Танк на средней скорости двигался к подножию холма, радуя своих создателей легкостью хода, звонким гудением мощнейшего двигателя – короче, всем, чем и полагается приличному танку радовать танкистов.
Расстояние до намеченного дома все сокращалось. Наконец Клаус подал голос:
– Господин майор, до указанной вами цели не более двухсот метров. Какие будут указания?
– Клаус, что надо сделать, если укрыться негде, на улице зима, холодно и вокруг полно партизан? – тоном школьного учителя спросил майор, надеясь, что шутка прозвучит остроумно.
– Полагаю, вы хотите въехать в дом на окраине, аккуратно развалив одну из стен, и затаиться внутри. Вы называете этот прием «Дохлый немец», господин майор, – невозмутимо отвечал водитель.
– Да, правильно! Молодец! Как любят говорить красные комиссары: «Хороший немец – это убитый немец». Давай действуй! – Тут голос Дитриха стал строгим, серьезным и зазвенел сталью. – Ганс, башню стволом назад. Генрих, убрать, задраить люки. Вальтер, соедини меня со штабом сразу, как только остановимся. Надо наконец выяснить, собираются они воевать или нет. Всему экипажу приготовиться к столкновению с русской… знаете, как у них говорят? – избушкой на куриных ножках!
– А почему на куриных, а не свиных или телячьих? – изумился Ганс.
– Дикий народ, – рассудительно заметил Клаус.

Вторая вторая глава

Мне снилась действительность. С каким облегчением я проснулся.
С. Е. Лец

Итак, король, как настоящий мужчина – то есть существо твердое духом и несгибаемое перед лицом любой опасности, – пришел в себя довольно быстро. Он резко выпрямился на троне, подозрительно принюхался, обвел подданных взглядом и горько вздохнул; но уже в следующую минуту его мозг заработал на пределе возможностей, и Оттобальт нетерпеливым движением отогнал суетящихся слуг. В его голове зрел смутный и неясный пока, но уже очень коварный план. Король еще не мог с уверенностью сказать, что именно он придумал, дабы защитить и себя, и королевство от страшной угрозы, но точно знал, что начинать следует с изыскания скрытых резервов и назначения человека ответственного за все безобразия – и те, что уже совершились, и те, что еще только грядут. Так учил племянника славный король Хеннерт, а уж он-то знал толк в искусстве правления.
– Сереион! – заорал король тем громовым голосом, от которого некогда тускнело и корчилось небо над гунухскими степями и варвары бежали врассыпную.
Стражники, застывшие у дверей в карауле, поморщились и стали переступать с ноги на ногу. В их железных шлемах металось пойманное эхо; барабанные перепонки могли однажды лопнуть от счастья, которое полагалось испытывать, внимая крикам обожаемого повелителя. Конечно, для того чтобы призвать слуг – особенно тех, что постоянно находились в радиусе трех метров при персоне Оттобальта Уппертальского для разных мелких поручений, – так орать вовсе и не требовалось. Тем более что из нескольких походов были привезены во дворец и золотые тиморские гонги с крохотными серебряными билами, и гроздья нефритовых колокольчиков на шелковых шнурах разного цвета и длины из загадочной страны Ярва-Яани, и даже диковинного вид трещотка, коей полагалось неистово размахивать во все стороны, дабы привлечь внимание пажей и придворных к монаршьей особе, – но Оттобальт, видимо консерватор в душе, этих новомодных штучек не любил и не признавал. Разве что баловался изредка трещоткой – но это скорее из любви к музыке.
– Сереион! – гаркнул король.
Дрыхнувший под столом сытый пес подскочил на четырех лапах, взвизгнул и прыснул вон из залы.
– Забегали наконец, – буркнул его величество в бороду. – Надо битых два часа орать как резаному, чтобы хоть кто-нибудь обратил на тебя внимание. Так ведь? – требовательно спросил он у подоспевшего Сереиона.
– Так, мой король! – рявкнул тот. – А что «так»?
– Олух!
– Не совсем, ваше величество, – осторожно возразил Сереион.
– Совсем! И не путай меня!
– Никак нет, ваше величество! – И Сереион лихо щелкнул каблуками.
– Вот умеешь же, когда хочешь, – моментально расцвел Оттобальт.
Он питал слабость к своим гвардейцам, особенно же к их командиру, служившему ему верой и правдой с первого дня правления.
