Ничто не может избежать
ответственности, неразрывно связанной с самим существованием, которое мыслится
как абсолютное ввиду того, что ни один авторитет или власть, ни один показатель
смысла или бессмыслицы не подвластен судьбе (в более широком смысле, истории,
року, провидению,
307 В ответе за существование
предопределению). Иначе говоря, нет такого приспособления, при помощи которого
можно было бы измерить нашу ответственность, очертить ее границы и определить
объем. И еще: если слово "судьба" должно всегда иметь смысл в том или другом
толковании (в смысле трагедии или прогресса, спасения или катастрофы,
освобождения или блуждания,
____________призвания или пути), то он должен смешаться со смыслом слова
"ответственность". Только безграничная ответственность находится в согласии с
судьбой, бросая вызов всем аспектам самой судьбы.
В конце концов, есть ли вообще смысл у слова "ответственность"? Разумеется,
безграничная ответственность готова разрушить любую реальную ответственность,
перелагая вину с субъекта на субъект и так до бесконечности, примешивая долг в
абсолютные и неуловимые отношения свободы и необходимости. Именно так создается
двойная идеология обобщенной ответственности: с одной стороны, всегда более
обширной ответственности коллективных органов, то есть - организаций,
государств, рынков, сетей, систем, и, с другой стороны, ответственности, больше
касающейся индивида, в силу которой нужно взять на себя заботу за работу и
жизнь, личный досуг, отношения и окружающую среду. Эти системы связаны воедино.
С одной стороны, слышится призыв к неразрывным связям, с другой - к
разветвленной солидарной ответственности предполагаемых субъектов и, наконец,
призыв к ответственности перед абсолютными субъектами разума и права. В конце
концов обе стороны пересекаются и взаимно дополняются, а субъект ответственности
ускользает и остается неуловимым.
Несомненно, что моральной, юридической и политической целью законодательства при
изучении и расследовании инцидентов является определить с осторожностью
("prudence" - в древнем и основном значении этого слова, которое изначально
имело смысл "ответственность") степень возложенной ответственности. Необходима
ответственность сверху донизу, тем более что мера ответственности заранее не
дана и не запрограммирована. Пути prudence немногочисленны и четко не
обозначены, а понятия "разумный" и "приемлемый" выступают здесь весьма
посредственными и слабыми ориентирами. По сути дела, можно сказать, что в мире
всеобщей виновности отношение к закону определено и регламентировано. В мире
ответственности обязательства субъекта предшествуют и выходят за рамки закона.
(В тот и другой мир можно включить греховный христианский мир, в котором больше
осуждается грешник, чем сам проступок.) Исполнение ответственных
308 Ж.-Л. Нанси
обязательств влечет за собой будущую награду и почести, но может и быть
осуждено, если я возьму на себя ответственность за то, за что не имею права
брать на себя ответственность.
Итак, попытаемся вновь постичь и соизмерить различные виды ответственности, а
также ввести понятия ответственных лиц наряду с их обязанностями и
обязательствами, без чего ни один законодатель не сможет определить степень
ответственности a priori, в то время как наше самосознание в данный момент все
же тщетно будет пытаться схватить обескураживающую безграничность
ответственности, способную вызвать скорее страх, нежели беспечную веселость.
"Ответственным" зовется существо, смеющее обещать: об этом заявляет Ницше,
который, разумеется, первый заговорил о всеобщей ответственности человечества,
ответственности без границ за человека и за мир2. Человечество становится здесь
само-обещанием, касается ли это его современной истории или становящегося мира.
Человек не является существом раз и навсегда данным, также как и существом,
предсказанным или положенным кем-то другим или для кого-то другого, а существом,
целиком самообещающим, способным "ручаться за себя как за будущность"3, говорит
Ницше, и слово "себя" смешано здесь с этим обещанием, и тем самым возложена
ответственность, предвиденная с точки зрения вечного закона: в этом - правда,
странная, провоцирующая, резкая, безжалостная, как всякая правда.
