Рашель посмотрела на него внимательно: Мирский – стреляный воробей, но даже если он сообразил, что происходит, она не понимала, как он собирается таскать каштаны из огня. В любой момент она готова была услышать рев сигнала тревоги и доклад наблюдателя, поймавшего гул релятивистских частиц, на волне которых несется гонимый пучком звездный парусник с зарядом антиматерии.
Конечно, слишком было бы ожидать от правительства Новой Республики понимания, насколько противник превосходит их по классу – культурный уровень этих людей не позволял им оценить опасность такого явления, как Фестиваль. Даже лучшие тактики флота, те, которые были знакомы с такими запретными технологиями, как самовоспроизводящиеся роботы или звездные парусники, не осознавали до конца, что Фестиваль с ними может сделать.
Шансы «Полководца» уцелеть в этом столкновении были очень хилые. На самом деле вся экспедиция строилась на предположении, что противник по сути достаточно человеческий, чтобы понимать концепцию войны и использовать оружие, котором кидаются друг в друга образованные поумневшие обезьяны. У Рашели было безнадежное и неприятное глубинное чувство, что Фестиваль, действуя без таких предвзятых концепций, окажется куда смертоноснее для экспедиционных сил Новой Республики, чем те могут себе представить. К сожалению, оказалось, что она будет на месте событий, когда космолетчики на собственной шкуре убедятся: межзвездные наступательные войны куда проще проиграть, чем выиграть.
– Отраженный сигнал, цель Гамма! Еще одна цель – дистанция двести семьдесят «эм». И снова запуск ракеты.
– Это… – Илья запнулся, – одна база на кубическую астрономическую единицу? Миллион баз, если они равномерно распределены во внешней системе…
Он был потрясен.
– Ты думал, что воюешь с людьми ? – спросил Мирский. – Это полностью интегрированная оборонная сеть роботов. И большая. Охренительно большая. – Он был почти рад собственной проницательности. – Адмиралтейство, понимаешь, не стало слушать, когда я им объяснял. Еще восемнадцать лет тому назад. Одна из причин, по которым я так и не стал флаг-офицером…
– Я слушал, – спокойно сказал Бауэр. – Продолжайте, капитан.
– Есть, контр-адмирал. Решение по цели Альфа?
Пост управления огнем доложил:
– Время до цели Альфа двести секунд, капитан.
– Гм! – Мирский посмотрел на дисплей. – Ваше мнение, кавторанг?
Илья сглотнул слюну.
– Я бы подпустил вплотную и включил лазерную сетку.
Мирский слегка качнул головой.
– Забываете, что у них могут быть рентгеновские лазеры. – И скомандовал громче: – Релятивисты, будьте готовы к микропрыжку. По моей команде чтобы через пять секунд нас здесь не было. Место назначения – любое в пределах десяти а.е., без разницы. Можете?
– Так точно, капитан! Ядро полностью заряжено, прыжок возможен. Включаем в момент «Ч» минус пять секунд.
– Торпедисты, шесть СЕМ-20 – в аппаратах, снаряженных и готовых к запуску за две минуты. Боеголовки настроены на направленное расщепление, угол распределения двадцать градусов. Три из них – на цель Альфа, остальные три – в резерве для запуска по пятисекундной готовности. Потом зарядить две торпеды, чтобы готовы были, когда я скажу.
– Есть! Три заряда на цель Альфа, три в резерве, и две торпеды. Шесть изделий на направляющих ждут команды, капитан. Снаряжаются две торпеды, будут готовы через четыре минуты.
– Приятно слышать, – сказал Мирский излишне желчно, и лейтенант у консоли заметно вздрогнул. – Все нормально, – добавил капитан.
– Сближение через сто двадцать секунд. Оптимальный профиль запуска через восемьдесят.
– Нанесите на график положение ближайших идентифицированных мин. Покажите вектора на командной станции Альфа, считая, что они запустят снаряды, сохраняя постоянное ускорение в десять кило-«же». Они могут нас достать за сорок секунд?
– Проверяю, – ответил штурман. – Капитан, нас они не достанут, если только у цели Альфа нет пары фокусов со скоростью в рукаве. Но достанут на пятнадцать секунд позже.
– Отлично, – кивнул Мирский. – Артиллерия! Запуск за сорок секунд до цели. Рулевой и релятивисты: в момент контакта плюс пять секунд – то есть через пять секунд после нашего огня по цели, инициируйте микропрыжок.
– До запуска пятьдесят секунд… Отметка.