Сереион – невзирая на распространенное мнение, что чужая душа потемки, – изучил своего короля, если можно так выразиться, вдоль и поперек и знал его душу как свои пять пальцев. Душа у короля была добрая, простая и веселая – нужно было только знать подход. Сереион этот подход знал, но никогда не использовал свое знание в корыстных целях. Начальник королевской гвардии принадлежал к редкой, ныне вымирающей породе бессребреников и хранил верность Оттобальту Уппертальскому потому, что действительно любил своего повелителя. Конечно, его величество был всего лишь человеком, а вовсе не ангелом и отдельные его слабости могли поколебать разум более впечатлительного человека, чем Сереион, однако – и это было главное – король был милосерден и незлопамятен. В основном.
– Сереион, – вкрадчиво начал король, – мне пришла в голову блестящая мысль…
– Да?!
– Ты должен немедленно придумать, как нам справиться с вторжением. Кстати, тебе уже известно о вторжении?
– Конечно, ваше величество. Сегодня утром я подал официальный доклад светлейшему министру Мароне. Мои лазутчики сообщают о том, что варвары-бруссы в больших количествах двигаются по направлению к нашим границам с явным и злостным намерением пересечь их…
– Сереион, – нечеловечески мягким голосом сказал Оттобальт, – засунь своих варваров знаешь куда? В задницу…
– Ваше величество!
– Мое! Именно что мое величество… Отвечай как на духу: тебе известно, что моя драгоценная родственница в больших количествах движется по направлению к столице с явным намерением вторгнуться во дворец и снова осесть тут один Душара знает насколько?!
– Да, мой король, – заметно погрустнел Сереион. – Эта скорбная весть уже распространилась по всему дворцу.
– И что ты предлагаешь своему королю – удавиться?!
– Я этого не говорил…
– Сереион, у меня такое впечатление, что от меня что-то скрывают.
– Не то чтобы скрывают, ваше величество…
– Друг мой, мой верный воин, мой храбрый полководец, – торжественно молвил Оттобальт, – скажи мне все до конца. Эта трусливая крыса, мой министр, побоялся сообщить мне самое страшное – да? Поведай же мне без утайки, что еще случилось в нашем славном Уппертале?
Сереион поднял на короля страдальческие глаза. Если Оттобальт принимался вещать таким торжественным голосом, словно пел сагу, предварительно приняв на грудь кружку-другую (или там пятую) крепкого эля, хитрить и изворачиваться не следовало. Король головы рубил редко, в основном сгоряча и не подумав, и чаще всего жалел о содеянном спустя день или два. Но сама тенденция рубить головы сохранялась.
Как всякий доморощенный философ, имеющий богатый практический опыт, Сереион знал, когда пора остановиться, задуматься о тщете всего сущего и о том, что завещание так и не дописано. Лицо короля изобразило всю гамму человеческих переживаний – от нетерпеливого и тревожного интереса до откровенного негодования. И командир гвардии решился.
– Ваше величество! Приближение кортежа королевы-тети обнаружил ваш верный слуга – храбрый рыцарь Веттен, стоящий во главе полусотни копейщиков. Движимый исключительно преданностью своему королю, Веттен решил, что он сможет отговорить ее величество вдовствующую королеву-тетю от поездки в Дарт, если сообщит ей о грозящей Упперталю войне с бруссами…
– Умница! – расцвел Оттобальт. – Подать его сюда немедленно! Мы его будем награждать! – Но тут король осекся, заметив выражение лица Сереиона. – Или не будем?
– Не знаю, ваше величество, – пожал плечами Сереион. – Дальше же было вот что, видимо, рыцарь Веттен несколько перестарался, расписывая грядущие катастрофы, так что ее величество тетя со всей решимостью и силой духа, свойственной Хеннертам, объявила, что теперь-то уж точно прибудет в Дарт с целью лично руководить обороной столицы и лично наблюдать за действиями военачальников вашего величества, дабы избежать неминуемого поражения. Ибо, как выразилась ее величество тетя, никому ничего доверить нельзя, и особенно – войну с бруссами.
Оттобальт доверчиво смотрел на своего командира гвардейцев и улыбался, видимо еще не осознав масштабов надвигающегося катаклизма.
– И что теперь, Сереион? – спросил он.
– Теперь нам остается только вручить свою судьбу Всевысокому Душаре, полагаясь на то, что он будет милостив к своим детям.