* * *
Важно, что Ницше называет "философом" субъекта этой ответственности. Он пишет:
"Философ, как мы понимаем его, мы, свободные умы, - человек, несущий наибольшую
ответственность, ощущающий себя ответственным за тотальную эволюцию
человечества..."4. Эту фразу можно прочитать двояко. Можно усмотреть в ней
"тоталитарный" смысл и допустить, что под словом "философ" подразумевается в
чем-то отличный, индивидуальный или коллективный образ, выражающий представление
людей, по образу и подобию которого нужно создавать человека. Однако нужно
понимать, что, названное или отмеченное здесь словом "философ", не является
формой и не смахивает на фантазм, а определимо лишь при помощи понятия
безграничной ответственности, каковой является ответственность человека, чей
образ не представляет собой нечто раз и навсегда данное, человека как "не
установившийся животный тип",
309 В ответе за существование
- как дальше пишет Ницше5. "Философия" в этом смысле не означает знания или
веры, а означает ответственность за все, что не является знанием или
откровением, за все, над чем не властна ни индивидуальная судьба, ни, в конце
концов, даже понятие или значение.
Эти высказывания Ницше подчеркивают то, что может быть выделено в виде одной из
наиболее мощных традиций современной философии, иначе говоря, ее традиции par
excellence или первейшей добродетели, традиции, которая помещает на предел или
вершину мысли акт обязательства по отношению к безусловному требованию,
содержащему свою причину в себе самом, мысли, субъектом и объектом которой
является человек.
Поистине таким выступает смысл кантовской свободы, и вместе с ней
ответственности, субъект которой - "интеллигибельная личность" - существует сам
по себе как "священное существо" и "рассматривает всяческий долг как
божественное повеление"6. Долг рассматривать человека как цель, как конечное
существо относится к вечному закону: человека нельзя определить при помощи
чего-то другого, какой-то заданной рациональности или какой-то иной природы.
Кантовский человек, потомками которого все мы являемся, - это человек,
ответственный в своем бытии за себя самого как бесконечную цель.
Можно было бы рассмотреть более подробно, как эта мысль разворачивается и
видоизменяется у Гегеля (у которого Разум не является ничем раз и навсегда
данным и характеризуется как претенциозный и предпочитающий самого себя),
Шопенгауэра, Кьеркегора, Маркса и Гуссерля (оценивающего философию как
"абсолютную ответственность"7), Бруно Бауха или Николая Гартмана, Хайдеггера
(онтологическое бытие-в-долге которого основывается на онтической модели
ответственности8). - (Я вынужден прерваться и подчеркнуть, что можно много
говорить о важности всеобщей мысли об ответственности в 20-х-30-х годах, сразу
после окончания "мировой войны" и грядущей неизвестности, о распространении идеи
ответственности, направленно требующей ответа и вызывающей глубокий и сложный
спор с мотивами судьбы, истории или фатальности. Рассуждения Валери, например,
хорошо свидетельствуют об этом). Наконец, ответственность интересует нас и с
точки зрения развития мыслей Сартра (точная цитата, которая может быть полезна
для всех: "Стать ответственным за мир как если бы он был нашим творением"9), а
также мыслей Бланшо, Адорно, Блоха, Левинаса, Джонаса и Деррида.
