Но явные улики отыскать не удалось, поэтому доказать причастность Гарри к пожару оказалось невозможно. Газеты, однако, на все лады повторяли слова Франчески Хэррисон, прямо обвинявшей брата в смерти своего сына. Находясь на безопасном расстоянии от театра боевых действий, Гарри, поселившийся на время в Монте-Карло, где он приобрел себе очередную виллу, выступил в печати с соболезнованиями по поводу случившегося и заявил, что в ночь, когда бушевал пожар, он находился в вагоне поезда, следовавшего в Нью-Йорк, и узнал о разыгравшейся трагедии только из утренних газет.События трагической ночи в течение недели были в центре внимания прессы и общественности. Во всех ведущих американских изданиях появились фотографии мисс Хэррисон и ее «близкого друга и делового партнера» Мандарина в момент похорон. Лицо Фрэнси закрывала длинная Черная вуаль. Несчастную мать поддерживала под руку ее ближайшая подруга Энни Эйсгарт, которая – это было видно даже на фотографии – сама была близка к обмороку.Еще тогда Бак решил ни словом, ни делом не участвовать в задуманном Гарри иске о диффамации. Когда тот появился в его конторе, чтобы обсудить иск во всех деталях, Бак заявил ему следующее:
– Как только ты передашь свой иск в суд, там начнут копать все с самого начала, и боюсь, что потоки грязи обрушатся не только на твою сестру, но и на тебя. Твое прошлое тоже нельзя назвать безупречным. Поэтому мой тебе совет – не пытайся будить спящую собаку.– Почему это мое прошлое нельзя назвать безупречным? – вспылил Гарри. – Мне нечего стыдиться. – Однако его рассерженный взгляд напоролся на спокойные и проницательные глаза Бака, и он почувствовал замешательство. – Я хочу сказать, что не имею никакого отношения к пожару, – добавил он уже куда более смиренным тоном.– Оставь это дело, Гарри, – ровным голосом произнес Бак.– Черт возьми, я-то считал тебя своим другом, – пробурчал Хэррисон, отодвигая резким движением стул и поднимаясь, чтобы уйти. – Пожалуй, мне стоит поискать себе другого адвоката.– Пожалуй, Гарри, – холодно ответил Бак, – поскольку я ни под каким видом не собираюсь принимать участие в твоей авантюре.И вот через девять лет Гарри неожиданно позвонил ему и предложил встретиться. Он заявил, что у него есть к Баку несколько вопросов относительно некоторых распоряжений покойного Гормена Хэррисона, оговоренных в завещании и затрагивающих интересы его наследника.«Адвокатская контора Вингейт и Вингейт» существовала давно и успела создать себе в деловом мире весьма устойчивую репутацию. Дедушка Бака, бедный иммигрант из Ирландии, положил основание семейному капиталу Вингейтов, торгуя мехами на Аляске, когда ему едва исполнилось двадцать лет. Затем, устав от вечного холода, он переключился на строительство железных дорог и торговлю зерном. Значительно позднее, когда он уже заработал достаточно, чтобы жить, ни в чем себе не отказывая, ему стало скучно, и он неожиданно решил засесть за парту. Дедушка Бака был сиротой и не сумел получить сколько-нибудь систематического образования. И вот, будучи уже зрелым мужем, он поступил в небольшой колледж на Среднем Западе, в котором имелась неплохая библиотека. Впоследствии она значительно расширилась благодаря усилиям и деньгам тридцатидвухлетнего студента, а он сам уже через два года вышел из стен заведения, во многом обязанного ему, дипломированным специалистом. После этого дедушка Вингейт подал документы в Гарвардский университет на факультет правоведения.Закончив университет со степенью доктора права, он отошел от коммерции и посвятил себя исключительно вновь обретенной специальности. Он женился на дочери богатого спекулянта недвижимостью в надежде на то, что жена подарит ему достаточное количество сыновей, чтобы он в будущем смог укомплектовать созданную им адвокатскую контору. Миссис Вингейт, однако, родила ему трех дочерей, и лишь четвертый ребенок оказался мальчиком, которому дали имя Джейсон. Сын уродился в отца и, повзрослев, сумел расширить дело, открыв филиалы конторы «Вингейт и Вингейт» в Сакраменто, Сан-Франциско и Нью-Йорке. Единственный сын Джейсона – Бакленд Олдрич Вингейт унаследовал семейный бизнес. Тем не менее, единственной и всепоглощающей страстью Бака оказалась политика, а не правоведение. Постепенно большая часть его адвокатской практики перешла в руки компаньонов, сам же Бак сделался сенатором от штата Калифорния и занимал ряд высоких должностей в различных сенатских комиссиях. Особенно он преуспел в комиссии Сената по торговле, которую знал великолепно.