Птица по-прежнему не обращала внимания на голубиную свалку, а стояла, приподнявшись на своих тонких лапках, вытягивала головку с хохолком на зобастой шее и заглядывала мне издали в глаза.
– Поверьте!
– Тогда скажите, какая ваша истинная цель!
– Это не так просто объяснить! – продолжал оправдываться Hiprotomus. – Но вам ничего не угрожает!..
– Либо вы говорите о своей истинной цели, либо…
– Либо что? – спросил жук, и я почувствовал, что настроение его изменилось. В голосе или имитации такового послышались стальные нотки. – Вы хотите предъявить мне ультиматум? Или припугнуть меня? Ну что ж, пробуйте!
А что, собственно, я могу ему сделать? – задумался я. – Какой ультиматум выдвинуть?.. Ни вырезать это гадкое насекомое из-под кожи, ни что-либо другое сделать с ним я не могу. Врач предупреждал, что любые радикальные средства приведут мой организм к серьезным последствиям. Полному параличу или слепоте с глухотой. Остается лишь махать рукой, доставляя жуку мелкий дискомфорт. Да и рука может в конце концов оторваться!..
Внезапно жук пронзил мою кожу своей иглой, и я вскрикнул на весь сквер отчаянно, распугивая насытившихся голубей. Лишь маленькая цветная птичка не испугалась, а раскрыла свой клюв, показывая тонкий загнутый язычок.
– Это чтобы вы понимали, что я могу делать в ответ, когда вы машете рукой! – пояснил Hiprotomus. – И спешу вас предупредить – в моем арсенале возмездия достанет еще средств причинить вам массу неприятных ощущений! Поверьте мне на слово!..
– Какого хрена! – заговорил я вполголоса. – Какого хрена вы вторгаетесь в мою жизнь! По какому праву пользуетесь моим телом, да еще при этом угрожаете мне, доставляя физические мучения, таракан вы этакий!
Игла вновь пронзила мою кожу, и дернулось мучительной болью все тело.
– Это вам за таракана! – объяснил жук и ткнул шипом еще раз. – А это на будущее!
То, что произошло дальше, я назвал охотой за саранчой. Когда первая болевая волна откатилась, я увидел, как маленькая цветная птичка щелкнула клювом, пряча язычок, затем распрямила острые крылья, оттолкнулась своими тонкими ножками от земли, взлетела мгновенно до верхушки дуба и упала с высоты камнем на меня. Она зацепилась за мою правую руку и с неистовым отчаянием принялась расклевывать рукав куртки, вонзая в болонью острую стрелу своего клюва.
– Уберите ее! – завизжал жук. – Сверните ей немедленно шею!
От наблюдаемой картины я на мгновение оцепенел, затем, видя, как гибнет куртка, махнул в гневе на птицу левой рукой, отгоняя ее от себя, но маленькая негодница, отлетев на несколько метров, развернулась и, опять набрав высоту, отчаянно ринулась в атаку.
– Раздавите ее! – вопил в испуге Hiprotomus. – Иначе вас парализует так, что вы даже моргать не сможете!
– Кыш! Кыш! – шипел я, пытаясь поймать птицу в ладонь.
Один раз ей все-таки удалось проткнуть своим клювом куртку и пиджачную материю под ней. Я почувствовал, как чиркнул клюв, оставляя на коже царапину, впрочем неглубокую.
– Она клюнула меня! – изумился жук. – Она клюнула меня!
В конце концов я изловчился и, достав птицу краешками пальцев, отбросил шлепком ее крошечное тельце на несколько шагов в сторону. Птичка отлетела к кустам, захлопала по земле крылышками, закрутилась вокруг себя, как будто пыталась избавиться от чего-то ей мешающего.
Не убил ли я ее ненароком?
Я вовсе не хотел этого делать, а потому смотрел на дергающуюся в грязи птичку с сожалением и очень хотел, чтобы она пришла в себя и улетела восвояси.
– Ишь ты, дрянь какая! – не успокаивался жук. – Мне кажется, что она достала до моего тела.
– А ведь она выклевать вас хотела! – сказал я с неким удовлетворением.
– А что вы радуетесь? Не вижу повода для злорадства!.. Если бы она меня… э-э-э… съела, то ваше и без того немощное тело сейчас бы слепло и глохло в инвалидной коляске!
С этим я не мог не согласиться, а потому молча наблюдал за тем, как птичка все-таки поднялась на свои ножки, покачалась из стороны в сторону на тонких, а затем оттолкнулась от земли и, виляя, на низкой высоте полетела в свою сторону.