310 Ж.-Л. Нанси
Идея, соединяющая воедино такое количество достаточно различных имен, двояка: с
одной стороны, здесь преобладает тема бытия или существования, в итоге
определяющихся через ответственность, с другой стороны, идея о том, что
философия или мысль сами по себе являются ответственностью и, более того,
"абсолютной" ответственностью. Слияние этих двух тем, безусловно, привлекает
внимание и развивает наблюдение, начатое Ницше. Ответственность стала сегодня не
только принципиальной и даже онтологической темой, а ей придается основное
значение ( ответственность целой истории, природы и культуры, и даже самого Бога
у Ганса Джонаса). Более того, философия, способная осмыслить эту ответственность
без границ, мыслит саму себя как осуществление архи-ответственности. Иначе
говоря, мысль не дается изначально через чувственные образы или стиль, через
знание или "концепцию мира", а она выставляется вовне и в этот момент меняет
свой тон и характер, принимая вид обязанности и обещания (или "предсказания" в
смысле Блоха). Она утверждает, что в ней содержится и выражается с ее помощью
именно это, и мысль не ограничивается репрезентациями или интерпретациями:
полная ставка в рискованной игре. Выражаясь лингвистическим термином, данная
мысль сама содержит в себе перформатив ответственности, которую она желает
помыслить.
Могут возразить, что у философии всегда имелись какие-то претензии и что можно
"философствовать" и по более ничтожному поводу. Но если философия обращается к
утверждению самой себя и "перформатирует" себя ответственной, причем
ответственной абсолютно, это означает, что она связывает себя со смыслом и,
таким образом, со смыслом привходящим или будущностью этого смысла скореe, чем
описывает и продуцирует смыслы, уже данные. Подобная философия скорее
выставляется вовне, чем предлагает основание своих слов и суждений (их смысл или
истину). Она неотделима от этого выставления, связана с ним неразрывно, созвучна
ему, хотя и рискует своей репутацией.
Это - не просто ответственная мысль, которая определяется через "вот".
Ответственность мысли конституирует одновременно содержание и акт, или, выражая
это слегка игриво словами Гуссерля, - ноэму и ноэзис. Эта мысль может помыслить
лишь ответственное обязательство: мыслить для нее не означает высвобождать
скрытые значения, а означает брать на себя открытие возможного смысла,
непосредственно не данного, а обещанного, гарантированно-
311 В ответе за существование
го как грядущий, такого смысла, в компетенцию которого не входит "уверенность в
завтрашнем дне", а напротив, подверженность риску по причине неизвестности и
непредвиденности грядущего. В конечном итоге непосредственно утверждается этот
риск, где не может быть никаких гарантий, а лишь открытость ему навстречу.
Более того, эта мысль связывается обязательством и становится ответственной ради
самой ответственности или содержания "принципа ответственности". Репродуцируемая
вновь и вновь изнутри себя, ускользающая в бесконечную перспективу, мысль
связывается с обязательством ради значения самого этого связывания, что
подразумевает ответственность и за абсолютное бытие, то есть ответственность за
все и во всем, ответственность без границ , не являющуюся чем-то иным, повторим
еще раз, чем ответственность самого бытия, всего сущего, Бога (Джонас) или
"друг-задруга" (Левинас), бесконечности или абсолюта, вечности истины или ее
сегодняшнего проявления.
Тогда вновь возникает вопрос: ответственность за что? Вопрос поставлен крайне
остро, он преследует и не дает покоя, вновь и вновь заявляя о себе, так как
содержится в недрах самой философии. Можно ли считать эту тему подлинным
свидетельством философии, или же она полностью дисквалифицирует ее как
идеологию, творящую иллюзию, чтобы скрыть существующий провал и разочарование в
действенности? А может быть, стоит прислушаться к тому, что она говорит?
* * *
В чем же заключается абсолютная ответственность, ответственность самой
ответственности или ответственность за ответственность? В чем заключается чистая
ответственность, не ответственная за что-либо определенное, ответственность не
перед кем-то, а перед собой как перед всем иным, перед другим как субъектом
ответственности, которая определяется не иначе, как аналог святости. Так было
сказано еще во времена Канта, в концепции которого эта аналогия исключает всякую
возможность выразимости и определения. Такая ответственность священна, но
святость эта без рая и блаженства, без славы и благодати, без религиозной
добродетели.
