А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Однако подчиненные тенденции также представлены в идеальном образе, и в
результате мы зачастую оказываемся "под перекрестным огнем враждующих
Надо". Мы пытаемся подчиняться противоречивым внутренним приказам и
обречены ненавидеть себя за все, что бы мы ни делали, и даже в том случае, если,
парализованные этими конфликтами, мы не делаем ничего. "Как Надо" жить
невозможно не только потому, что Надо дергают в разные стороны, но и потому,
что они нереалистичны: нам Надо любить всех. Надо никогда не ошибаться. Надо
всегда выходить победителем, Надо никогда ни в ком не нуждаться... С Надо
связаны многие вынесения вовне. Мы ощущаем наше Надо как "они Должны" (как
ожидание, направленное на других), нашу ненависть к себе как их отвержение,
наше "самоедство" как их несправедливое осуждение. Мы ждем, что другие будут
жить по нашим "как Надо" и выливаем на них нашу ярость за собственную
неудачную попытку так жить. Надо, выработанное для защиты от отвращения к
себе, только усиливает болезнь, которую призвано было исцелить. "Угроза
наказания ненавистью к себе" превращается "в режим террора".
Надо - основа для сделки с судьбой. Неважно, какое было принято
решение: сделка состоит в том, что наши требования будут выполнены, если жить
"как Надо". Подчиняясь внутренним правилам, мы устанавливаем контроль над
внешней реальностью. Мы, конечно, видим наши требования не
-20-
Предисловие к русскому изданию
как нечто непомерное, а только как то, чего мы вправе ожидать, принимая во
внимание наше величие, и считаем, что жизнь несправедлива, когда наши ожидания
не сбываются. Наше чувство справедливости определено нашим главным решением
и связанной с ним сделкой.
Ненависть к себе - конечный продукт внутрипсихических стратегий защиты,
каждая из которых имеет тенденцию увеличивать наше ощущение неудачи и
собственной никчемности. Ненависть к себе - по сути ярость, которую идеальное
Собственное Я испытывает к актуальному Собственному Я за то, что оно не такое
"как Надо". Ненависть к себе в основном бессознательна, так как она слишком
болезненна, чтобы встретиться с ней открыто. Основная защита против нее -
вынесение вовне, которое может быть активным или пассивным. Активное - "это
попытка перенаправить ненависть изнутри наружу: против жизни, судьбы,
институтов или людей". При пассивном "ненависть остается направленной
вовнутрь, но воспринимается или переживается как идущая извне". Когда
ненависть к себе сознательна, в ней часто есть примесь гордости, которая служит
поддержкой самопрославления: "Даже осуждение несовершенств подтверждает
божественные нормы, с которыми личность отождествляет себя". Хорни рассмат-
ривает ненависть к себе как "величайшую трагедию человеческого сознания. В
своем стремлении к Бесконечному и Абсолютному человек начинает разрушать
себя. Заключая сделку с Сатаной, обещающим ему славу, он вынужден отправиться
в ад - в ад внутри самого себя".
IV. Применимость теории Хорни
Из-за названия ее первой книги теорию Хорни часто считают описанием
невротической личности ее времени, то есть жителя Нью-Йорка тридцатых-
сороковых годов, представителя верхушки среднего класса. Этот взгляд про-
истекает, мне кажется, из усиленного внимания к ее ранним работам, где основное
внимание уделено культуре, и из недостатка внимания к ее зрелой теории,
приложимой ко многим обществам, как современным, так и принадлежащим
истории. Защиты, описанные Хорни, принимают различную форму в различных
обществах, и различные общества благоприятствуют различным стратегиям защиты
и способствуют различным паттернам внутреннего конфликта; но движение к
людям, против людей или от людей - это, видимо, часть природы человека, а не
продукт культуры. На самом деле, би-хевиорист признал бы их за усложненную,
человеческую версию основных механизмов защиты животного: подчинение,
борьба и бегство. Источник этих защитных механизмов - инстинкт, и это, наверное,
одна из причин, по которым теория Хорни может применяться к самым различным
культурам.
