как далеко они могут
зайти в тех существах, которые руководствуются только ими. Животным присуща
подражательность чисто чувственная, почти механическая, и если бы нам
удалось ее вполне понять, она объяснила бы нам все, что в них происходит,
так что не осталось бы ни малейшего основания для непонимания. Мы сами
подражаем множеству вещей совершенно машинально, вовсе того не подозревая;
бессознательно перенимаем привычки людей, с которыми живем; присваиваем себе
их приемы, подражаем их движениям и даже их интонациям. В этом выражается
наша чисто животная природа.
Что касается до некоторой способности к совершенствованию, которую мы
находим у животных, то для объяснения ее нет нужды прибегать к ощущениям;
достаточным объяснением служит закон органической жизни. Разве у растений
нет своих привычек? Мы могли бы привить им и новые, если бы лучше знали их
строение, - это составило бы воспитание растений; значит и здесь было бы
движение вперед, как и у животного.
Бюффон и другие натуралисты говорили приблизительно то же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
историческая правда. Можно сказать, что этой правды нет в самой истории, но
что она внесена в нее мыслью. Такова правда, которую мы находим у Нибура, у
Гизо34 и др.
42. После того, как много рассказано, остается еще разгадывать. Тогда
множественность событий, хаос фактов исчезает, подчиняясь рассуждению; на
место рассказа появляется аргумент, силлогизм и, в конце концов,
нравственный закон времен.
42-а. История нашей страны, например, рассказана недостаточно; из этого,
однако, не следует, что ее нельзя разгадать. Мысль более сильная, более
проникновенная, чем мысль Карамзина, когда-нибудь это сделает. Русский народ
тогда узнает, что он такое, или, вернее, то, чего в нем нет. Он принимает
себя теперь за такой же народ, как и другие; тогда, я уверен, он с ужасом
убедится в своем нравственном ничтожестве; он узнает, что провидение пока
еще давало ему жизнь лишь для того, чтобы иметь в его лице динамическую силу
в мире, и пока еще не для того, чтобы проявить себя сознательно. Тогда мы
поймем, что имеем вес на земле, но еще не действовали. Подобно тому, как
народы, образовавшие новое общество, были сначала призваны на мировую арену
как материальная сила и заняли свое место в порядке сознательном лишь после
того, как подчинились игу его закона, точно так же и мы в настоящее время
представляем только силу физическую; силой нравственной мы станем тогда,
когда совершим то же, что совершили они. Но когда это будет35?
43. Неверующий, на мой взгляд, уподобляется неуклюжему циркачу на канате,
который, стоя на одной ноге, неловко ищет равновесие другой. Но и плохой
циркач требует оплаты за свои штуки. А тот другой циркач, что получит он за
свой труд? Насколько я знаю, ничего кроме утомления. Когда видишь, как он
балансирует, за него становится страшно; хочется протянуть ему руку и
сказать; слезай, приятель, иначе ты сломишь себе шею.
44. "Many are poets, that have never penn's3", - сказал Байрон36. Но что
бы он ни говорил, одна только мысль не создает поэта, он должен еще уметь ее
выразить, ибо поэтическая мысль не полна, пока она не облечена в слово.
Поэтическое вдохновение, на мой взгляд, есть столько же вдохновение слова,
сколько вдохновение идеи. Мысль безмолвна, мысль бесплотна, между тем вся
поэзия есть плоть, хотя бы, как в настоящее время, она лишь рассуждала.
Нельзя быть поэтом в прозе. Все великие прозаики, которых причисляют к
поэтам - Фенелон, Бюффон, Руссо37, - не обладали, по-моему, ни малейшим
даром поэтического творчества. Вещественный элемент этого дара ее
обусловливает. Я требую от поэта, чтобы он потряс мои нервы точно так же,
как и мою душу.
45. Поэзия дана нам для того, чтобы слить физический мир с умственным и
чтобы прельстить ум этим слиянием. Музыка была призвана к тому же и она
предшествовала поэзии, но она одна была бы не в силах осуществить это
действие: ей сопротивлялся бы ум. Необходимо было обмануть ум; так возникла
поэзия.
45-а. Правы те, кто в умозрении опираются на закон противоречий: это, без
сомнения, величайший закон, но по отношению к Богу он не более применим, чем
любой другой закон, созданный ограниченным разумом человека; сущность Бога в
том и состоит, что в его всемогуществе исчезает всякое противоречие, и
невозможное нам - возможно ему.