Мы опять возвращаемся к мысли, что ответственность - это ничто иное, как
ответственность смысла, и что смысл значим тогда, когда он зиждется на
ответственности. Этим я хочу сказать, что мы абсолютно ответственны за смысл
312 Ж.-Л. Наши
(смысл или истину, в данном случае это одно и то же). Однако смысл не является
тождественным чему-то иному, за что я тоже могу быть ответственным (например, за
управление предприятием или прочность стен, здоровье, счастье или чью-то жизнь),
ибо сам по себе смысл зависим от ответственности смысла. Смысл доступен только
через готовность отвечать за него: любой языковой акт, всякое изменение значений
содержит антиципацию смысла, его обещание или гарантию того, что должно прийти к
другому или к другому во мне, что должно войти в этого другого и стать смыслом
только в нем, через него и для него. Таким образом, я не в состоянии располагать
смыслом, как будто мне он доступен; невозможен гарантированный запас смысла,
трансляцией которого можно довольствоваться, но я обещаю, я заявляю и
предвосхищаю в сообщении смысл, который не есть и никогда не будет "вот" в виде
законченной и представимой вещи, будучи всегда иным смыслом и смыслом
по-другому, присутствуя как смысл на пути к другому даже внутри меня,
эксплицирующий смысл бытия другому, выражаясь через него, рискуя не сотворить
смысла или же исказить его у другого и остаться иным, измененным и чужим,
существуя как смысл бесконечного-бытия-для-другого.
Что касается этой бесконечности, то нет смысла вне ответственности, взятой
безусловно. Абсолютная ответственность пришла к нам вместе с абсолютной
бесконечностью оснований и целей, вместе с моральным законом и звездным небом,
вместе со смертью Бога и рождением мира, иначе говоря, вместе с существованием,
вверенным нашей абсолютной ответственности. Никакие другие ценности, добродетели
или супплементы души, из которых некоторые создают профессиональную болтовню, не
берутся в расчет. В них нет ни малейшего смысла, по крайней мере, нет
преодоления видимых горизонтов.
Смысл бесконечно предвосхищается в другом, иначе говоря, что-то от другого, от
ближнего бесконечно предсуществует во мне, и так у всех, без чего невозможно
сохранить или фиксировать его развитие. Смысл не имеет управления или значения,
но подвержен всевозможным изменениям и играет всеми отражениями знаков. То, что
творит смысл, поистине всегда запредельно ему: будущее, встреча, произведение,
событие, в силу которого будущее становится настоящим, когда встреча состоялась,
произведение реализовалось, событие произошло; их собственный смысл также
запределен. Можно предположить, что так случается, когда есть смысл жизни, когда
он дан, положен
313 В ответе за существование
и доступен (будь то в виде формы жизни ребенка или справедливого общества), но
смысл должен присутствовать в этой запредельности самого себя, по ту сторону
жизни или самой справедливости, когда его еще нет в настоящем. Может быть,
момент смерти позволяет иным способом правильно обнаружить смысл как отсутствие
незыблемости через его возврат к другому. Смысл утверждается только через
экспансивное и самоускользающее движение. Если хотите, он ускользает от
собственного имманентного поражения или трансцендентного избытка.
Итак, структура смысла совпадает со структурой ответственности: он является
обязательством, клятвой. Spondere означает брать на себя обязанности в
ритуальной клятве10. В sponsio одного отвечает ге-sponsio другого. Ответ есть
прежде всего обязанность возврата того, что нам поручено или чем мы обязаны
миру, существованию, другим. Ручательство есть обмен гарантиями без гарантий,
создание смысла одних в со-бытии с другими. Своеобразный ритуал вердикта, без
которого невозможны ни одно слово или взгляд. Когда отвечают "за", отвечают
также и "на" - на призыв, на приглашение, на просьбу или на вызов смысла. А дело
в том, что, когда отвечают "на", отвечают также и "за" - за обещанную гарантию
смысла. Если у меня спросят время, я гарантирую, что назову его правильно. Если
меня спросят о любви или о справедливости, я гарантирую бесконечность без
уверенности в своих словах. То, что обычно называют словом "ответ", является
решением:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
ответственности, неразрывно связанной с самим существованием, которое мыслится
как абсолютное ввиду того, что ни один авторитет или власть, ни один показатель
смысла или бессмыслицы не подвластен судьбе (в более широком смысле, истории,
року, провидению,
307 В ответе за существование
предопределению). Иначе говоря, нет такого приспособления, при помощи которого
можно было бы измерить нашу ответственность, очертить ее границы и определить
объем. И еще: если слово "судьба" должно всегда иметь смысл в том или другом
толковании (в смысле трагедии или прогресса, спасения или катастрофы,
освобождения или блуждания,
____________призвания или пути), то он должен смешаться со смыслом слова
"ответственность". Только безграничная ответственность находится в согласии с
судьбой, бросая вызов всем аспектам самой судьбы.