– Поеду домой, – решил я.
– Правильно, – согласился Hiprotomus, и мы покатились к шоссе, чтобы остановить такси.
Возле дома я купил питу с кусочками говядины, полил ее майонезным соусом и без особого аппетита принялся есть.
– Что-нибудь вегетарианское было бы полезнее для вас! – прокомментировал жук. – Салатик какой-нибудь овощной или винегрет!..
– Не ваше дело! – огрызнулся я.
Жук вздохнул.
– И чего вы все время такой грубый?!. – с сожалением то ли спросил, то ли констатировал он.
– Скажите, это ваших рук дело, – я опять на мгновение запнулся, – или лап, в общем, как угодно. Это вам я обязан галлюцинацией несколько дней назад?
– Какой именно?
– Погибший под колесами пролетки мальчишка.
– Ах, мальчишка! – вспомнил Hiprotomus. – Мальчишка с вашей физиономией!
И тут я понял, что показалось мне тогда знакомым в погибшем подростке. Он был очень похож на меня в детстве.
– Моя работа! – признался жук. – Вам было тогда скучно, и хотелось развлечь вас каким-нибудь пустячком!
– А почему подросток был с моей физиономией?
– Да за-ради баловства одного!.. К тому же в какой-нибудь из параллельных жизней с вами вполне могло произойти нечто похожее!..
Питу я запил стаканом минеральной воды и, взяв с прилавка зубочистку, принялся за гигиеническую процедуру.
– Все-таки переходите на овощи, – увещевал Hiprotomus. – Всякая капустка, помидорчики с огурчиками позволяют быть менее восприимчивым к галлюцинациям!
Придя домой, я снял с себя куртку, пиджак, закатал рукав свитера и рассмотрел руку. Через шишку, как раз через ее середину, шла бордовая царапина, проделанная клювом маленькой птички. Царапина была не глубокая, но я для профилактики решил смазать ее перекисью водорода. Жидкость зашипела, испаряя следы крови, а я поспешно принялся дуть на руку, в которой теперь жил Hiprotomus Viktotolamus, мой новый сосед.
Улегшись на кровать, я включил телевизор и, пощелкав программами, оставил канал для Путешественников.
– Господин Hiprotomus, – спросил я, – вам нравится смотреть телевизор?
Жук не отвечал.
– Вы любите спорт или художественное кино?
Жук по-прежнему молчал.
Заснул, что ли? – подумал я. – Умаялся, бедный, сегодняшним днем и теперь почивает в моей жировой прослойке! Ну да и Бог с ним!..
Канал для Путешественников показывал восхождение группы итальянских альпинистов на Джомолунгму. Вся трудность восхождения состояла в том, что скалолазы штурмовали вершину с западной стороны горы в условиях плохой видимости, обусловленной весенним временем года… Камера оператора запечатлела гибель одного из участников экспедиции. Маленький итальянец по прозвищу Ящерица – синоптик в огромных солнцезащитных очках, поскользнулся на склоне в сорок пять градусов и, упав, покатился под гору. Все бы кончилось хорошо, если бы Ящерица при падении не выпустил из рук горный молоток, которым он мог зацепиться за снег и замедлить свое скольжение. Так или иначе, маленький итальянец пытался цепляться за снег руками, но, обветренный, тот был тверд, как лед, и Ящерица, то переворачиваясь на живот, то на спину, катился под откос все скорее, как чемпион-саночник. Финальной точкой его жизни стал взлет над пропастью. Джомолунгма трамплином выстрелила итальянца в небо, и целых тридцать шесть секунд он парил в пространстве, сопровождаемый собственным криком, пока наконец не рухнул на острые скалы, похожие на гигантские зубы аллигатора.
Как истинный профессионал, оператор экспедиции снял эту сцену до конца, а также запечатлел скорбные лица коллег-альпинистов.
Утомленный сегодняшним днем, я заснул под телевизор, и снился мне мой товарищ Бычков. Оказывается, это он был тем итальянским альпинистом, разбившимся о скалы.
Но ведь Бычков-русский! – удивлялся я сквозь сон. – И ростом он выше, нежели скалолаз!.. Вероятно, я сплю и мне все это снится.
– Просыпайтесь! – услышал я команду. – Просыпайтесь!
Я открыл глаза и оглядел комнату, решив со сна отыскать в ней Бычкова. Но в комнате, конечно же, никого не было, лишь по-прежнему работал телевизор, рассказывая зрителям про жизнь тропического леса.
– Проснулись? – спросил жук.
Я покашлял.
– Часа два проспали… Сейчас уже такое время, что если спать дальше – рискуете не заснуть ночью!