Я пришел к осознанию ее широкой применимости через работу преподавателя
и литературного критика. У меня были студенты из многих стран, принадлежавшие
к самым разным слоям общества, которые заявляли о том, что теория Хорни
подходит к ним самим, к их народу, культуре и литературе. Я сам использовал ее в
своей работе - для анализа авторов и их
-21 -
Кирен Хорни. Невроз и личностный рост
произведений, относящихся не только к любому периоду Британской и Аме-
риканской литературы (включая Чосера, Шекспира, Мильтона и многих
новеллистов), но и принадлежащих к русской, французской, немецкой, испанской,
норвежской и шведской литературе разных веков, а также к древнегреческой и
древнеримской. Насколько я знаю, теория Хорни использовалась, кроме того, при
изучении китайской, японской, индийской литературы.
То, что теория Хорни оказывается полезной для биографов, тоже говорит о ее
глубине и силе. Существуют хорнианские работы о Роберте Фросте, Чарльзе
Эвансе Хьюджесе, о семье Кеннеди, о Сталине, Вудро Вильсоне, Джимми Картере,
Феликсе Франкфуртере, Линдоне Джонсоне; да и ряд других видных общественных
деятелей и писателей можно во многом понять в свете этого подхода. Хорошим
примером может служить работа Роберта Такера о Сталине.
Такер работал в американском посольстве в Москве в 1950 году, когда был
опубликован "Невроз и личностный рост". Прочтя книгу, он "был поражен
внезапной мыслью": "Что если идеальный образ Сталина, изображаемый день за
днем в советской печати, находящейся под контролем партии, и есть идеальный
образ в смысле Хорни?" Если так, "культ Сталина должен отражать его собственное
чудовищно раздутое представление о себе как о гении всех времен и народов". Этот
кремлевский затворник, "на публике столь сдержанно умалчивающий о себе, просто
должен выплескивать свои тайные мысли о своей особе в миллионах газет и
журналов, расходящихся по России". Можно провести психоанализ Сталина, "всего
лишь почитав "Правду"!"
Такер убежден, что такие книги о тоталитаризме, как книги Ханны Арендт,
"страдают серьезным недостатком - в картине нет ни диктатора, ни его
психодинамики". Диктатор способен "сделать политическими институтами
внутренние защиты своего идеального Собственного Я, вечно подвергающегося
угрозам", и "мобилизовать аппарат репрессий для мести не только людям, в
которых он увидел врагов, но и для мести целым "вражеским" социальным слоям".
Катастрофа "была, видимо, гитлеровским отыг-рыванием мстительной
враждебности, проистекающей из невротической ненависти к себе,
спроецированной на евреев как на группу".
Предположения Такера о роли личности Сталина в советской политике
подтвердились после смерти Сталина. Такер считал, что самоидеализация Сталина
распространилась на советский народ в целом, а потому он отказывал в выездных
визах женам иностранцев, поскольку их желание уехать было "оскорблением"
стране и ему лично. Он предсказал поэтому, что ею русской жене позволят уехать
после смерти Сталина. Это и другие предсказания, основанные на его работе,
оказались правильными. После смерти Сталина атмосфера террора рассеялась,
прекратились ужасные чистки, холодная война пошла на убыль, и культ личности
закончился.
Несмотря на точность предсказаний Такера, историки все еще сопротив-
ляются идее, что при жизни Сталина столь глубокие изменения наступили
"вследствие действия психологического фактора". Однако интерпретацию
Предисловие к русскому изданию
личности Сталина и ее политического значения, которую дал Такер, подтвердил
секретный доклад Хрущева "О культе личности и его последствиях".
"Хрущев изобразил Сталина как человека с колоссальными претензиями и с
глубокой неуверенностью, которая заставляла его жаждать постоянных
подтверждений своего воображаемого величия. Картина, им нарисованная,
совершенно в духе Хорни: перед нами портрет личности высокомерно-мсти-
тельного типа прямо из "Невроза и личностного роста". Идеализирующий себя,
ненасытно жаждущий того прославления, которое обеспечивал ему культ, Сталин
легко впадал в мстительную враждебность к тому, что казалось ему малейшим
отклонением от его воспаленного представления о себе как о гениальном Вожде и
Учителе. Его агрессия, типичным выражением которой служили чистки ... была
обратной стороной его самопрославления".