В конце концов, есть ли вообще смысл у слова "ответственность"? Разумеется,
безграничная ответственность готова разрушить любую реальную ответственность,
перелагая вину с субъекта на субъект и так до бесконечности, примешивая долг в
абсолютные и неуловимые отношения свободы и необходимости. Именно так создается
двойная идеология обобщенной ответственности: с одной стороны, всегда более
обширной ответственности коллективных органов, то есть - организаций,
государств, рынков, сетей, систем, и, с другой стороны, ответственности, больше
касающейся индивида, в силу которой нужно взять на себя заботу за работу и
жизнь, личный досуг, отношения и окружающую среду. Эти системы связаны воедино.
С одной стороны, слышится призыв к неразрывным связям, с другой - к
разветвленной солидарной ответственности предполагаемых субъектов и, наконец,
призыв к ответственности перед абсолютными субъектами разума и права. В конце
концов обе стороны пересекаются и взаимно дополняются, а субъект ответственности
ускользает и остается неуловимым.
Несомненно, что моральной, юридической и политической целью законодательства при
изучении и расследовании инцидентов является определить с осторожностью
("prudence" - в древнем и основном значении этого слова, которое изначально
имело смысл "ответственность") степень возложенной ответственности. Необходима
ответственность сверху донизу, тем более что мера ответственности заранее не
дана и не запрограммирована. Пути prudence немногочисленны и четко не
обозначены, а понятия "разумный" и "приемлемый" выступают здесь весьма
посредственными и слабыми ориентирами. По сути дела, можно сказать, что в мире
всеобщей виновности отношение к закону определено и регламентировано. В мире
ответственности обязательства субъекта предшествуют и выходят за рамки закона.
(В тот и другой мир можно включить греховный христианский мир, в котором больше
осуждается грешник, чем сам проступок.) Исполнение ответственных
308 Ж.-Л. Нанси
обязательств влечет за собой будущую награду и почести, но может и быть
осуждено, если я возьму на себя ответственность за то, за что не имею права
брать на себя ответственность.
Итак, попытаемся вновь постичь и соизмерить различные виды ответственности, а
также ввести понятия ответственных лиц наряду с их обязанностями и
обязательствами, без чего ни один законодатель не сможет определить степень
ответственности a priori, в то время как наше самосознание в данный момент все
же тщетно будет пытаться схватить обескураживающую безграничность
ответственности, способную вызвать скорее страх, нежели беспечную веселость.
"Ответственным" зовется существо, смеющее обещать: об этом заявляет Ницше,
который, разумеется, первый заговорил о всеобщей ответственности человечества,
ответственности без границ за человека и за мир2. Человечество становится здесь
само-обещанием, касается ли это его современной истории или становящегося мира.
Человек не является существом раз и навсегда данным, также как и существом,
предсказанным или положенным кем-то другим или для кого-то другого, а существом,
целиком самообещающим, способным "ручаться за себя как за будущность"3, говорит
Ницше, и слово "себя" смешано здесь с этим обещанием, и тем самым возложена
ответственность, предвиденная с точки зрения вечного закона: в этом - правда,
странная, провоцирующая, резкая, безжалостная, как всякая правда.