На экране телевизора, во всю его ширь, простирался влажный зеленый лист какого-то тропического дерева. На самой его середине, слегка пошевеливая длинными усиками, сидело насекомое с красными крылышками.
– Сделайте погромче! – попросил жук.
Я увеличил в телевизоре звук, и из его динамиков послышались скрипы и клекотания, издаваемые тропическим насекомым. Краснокрылый жучок сучил задними лапками, подергивал остроконечным брюшком, как будто тужился.
– Интересно? – спросил я.
– Интересно, – ответил Hiprotomus. – He мешайте!
– Теп-теп-теп! – издавало краснокрылое насекомое. – Теп-теп…
– Слышите? – шепотом спросил жук, как будто боялся спугнуть с экрана картинку. – Вы слышите?
– Слышу, – ответил я.
– Это он самочку приманивает! Видите, как тельце его вибрирует!..
– Брачный период? – поинтересовался я.
– Ага, – подтвердил жук. – Если ему повезет, то появится самочка!..
– Повезет.
– Почему вы так думаете? – продолжал шептать Hiprotomus, и я вдруг почувствовал, как по моему животу разлилась какая-то теплая, приятная волна.
– Потому что эта передача… – ответил я, – про жизнь насекомых, и если в ней показывают брачный период, то самка обязательно появится!
– Логично-логично!.. – занервничал жук и пошевелился под кожей.
– Можно сидеть спокойно? – попросил я, и как раз в этот момент на влажный зеленый лист впрыгнул еще один краснокрылый жучок, застыв на его краешке.
– Вот она! – в восторге шепнул Hiprotomus. – Он сумел ее приманить!
Дальше все происходило, как положено происходить в обычном фильме про жизнь насекомых. Самец раскрыл крылышки, показывая самочке прозрачные подкрылки, приподнял задние лапки и засучил ими по брюшку, подзывая клекотанием свою избранницу.
– Теп-теп-теп!
Самочка очень медленно, пятясь, придвинулась к самцу и зашевелила краешком брюшка, выказывая свое согласие на соитие.
В этот момент произошло то, что вызвало у меня по крайней мере сильнейшее удивление!
Я думаю, милая Анна, что могу вам об этом рассказать, так как уверен, что этот факт не вызовет у вас внутреннего протеста, а наоборот, вы поймете меня, как человек, страдающий тем же недугом, а стало быть, переживающий такие же его последствия.
Так вот, по мере того как на экране происходили события из интимной жизни насекомых, с моим организмом случилась вещь поистине необыкновенная, если исходить из того, что я классический парализованный ниже пояса.
Впервые за много лет я ощутил, как ноги мои согрелись до колен, живот затвердел, а все то, на что я не смел и надеяться, вдруг произошло, воспряло в необычном стремлении и желании, заставляя дыхание ускоряться, а руки сжиматься в кулаки.
Между тем самочка дотронулась до тельца самца своим брюшком, тот подпрыгнул и опустился на ее спинку, поджимая под себя острую сабельку, вылезшую из тельца. Сабелька проникла в брюшко самочки и зашевелилась внутри избранницы, раскачивая ее тельце из стороны в сторону.
Я был настолько удивлен событием, со мною происходящим, что отбросил в сторону одеяло и смотрел во все глаза на чудо, свершившееся с моей плотью.
– Теп-теп-теп! – клекотал краснокрылый жучок.
– Теп-теп-теп! – вторила ему самочка.
Господи, у меня было такое ощущение, что чьи-то ласковые руки гладят мое тело, пробегаясь нежными пальчиками от груди до самого живота! Мне казалось, что кто-то невидимый питает мое тело живительными соками жизни, заставляя плоть взметаться, пугая своей непривычной огромностью!
– Теп-теп-теп!
– Теп-теп-теп!..
Ах, милая Анна! Глаза мои закрылись сами собою, предо мною возник ваш призрачный прозрачный образ, такой невероятно далекий и такой вместе с тем близкий, что казалось, протяни руки, и пальцы смогут коснуться вашего лица, вашей шеи, ощутить мягкость и тепло кожи!.. Господи, как безумно мечтается открыть все ваши тайны!
Ах, Анна! Почему мы так далеки друг от друга?!.
Сабелька краснокрылого жука последний раз вздернула тельце самочки, затем выскочила на волю, опаляясь лучом солнца, и исчезла в брюшке самца.
Что-то оборвалось внутри моего живота, запросилось толчками наружу, я задохнулся и почти заплакал от наслаждения.