Получив подтверждение своей гипотезы, Такер продолжил свою работу, два
тома которой были опубликованы: "Сталин-революционер" (1973) и "Власть
Сталина" (1990). Его истолкования крайне деструктивного поведения этой сложной
и противоречивой личности имели большой успех.
Многие авторы применяли теорию Хорни для анализа американской культуры.
Дэвид М.Поттер в 1954 году опубликовал книгу "Люди изобилия:
экономический избыток и американский характер". В книге чувствуется сильное
влияние Хорни - проведенного ею анализа черт характера, внутренних
конфликтов и порочных кругов, создаваемых соревновательностью американской
культуры. Он связывает их с воздействием изобилия, с озабоченностью наблюдая,
что возрастающий избыток "означает увеличение вознаграждения в конкурентной
борьбе", а увеличение награды означает увеличение премии за умение
конкурировать. Это приносит с собой повышенную агрессивность, которая создает
внутренние конфликты и не приносит положительного результата. Мы обмениваем
безопасность на возможность высокой награды и затем чувствуем тревогу, которой
сопровождается недостаточная безопасность. Нас влечет участие в соревновании
ценой невроза, "потому что само общество рассматривает награду как нечто
неотразимое и неизбежно заставляющее каждого кинуться за нею".
В работе "Нищета богатства: психологический портрет американского образа
жизни" (1989) Пол Уачтел также отмечает, что "есть нечто судорожное,
иррациональное и самоуничтожающееся" в американской погоне за все
возрастающим благополучием. Не утверждая, что все население невротически
агрессивно, Уачтел считает, что Хорни, описав тенденцию идти против людей,
"ухватила нечто важное в явных паттернах поведения, самое характерное" для
общественной жизни Америки и работы ее экономической системы: "мы гордимся,
что мы большая, сильная и преуспевающая нация, и в наших героях ценим то же
самое". Американцы поддерживают соревнование, а не взаимную поддержку, и
"стремятся побеждать и покорять" природу и окружающих. Страна боится, что ее
примут "за "колосса на глиняных ногах" и должна совершать безрассудные акты
агрессии, чтобы отогнать этот страшный образ". Оказавшись в порочном круге,
американцы в тревоге полагаются "на производство и накопление товара" для
ощущения
-23-
Карен Хорни. Невроз и личностный рост
безопасности и продолжают эту стратегию, несмотря на то, что она усиливает их
ощущение беззащитности.
Поттер опирался на "Невротическую личность нашего времени", а Уач-тел -
на "Наши внутренние конфликты". В статье "Психологический критический разбор
американской культуры", опубликованной в "Американском психоаналитическом
журнале" (1982), Джеймс Хафман использует зрелую теорию Хорни. Но если
Поттер основное место уделяет изобилию, Хафман пишет, что на поведение
американца более всего влияют ощущение угрозы и ощущение неполноценности. В
ранний период американской нации установившиеся европейские государства
рассматривали ее как социально и культурно неполноценную, а в период экспансии
жизнь на границе продвижения поселенцев была опасной. В городах жизнь шла по
законам Дарвина, и иммигранты, обычно бедные и гонимые на родине, вновь
подвергались дискриминации, и, кроме того, новые сограждане воспринимали их
как угрозу.
Под таким давлением вырабатывались компенсаторные защитные механизмы,
и в результате большая часть американской истории - это погоня за славой, что
нашло отражение "в идеальном образе американца. Американцы поверили, что
США предстоит стать величайшей страной мира, а затем - что это уже
величайшая страна, и так должно быть и впредь". По-своему каждая эпоха
"перестраивала и украшала миф об американском превосходстве". Из-за
преувеличенного мнения о собственной важности американцы "выставляли
преувеличенные требования к другим нациям: чтобы те всегда считались с их
желаниями, советовались с ними, прежде чем принять какое-то решение, и
относились к ним как к судьям и миротворцам всей планеты". (1982). Так же, как
Поттер и Уатчел, Хафман говорит об "агрессивной борьбе", характеризующей
американскую экономику "в гораздо большей мере, чем сотрудничество".