* * *
Важно, что Ницше называет "философом" субъекта этой ответственности. Он пишет:
"Философ, как мы понимаем его, мы, свободные умы, - человек, несущий наибольшую
ответственность, ощущающий себя ответственным за тотальную эволюцию
человечества..."4. Эту фразу можно прочитать двояко. Можно усмотреть в ней
"тоталитарный" смысл и допустить, что под словом "философ" подразумевается в
чем-то отличный, индивидуальный или коллективный образ, выражающий представление
людей, по образу и подобию которого нужно создавать человека. Однако нужно
понимать, что, названное или отмеченное здесь словом "философ", не является
формой и не смахивает на фантазм, а определимо лишь при помощи понятия
безграничной ответственности, каковой является ответственность человека, чей
образ не представляет собой нечто раз и навсегда данное, человека как "не
установившийся животный тип",
309 В ответе за существование
- как дальше пишет Ницше5. "Философия" в этом смысле не означает знания или
веры, а означает ответственность за все, что не является знанием или
откровением, за все, над чем не властна ни индивидуальная судьба, ни, в конце
концов, даже понятие или значение.
Эти высказывания Ницше подчеркивают то, что может быть выделено в виде одной из
наиболее мощных традиций современной философии, иначе говоря, ее традиции par
excellence или первейшей добродетели, традиции, которая помещает на предел или
вершину мысли акт обязательства по отношению к безусловному требованию,
содержащему свою причину в себе самом, мысли, субъектом и объектом которой
является человек.
Поистине таким выступает смысл кантовской свободы, и вместе с ней
ответственности, субъект которой - "интеллигибельная личность" - существует сам
по себе как "священное существо" и "рассматривает всяческий долг как
божественное повеление"6. Долг рассматривать человека как цель, как конечное
существо относится к вечному закону: человека нельзя определить при помощи
чего-то другого, какой-то заданной рациональности или какой-то иной природы.
Кантовский человек, потомками которого все мы являемся, - это человек,
ответственный в своем бытии за себя самого как бесконечную цель.
Можно было бы рассмотреть более подробно, как эта мысль разворачивается и
видоизменяется у Гегеля (у которого Разум не является ничем раз и навсегда
данным и характеризуется как претенциозный и предпочитающий самого себя),
Шопенгауэра, Кьеркегора, Маркса и Гуссерля (оценивающего философию как
"абсолютную ответственность"7), Бруно Бауха или Николая Гартмана, Хайдеггера
(онтологическое бытие-в-долге которого основывается на онтической модели
ответственности8). - (Я вынужден прерваться и подчеркнуть, что можно много
говорить о важности всеобщей мысли об ответственности в 20-х-30-х годах, сразу
после окончания "мировой войны" и грядущей неизвестности, о распространении идеи
ответственности, направленно требующей ответа и вызывающей глубокий и сложный
спор с мотивами судьбы, истории или фатальности. Рассуждения Валери, например,
хорошо свидетельствуют об этом). Наконец, ответственность интересует нас и с
точки зрения развития мыслей Сартра (точная цитата, которая может быть полезна
для всех: "Стать ответственным за мир как если бы он был нашим творением"9), а
также мыслей Бланшо, Адорно, Блоха, Левинаса, Джонаса и Деррида.