Джейсон Вингейт скончался несколько лет назад, но его дух неизменно присутствовал в конторе «Вингейт и Вингейт», стоило только посмотреть на монументальный портрет Джейсона в полный рост, украшавший одну из стен в офисе Бака в Нью-Йорке. Поглядывая на портрет отца, Бак вспоминал, как тот в самых резких выражениях осуждал поведение Гарри Хэррисона, и знал, что старик был совершенно прав. Тем не менее, Вингейты традиционно вели дела семейства Хэррисонов, и Бак считал своим долгом не нарушать традицию.Как всегда, Гарри запаздывал. Когда же он наконец ввалился в кабинет, Бак невольно отметил по себя, что Гарри здорово обрюзг, хотя по-прежнему выглядел достаточно импозантно в прекрасно сшитом костюме, сидевшем на нем без единой морщинки. Лицо его было покрыто бронзовым загаром, а светлые, уже начавшие редеть волосы, по обыкновению, зачесаны назад. Впрочем, за внешностью и одеждой Гарри следил всегда хорошо вымуштрованный камердинер, а не он сам. Даже подошвы его туфель сверкали от умело нанесенного средства для ухода за обувью, и, вне всякого сомнения, подобная операция осуществлялась ежедневно. Бак усмехнулся – он знал истинное лицо человека, скрывавшееся за безупречной внешностью настоящего джентльмена.– Привет, Бак, – весело сказал Гарри, протягивая руку и широко улыбаясь, словно между ними не было никакой размолвки и они только вчера расстались. – Извини, что не попал к тебе на свадьбу, но в то время я был в Монте-Карло. Или в Лондоне? – Гарри пожал плечами. – Забыл, знаешь ли. Но все равно, как поживает твоя жена?– С Марианной все в порядке, спасибо.Бак наблюдал, как глаза Гарри, рассеянно поблуждав по его столу, остановились на фотографии, заключенной в серебряную рамку, и он с удивлением приподнял брови.– Я слышал, что твоя жена – очаровательная женщина, а теперь, черт возьми, убедился в этом. Ты должен ею гордиться, Бак. Как тебе удалось подцепить такое сокровище – красива, богата и родом из старинного аристократического семейства? Смею заметить – редчайшая в наши дни комбинация.– Неужели? А как твои материальные планы?Бак был достаточно наслышан об интрижках Гарри с начинающими киноактрисами и певичками кабаре, но надеялся, что тот уже не даст себя втянуть в очередной дорогостоящий мезальянс. Сегодня Гарри не мог себе это позволить, хотя бы по финансовым соображениям.– К черту всех женщин, – с брезгливой миной произнес Хэррисон. – Я пришел к тебе, потому что нуждаюсь в твоей помощи. У меня небольшие денежные затруднения, и мне бы хотелось получить определенную сумму из «чрезвычайного фонда», оставленного мне отцом. Ты же знаешь, что творится сейчас на рынке, – быстро добавил он. – Мы понесли значительные убытки по части поставок какао и решили создать своего рода резервный фонд, чтобы иметь возможность в случае непредвиденных обстоятельств нести дополнительные расходы, не опасаясь банкротства. – Тут Гарри вновь продемонстрировал свою неотразимую улыбку. – Ведь ты знаешь, в бизнесе всякое случается.– Насколько я знаю, деньги из «чрезвычайного фонда», завещанного тебе отцом, могут быть выплачены только по достижении тобой сорокалетнего возраста, а до этого, – Бак развел руками, – как ты понимаешь, тебе остается прожить еще года четыре.Гарри театрально вздохнул. Затем он закурил сигарету и в расслабленной позе откинулся на спинку кресла.– Но ты же не захочешь, чтобы я влезал в долги? Да и какой смысл ждать четыре года, чтобы получить свои же собственные деньги, когда они нужны мне прямо сейчас? А ведь они действительно мне нужны, Бак.