– Ага, – протянул король, не страдавший религиозным рвением. – Как же. Если бы ему было дело до наших страданий, то у этой старой клячи давно была бы чесотка или… понос, например. Чтобы ей было не до поездок. Руководить она будет обороной! И наступлением! А я на что?! Сереион! – завопил он, вытягивая шею.
– Я здесь, ваше величество.
– А-а, ты смотри. И точно – здесь. В общем так, Сереион. Я тебя люблю, и если с тобой что случится, то буду всяко по тебе скорбеть и даже памятник, может, велю поставить на площади – в натуральный рост, бронзовый такой, самый модный. И награжу посмертно. Но если ты сейчас же не придумаешь, что нам делать, я тебе обещаю – казню, казню и не посмотрю на будущие муки совести и прочие сожаления. Понял?
– Как не понять, ваше величество.
– И что?
– Могу сказать только одно – то, что с нами случилось, выходит за рамки разумения обычного человека и попахивает, осмелюсь заметить, мистикой.
– Какой еще мастикой? – подозрительно спросил Оттобальт. – Снова у меня за спиной всякие каверзы, да? Я же приказывал внятно: полы больше мастикой не натирать, а то я как-то – ты же помнишь – устал сильно (в тот памятный день его величество изволил съесть трех упитанных индюшек за один присест и, естественно, немного утомился), спускаюсь в зал и тут ка-аа-аак поеду! Сошкрябать обратно!
– Что, ваше величество?
– Мастику!
– Мы говорили о мистике.
Оттобальт сделал умное лицо.
– То есть о волшебстве, ваше величество. Я намекал на то, что две такие напасти, как варвары и тетя, не могли появиться у наших границ сами собой одновременно. Я вижу в этом проявление чьего-то злого умысла и потому считаю раскрыть коварные замыслы наших врагов должен специалист в этом вопросе – королевский маг Мулкеба, который, кстати, получает жалованье втрое большее, чем преданный королевский гвардеец с десятилетней выслугой.
– Ну, – нетерпеливо сказал король, – только попроще, чтобы не злопыхая и не кичась знаниями перед своим, между прочим, королем…
– Зовем мага, – пояснил Сереион, загибая пальцы. – Это раз. Приказываем ему разобраться в ситуации. Это два. И требуем, чтобы он нашел в своих магических книгах что-то такое, что помогло бы нам выстоять в этом конфликте. Это три. А я тем временем, с позволения моего великого короля, естественно, стану готовить войско к сражению с варварами. Это четыре.
– Все-таки умный я, Сереион, – восторженно сказал Оттобальт. – Какие светлые головы держу на службе. Ну ты это… давай. Действуй.
Сереион поклонился, повернулся на каблуках и зашагал к дверям, отдуваясь.
Пронесло.
– Да, – громыхнул король ему вслед, – что до этого твоего рыцаря, который грудью прикрывал нас от тети, то ты ему дай за храбрость чего-нибудь, ну там орден или деньгами. А потом это чего-нибудь отбери как взыскание за то, что навлек на нас дополнительные неприятности.

Выскользнув черным ходом, Сереион быстро сбежал по винтовой лестнице вниз, пересек широким шагом замковый двор и наконец распахнул дверь, ведущую в покои королевского мага Мулкебы Великолепного.
Вообще-то, по ранжиру магу полагалось занимать одну из высоченных гордых башен, сложенных из звонкого желтого камня, и таковая башня была за ним закреплена. Собственно, комната, в которую вошел Сереион, и находилась на первом этаже этого прекрасного сооружения. Однако Мулкеба последние восемьдесят-сто лет страдал жутким ревматизмом и кряхтел и охал даже тогда, когда поднимался по широкой парадной лестнице во второй этаж – что уж говорить о бесконечных перемещениях внутри башни? Два поколения дворцовых управителей были непоколебимы, но нынешний – слышавший о Мулкебином ревматизме лет этак с двух, когда еще только пешком под стол ходил, – махнул на порядок и этикет рукой, приказав в верхних этажах башни хранить дубовые кадки с соленьями, пусатьей и квашеной симаракчей, а нижние два отдать магу с его барахлом Кроме того, мудро рассудил управитель, слуги перестанут таскать закуску из королевских запасов. Мага-то небось все боятся, и выходит, что лучшего сторожа для солений нет и быть не может.