46. Когда разум один стремится познать Бога, он создает себе Бога своими
руками, не пытаясь постигнуть Бога сущего. Поэтому, если бы Бог не открыл
себя людям, человек знал бы только того Бога, который есть дело рук
человеческих.
Но говорят: итак, Он открыл себя человеку во всей полноте своей? Отнюдь
нет. Он явил себя настолько, насколько это было необходимо для того, чтобы
человек мог искать Его в этой жизни и найти Его в иной - вот и все.
47. Что такое ангелы? Разумные существа, превосходящие разумную сущность
человека и недоступные нашему чувству. Почему бы им не быть? Мне кажется,
дело тут не в сомнении, а в неизвестности. В книге Бытия не упоминается о
сотворении ангелов, но она касается не возникновения всех вообще вещей, а
только того, что относится к человеку. Это и есть, по-моему, одна из черт,
всего более отличающих ее от всех известных космогоний; одно из важнейших
доказательств истинности того происхождения, которое ей приписывают. В ней
говорится именно только то, что необходимо было сказать: не напоминает ли
это физический закон наименьшего действия? Немало встречается ангелов в
дальнейшем в Библии: но это язык того времени. Бог может говорить с
человеком только на языке человека; нас не должно удивлять, что он хочет,
чтобы человек понял его, когда он снисходит, обращается к нему.
Но вера в ангелов не должна на этом основываться, иначе каждое слово
священной книги становилось бы догматом.
48. Итак, является ли верой учение об ангелах? Безусловно, нет. Более
того, может ли человек, созданный по образу Божьему, законно признать
существа более высокого порядка, чем он сам? Сомневаюсь в этом. Иисус не был
ангелом, но он был Богом и человеком одновременно. Думаю, поэтому позволено
усомниться в том, что между умственной природой человека и умственной
природой Бога имеется некая промежуточная природа. Однако исключительно
верным является то, что во все времена толпа, так же как и наиболее глубокие
умы, была склонна допускать свойства более совершенные, чем наши собственные
свойства. Вполне можно не придавать значения этому верованию, но отвергать
его как грубое суеверие кажется мне суеверием еще грубейшим38.
49. Сведенборг был, человеком глубокомысленным. Но только он был неправ,
создав эзотерическое учение39: это лишь уменьшило действие, которое его
труды произвели бы сами по себе. Но что касается его короткого знакомства с
небесными силами, то тут удивляться нечему. Я удивился бы гораздо больше,
если, при том, как устроен его ум, он не был бы с ними накоротке.
50. Вы часто слышали, что сон есть подобие смерти; это совершенно
неверно. Я нахожу, что именно сон скорее есть настоящая смерть, а то, что
называется смертью, быть может, и есть жизнь? Во сне жизнь моего Я
прерывается, в смерти этого нет; ибо, если бы при этом перестало
существовать мое Я, наступило бы уничтожение. Из могилы нет возвращения, но
после сна мы возвращаемся к своему Я. Но скажите, жизнь ли это, когда нет
мысли о том, что живешь, хотя бы в течение данного мгновения40?
51. Дело в том, что в сущности настоящая смерть содержится и в самой
жизни. Мы бываем мертвы, совершенно мертвы половину нашей жизни без
преувеличения, без иносказания, но в буквальном, истинном смысле слова
мертвы. Тысячу раз в день, если вы внимательно посмотрите на самих себя, вы
увидите, что за мгновение перед тем в вас было не больше жизни, чем до
вашего рождения; что в вас не было ни малейшего сознания своих поступков, ни
даже ощущения своего существования. Где же тут была жизнь? Жизнь дерева, в
лучшем случае жизнь зоофита41, даже не жизнь одушевленного существа и уж,
конечно, не жизнь существа разумного.
52. Жизнь то и дело ускользает от нас, затем она возвращается, но было бы
неверным утверждать, что мы живем непрерывно. Жизнь разумная прерывается
всякий раз, когда теряется сознание. Чем больше таких минут забвения, тем
меньше жизни сознательной, а если нет ничего, кроме таких минут, это и есть
смерть. Чтобы умереть таким образом, не нужно уходить из этой жизни, а
другой смерти, конечно, нет. Смерть в жизни - только и есть смерть.