– Деньги фонда связаны волей завещавшего их, то есть твоего отца, Гарри. Таково было его желание. Боюсь, что я ничем не смогу тебе помочь, Гарри, пока тебе не исполнится сорок.Гарри снова вздохнул, пристально разглядывая кончик тлеющей египетской сигареты.– Что ж, примерно на такой ответ я и рассчитывал, – сказал он, взглянув на Бака. – Но ведь ты не можешь запретить мне сделать заем, не так ли?– Заем сейчас можно получить только под очень высокие проценты.Гарри глубоко затянулся и выпустил к потолку чрезвычайно красивое голубое колечко дыма.– Уверен, что банк Хэррисона с радостью предложит мне заем в несколько миллионов под весьма скромные проценты.Бак всем телом подался вперед, сложив на столе руки.– Послушай, Гарри, банковские операции осуществляется по определенным правилам. Поскольку ты являешься владельцем Торгового и сберегательного банка Хэррисонов, я вовсе не уверен в законности подобной финансовой махинации. Прошу тебя очень внимательно следить за каждым своим шагом в этой области.Гарри рассмеялся, правда, на этот раз без особого веселья.– Что ж, большое спасибо за совет, парень, Точно такие же советы я уже успел получить от всех адвокатов, связанных с нашим семейным бизнесом. Но все-таки, почему бы нам не решить этот вопрос полюбовно, как старым друзьям?В конце концов, мы знаем друг друга с детства. А помнишь Париж? Кажется, с тех пор минула целая вечность, но все равно – это была чудная поездка, разве нет? Помнишь этих ужасно сексуальных француженок в знаменитых борделях?– Более всего я запомнил твои парижские эскапады, Гарри. Гарри поднялся и направился к выходу, но у дверей задержался, словно вдруг вспомнил о чем-то.– Слушай, – небрежно спросил он, – а что это за разговоры ходят по поводу твоей персоны как возможного кандидата в президенты от республиканской партии? В принципе, звучит неплохо. Ты можешь рассчитывать на успех.Прошлое у тебя безупречное – школа, привилегированный колледж, университет. Жена из семьи, в которой все только и делали, что занимались политикой… Короче говоря, уважаемый человек и прекрасный семьянин. Если дело выгорит, я первый приду тебя поздравить… – Тут Гарри помолчал немного, улыбаясь своим мыслям, и добавил: – Жаль, что мы не договорились сегодня, Бак. Может быть, в другой раз, а? Почему бы тебе не пригласить меня в гости на ближайший уик-энд?Гарри помахал Баку рукой и ушел, оставив дверь открытой. Бак вздохнул. Гарри Хэррисон совершенно не изменился.Марианна Вингейт использовала свой дом в Вашингтоне только для ответственных приемов с участием важных государственных деятелей, крупных чиновников и политиков. Местом же своего повседневного обитания она избрала Нью-Йорк – там жили ее друзья, там ее дети ходили в школу. Именно в Нью-Йорке она спасалась от скуки, когда «провинциализм» Вашингтона начинал действовать ей на нервы – а такое обычно происходило в течение четырех дней в неделю.Квартира Вингейтов на Парк-авеню занимала три этажа роскошного дома. Правда, однажды Марианна решила принести второй этаж в жертву и устроила в его центральной части огромный холл, как в английских средневековых замках, в который с нижнего зала вела огромная мраморная лестница. Стены были выложены плитами французского известняка и украшены портретами аристократических предков Марианны в дорогих рамах и массивными серебряными подсвечниками. Кроме того, ей нравилось, чтобы огонь в двадцатифутовом мраморном камине горел постоянно – с первого прохладного дня осени до первого теплого дуновения весны. Недалеко от камина всегда можно было обнаружить двух-трех породистых английских спаниелей, нежившихся в исходившем от него тепле. Марианна со смехом говорила гостям, что в душе она – простая деревенская девчонка, и уж коли ей пришлось остаться в городе, чтобы помогать мужу в его многотрудной деятельности, то она, по крайней мере, может позволить себе роскошь и перестроить квартиру таким образом, чтобы она хоть отчасти напоминала деревенский дом, где прошло ее детство. Оставалось только сожалеть, что она не в силах перевезти из поместья и разместить на Парк-авеню столь любимых ею лошадей.