Вжик! – и голова самца под мощным движением челюстей самочки отскочила от краснокрылого тела и, скатившись по зеленому листу, упала куда-то к корням деревьев.
Мою кожу изнутри пробила игла Hiprotomus'a, и я, стиснув зубы, застонал от боли, пришедшей после наслаждения.
– Ox, ox! – слышал я тяжелое дыхание жука. – Ох!.. Какое все-таки варварство!
– Вы о чем? – не понял я, переводя дух.
– После любви отгрызать голову! – пояснил жук.
– Страсть.
– Ревность! – не согласился Hiprotomus.
– Почему?
– Чтобы он более никому, кроме нее, не доставил такого наслаждения! У этого вида, видимо, матриархат! Самец сделал свое дело, оплодотворил ее, а потому более не нужен виду. Она ему – хрясь – и голову отъела!
– Что со мною произошло? – спросил я.
– Вы о чем?
– Я не из тех, кому нравятся насекомые! Во всяком случае, они мне нравятся не настолько, чтобы возбудить во мне желания, давно умершие!
– Ах, вы об этом! – догадался Hiprotomus. – Я же вам говорил, что я – приобретение, а вы мне не верили! Вашими глазами я наслаждался тем, что нравится мне, а вы моими органами чувствовали то, что вам недоступно. Взаимозаменяемость!..
Поздним вечером того же дня я вновь включил телевизор, настраивая приемник уже не на канал для Путешественников, а на эротическое шоу, благо кончалась суббота. Мне еще раз хотелось испытать то крайнее наслаждение, но не чувственности одной ради, а для закрепления в сознании давно забытых ощущений.
«Марсианские хроники» – так называлось шоу. Сюжет его был чрезвычайно прост. Юная марсианка прилетает на космическом корабле на Землю и встречает романтического юношу-землянина, единственного ученого, кто считает, что на Марсе есть жизнь. Все прочие жизнь на Марсе отрицают, а потому девушка влюбляется в романтического юношу. Остальное время фильма герои познают телесные особенности друг друга, восторгаясь совершенством природы, для эротизма которой даже космические расстояния не помеха.
Непременно надо отметить, что героиня фильма была необыкновенно хороша и, конечно же, являлась для меня объектом чувственности. Все части ее тела были построены так, как мне нравится, движения, взгляды – все особенно мне импонировало и, казалось, должно было привести меня в состояние готовности. Но, несмотря на все вышесказанное, тело мое оставалось совершенно холодным и вялым, тогда как мозг размяк и активно впитывал эротические картины.
– В чем дело? – спросил я жука нервно.
– А что такое? – переспросил Hiprotomus.
– С моим телом ничего не происходит! Я опять бесчувственен, как засохший кусок дерева!
– А по какому случаю вы должны прийти сейчас в состояние возбуждения?
– Да как же! – возмутился я. – Вы что же, не видите, какая передача идет по телевизору?
– Вижу, – ответил жук. – Но такие программы меня совершенно не интересуют!
– А меня интересуют!
– Я вам не мешаю смотреть.
– Но ведь я… я не получаю того, что должно получать от просмотра!
– Вы же спинальный больной, – ответствовал жук. – Вы не можете испытывать удовлетворения.
– А как же сегодня днем?! – возмутился я. – Как это по-вашему называется?!
– Ах, это! – протянул Hiprotomus. – Так это не с вами все происходило, а со мной! Это не вы, а я возбуждался пережитыми картинами природоведения, а уж вместе со мною и вы, так сказать, попутно!
– Так это значит, что я буду возбуждаться, только когда вы этого захотите! – задохнулся я от возмущения. – После просмотра фильмов про насекомых! Я стал энтомофилом! Надо же, первый энтомофил в природе!
– Вот люди! – тяжко вздохнул жук. – Еще вчера он и мечтать не мог о таком божественном подарке, а сегодня ему этого мало, он хочет по собственному желанию иметь симпатии! Нет, милый мой! – отрезал Hiprotomus. – Учитесь довольствоваться малым!
Возмущение перекрыло мне горло. Я тяжело и коротко дышал, как астматик во время приступа, не зная, что мне делать, как ответить совершенно обнаглевшему насекомому.
– Ну ты! – только и смог выдавить я.
– Ожидайте от природы милости и будьте ей благодарны за всякую малость, подаренную вам нежданно, – продолжал жук. – Не запрашивайте слишком многого, ибо многое уже не радует, тогда как малое веселит душу, не давая ей пресытиться!..
Hiprotomus вещал столь самозабвенно, что пропустил тот момент, когда возмущение вскипятило мой разум и я, схватив со стола вилку, всадил ее себе в руку.