310 Ж.-Л. Нанси
Идея, соединяющая воедино такое количество достаточно различных имен, двояка: с
одной стороны, здесь преобладает тема бытия или существования, в итоге
определяющихся через ответственность, с другой стороны, идея о том, что
философия или мысль сами по себе являются ответственностью и, более того,
"абсолютной" ответственностью. Слияние этих двух тем, безусловно, привлекает
внимание и развивает наблюдение, начатое Ницше. Ответственность стала сегодня не
только принципиальной и даже онтологической темой, а ей придается основное
значение ( ответственность целой истории, природы и культуры, и даже самого Бога
у Ганса Джонаса). Более того, философия, способная осмыслить эту ответственность
без границ, мыслит саму себя как осуществление архи-ответственности. Иначе
говоря, мысль не дается изначально через чувственные образы или стиль, через
знание или "концепцию мира", а она выставляется вовне и в этот момент меняет
свой тон и характер, принимая вид обязанности и обещания (или "предсказания" в
смысле Блоха). Она утверждает, что в ней содержится и выражается с ее помощью
именно это, и мысль не ограничивается репрезентациями или интерпретациями:
полная ставка в рискованной игре. Выражаясь лингвистическим термином, данная
мысль сама содержит в себе перформатив ответственности, которую она желает
помыслить.
Могут возразить, что у философии всегда имелись какие-то претензии и что можно
"философствовать" и по более ничтожному поводу. Но если философия обращается к
утверждению самой себя и "перформатирует" себя ответственной, причем
ответственной абсолютно, это означает, что она связывает себя со смыслом и,
таким образом, со смыслом привходящим или будущностью этого смысла скореe, чем
описывает и продуцирует смыслы, уже данные. Подобная философия скорее
выставляется вовне, чем предлагает основание своих слов и суждений (их смысл или
истину). Она неотделима от этого выставления, связана с ним неразрывно, созвучна
ему, хотя и рискует своей репутацией.
Это - не просто ответственная мысль, которая определяется через "вот".
Ответственность мысли конституирует одновременно содержание и акт, или, выражая
это слегка игриво словами Гуссерля, - ноэму и ноэзис. Эта мысль может помыслить
лишь ответственное обязательство: мыслить для нее не означает высвобождать
скрытые значения, а означает брать на себя открытие возможного смысла,
непосредственно не данного, а обещанного, гарантированно-
311 В ответе за существование
го как грядущий, такого смысла, в компетенцию которого не входит "уверенность в
завтрашнем дне", а напротив, подверженность риску по причине неизвестности и
непредвиденности грядущего. В конечном итоге непосредственно утверждается этот
риск, где не может быть никаких гарантий, а лишь открытость ему навстречу.
Более того, эта мысль связывается обязательством и становится ответственной ради
самой ответственности или содержания "принципа ответственности". Репродуцируемая
вновь и вновь изнутри себя, ускользающая в бесконечную перспективу, мысль
связывается с обязательством ради значения самого этого связывания, что
подразумевает ответственность и за абсолютное бытие, то есть ответственность за
все и во всем, ответственность без границ , не являющуюся чем-то иным, повторим
еще раз, чем ответственность самого бытия, всего сущего, Бога (Джонас) или
"друг-задруга" (Левинас), бесконечности или абсолюта, вечности истины или ее
сегодняшнего проявления.
Тогда вновь возникает вопрос: ответственность за что? Вопрос поставлен крайне
остро, он преследует и не дает покоя, вновь и вновь заявляя о себе, так как
содержится в недрах самой философии. Можно ли считать эту тему подлинным
свидетельством философии, или же она полностью дисквалифицирует ее как
идеологию, творящую иллюзию, чтобы скрыть существующий провал и разочарование в
действенности? А может быть, стоит прислушаться к тому, что она говорит?
* * *
В чем же заключается абсолютная ответственность, ответственность самой
ответственности или ответственность за ответственность? В чем заключается чистая
ответственность, не ответственная за что-либо определенное, ответственность не
перед кем-то, а перед собой как перед всем иным, перед другим как субъектом
ответственности, которая определяется не иначе, как аналог святости. Так было
сказано еще во времена Канта, в концепции которого эта аналогия исключает всякую
возможность выразимости и определения. Такая ответственность священна, но
святость эта без рая и блаженства, без славы и благодати, без религиозной
добродетели.