От дворецкого Марианна отказалась. Она говорила, что дворецких в доме имеют или слишком старомодные люди, или нувориши. Хорошенькая горничная в белом переднике и наколке приняла из рук Бака пальто и сообщила, что «мадам скоро будет».Три собачки, лежавшие у камина, подняли мордочки и лениво завиляли хвостами, когда Бак проходил мимо, но не бросились приветствовать его звонким лаем, как делали всякий раз, завидев Марианну, – собаки принадлежали только ей, и никому больше, и отлично об этом знали.За огромным холлом скрывались роскошно убранная парадная гостиная и библиотека, хранившая бесценную коллекцию старинных фолиантов и древних географических карт, следом располагалась кухня. На первом этаже находились личные апартаменты Марианны и Бака с отдельными ванными комнатами, а далее по коридору можно было пройти в небольшую уютную гостиную Марианны и в кабинет Бака.Бак, словно школьник, прыгая через две ступени, легко взбежал на третий этаж, где находилась детская. Шестилетняя Грейс Джульетта Маргарет Брэттл Вингейт, которую домашние звали просто Миффи, услышав шаги отца, без улыбки взглянула на него и произнесла обычное:– Здравствуй, папочка.В ее голосе прозвучали знакомые Баку нотки недовольства, позаимствованные у матери, и он, улыбнувшись, сказал:– Здравствуй, Миффи. Так-то ты, значит, приветствуешь своего бедного старого отца!Раскинув широко руки, он направился к ней, и девочка после некоторого колебания позволила отцу обнять себя и поцеловать.– Уж слишком ты шумный, папочка, – укоризненно проговорила Миффи, снова повторив слова и интонацию Марианны. Бак не выдержал и расхохотался:– А ты такая же зануда, как твоя мамочка. Ну, говори, что случилось и отчего ты такая сердитая?Девочка исподлобья посмотрела на отца, и тот на мгновение залюбовался ею. У Миффи были такие же, как у матери, прямые темно-русые волосы, такой же, как у Марианны, довольно большой рот и зеленые, оттененные длинными темными ресницами глаза. Она была довольно высокой для своего возраста, длинноногой и в течение одной секунды умела превращаться из злючки в полное очарования существо, если ей, по какой-то причине, хотелось настоять на своем. Но сейчас Миффи было не до того – она принялась жаловаться Баку на мать, которая потребовала, чтобы она сегодня вечером оделась как следует и вышла поздороваться с гостями, которых родители ждали к обеду вечером.– А я не хочу, – капризно растягивая рот, хныкала девочка, – потому что все они – чертовски скучные тети и дяди.– Подумать только, какому изысканному английскому языку тебя обучают в чрезвычайно дорогом и модном детском садике, мисс Билли! – с иронией в голосе произнес Бак.– А я все равно не хочу, – упрямо повторила Миффи. Бак нахмурился. Он прекрасно понимал, что Марианне пришло на ум похвастаться своей крохотной дочерью перед гостями. Подобная участь постигла бы и пятилетнего Джейми, но Джеймсон Александр Бакленд заболел совершенно не аристократической болезнью – свинкой и был отправлен в сопровождении няньки в загородное поместье Вингейтов в Нью-Джерси. Ничего не поделаешь – детям тоже приходилось участвовать в избирательной кампании своего отца. Сегодня, например, требовалось вкусно накормить и развлечь несколько влиятельных политиков и деловых людей, дабы они после сытного обеда могли высказаться в пользу Бака как кандидата от республиканской партии и объявить с своей лояльности к его особе в большом и торжественном зале библиотеки.