Рашель глядела на экран – мешанину красных птичек и удлиняющихся линий. Собственный спроецированный вектор корабля – синий – тянулся к одной из красных точек, потом резко остановился. «В любую секунду, – подумала Рашель, – может случиться любая мерзость».
Артиллерия доложила:
– Тридцать секунд. Ракеты разогреты. Сетка запуска запитана. Двадцать секунд.
– Принимаю какой-то шум с кормы, – перебил Радар-1.
– Десять секунд. Направляющие запуска запитаны, – сообщил артиллерист.
– Стрелять по графику.
– Есть! Навигационные данные переданы, инерциальные платформы установлены. Ракеты заряжены, боеголовки готовы.
– Легкие частицы! – завопил Радар-1. – Крупный взрыв за шесть мегакилометров, пеленг шесть-два и пять-девять! Выглядит… черт, будто попали в наш крейсер. Поток частиц с кормы! Пеленг один-семь-семь и пять, боковое рассеяние, дистанции пока нет…
– Пять секунд до запуска. Запуск, пошла первая ракета. Захват лидаром. Двигатель включен. Подтверждение зажигания главного двигателя. Вторая ракета заряжена, запуск нормально… Пошла. Двигатель включен. Третья ракета…
– Это Радар-один, у меня захват лидаром! Прямо с кормы на нас кто-то светит! Дистанция – пятьдесят два «ка»…
Мирский шагнул вперед.
– Ракетчики! Все три запасных ракеты строго назад по нашему курсу. Пассивные искатели, мы им осветим цель.
– Есть! Четвертая ракета, отсчет пошел… Запуск. Пятая, отсчет пошел… Запуск.
– Говорит радар-два, у нас на хвосте искатель. Дистанция сорок пять «ка», схождение при… Господи боже мой, глазам своим не верю!
– Шестая готова к старту. Куда наводить?
– Радар-два, дайте свой график ракетчикам для наведения ракет с четвертой по шестую. Ракетчики, стреляйте, как только определите цель – выиграйте для нас время.
– Есть! – Лейтенант с пепельным лицом склонился над консолью и защелкал клавишами как одержимый.
– Расстояние до точки стрельбы по Альфе? – спросил Мирский.
– Тридцать секунд, капитан. Вы форсируете атаку? – Офицер ждал команды. Каждый ватт мощности, закачанный лазерной сеткой в атакующий залп, означал на один ватт меньше для наведения перехватчиков.
– Да, лейтенант. И надеюсь, что вы не будете учить меня моей работе.
Офицер вспыхнул и отвернулся к консоли.
– Артиллерия, что у нас там?
– Я накачал до предела передовые ракеты, ускорение максимальное, какое только могут выдержать боеголовки. Отключение главного двигателя через пятнадцать секунд. Как только он отключится, перевожу мощность на наши перехватчики. Выгорание первой ракеты через десять секунд.
Рашель про себя кивнула. Вспомнились лекции по основам релятивистской физики, стратегии в постэйнштейновской вселенной и следствиям расширения светового конуса по равномерно распределенной сетке точек. В любой момент окаменелый свет от следующих снарядов-перехватчиков может нас настичь…
– Боже правый! – крикнул оператор Радар-3. – Лучи со всех сторон! Мы в клетке!
– Возьмите себя в руки! – рявкнул Мирский. – Сколько источников?
– Их… их… – Офицер на радаре защелкал клавишами. Появились красные линии на экране. – Шестнадцать, капитан, и со всех сторон!
– Понятно. – Мирский покрутил ус. – На руле, к микропрыжку готовы?
– Так точно!
– Отлично! – Мирский улыбнулся сжатыми губами. – Артиллеристы, обстановка?
– Первая ракета – двигатель отключен. Вторая, третья – отключен. Все лучи привода переведены на второй залп. Время залпа до цели – пятнадцать секунд. Ага, к нам направляются семнадцать снарядов противника. На перехват идут три антиракеты.
– Дальнейший огонь прекратить. Сколько до того, как первый снаряд противника окажется на нужной дистанции?
– Это будет… две секунды после контакта, капитан.
– Штурман! Прыжок через пять секунд. Оставаться праздновать победу не будем.
– Есть!
Радар-1 доложил:
– Еще отметки, капитан! Считываются… Нет, они не успеют.
– Сколько их, лейтенант?
– Мы окружены. Снаряды на пучках со всех сторон, на дальней дистанции. Насчитываю…
– Первая ракета сдетонировала! Вторая ракета сдетонировала. Третья сдетонировала. Три детонации на цели.