Мое счастье, что металл прошел вскользь, лишь слегка задев шишку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Поверьте!
– Тогда скажите, какая ваша истинная цель!
– Это не так просто объяснить! – продолжал оправдываться Hiprotomus. – Но вам ничего не угрожает!..
– Либо вы говорите о своей истинной цели, либо…
– Либо что? – спросил жук, и я почувствовал, что настроение его изменилось. В голосе или имитации такового послышались стальные нотки. – Вы хотите предъявить мне ультиматум? Или припугнуть меня? Ну что ж, пробуйте!
А что, собственно, я могу ему сделать? – задумался я. – Какой ультиматум выдвинуть?.. Ни вырезать это гадкое насекомое из-под кожи, ни что-либо другое сделать с ним я не могу. Врач предупреждал, что любые радикальные средства приведут мой организм к серьезным последствиям. Полному параличу или слепоте с глухотой. Остается лишь махать рукой, доставляя жуку мелкий дискомфорт. Да и рука может в конце концов оторваться!..
Внезапно жук пронзил мою кожу своей иглой, и я вскрикнул на весь сквер отчаянно, распугивая насытившихся голубей. Лишь маленькая цветная птичка не испугалась, а раскрыла свой клюв, показывая тонкий загнутый язычок.
– Это чтобы вы понимали, что я могу делать в ответ, когда вы машете рукой! – пояснил Hiprotomus. – И спешу вас предупредить – в моем арсенале возмездия достанет еще средств причинить вам массу неприятных ощущений! Поверьте мне на слово!..
– Какого хрена! – заговорил я вполголоса. – Какого хрена вы вторгаетесь в мою жизнь! По какому праву пользуетесь моим телом, да еще при этом угрожаете мне, доставляя физические мучения, таракан вы этакий!
Игла вновь пронзила мою кожу, и дернулось мучительной болью все тело.
– Это вам за таракана! – объяснил жук и ткнул шипом еще раз. – А это на будущее!
То, что произошло дальше, я назвал охотой за саранчой. Когда первая болевая волна откатилась, я увидел, как маленькая цветная птичка щелкнула клювом, пряча язычок, затем распрямила острые крылья, оттолкнулась своими тонкими ножками от земли, взлетела мгновенно до верхушки дуба и упала с высоты камнем на меня. Она зацепилась за мою правую руку и с неистовым отчаянием принялась расклевывать рукав куртки, вонзая в болонью острую стрелу своего клюва.
– Уберите ее! – завизжал жук. – Сверните ей немедленно шею!
От наблюдаемой картины я на мгновение оцепенел, затем, видя, как гибнет куртка, махнул в гневе на птицу левой рукой, отгоняя ее от себя, но маленькая негодница, отлетев на несколько метров, развернулась и, опять набрав высоту, отчаянно ринулась в атаку.
– Раздавите ее! – вопил в испуге Hiprotomus. – Иначе вас парализует так, что вы даже моргать не сможете!
– Кыш! Кыш! – шипел я, пытаясь поймать птицу в ладонь.
Один раз ей все-таки удалось проткнуть своим клювом куртку и пиджачную материю под ней. Я почувствовал, как чиркнул клюв, оставляя на коже царапину, впрочем неглубокую.
– Она клюнула меня! – изумился жук. – Она клюнула меня!
В конце концов я изловчился и, достав птицу краешками пальцев, отбросил шлепком ее крошечное тельце на несколько шагов в сторону. Птичка отлетела к кустам, захлопала по земле крылышками, закрутилась вокруг себя, как будто пыталась избавиться от чего-то ей мешающего.
Не убил ли я ее ненароком?
Я вовсе не хотел этого делать, а потому смотрел на дергающуюся в грязи птичку с сожалением и очень хотел, чтобы она пришла в себя и улетела восвояси.
– Ишь ты, дрянь какая! – не успокаивался жук. – Мне кажется, что она достала до моего тела.
– А ведь она выклевать вас хотела! – сказал я с неким удовлетворением.
– А что вы радуетесь? Не вижу повода для злорадства!.. Если бы она меня… э-э-э… съела, то ваше и без того немощное тело сейчас бы слепло и глохло в инвалидной коляске!
С этим я не мог не согласиться, а потому молча наблюдал за тем, как птичка все-таки поднялась на свои ножки, покачалась из стороны в сторону на тонких, а затем оттолкнулась от земли и, виляя, на низкой высоте полетела в свою сторону.
– Поеду домой, – решил я.
– Правильно, – согласился Hiprotomus, и мы покатились к шоссе, чтобы остановить такси.