Во время последних президентских выборов Баку пришлось основательно потрудиться, участвуя в избирательной кампании на стороне республиканцев. Не меньше его трудилась во время выборов и Марианна, разыгрывая перед широкими слоями общественности роль истинной помощницы и друга многообещающего политического деятеля. В каком-то смысле Марианна и на самом деле была безупречной женой для политика – в ее прошлом не было ни одного сомнительного пятна, и ее жизнь, впрочем, как и жизнь любого из Брэттлов, являла собой для окружающих открытую книгу, где все страницы были исписаны четким и красивым почерком и не содержали ничего тайного и неприглядного – читать эту книгу можно было с любой главы. К тому же Брэттлы всегда занимали высокие должности в Конгрессе и Сенате Соединенных Штатов, и теперь их известное в политическом мире имя работало на Бака. Более того, все родственники жены соединили свои усилия, чтобы помочь Баку переместиться из сенаторского кресла на пост кандидата в президенты от республиканской партии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Как только ты передашь свой иск в суд, там начнут копать все с самого начала, и боюсь, что потоки грязи обрушатся не только на твою сестру, но и на тебя. Твое прошлое тоже нельзя назвать безупречным. Поэтому мой тебе совет – не пытайся будить спящую собаку.– Почему это мое прошлое нельзя назвать безупречным? – вспылил Гарри. – Мне нечего стыдиться. – Однако его рассерженный взгляд напоролся на спокойные и проницательные глаза Бака, и он почувствовал замешательство. – Я хочу сказать, что не имею никакого отношения к пожару, – добавил он уже куда более смиренным тоном.– Оставь это дело, Гарри, – ровным голосом произнес Бак.– Черт возьми, я-то считал тебя своим другом, – пробурчал Хэррисон, отодвигая резким движением стул и поднимаясь, чтобы уйти. – Пожалуй, мне стоит поискать себе другого адвоката.– Пожалуй, Гарри, – холодно ответил Бак, – поскольку я ни под каким видом не собираюсь принимать участие в твоей авантюре.И вот через девять лет Гарри неожиданно позвонил ему и предложил встретиться. Он заявил, что у него есть к Баку несколько вопросов относительно некоторых распоряжений покойного Гормена Хэррисона, оговоренных в завещании и затрагивающих интересы его наследника.«Адвокатская контора Вингейт и Вингейт» существовала давно и успела создать себе в деловом мире весьма устойчивую репутацию. Дедушка Бака, бедный иммигрант из Ирландии, положил основание семейному капиталу Вингейтов, торгуя мехами на Аляске, когда ему едва исполнилось двадцать лет. Затем, устав от вечного холода, он переключился на строительство железных дорог и торговлю зерном. Значительно позднее, когда он уже заработал достаточно, чтобы жить, ни в чем себе не отказывая, ему стало скучно, и он неожиданно решил засесть за парту. Дедушка Бака был сиротой и не сумел получить сколько-нибудь систематического образования. И вот, будучи уже зрелым мужем, он поступил в небольшой колледж на Среднем Западе, в котором имелась неплохая библиотека. Впоследствии она значительно расширилась благодаря усилиям и деньгам тридцатидвухлетнего студента, а он сам уже через два года вышел из стен заведения, во многом обязанного ему, дипломированным специалистом. После этого дедушка Вингейт подал документы в Гарвардский университет на факультет правоведения.Закончив университет со степенью доктора права, он отошел от коммерции и посвятил себя исключительно вновь обретенной специальности. Он женился на дочери богатого спекулянта недвижимостью в надежде на то, что жена подарит ему достаточное количество сыновей, чтобы он в будущем смог укомплектовать созданную им адвокатскую контору. Миссис Вингейт, однако, родила ему трех дочерей, и лишь четвертый ребенок оказался мальчиком, которому дали имя Джейсон. Сын уродился в отца и, повзрослев, сумел расширить дело, открыв филиалы конторы «Вингейт и Вингейт» в Сакраменто, Сан-Франциско и Нью-Йорке. Единственный сын Джейсона – Бакленд Олдрич Вингейт унаследовал семейный бизнес. Тем не менее, единственной и всепоглощающей страстью Бака оказалась политика, а не правоведение. Постепенно большая часть его адвокатской практики перешла в руки компаньонов, сам же Бак сделался сенатором от штата Калифорния и занимал ряд высоких должностей в различных сенатских комиссиях. Особенно он преуспел в комиссии Сената по торговле, которую знал великолепно.