– Прыжок через пять секунд. Четыре…
– Восемнадцать и девять десятых «ка»… Нет, девятнадцать «ка» снарядов на пучках!
– Идущий к нам первым – дистанция двенадцать «ка». Сокращается…
– Подтверждено попадание по цели Альфа, кислород и азот в спектре.
– Два.
– Девять «ка».
– Тридцать два «ка» снарядов противника! Нет, тридцать два и …
– Один. Прыжок.
Пригасли красные аварийные огни, и зажегся верхний свет. На мостике наступила тишина, потом контр-адмирал Бауэр прокашлялся.
– Поздравляю, господа, – объявил он Мирскому и еще не отошедшему экипажу. – Из всех кораблей эскадры, которые пока что проходили эту ленту, вы единственный, кто ушел, более того, нанес ущерб противнику. Совещание у меня в кабинете в шестнадцать ноль-ноль – обсуждение гипотез, положенных в основу учений, и объяснение нашей новой тактической доктрины действий в аналогичной ситуации: массивной разветвленной оборонительной сети роботов с управлением огнем по каузальному каналу. Завтра снова ее прогоним и посмотрим, на что вы будете способны уже с открытыми глазами.

ДИПЛОМАТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ

Между тем, за две тысячи лет от корабля лежал, свернувшись в темноте, ребенок и хныкал, видя сон об Империи.
Феликс застонал, вздрогнул и плотнее завернулся в рваное одеяло. Заброшенный сеновал не отапливался, и в щели между бревнами стен зверски дуло, зато хотя бы крыша была над головой. И теплее, чем на каменистой почве. В дебрях шастали волки, и для мальчишки в эту пору спать под звездами было рискованно даже в лучшие времена.
Ворон устроился над головой Феликса на толстой балке, сунув под крыло черный длинный клюв. Иногда он просыпался, встряхивал перьями, переступал с ноги на ногу, оглядывался. Но дверь была заложена, никто сюда добраться не мог, и Ворон засыпал, следуя примеру хозяина.
По крыше колотил дождь, иногда протекая сквозь дерн, покрывающий грубо обтесанные доски, тонкими холодными струйками капал на пол. Тяжело висел в воздухе запах полусгнившего сена. Феликс не решался зажигать свет после того, как господин Кролик указал ему, насколько это опасно. Водились тут твари, которые умели видеть тепло – молчаливые твари с пастями. И они любили выедать у детей мозги.
Феликсу снились порядки Империи, мужчины в блестящих мундирах, женщины в шелковых платьях, снились звездолеты и кавалерийские парады, обряды и церемонии. Но сны его были отравлены усталым и проникающим во все цинизмом. Дворяне и офицеры были развращенными бездельниками, а их женщины – жадными гарпиями, ищущими сладкой жизни. Церемонии и ритуалы стали пустыми и незначащими – декорацией, скрывающей омерзительную систему институциональных несправедливостей для поддержки излишеств правителей. В снах о Новой Праге он ощущал себя герцогом или принцем, застрявшим в куче навоза, скованным по рукам и ногам ответственностью и бюрократией, не в силах шевельнуться, а на него неумолимо наезжала многотонная машина гниющего разложения.
Когда он задергался и заплакал во сне, господин Кролик придвинулся ближе и прильнул к нему, шевеля мокрым мехом на вдохе и выдохе. Вскоре сон Феликса стал глубже, и господин Кролик отодвинулся, свернувшись в клубок, чтобы заняться ночной отрыжкой и пережевыванием жвачки. Трудно быть мальчишкой в пору быстрых перемен, но вдвойне трудно быть кроликом метрового роста, одаренным проклятием человеческого разума и инстинктов норного обитателя.
В свете раннего утра Феликс зевнул, протер глаза, неловко потянулся, дрожа от холода.
– Кролик?
– Карр! – захлопал крыльями Ворон над головой и прыгнул чуть ближе, склонив голову набок. – Кр-ролик в дер-ревне!
Феликс медленно заморгал.
– Жаль, что он меня не дождался.
Он поежился, ощутив чувство одиночества – очень чуждое девятилетнему мальчишке. Потом он поднялся и стал укладывать в потрепанный ранец свои пожитки: одеяло, небольшую консервную банку, полупустую коробку спичек и один из тех странных телефонов, с помощью которых Фестиваль разговаривал с людьми. Над телефоном он на секунду задумался, но ощущение, что действовать нужно срочно, победило, и Феликс сунул его в рюкзак.
– Поиграем в «Охоту на кволика», – сказал он и открыл дверь.