53. Однако условимся. Когда я говорю: сознание, я подразумеваю не то
идеологическое сознание, на котором построена современная философия, -
простое чувство нашего существования42. Я подразумеваю иное сознание,
благодаря которому мы не только чувствуем, что живем, но и знаем, как мы
живем. Я подразумеваю дарованную нам власть во всякую данную минуту влиять
на минуту грядущую, творить самим свою жизнь, вместо того чтобы предоставить
ее собственному течению, как это делает скотина. Окончательная утрата этого
сознания - вот что убивает безвозвратно, и знаете ли почему? Потому что это
и есть вечное проклятие. Может ли разумное существо навлечь на себя большую
муку, чем небытие?
54. То, что язычники называли мудростью, добродетелью, высшим благом, -
все это мы называем небом.
55. Я очень хорошо знаю, откуда ко мне приходят дурные мысли; одни лишь
сумасшедшие думают, что знают, откуда к ним приходят хорошие43.
56. Христианское милосердие: разум, лишенный способности относиться к
самому себе.
57. Хорошо устроенный ум так же естественно тяготеет к верованию, к
подчинению, как дурно устроенный ум отвергает всякое верование,
сопротивляется всякому подчинению.
57-а. Философ делает из Бога закон, гармонию, вселенную, не знаю что еще;
затем говорит: божество невозможно постигнуть. Думаю, что так. Как я
постигну этого Бога - несвязного, умноженного до бесконечности, разум и
материю одновременно? Но это совсем не тот Бог, который есть сущий44, это
Бог, которого создали вы. Из самой простой идеи вы сделали самую сложную; по
правде говоря, удивительно, что вы не знаете как вбить ее себе в голову.
57-б. Мы знаем лишь небольшую частицу нашего бытия, ту, которая относится
к настоящей жизни; мы хорошо знаем, что оно продолжается гораздо дольше, и
при всем этом - неслыханное дело! - мы хотим постигнуть закон нашего бытия и
во всей его полноте.
58. Пантеист называет мир "Всё"45. Он предполагает его совершенным.
Причину и начало всего он находит во "Всем". Это "Всё" вечно, бесконечно,
разумно, оно охватывает все времена, все пространства. Наконец, все
атрибуты, которые деист находит в боге, пантеист находит в своем "Всё".
Ну, пусть будет так. Система совершенно последовательная и которую можно
строго доказать. Стоит только признать "Всё" - и остальное будет лишь
необходимым выводом из установленного таким образом начала.
Но все это, очевидно, сводится к замене одного слова другим, так что
Спиноза мог быть весьма религиозным и, без сомнения, был таковым; в самом
деле, читая его, поневоле увлекаешься чем-то чрезвычайно благочестивым, что
видно сквозь математическое дерзновение его аргументации и производит тем
большее впечатление, чем менее его ожидаешь.
Впрочем, пантеизм есть во всяком преувеличенном преклонении перед
природой; силясь видеть сознание всюду, превращают все в сознание и таким
образом оказывается, что вся вселенная есть единый великий разум, как у
пантеиста. Посмотрите на Бонне, Палея46 и других.
59. Инстинкт животный и инстинкт человеческий - две совершенно различные
вещи. Первый - это импульс физический, или чувственный; второй - смутное
восприятие разума, которое смешивается с ощущением лишь потому, что оно
смутно, но на самом деле оно совершенно от него отличное. Человек обладает
инстинктом не так, как обладает им животное; это исключало бы разум; он
обладает им свойственным ему одному образом. В человеке инстинкт сам по себе
ничего не определяет; он действует в нем лишь в соединении с его разумом,
энергию которого иногда усиливает, а иногда и ослабляет. У животных инстинкт
является единственной основой всей их активности; именно поэтому власть его
в них так сильна, а в некоторых случаях как будто превосходит даже силу
человеческого разума47.
60. Что нужно для того, чтобы ясно видеть? Не смотреть сквозь самого
себя.
61. Что такое христианство? Наука жизни и смерти48.
62. Что такое общественный порядок? Временное лекарство от временного
недуга.
63. Что делают законодательные, политические, юридические и им подобные
учреждения? Они исправляют зло, ими же вызванное49.
64. Кем стали варвары, разрушители древнего мира? Христианами.
65. Чем сделался бы мир, если бы не пришел Иисус Христос? Ничем.
66. Случалось ли кому-нибудь видеть во сне, что дважды два - пять? Нет.