Американцы хотят, чтобы их лидеры были воинственны, и прославляют тех, кто в
борьбе проложил себе путь наверх. Но, конечно же, в американской культуре
присутствуют и тенденции, входящие в конфликт с агрессивными.
Существуют также хорнианские аналитические исследования елизаветинской
и викторианской культур. Я считаю, что хорнианский подход будет плодотворен
при исследовании практически любого общества.
Хорни называет невроз "личной религией". Она мало говорила о тради-
ционных религиях, но ее теория может быть использована для их анализа, так как
большинство из них включает погоню за славой и сопутствующие ей Надо,
требования, гордыню и ненависть к себе. Они предлагают сделку с судьбой, при
которой обещано вознаграждение за определенную веру, действия, жесты,
ритуалы и черты характера. Большая часть Старого Завета прославляет сделку с
судьбой "поклонника совершенства", при которой человек вовлекается в
исполнение набора выработанных ритуалов и приказаний под ливнем угроз и
обещаний. В Новом Завете главная сделка иная. Не покорность закону, но
установка на смирение - прощение, веру и уступки - принесет награду.
Большинство религий принуждают своих последователей жить в соответствии с
идеальным образом, который меняется от
-24-
Предисловие к русскому изданию
теологии к теологии, обещая им славу, если они в этом преуспеют, и наказание, в
противном случае. Иногда религия включает и защиту от неудачи, признаваемой
неизбежной.
Анализ религии по Хорни облегчает наше понимание психологических
потребностей и защит, находящих выражение в различных доктринах и ритуалах, и
делает их для нас более осмысленными. Он помогает нам ухватить суть: что религия
дает человеку, и какую муку он испытывает, когда его вере угрожают. Лишенные с
крушением религии общей системы иллюзий, многие наши современники
вынуждены изобретать личное невротическое решение, для которого существует
слишком мало условленных оправданий и подтверждений. Хотя большинство
религий основано на магической сделке, между ними существует серьезное
различие, о котором необходимо помнить: некоторые религии поощряют, а
некоторые запрещают эмоциональное благополучие. Бог может быть
воображаемым добрым родителем, любящим и заботливым, а может быть и
невротическим родителем, требующим, чтобы мы пожертвовали своим реальным
Собственным Я ради его славы.
Философские системы также могут быть достойными объектами психо-
логического анализа, поскольку и они служат выражением желаний человека и его
защит. Такие философы, как Артур Шопенгауэр, Серен Кьеркегор и Фридрих
Ницше, весьма привлекательны для изучения в хорнианском духе. Главная
стратегия Шопенгауэра, видимо, уход, у Кьеркегора - смирение, у Ницше -
агрессия; и в каждом случае интересно посмотреть, какой искусной разработке
подвергается защита в руках гения. Понимание психологической ориентации какой-
либо философской системы может помочь нам увидеть не только то, из чего она
возникла, но и природу ее влияния и цели, к которым она зовет. Иногда это
объясняет ее непоследовательность, являющуюся выражением внутренних
конфликтов философа.
В моих кратких заметках я мог лишь указать на размах и силу мыслей Карен
Хорни. Ее зрелая теория, и в особенности "Невроз и личностный рост",-
заметный вклад не только в теорию личности и психоаналитическую практику , но
и в культурологию, литературоведение и жанр биографии. Она использовалась
Марикой Весткотт при исследованиях в области полоролевой идентификации:
"Феминистское наследие Карен Хорни" (1986); "Относительность женственности и
идеальное Собственное Я" ("Американский психоаналитический журнал, 1989).
Возможности ее теории, как в этих областях, так и в областях политической
психологии, религии и философии, только еще начинают изучаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9