Возле дома я купил питу с кусочками говядины, полил ее майонезным соусом и без особого аппетита принялся есть.
– Что-нибудь вегетарианское было бы полезнее для вас! – прокомментировал жук. – Салатик какой-нибудь овощной или винегрет!..
– Не ваше дело! – огрызнулся я.
Жук вздохнул.
– И чего вы все время такой грубый?!. – с сожалением то ли спросил, то ли констатировал он.
– Скажите, это ваших рук дело, – я опять на мгновение запнулся, – или лап, в общем, как угодно. Это вам я обязан галлюцинацией несколько дней назад?
– Какой именно?
– Погибший под колесами пролетки мальчишка.
– Ах, мальчишка! – вспомнил Hiprotomus. – Мальчишка с вашей физиономией!
И тут я понял, что показалось мне тогда знакомым в погибшем подростке. Он был очень похож на меня в детстве.
– Моя работа! – признался жук. – Вам было тогда скучно, и хотелось развлечь вас каким-нибудь пустячком!
– А почему подросток был с моей физиономией?
– Да за-ради баловства одного!.. К тому же в какой-нибудь из параллельных жизней с вами вполне могло произойти нечто похожее!..
Питу я запил стаканом минеральной воды и, взяв с прилавка зубочистку, принялся за гигиеническую процедуру.
– Все-таки переходите на овощи, – увещевал Hiprotomus. – Всякая капустка, помидорчики с огурчиками позволяют быть менее восприимчивым к галлюцинациям!
Придя домой, я снял с себя куртку, пиджак, закатал рукав свитера и рассмотрел руку. Через шишку, как раз через ее середину, шла бордовая царапина, проделанная клювом маленькой птички. Царапина была не глубокая, но я для профилактики решил смазать ее перекисью водорода. Жидкость зашипела, испаряя следы крови, а я поспешно принялся дуть на руку, в которой теперь жил Hiprotomus Viktotolamus, мой новый сосед.
Улегшись на кровать, я включил телевизор и, пощелкав программами, оставил канал для Путешественников.
– Господин Hiprotomus, – спросил я, – вам нравится смотреть телевизор?
Жук не отвечал.
– Вы любите спорт или художественное кино?
Жук по-прежнему молчал.
Заснул, что ли? – подумал я. – Умаялся, бедный, сегодняшним днем и теперь почивает в моей жировой прослойке! Ну да и Бог с ним!..
Канал для Путешественников показывал восхождение группы итальянских альпинистов на Джомолунгму. Вся трудность восхождения состояла в том, что скалолазы штурмовали вершину с западной стороны горы в условиях плохой видимости, обусловленной весенним временем года… Камера оператора запечатлела гибель одного из участников экспедиции. Маленький итальянец по прозвищу Ящерица – синоптик в огромных солнцезащитных очках, поскользнулся на склоне в сорок пять градусов и, упав, покатился под гору. Все бы кончилось хорошо, если бы Ящерица при падении не выпустил из рук горный молоток, которым он мог зацепиться за снег и замедлить свое скольжение. Так или иначе, маленький итальянец пытался цепляться за снег руками, но, обветренный, тот был тверд, как лед, и Ящерица, то переворачиваясь на живот, то на спину, катился под откос все скорее, как чемпион-саночник. Финальной точкой его жизни стал взлет над пропастью. Джомолунгма трамплином выстрелила итальянца в небо, и целых тридцать шесть секунд он парил в пространстве, сопровождаемый собственным криком, пока наконец не рухнул на острые скалы, похожие на гигантские зубы аллигатора.
Как истинный профессионал, оператор экспедиции снял эту сцену до конца, а также запечатлел скорбные лица коллег-альпинистов.
Утомленный сегодняшним днем, я заснул под телевизор, и снился мне мой товарищ Бычков. Оказывается, это он был тем итальянским альпинистом, разбившимся о скалы.
Но ведь Бычков-русский! – удивлялся я сквозь сон. – И ростом он выше, нежели скалолаз!.. Вероятно, я сплю и мне все это снится.
– Просыпайтесь! – услышал я команду. – Просыпайтесь!
Я открыл глаза и оглядел комнату, решив со сна отыскать в ней Бычкова. Но в комнате, конечно же, никого не было, лишь по-прежнему работал телевизор, рассказывая зрителям про жизнь тропического леса.
– Проснулись? – спросил жук.
Я покашлял.
– Часа два проспали… Сейчас уже такое время, что если спать дальше – рискуете не заснуть ночью!
