Я велела запереть все двери.
— Тебе полегче, старина? — спросил он Брембла, и когда дворецкий кивнул, добавил: — Иди к себе, отдохни и попробуй уснуть, а завтра не слишком переутомляйся.
Подойдя к Синаре, Мерлин взял ее за руку и повел к огромному камину у восточной стены холла, где горело яркое пламя, разгонявшее холод и сырость.
— Я надеялся, что жена встретит меня — усталого путника — хотя бы стаканом бренди.
— Ты, кажется, не слишком обеспокоен тем, что случилось сегодня.
— Напротив. Но что я могу сделать в такой час? Поймать его в темноте нет никакой возможности. Скорее всего это какой-то наглый бродяга, решивший украсть еду или что-нибудь подороже.
Мерлин попытался обнять жену, но та уклонилась:
— Мама могла серьезно пострадать — она и так едва не умерла от испуга, а что касается Брембла…
— Что, по-твоему я должен делать? — вспыхнул Мерлин. — И что я МОГУ сделать?
— Конечно, не так уж много, но ты должен понять мое волнение. Мне вряд ли удастся уснуть сегодня.
— Поверь, я все понимаю. Последнее время в моей жизни нет ничего, кроме тревог. Но сейчас мне нужен отдых и покой, а не новые трудности.
Мерлин помолчал, задумчиво глядя в огонь:
— Не собираешься спросить, как прошла поездка?
Синара мгновенно просветлела:
— Да, я почти забыла. Что ты сумел сделать для Брендона? Как он?
— Вполне здоров и спрашивал о тебе. Правда, немного осунулся. Хочет повидать тебя в Ньюгейте, до суда.
— Суда? Когда? Где?
— В Кингстоне, в графстве Суррей, там, где свершилось преступление. Когда Брендона будут перевозить из Лондона в Кингстон, я попытаюсь его освободить. Хорошо еще, что не было решено судить его в Одл-Бейли. Оттуда побег невозможен. Бог видит, — вздохнул Мерлин, — из-за Брендона я способен попасть еще в большую беду, чем та, в которой уже очутился. Если меня поймают, могут засадить в Ньюгейт, и, возможно, в одну камеру с твоим братом.
Терзаемая угрызениями совести, Синара задумчиво смотрела на мужа:
— Этот твой план спасения кажется довольно опасным.
— Совершенно верно, но для тех, кто отчаялся, другого выхода нет, а я пойду на все ради твоего спокойствия. — Он, слегка улыбаясь, шагнул к жене, словно желая обнять, но тут же спохватился: — Когда мы отправимся в Лондон вместе?
— Как можно скорее.
Близость Мерлина волновала Синару больше, чем ей хотелось бы. Он отлучился всего на неделю, но она вынуждена была признаться себе, что тосковала по нему. Присутствие мужа давало ей постоянную поддержку. Он всегда был готов помочь решить любую проблему, и это позволяло Синаре чувствовать себя в безопасности. Даже теперь, после того как в замок прокрался чужой, она больше не боялась, потому что Мерлин вернулся.
Опьяненная радостью встречи, Синара вспомнила множество мелочей, которыми хотела поделиться с мужем, но глядя в эти темные глаза, мгновенно забыла обо всем на свете. Какое счастье оказаться в его объятиях, ощутить прикосновение губ.
— Собираешься подняться к себе? — осведомился он.
— Да… одна. Мое отношение к тебе не изменилось.
НО ЭТО НЕПРАВДА. Только она никогда не допустит, чтобы он узнал…
— Как обидно! — вздохнул Мерлин и, подвинув к огню старое кресло с резной спинкой, обитое выцветшей золотистой парчой, уселся, вытянув длинные ноги:
— Пожалуйста, попроси по дороге Брембла принести мне бутылку бренди.
— Ты отослал его спать, не помнишь?! Но я сама сейчас принесу.