Джейсон Вингейт скончался несколько лет назад, но его дух неизменно присутствовал в конторе «Вингейт и Вингейт», стоило только посмотреть на монументальный портрет Джейсона в полный рост, украшавший одну из стен в офисе Бака в Нью-Йорке. Поглядывая на портрет отца, Бак вспоминал, как тот в самых резких выражениях осуждал поведение Гарри Хэррисона, и знал, что старик был совершенно прав. Тем не менее, Вингейты традиционно вели дела семейства Хэррисонов, и Бак считал своим долгом не нарушать традицию.Как всегда, Гарри запаздывал. Когда же он наконец ввалился в кабинет, Бак невольно отметил по себя, что Гарри здорово обрюзг, хотя по-прежнему выглядел достаточно импозантно в прекрасно сшитом костюме, сидевшем на нем без единой морщинки. Лицо его было покрыто бронзовым загаром, а светлые, уже начавшие редеть волосы, по обыкновению, зачесаны назад. Впрочем, за внешностью и одеждой Гарри следил всегда хорошо вымуштрованный камердинер, а не он сам. Даже подошвы его туфель сверкали от умело нанесенного средства для ухода за обувью, и, вне всякого сомнения, подобная операция осуществлялась ежедневно. Бак усмехнулся – он знал истинное лицо человека, скрывавшееся за безупречной внешностью настоящего джентльмена.– Привет, Бак, – весело сказал Гарри, протягивая руку и широко улыбаясь, словно между ними не было никакой размолвки и они только вчера расстались. – Извини, что не попал к тебе на свадьбу, но в то время я был в Монте-Карло. Или в Лондоне? – Гарри пожал плечами. – Забыл, знаешь ли. Но все равно, как поживает твоя жена?– С Марианной все в порядке, спасибо.Бак наблюдал, как глаза Гарри, рассеянно поблуждав по его столу, остановились на фотографии, заключенной в серебряную рамку, и он с удивлением приподнял брови.– Я слышал, что твоя жена – очаровательная женщина, а теперь, черт возьми, убедился в этом. Ты должен ею гордиться, Бак. Как тебе удалось подцепить такое сокровище – красива, богата и родом из старинного аристократического семейства? Смею заметить – редчайшая в наши дни комбинация.– Неужели? А как твои материальные планы?Бак был достаточно наслышан об интрижках Гарри с начинающими киноактрисами и певичками кабаре, но надеялся, что тот уже не даст себя втянуть в очередной дорогостоящий мезальянс. Сегодня Гарри не мог себе это позволить, хотя бы по финансовым соображениям.– К черту всех женщин, – с брезгливой миной произнес Хэррисон. – Я пришел к тебе, потому что нуждаюсь в твоей помощи. У меня небольшие денежные затруднения, и мне бы хотелось получить определенную сумму из «чрезвычайного фонда», оставленного мне отцом. Ты же знаешь, что творится сейчас на рынке, – быстро добавил он. – Мы понесли значительные убытки по части поставок какао и решили создать своего рода резервный фонд, чтобы иметь возможность в случае непредвиденных обстоятельств нести дополнительные расходы, не опасаясь банкротства. – Тут Гарри вновь продемонстрировал свою неотразимую улыбку. – Ведь ты знаешь, в бизнесе всякое случается.– Насколько я знаю, деньги из «чрезвычайного фонда», завещанного тебе отцом, могут быть выплачены только по достижении тобой сорокалетнего возраста, а до этого, – Бак развел руками, – как ты понимаешь, тебе остается прожить еще года четыре.Гарри театрально вздохнул. Затем он закурил сигарету и в расслабленной позе откинулся на спинку кресла.– Но ты же не захочешь, чтобы я влезал в долги? Да и какой смысл ждать четыре года, чтобы получить свои же собственные деньги, когда они нужны мне прямо сейчас? А ведь они действительно мне нужны, Бак.– Деньги фонда связаны волей завещавшего их, то есть твоего отца, Гарри. Таково было его желание. Боюсь, что я ничем не смогу тебе помочь, Гарри, пока тебе не исполнится сорок.Гарри снова вздохнул, пристально разглядывая кончик тлеющей египетской сигареты.– Что ж, примерно на такой ответ я и рассчитывал, – сказал он, взглянув на Бака. – Но ведь ты не можешь запретить мне сделать заем, не так ли?– Заем сейчас можно получить только под очень высокие проценты.Гарри глубоко затянулся и выпустил к потолку чрезвычайно красивое голубое колечко дыма.