На экране телевизора, во всю его ширь, простирался влажный зеленый лист какого-то тропического дерева. На самой его середине, слегка пошевеливая длинными усиками, сидело насекомое с красными крылышками.
– Сделайте погромче! – попросил жук.
Я увеличил в телевизоре звук, и из его динамиков послышались скрипы и клекотания, издаваемые тропическим насекомым. Краснокрылый жучок сучил задними лапками, подергивал остроконечным брюшком, как будто тужился.
– Интересно? – спросил я.
– Интересно, – ответил Hiprotomus. – He мешайте!
– Теп-теп-теп! – издавало краснокрылое насекомое. – Теп-теп…
– Слышите? – шепотом спросил жук, как будто боялся спугнуть с экрана картинку. – Вы слышите?
– Слышу, – ответил я.
– Это он самочку приманивает! Видите, как тельце его вибрирует!..
– Брачный период? – поинтересовался я.
– Ага, – подтвердил жук. – Если ему повезет, то появится самочка!..
– Повезет.
– Почему вы так думаете? – продолжал шептать Hiprotomus, и я вдруг почувствовал, как по моему животу разлилась какая-то теплая, приятная волна.
– Потому что эта передача… – ответил я, – про жизнь насекомых, и если в ней показывают брачный период, то самка обязательно появится!
– Логично-логично!.. – занервничал жук и пошевелился под кожей.
– Можно сидеть спокойно? – попросил я, и как раз в этот момент на влажный зеленый лист впрыгнул еще один краснокрылый жучок, застыв на его краешке.
– Вот она! – в восторге шепнул Hiprotomus. – Он сумел ее приманить!
Дальше все происходило, как положено происходить в обычном фильме про жизнь насекомых. Самец раскрыл крылышки, показывая самочке прозрачные подкрылки, приподнял задние лапки и засучил ими по брюшку, подзывая клекотанием свою избранницу.
– Теп-теп-теп!
Самочка очень медленно, пятясь, придвинулась к самцу и зашевелила краешком брюшка, выказывая свое согласие на соитие.
В этот момент произошло то, что вызвало у меня по крайней мере сильнейшее удивление!
Я думаю, милая Анна, что могу вам об этом рассказать, так как уверен, что этот факт не вызовет у вас внутреннего протеста, а наоборот, вы поймете меня, как человек, страдающий тем же недугом, а стало быть, переживающий такие же его последствия.
Так вот, по мере того как на экране происходили события из интимной жизни насекомых, с моим организмом случилась вещь поистине необыкновенная, если исходить из того, что я классический парализованный ниже пояса.
Впервые за много лет я ощутил, как ноги мои согрелись до колен, живот затвердел, а все то, на что я не смел и надеяться, вдруг произошло, воспряло в необычном стремлении и желании, заставляя дыхание ускоряться, а руки сжиматься в кулаки.
Между тем самочка дотронулась до тельца самца своим брюшком, тот подпрыгнул и опустился на ее спинку, поджимая под себя острую сабельку, вылезшую из тельца. Сабелька проникла в брюшко самочки и зашевелилась внутри избранницы, раскачивая ее тельце из стороны в сторону.
Я был настолько удивлен событием, со мною происходящим, что отбросил в сторону одеяло и смотрел во все глаза на чудо, свершившееся с моей плотью.
– Теп-теп-теп! – клекотал краснокрылый жучок.
– Теп-теп-теп! – вторила ему самочка.
Господи, у меня было такое ощущение, что чьи-то ласковые руки гладят мое тело, пробегаясь нежными пальчиками от груди до самого живота! Мне казалось, что кто-то невидимый питает мое тело живительными соками жизни, заставляя плоть взметаться, пугая своей непривычной огромностью!
– Теп-теп-теп!
– Теп-теп-теп!..
Ах, милая Анна! Глаза мои закрылись сами собою, предо мною возник ваш призрачный прозрачный образ, такой невероятно далекий и такой вместе с тем близкий, что казалось, протяни руки, и пальцы смогут коснуться вашего лица, вашей шеи, ощутить мягкость и тепло кожи!.. Господи, как безумно мечтается открыть все ваши тайны!
Ах, Анна! Почему мы так далеки друг от друга?!.
Сабелька краснокрылого жука последний раз вздернула тельце самочки, затем выскочила на волю, опаляясь лучом солнца, и исчезла в брюшке самца.
Что-то оборвалось внутри моего живота, запросилось толчками наружу, я задохнулся и почти заплакал от наслаждения.
Вжик! – и голова самца под мощным движением челюстей самочки отскочила от краснокрылого тела и, скатившись по зеленому листу, упала куда-то к корням деревьев.