Жалея о том, что разговор так быстро закончился, Синара вышла, а когда спустя несколько минут вернулась, обнаружила, что муж уснул. Она подавила желание вглядеться в это красивое лицо, выглядевшее во сне совсем по-другому, словно суровые черты неожиданно смягчились, а постоянная грусть растворилась в дымке грез.
Синара поставила бутылку и стакан и подошла ближе, решая, стоит ли укрыть Мерлина. Огонь скоро погаснет, и к утру муж окончательно замерзнет.
Она так долго колебалась, что не заметила, как Мерлин открыл глаза, и вскрикнула от неожиданности, когда он, выбросив вперед руки, мгновенно притянул ее к себе на колени.
— Что ты делаешь? — прошипела она, пытаясь вырваться.
— Я видел сказочный сон, в котором царила ты, но твое появление пробудило меня, — поддразнил Мерлин, лукаво улыбнувшись. — Тогда я подумал, что достоин более теплого приема, чем тот, который мне оказали раньше.
Синара окинула мужа свирепым взглядом не потому, что злилась — просто он оказался сильнее. Как бы, не нарушая правил приличия и не вступая при этом в драку, высвободиться из его объятий? Если он думает, что она снова отдастся ему, как в тот раз — сильно ошибается. Тогда она сделала это ради Брендона.
— Отпусти меня.
— Не отпущу, пока не поцелуешь.
— Вот еще! Не имею ни малейшего желания попусту время тратить! Да и кресло это ужасно неудобное!
— Мы всегда можем найти местечко поудобнее — мою постель.
Синара напрасно упиралась руками в мускулистую грудь.
— Только потому, что я уступила шантажу однажды, не означает, что я вновь приму предложение.
— Прекрасно. Если желаешь упрямиться, чтобы гордость не пострадала, пусть будет так. Но пока ты рядом…
Прежде чем Синара успела запротестовать, он припал к ее губам. Времени отстраниться не было — поцелуй становился все крепче, опьяняя, возбуждая до такой степени, что Синаре хотелось лишь одного — навек растаять в объятиях мужа. Он сумел растопить холод, сковавший жену, и этот поцелуй был не обыкновенным соприкосновением губ, эротическим танцем языков, а слиянием душ, безмолвным разговором сердец. Потрясенная неожиданным открытием, Синара пыталась ускользнуть, но сопротивление скоро ослабло. Невероятная благоговейная нежность его поцелуя уничтожила решимость бороться. Язык Мерлина, бархатисто-мягкий, словно обволакивал ее рот, лаская, гладя, ища утешения… И Синара почему-то понимала, что поцелуй доставляет Мерлину такое же наслаждение, как и ей. Казалось, протекла вечность, пока она снова и снова узнавала его. Ее тело, не желавшее ничего знать о гордости, раскрылось навстречу ему, как цветок, под дарующим жизнь солнцем; радостное тепло пронизывало все ее существо, а поцелуй становился все более страстным, все более требовательным. И она отвечала. Как можно было не ответить, когда она совсем потеряла голову?
— Господи милостивый, что же это? Что в тебе так опьяняет, Синара, и лишает меня разума? — пробормотала он, поднимая голову, чтобы взглянуть ей в глаза. — КТО ты, любимая? Ведьма, заколдовавшая меня? Кажется, я искал тебя всю жизнь, но теперь, когда держу в объятиях, знаю, что ты мне не принадлежишь, потому что лишен твоей любви, знаю, что растоптал твою гордость в ту ночь. Но теперь мы оба кое-что усвоили, не так ли?
Синара потрясенно уставилась на мужа. Никогда раньше она не слыхала от него таких нежных слов. Это он казался волшебником, его слова оплетали магической паутиной грез ее сердце, так, что горячая волна счастья захлестнула Синару. Ей неожиданно показалось, что они знали друг друга всегда. Беспредельность этой мысли испугала ее, и она поспешно отстранилась. Мерлин разжал руки:
— Как мне заставить тебя понять?!