– Уверен, что банк Хэррисона с радостью предложит мне заем в несколько миллионов под весьма скромные проценты.Бак всем телом подался вперед, сложив на столе руки.– Послушай, Гарри, банковские операции осуществляется по определенным правилам. Поскольку ты являешься владельцем Торгового и сберегательного банка Хэррисонов, я вовсе не уверен в законности подобной финансовой махинации. Прошу тебя очень внимательно следить за каждым своим шагом в этой области.Гарри рассмеялся, правда, на этот раз без особого веселья.– Что ж, большое спасибо за совет, парень, Точно такие же советы я уже успел получить от всех адвокатов, связанных с нашим семейным бизнесом. Но все-таки, почему бы нам не решить этот вопрос полюбовно, как старым друзьям?В конце концов, мы знаем друг друга с детства. А помнишь Париж? Кажется, с тех пор минула целая вечность, но все равно – это была чудная поездка, разве нет? Помнишь этих ужасно сексуальных француженок в знаменитых борделях?– Более всего я запомнил твои парижские эскапады, Гарри. Гарри поднялся и направился к выходу, но у дверей задержался, словно вдруг вспомнил о чем-то.– Слушай, – небрежно спросил он, – а что это за разговоры ходят по поводу твоей персоны как возможного кандидата в президенты от республиканской партии? В принципе, звучит неплохо. Ты можешь рассчитывать на успех.Прошлое у тебя безупречное – школа, привилегированный колледж, университет. Жена из семьи, в которой все только и делали, что занимались политикой… Короче говоря, уважаемый человек и прекрасный семьянин. Если дело выгорит, я первый приду тебя поздравить… – Тут Гарри помолчал немного, улыбаясь своим мыслям, и добавил: – Жаль, что мы не договорились сегодня, Бак. Может быть, в другой раз, а? Почему бы тебе не пригласить меня в гости на ближайший уик-энд?Гарри помахал Баку рукой и ушел, оставив дверь открытой. Бак вздохнул. Гарри Хэррисон совершенно не изменился.Марианна Вингейт использовала свой дом в Вашингтоне только для ответственных приемов с участием важных государственных деятелей, крупных чиновников и политиков. Местом же своего повседневного обитания она избрала Нью-Йорк – там жили ее друзья, там ее дети ходили в школу. Именно в Нью-Йорке она спасалась от скуки, когда «провинциализм» Вашингтона начинал действовать ей на нервы – а такое обычно происходило в течение четырех дней в неделю.Квартира Вингейтов на Парк-авеню занимала три этажа роскошного дома. Правда, однажды Марианна решила принести второй этаж в жертву и устроила в его центральной части огромный холл, как в английских средневековых замках, в который с нижнего зала вела огромная мраморная лестница. Стены были выложены плитами французского известняка и украшены портретами аристократических предков Марианны в дорогих рамах и массивными серебряными подсвечниками. Кроме того, ей нравилось, чтобы огонь в двадцатифутовом мраморном камине горел постоянно – с первого прохладного дня осени до первого теплого дуновения весны. Недалеко от камина всегда можно было обнаружить двух-трех породистых английских спаниелей, нежившихся в исходившем от него тепле. Марианна со смехом говорила гостям, что в душе она – простая деревенская девчонка, и уж коли ей пришлось остаться в городе, чтобы помогать мужу в его многотрудной деятельности, то она, по крайней мере, может позволить себе роскошь и перестроить квартиру таким образом, чтобы она хоть отчасти напоминала деревенский дом, где прошло ее детство. Оставалось только сожалеть, что она не в силах перевезти из поместья и разместить на Парк-авеню столь любимых ею лошадей.От дворецкого Марианна отказалась. Она говорила, что дворецких в доме имеют или слишком старомодные люди, или нувориши. Хорошенькая горничная в белом переднике и наколке приняла из рук Бака пальто и сообщила, что «мадам скоро будет».Три собачки, лежавшие у камина, подняли мордочки и лениво завиляли хвостами, когда Бак проходил мимо, но не бросились приветствовать его звонким лаем, как делали всякий раз, завидев Марианну, – собаки принадлежали только ей, и никому больше, и отлично об этом знали.