Мою кожу изнутри пробила игла Hiprotomus'a, и я, стиснув зубы, застонал от боли, пришедшей после наслаждения.
– Ox, ox! – слышал я тяжелое дыхание жука. – Ох!.. Какое все-таки варварство!
– Вы о чем? – не понял я, переводя дух.
– После любви отгрызать голову! – пояснил жук.
– Страсть.
– Ревность! – не согласился Hiprotomus.
– Почему?
– Чтобы он более никому, кроме нее, не доставил такого наслаждения! У этого вида, видимо, матриархат! Самец сделал свое дело, оплодотворил ее, а потому более не нужен виду. Она ему – хрясь – и голову отъела!
– Что со мною произошло? – спросил я.
– Вы о чем?
– Я не из тех, кому нравятся насекомые! Во всяком случае, они мне нравятся не настолько, чтобы возбудить во мне желания, давно умершие!
– Ах, вы об этом! – догадался Hiprotomus. – Я же вам говорил, что я – приобретение, а вы мне не верили! Вашими глазами я наслаждался тем, что нравится мне, а вы моими органами чувствовали то, что вам недоступно. Взаимозаменяемость!..
Поздним вечером того же дня я вновь включил телевизор, настраивая приемник уже не на канал для Путешественников, а на эротическое шоу, благо кончалась суббота. Мне еще раз хотелось испытать то крайнее наслаждение, но не чувственности одной ради, а для закрепления в сознании давно забытых ощущений.
«Марсианские хроники» – так называлось шоу. Сюжет его был чрезвычайно прост. Юная марсианка прилетает на космическом корабле на Землю и встречает романтического юношу-землянина, единственного ученого, кто считает, что на Марсе есть жизнь. Все прочие жизнь на Марсе отрицают, а потому девушка влюбляется в романтического юношу. Остальное время фильма герои познают телесные особенности друг друга, восторгаясь совершенством природы, для эротизма которой даже космические расстояния не помеха.
Непременно надо отметить, что героиня фильма была необыкновенно хороша и, конечно же, являлась для меня объектом чувственности. Все части ее тела были построены так, как мне нравится, движения, взгляды – все особенно мне импонировало и, казалось, должно было привести меня в состояние готовности. Но, несмотря на все вышесказанное, тело мое оставалось совершенно холодным и вялым, тогда как мозг размяк и активно впитывал эротические картины.
– В чем дело? – спросил я жука нервно.
– А что такое? – переспросил Hiprotomus.
– С моим телом ничего не происходит! Я опять бесчувственен, как засохший кусок дерева!
– А по какому случаю вы должны прийти сейчас в состояние возбуждения?
– Да как же! – возмутился я. – Вы что же, не видите, какая передача идет по телевизору?
– Вижу, – ответил жук. – Но такие программы меня совершенно не интересуют!
– А меня интересуют!
– Я вам не мешаю смотреть.
– Но ведь я… я не получаю того, что должно получать от просмотра!
– Вы же спинальный больной, – ответствовал жук. – Вы не можете испытывать удовлетворения.
– А как же сегодня днем?! – возмутился я. – Как это по-вашему называется?!
– Ах, это! – протянул Hiprotomus. – Так это не с вами все происходило, а со мной! Это не вы, а я возбуждался пережитыми картинами природоведения, а уж вместе со мною и вы, так сказать, попутно!
– Так это значит, что я буду возбуждаться, только когда вы этого захотите! – задохнулся я от возмущения. – После просмотра фильмов про насекомых! Я стал энтомофилом! Надо же, первый энтомофил в природе!
– Вот люди! – тяжко вздохнул жук. – Еще вчера он и мечтать не мог о таком божественном подарке, а сегодня ему этого мало, он хочет по собственному желанию иметь симпатии! Нет, милый мой! – отрезал Hiprotomus. – Учитесь довольствоваться малым!
Возмущение перекрыло мне горло. Я тяжело и коротко дышал, как астматик во время приступа, не зная, что мне делать, как ответить совершенно обнаглевшему насекомому.
– Ну ты! – только и смог выдавить я.
– Ожидайте от природы милости и будьте ей благодарны за всякую малость, подаренную вам нежданно, – продолжал жук. – Не запрашивайте слишком многого, ибо многое уже не радует, тогда как малое веселит душу, не давая ей пресытиться!..
Hiprotomus вещал столь самозабвенно, что пропустил тот момент, когда возмущение вскипятило мой разум и я, схватив со стола вилку, всадил ее себе в руку.
Мое счастье, что металл прошел вскользь, лишь слегка задев шишку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33