Мулкеба – сутулый, лохматый, сухощавый мужчина и очень даже ничего, особенно если нарядить его по моде, – выглядел лет на пятьдесят, максимум пятьдесят пять. И никто бы не догадался, что недавно он отпраздновал свое двухсоттридцатилетие – возраст вполне достойный и по-своему прекрасный, но принесший с собой, кроме обострения ревматизма, еще и склероз. К тому же Мулкеба, как и все старики, постоянно был чем-то недоволен и ворчал себе под нос.
Сереиона он встретил не слишком приветливо, зная, что в его случае командир гвардейцев может быть только вестником беды – и никак иначе.
– С чем пожаловал? – спросил маг, кутаясь в свою лиловую в золотых звездах мантию. Вчера прошел дождь, и теперь в башне было сыро.
– Тебя король требует, – лаконично отвечал Сереион. – Государственные дела.
– Это ты надоумил, – проворчал маг. – Оно, конечно, когда кому-то тридцать с небольшим, то он думает, что всем остальным так же легко гонять туда и обратно по этим проклятым булыжникам и неподъемным лестницам. Когда кому-то лень думать, то он рад запрячь других вместо себя, а сам стремится улизнуть на войну Оно понятно…
– Так тебе известно про войну? – спросил Сереион с любопытством.
Он так и не смог выяснить для себя раз и навсегда, блефует ли маг, говоря о своей колдовской силе, или на самом деле чего-то там может наворожить.
Мулкеба напрягся. Предыдущие несколько часов он штопал теплые носки, не доверяя это дело служанкам, а потому последних новостей не слыхал. Однако же и ударить в грязь лицом не мог.
– Конечно. – И как можно небрежнее пожал плечами.
– Тогда я тебе не стану ничего объяснять, – обрадовался Сереион. – Иди к королю. Только поторопись, по мере своих возможностей, его величество изволит гневаться. И книги прихвати, понадобятся.
– Кстати, о книгах, – воспользовавшись случаем, горячо заговорил Мулкеба. – Возможно, тебе неизвестно, что мерзкие крысы, плодящиеся в таком количестве в этом проклятом Душарой месте, что я не успеваю накладывать на них заклятия, погрызли мою бесценную библиотеку?! Я настаиваю на том, чтобы мне выделили более сухое, и теплое, и чистое помещение…
– Тебе положено жить в башне, – отрезал Сереион. – Маги везде живут в башнях – и в Юккене, и в Тонге, и в Шетте. Я точно знаю.
– Он знает! – вспыхнул Мулкеба. – Что ты можешь знать, мальчишка?! Он знает! А ты знаешь, что маг Тонги на позапрошлой неделе свалился с лестницы, споткнувшись о кошку, и теперь лежит со сломанной ногой?! А мои книги, съеденные крысами, обойдутся государству гораздо дороже, чем думают некоторые, – вот увидите.
– Ладно, – поморщился командир гвардейцев. – Торговаться будешь с королем. Со мной-то что?
Когда маг, прихрамывая и демонстративно потирая поясницу, притащился в тронный зал, он уже знал о тех проблемах, которые свалились на его голову. Слуги в коридорах и темных закоулках, стражники на карауле, повара, пажи и придворные дамы – короче, все судачили о нашествии тети и варваров, причем тетю ставили исключительно на первое место, чем никого в Уппертале не удивишь.
Король сидел над огромным кувшином и, кривясь, пил из большой щербатой кружки, расписанной цветочками, что-то, по всей видимости, крепкое и дрянное.
– Пришел? – спросил он с мукой в голосе.
– Да, повелитель.
– А я вот пью, брат Мулкеба, – поведал Оттобальт. – И меня тошнит.
– Это плохо, ваше величество.
– А кто ж говорит, что хорошо. Но нужно.
– Как повелит король.
– Значит, так. – Оттобальт поднял к потолку указательный палец. – Государство во главе со мной зашло в тупик, потому что… Вот ответь: почему, Мулкеба?
По опыту маг знал, что вот здесь-то и нужно промолчать. Сейчас его величество произносит монолог, и присутствующие не в счет. Можно расслабиться, отдохнуть и продумать дальнейшее поведение. Король тем временем слез с трона и принялся расшагивать взад-вперед, насупленный, взъерошенный и злой, аки пещерный медведь, оторванный от покладистой медведицы.
– Сейчас мне полагалось бы продумывать план кампании, – сообщил король портрету одного из многочисленных дедушек, – чистить доспехи и сыб… сыбственно… тьфу, какое слово заковыристое… сыбственноручно точить верный меч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34