Было холодное ясное утро, и двор заброшенного хутора покрывала грязь, куда нога уходила по щиколотку. Почерневшие развалины дома стояли сбоку от этой трясины, как пень от дерева, сожженного молнией, – огнем Отца Небесного. За ним пара пыльных серых пятен указывала на обедненный слой почвы, откуда наносистемы Фестиваля высосали все редкие элементы, чтобы построить что-то крупное, – наверняка связанное с исчезновением крестьянина и всей его семьи.
Ниже, в двух километрах, расположилась деревня, за поворотом узкой грунтовой дороги, за рощицей высоких сосен. Феликс надел ранец, остановился ненадолго, помочиться на почерневшую от огня стену дома, и медленно направился вниз. Хотелось напевать или насвистывать, но он молчал: неизвестно, какие твари водятся здесь в лесах, а забывать предупреждения господина Кролика не стоило. Очень был серьезный мальчик, очень взрослый.
Ворон запрыгал вслед за ним, потом тяжело снялся с места, хлопая крыльями, и опустился в канаву чуть дальше по дороге и несколько раз кивнул.
– Завтр-р-р-рак! – объявил он.
– Отлично!
Феликс прибавил шагу, но, увидев, что нашел для еды Ворон, отвернулся и с силой ущипнул себя за переносицу, до слез, чтобы не рыгнуть. Слезы добыть было трудно. Давным-давно и далеко-далеко говорила ему Няня: «Большие мальчики не плачут». Сейчас он узнал, что это не так. Он видел, как плакали мальчики намного больше его, даже мужчины, стоя у изрытой пулями стены. (Некоторые не плакали, другие держались очень прямо, но конец был один для всех.)
– Иногда я тебя ненавижу, Ворон.
– Кар-р-р? – Ворон поднял голову. Лежащий в канаве предмет еще был одет в девчоночье платьице. – Жр-рат-ть надо.
– Надо, ты и жри. А я должен найти Петра. Пока мимы нас не поймали.
Феликс нервно оглянулся через плечо. Они уже три для бежали, перепуганные, опережая мимов на один прыжок. Мимы двигались медленно, часто борясь с невидимым ветром или пытаясь проложить путь вокруг нематериальных домов, но были неумолимы. Они не спят, не моргают и не останавливаются.
На сто метров ближе к деревне ожил телефон. Он мяукал, как любопытный котенок, пока Феликс не нащупал его в ранце и не вытащил.
– Да оставь ты меня в покое! – воскликнул он в досаде.
– Феликс? Это господин Кролик.
– Что? – Пораженный Феликс уставился на телефон. Из-под масляных отпечатков пальцев поблескивала хромировка.
– Это я, твой лопоухий друг. Я в деревне. Слушай, ближе не подходи.
– А почему? – нахмурился Феликс, продолжая идти.
– Они тут. У меня кончилось везение, вряд ли смогу удрать. Ты… – На секунду голос гигантского зайцеобразного стал совершенно нечеловеческим – животный визг гнева и страха. – За тобой, у тебя за спиной! Беги напрямик! Беги!
Телефон загудел и отключился. Феликс сердито его поднял, собираясь хлопнуть оземь, но остановился. Впереди, глядя на него, сидел Ворон, глазки-бусинки, клюв в крови.
– Пролети над деревней, – велел Феликс. – И расскажи, что увидишь.
– Кар-р!
Ворон разбежался и взлетел, пригнув траву, потом взмыл над верхушками деревьев. Феликс снова посмотрел на телефон со смешанным выражением горя и гнева. Нечестно. Все нечестно! Единственное, чего ему хотелось – быть молодым, беззаботным и развлекаться. Спутники появились потом, и сперва с ними была госпожа Ежиха, но погибла при случайном спектакле Края: ее убило электрическими разрядами, полыхнувшими из ионосферы, изнасилованной искусственными солнечными вспышками. Край – он такой, ума у него нету. Он, Край, бесконечно опасен и переменчив, коварный, как ядовитая змея, но иногда создающий шедевры красоты. (Его северные сияния держались неделями.)
Феликс тревожно огляделся. Над живой изгородью, дальше по дороге, что-то вроде бы двигалось. Он прижал телефон к щеке.
– Кто-нибудь будет говорить со мной?
– Ты нас развлечешь?
– Я не знаю, как! – выпалил он.
– Расскажи сказку. Предложи формальное интересное доказательство. Спой, станцуй, хлопни в ладоши .
– А что вы сделаете для меня взамен?
– Чего ты требуешь?
Голос на том конце, пропущенный сквозь узкую полосу каузального канала, казался жестяным и далеким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41