Мы опять возвращаемся к мысли, что ответственность - это ничто иное, как
ответственность смысла, и что смысл значим тогда, когда он зиждется на
ответственности. Этим я хочу сказать, что мы абсолютно ответственны за смысл
312 Ж.-Л. Наши
(смысл или истину, в данном случае это одно и то же). Однако смысл не является
тождественным чему-то иному, за что я тоже могу быть ответственным (например, за
управление предприятием или прочность стен, здоровье, счастье или чью-то жизнь),
ибо сам по себе смысл зависим от ответственности смысла. Смысл доступен только
через готовность отвечать за него: любой языковой акт, всякое изменение значений
содержит антиципацию смысла, его обещание или гарантию того, что должно прийти к
другому или к другому во мне, что должно войти в этого другого и стать смыслом
только в нем, через него и для него. Таким образом, я не в состоянии располагать
смыслом, как будто мне он доступен; невозможен гарантированный запас смысла,
трансляцией которого можно довольствоваться, но я обещаю, я заявляю и
предвосхищаю в сообщении смысл, который не есть и никогда не будет "вот" в виде
законченной и представимой вещи, будучи всегда иным смыслом и смыслом
по-другому, присутствуя как смысл на пути к другому даже внутри меня,
эксплицирующий смысл бытия другому, выражаясь через него, рискуя не сотворить
смысла или же исказить его у другого и остаться иным, измененным и чужим,
существуя как смысл бесконечного-бытия-для-другого.
Что касается этой бесконечности, то нет смысла вне ответственности, взятой
безусловно. Абсолютная ответственность пришла к нам вместе с абсолютной
бесконечностью оснований и целей, вместе с моральным законом и звездным небом,
вместе со смертью Бога и рождением мира, иначе говоря, вместе с существованием,
вверенным нашей абсолютной ответственности. Никакие другие ценности, добродетели
или супплементы души, из которых некоторые создают профессиональную болтовню, не
берутся в расчет. В них нет ни малейшего смысла, по крайней мере, нет
преодоления видимых горизонтов.
Смысл бесконечно предвосхищается в другом, иначе говоря, что-то от другого, от
ближнего бесконечно предсуществует во мне, и так у всех, без чего невозможно
сохранить или фиксировать его развитие. Смысл не имеет управления или значения,
но подвержен всевозможным изменениям и играет всеми отражениями знаков. То, что
творит смысл, поистине всегда запредельно ему: будущее, встреча, произведение,
событие, в силу которого будущее становится настоящим, когда встреча состоялась,
произведение реализовалось, событие произошло; их собственный смысл также
запределен. Можно предположить, что так случается, когда есть смысл жизни, когда
он дан, положен
313 В ответе за существование
и доступен (будь то в виде формы жизни ребенка или справедливого общества), но
смысл должен присутствовать в этой запредельности самого себя, по ту сторону
жизни или самой справедливости, когда его еще нет в настоящем. Может быть,
момент смерти позволяет иным способом правильно обнаружить смысл как отсутствие
незыблемости через его возврат к другому. Смысл утверждается только через
экспансивное и самоускользающее движение. Если хотите, он ускользает от
собственного имманентного поражения или трансцендентного избытка.
Итак, структура смысла совпадает со структурой ответственности: он является
обязательством, клятвой. Spondere означает брать на себя обязанности в
ритуальной клятве10. В sponsio одного отвечает ге-sponsio другого. Ответ есть
прежде всего обязанность возврата того, что нам поручено или чем мы обязаны
миру, существованию, другим. Ручательство есть обмен гарантиями без гарантий,
создание смысла одних в со-бытии с другими. Своеобразный ритуал вердикта, без
которого невозможны ни одно слово или взгляд. Когда отвечают "за", отвечают
также и "на" - на призыв, на приглашение, на просьбу или на вызов смысла. А дело
в том, что, когда отвечают "на", отвечают также и "за" - за обещанную гарантию
смысла. Если у меня спросят время, я гарантирую, что назову его правильно. Если
меня спросят о любви или о справедливости, я гарантирую бесконечность без
уверенности в своих словах. То, что обычно называют словом "ответ", является
решением:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45