— Что именно? — резко спросила она, поднимаясь, расправляя платье и изо всех сил стараясь казаться безразличной.
— Что есть нечто, всегда соединявшее нас, то, чего мы не можем точно определить.
Он прав, прав и говорит вслух то, о чем не осмеливалась подумать Синара. Между ними существует какая-то внутренняя глубинная связь, которую почти невозможно объяснить… и оба произнесли брачные обеты перед священником, клятвы, которые она не могла нарушить, а теперь и не хотела, особенно после той ночи… Отныне Синара навеки принадлежит этому темноволосому красавцу, сумевшему зажечь в ней пламя. Однако пока еще не время открыть мужу свои пробудившиеся чувства.
— Ощущение, что мы связаны невидимой нитью, не меняет того обстоятельства, что наш брак — брак по расчету.
— Это зависит от того, сколько еще времени ты будешь стараться сохранять его таковым.
— Не возлагай вину только на меня, Мерлин. Синара направилась было к лестнице, но муж остановил ее:
— Не уходи, подожди немного. У меня для тебя подарок.
— Подарок?
Мерлин вытащил из кармана маленький сверток и вручил жене.
Синара открыла бархатную коробочку и на мгновение прикрыла глаза, ослепленная радужным блеском. Внутри оказались золотые серьги в виде капель. В середине каждой сверкал большой бриллиант чистой воды.
— Они похожи на слезы, пролитые тобой, когда мы впервые любили друг друга. Они всегда будут напоминать тебе нашу ночь…
Синара вспыхнула от смущения:
— Не знаю, захочется ли мне вспоминать такое. — Опустив крышку, она протянула мужу коробочку. — Не вижу причин отмечать это событие.
Что-то мрачное, болезненное мелькнуло в его глазах, но Мерлин молча взял коробочку и сунул обратно в карман. Синара тут же пожалела о некстати вырвавшихся жестоких словах:
— Я… не хотела обидеть тебя, — запинаясь, пробормотала она.
— Серьги очень красивые, но я предпочла бы забыть ту ночь.
«ЛГУНЬЯ»! — упрекнула она себя.
Губы Мерлина невесело скривились:
— Твое желание для меня закон. Завтра утром едем в Лондон. Успеешь собраться? Я сам буду готов тебя сопровождать.
Он отвернулся, откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.
— Разве ты не собираешься лечь в постель? — спросила Синара, не зная, что сделать и сказать. Так не хотелось оставлять мужа, особенно сейчас, когда пропасть между ними еще больше расширилась. Ведь что ни говори, а он сумел увидеться с Брендоном.
— Я думал, тебе все равно.
Он взглянул на нее сквозь полуопущенные ресницы, и Синара вздрогнула от холодного безразличия, сменившего пылкую страсть. Не сказав больше ни слова, она вышла. Может, она зря не приняла подарок? Серьги такие изящные, но, вспоминая ту ночь, она вновь и вновь переживала невероятное унижение. Правда, в душе росло новое чувство — острое, настойчивое желание, ПОТРЕБНОСТЬ узнать, изведать освобождение от головокружительного напряжения, державшего ее в плену каждое мгновение, которое она проводила с мужем. Он, очевидно, понимал это.
Синара разделась с помощью Тильда и после ухода горничной услышала шаги Мерлина в соседней комнате. Она настороженно прислушалась, и желание быть с ним охватило ее с новой силой. Но теперь между ними была не только стена. Однако она заплатила за согласие помочь Брендону, так откуда же угрызения совести, ставшие последнее время ее постоянными спутниками… если не считать неотвязного стремления оказаться рядом с мужем. Она никогда не думала, что способна так увлечься.
Прижав ухо к двери, Синара пыталась понять, что происходит в соседней комнате, но там уже было тихо. Прислушивается он к тому, что делает жена?
Синара опустила ладонь на дверную ручку, обвела пальцем холодные завитки, гадая, касается ли сейчас Мерлин старого металла. Но только она успела почти поверить в это, как из соседней спальни донесся скрип пружин.