За огромным холлом скрывались роскошно убранная парадная гостиная и библиотека, хранившая бесценную коллекцию старинных фолиантов и древних географических карт, следом располагалась кухня. На первом этаже находились личные апартаменты Марианны и Бака с отдельными ванными комнатами, а далее по коридору можно было пройти в небольшую уютную гостиную Марианны и в кабинет Бака.Бак, словно школьник, прыгая через две ступени, легко взбежал на третий этаж, где находилась детская. Шестилетняя Грейс Джульетта Маргарет Брэттл Вингейт, которую домашние звали просто Миффи, услышав шаги отца, без улыбки взглянула на него и произнесла обычное:– Здравствуй, папочка.В ее голосе прозвучали знакомые Баку нотки недовольства, позаимствованные у матери, и он, улыбнувшись, сказал:– Здравствуй, Миффи. Так-то ты, значит, приветствуешь своего бедного старого отца!Раскинув широко руки, он направился к ней, и девочка после некоторого колебания позволила отцу обнять себя и поцеловать.– Уж слишком ты шумный, папочка, – укоризненно проговорила Миффи, снова повторив слова и интонацию Марианны. Бак не выдержал и расхохотался:– А ты такая же зануда, как твоя мамочка. Ну, говори, что случилось и отчего ты такая сердитая?Девочка исподлобья посмотрела на отца, и тот на мгновение залюбовался ею. У Миффи были такие же, как у матери, прямые темно-русые волосы, такой же, как у Марианны, довольно большой рот и зеленые, оттененные длинными темными ресницами глаза. Она была довольно высокой для своего возраста, длинноногой и в течение одной секунды умела превращаться из злючки в полное очарования существо, если ей, по какой-то причине, хотелось настоять на своем. Но сейчас Миффи было не до того – она принялась жаловаться Баку на мать, которая потребовала, чтобы она сегодня вечером оделась как следует и вышла поздороваться с гостями, которых родители ждали к обеду вечером.– А я не хочу, – капризно растягивая рот, хныкала девочка, – потому что все они – чертовски скучные тети и дяди.– Подумать только, какому изысканному английскому языку тебя обучают в чрезвычайно дорогом и модном детском садике, мисс Билли! – с иронией в голосе произнес Бак.– А я все равно не хочу, – упрямо повторила Миффи. Бак нахмурился. Он прекрасно понимал, что Марианне пришло на ум похвастаться своей крохотной дочерью перед гостями. Подобная участь постигла бы и пятилетнего Джейми, но Джеймсон Александр Бакленд заболел совершенно не аристократической болезнью – свинкой и был отправлен в сопровождении няньки в загородное поместье Вингейтов в Нью-Джерси. Ничего не поделаешь – детям тоже приходилось участвовать в избирательной кампании своего отца. Сегодня, например, требовалось вкусно накормить и развлечь несколько влиятельных политиков и деловых людей, дабы они после сытного обеда могли высказаться в пользу Бака как кандидата от республиканской партии и объявить с своей лояльности к его особе в большом и торжественном зале библиотеки.Во время последних президентских выборов Баку пришлось основательно потрудиться, участвуя в избирательной кампании на стороне республиканцев. Не меньше его трудилась во время выборов и Марианна, разыгрывая перед широкими слоями общественности роль истинной помощницы и друга многообещающего политического деятеля. В каком-то смысле Марианна и на самом деле была безупречной женой для политика – в ее прошлом не было ни одного сомнительного пятна, и ее жизнь, впрочем, как и жизнь любого из Брэттлов, являла собой для окружающих открытую книгу, где все страницы были исписаны четким и красивым почерком и не содержали ничего тайного и неприглядного – читать эту книгу можно было с любой главы. К тому же Брэттлы всегда занимали высокие должности в Конгрессе и Сенате Соединенных Штатов, и теперь их известное в политическом мире имя работало на Бака. Более того, все родственники жены соединили свои усилия, чтобы помочь Баку переместиться из сенаторского кресла на пост кандидата в президенты от республиканской партии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71