Зачем же говорить, что во сне мы не пользуемся нашим разумом?
67. Как поступают с мыслью во Франции? Ее высказывают. В Англии? Ее
применяют на практике. В Германии? Ее переваривают. А как поступают с ней у
нас? Никак; и знаете ли, почему?
68. Люди воображают, что находятся в обществе, когда сходятся в городах
или в других огороженных местах. Как будто тесниться один к другому,
сбиваться в кучу, держаться стадом, как бараны, - означает жить в обществе.
69. Лет пять тому назад я встретил во Флоренции человека, который мне
очень понравился50. Я провел с ним только несколько часов; часов, не больше,
правда, очень приятных и очень хороших; и я не сумел еще извлечь из этого
человека всей пользы, которую можно было извлечь. Это был английский
методист, обосновавшийся, кажется, в миссии на юге Франции; но когда я с ним
познакомился, он только что возвратился из Святой земли. В нем было странное
смешение пыла и благочестия, живого интереса к великому предмету своей
заботы - религии, и безразличия, холодности, спокойствия ко всему
остальному. В галереях Италии великие произведения искусства его почти не
трогали, но маленькие саркофаги времен первых веков Церкви особенно его
занимали. Он их рассматривал и размышлял о них с воодушевлением; в них он
видел что-то святое, трогательное и глубоко поучительное, и он погружался в
размышления, которые они у него вызывали. Итак, я провел с этим человеком
лишь несколько часов - время совсем непродолжительное почти мгновение; с тех
пор я не имею о нем никаких известий. И что же! С этим человеком я в
настоящее время общаюсь больше, чем с кем бы то ни было. Не проходит и дня,
чтобы я не вспоминал о нем; и всегда с волнением, с мыслью, которая среди
моих столь великих печалей меня ободряет, среди столь многочисленных
разочарований меня поддерживает. Вот настоящее общество для разумных
существ; поистине, вот как две души влияют друг на друга: пространство и
время здесь не могут ничего поделать.
70. Часто слышно, как про старика говорят - он впал в детство, бедняга!
Нет, дело в том, что он еще не вышел из детства. Взгляните на его жизнь: он
всегда был ребенком, и теперь он продолжает быть только тем, чем всегда был.
71. Блажен бы был человек, если бы он мог возвращаться назад. Это
невозможно! Установленный порядок требует, чтобы он все продвигался и
продвигался вперед, ни единого шага назад, вперед беспрестанно, и чтобы он
копил (на свою голову) грех за грехом. Но после смерти, тогда - да, именно
тогда - божественное милосердие - надо на него уповать - позволит ему на
мгновение остановиться, пересмотреть прошедшее время, может быть, даже
немного отступить назад.
72. Однако вы знаете, что существует христианское вероисповедание; оно не
признает чистилища; оно хочет, чтобы мы, поджавши ноги, прямо перескочили бы
из этой жизни в ту, другую, где все непреложно, невозвратно, неисправимо.
Жестокое учение, еще более жестокое, чем ложное51.
73. Если вы захотите узнать, что такое душа животных, то (простите
пожалуйста) обратите внимание на то, что происходит в вас самих в течение
половины дня, и вы получите об этом некоторое представление.
74. Заметьте, что и самое умное животное ничего не доказывает. Если мы
иногда и видим колебания животного перед переходом к действию и как бы его
размышления, то ведь не знаем предела его ощущений и как далеко они могут
зайти в тех существах, которые руководствуются только ими. Животным присуща
подражательность чисто чувственная, почти механическая, и если бы нам
удалось ее вполне понять, она объяснила бы нам все, что в них происходит,
так что не осталось бы ни малейшего основания для непонимания. Мы сами
подражаем множеству вещей совершенно машинально, вовсе того не подозревая;
бессознательно перенимаем привычки людей, с которыми живем; присваиваем себе
их приемы, подражаем их движениям и даже их интонациям. В этом выражается
наша чисто животная природа.
Что касается до некоторой способности к совершенствованию, которую мы
находим у животных, то для объяснения ее нет нужды прибегать к ощущениям;
достаточным объяснением служит закон органической жизни. Разве у растений
нет своих привычек? Мы могли бы привить им и новые, если бы лучше знали их
строение, - это составило бы воспитание растений; значит и здесь было бы
движение вперед, как и у животного.
Бюффон и другие натуралисты говорили приблизительно то же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10