Испытывая отвращение к собственным глупым мечтам, Синара решила лечь в постель. Простыни оказались холодными, хотя Тильда положила нагретый кирпич под пуховое одеяло. Синара долго металась и ворочалась, прежде чем, наконец, уснула. Но хотя тело отдыхало, душа не находила покоя.
Глава 10
Синаре не пришлось испытать радости лондонского Сезона, поскольку Хоторны были слишком бедны, чтобы заплатить за роскошный бал и модные туалеты для дочери. Никто из родственников не изъявил желания помочь девушке и взять на себя расходы. Синара не особенно жалела об этом, потому что не знала, чего лишена — до сих пор она бывала в столице всего дважды. И вот теперь она в Лондоне с Мерлином. Пока карета катилась по Пикадилли, Синара не отрывала взгляда от окна. Какофония звуков завораживала ее, как и толпы, кишевшие на улицах. Разносчики пронзительно выкрикивали названия товаров, и громче всех вопили цветочницы. Телеги и фургоны громыхали по булыжникам мостов, бродячие собаки гонялись за голубями.
Мерлин почти всю дорогу молчал, лишь изредка делая ни к чему не обязывающие замечания. Оказалось, что они должны остановиться в городском доме, принадлежавшем когда-то Россу Сеймуру, а теперь Мерлину.
Это было высокое узкое здание на Албермарл-стрит, в фешенебельном районе Мейфэр. Фасад выглядел простым и элегантным, по обе стороны от парадной двери возвышались колонны, над большими окнами вились гипсовые гирлянды виноградных листьев. Экипаж остановился; полная женщина с седеющими волосами и нездорово-бледным лицом вышла на крыльцо. Большой чепец не давал хорошенько рассмотреть ее, оборки почти скрывали крохотные, похожие на беличьи, глазки. Вид у нее был явно настороженный. Женщина сделала реверанс, с любопытством оглядывая Синару.
— Это Этель Суон, — пояснил Мерлин. — Старая домоправительницы отца. Теперь постоянно живет в Лондоне и присматривает за домом.
— Я сделала сандвичи, мистер Мерлин. Сейчас вскипячу чайник, — объявила миссис Суон.
Синара, пытаясь размять свои затекшие ноги, улыбнулась экономке. Они пробыли в дороге целых четыре дня. Наконец-то путешествие закончено! Конечно, жаль, что Тильди не смогла тоже поехать, но пришлось оставить горничную ухаживать за Эстеллой.
Гидеон Свифт, сидевший рядом с кучером, внес в дом багаж. К этому времени начал моросить дождь, и лондонские улицы окутал запах мокрой сажи и какое-то зловоние, источник которого Синара не могла распознать. Небо приняло свинцово-серый оттенок. Сумерки быстро сгущались.
— Заходите скорей, а то промокнете, — добродушно проворчала миссис Суон.
Она помогла Синаре снять плащ, и та поблагодарила ее с улыбкой.
— Разве здесь нет дворецкого? — осведомилась Си-нара, оглядывая тускло освещенный холл. Полы из каррарского мрамора были выложены узором в черно-белую клетку. Дубовая лестница с изящно изогнутыми перилами вела в коридор второго этажа. Стены были обшиты панелями, на которых в чинном порядке висели фамильные портреты Сеймуров. У парадной двери стояли огромное зеркало в затейливой раме и чиппендейловское кресло.
— Поскольку мы никого не принимаем… то есть, пока хозяева не живут здесь постоянно, кроме миссис Суон, глухого лакея да уборщицы, других слуг нет, — пояснил Мерлин, — и пока мы в трауре, я не считал нужным никого нанимать.
Он вошел в гостиную через двойные двери. Синара заметила, что вся мебель закрыта парусиновыми чехлами. Она последовала за мужем, восхищенно оглядывая изящные кремовые панели, разделенные затейливой гипсовой лепниной. На мраморном камине стояли фарфоровые безделушки и часы из золоченой бронзы.
Твой отец смог многого добиться. Если бы титул принадлежал ему, Росс наверняка бы сумел найти способ восстановить Блек Рейвн, — заметила она. — Как случилось, что остальные братья не обладали его талантами?
Муж взглянул на нее, и Синара в который раз испытала беспощадную силу странного притяжения, существовавшего между ними. Казалось, она с каждым днем все больше поддается его очарованию, все острее сознает его присутствие. Кроме того, Мерлин обладал несомненным терпением. С той ночи, когда Синара отказалась от подарка, он ни разу не попытался предъявить свои права на ласки жены.
— Отец вложил то немногое, что унаследовал, в землю в окрестностях Лондона. Как тебе известно, город быстро разрастается, участки почти сразу же повысились в цене, и отец смог купить еще земли. Скорее всего у его братьев не было деловых способностей. Они не сумели, как отец, вовремя использовать свои возможности.
Мерлин, помолчав, отодвинул золотистую бархатную штору и выглянул в окно:
— Думаю, Сидни, отец Макса, делал все возможное, чтобы спасти Блек Рейвн, но приходилось постоянно бороться с нуждой.
— Может, нам удастся то, что не удалось ему, — пробормотала Синара скорее себе, чем Мерлину.
Настороженное выражение появилось на его лице, Мерлин пристально вглядывался в нее:
— НАМ? Я считал, что ты не желаешь иметь со мной ничего общего, Синара.
Синара, покраснев, отвернулась. Он слишком многое видел, слишком хорошо ее понимал.
— Мы муж и жена, хотим мы этого или нет, и, возможно, проведем остаток жизни в Блек Рейвне. Лицо Мерлина чуть смягчилось улыбкой:
— Возможно, — согласился он, — но я надеялся показать тебе Лондон. Как только срок траура закончится, мы начнем въезжать в свет, и ты наконец-то, хоть и с опозданием, сумеешь насладиться радостями Сезона. Ты заслужила это после всего того, что пришлось вынести из-за Феликса и нашей вынужденной свадьбы.
Он так заботился о Синаре, изумляя ее каждый раз, когда выказывал безграничную щедрость и великодушие.
— Мне бы очень хотелось этого, — прошептала она.
— Поскольку Сезон кончился, мы вряд ли встретим здесь знакомых, — пояснил Мерлин. — Почти все разъехались в сельские поместья.
— Так или иначе, не думаю, что при нынешнем положении вещей нас захотят принимать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Тебе полегче, старина? — спросил он Брембла, и когда дворецкий кивнул, добавил: — Иди к себе, отдохни и попробуй уснуть, а завтра не слишком переутомляйся.
Подойдя к Синаре, Мерлин взял ее за руку и повел к огромному камину у восточной стены холла, где горело яркое пламя, разгонявшее холод и сырость.
— Я надеялся, что жена встретит меня — усталого путника — хотя бы стаканом бренди.
— Ты, кажется, не слишком обеспокоен тем, что случилось сегодня.
— Напротив. Но что я могу сделать в такой час? Поймать его в темноте нет никакой возможности. Скорее всего это какой-то наглый бродяга, решивший украсть еду или что-нибудь подороже.
Мерлин попытался обнять жену, но та уклонилась:
— Мама могла серьезно пострадать — она и так едва не умерла от испуга, а что касается Брембла…
— Что, по-твоему я должен делать? — вспыхнул Мерлин. — И что я МОГУ сделать?
— Конечно, не так уж много, но ты должен понять мое волнение. Мне вряд ли удастся уснуть сегодня.
— Поверь, я все понимаю. Последнее время в моей жизни нет ничего, кроме тревог. Но сейчас мне нужен отдых и покой, а не новые трудности.
Мерлин помолчал, задумчиво глядя в огонь:
— Не собираешься спросить, как прошла поездка?
Синара мгновенно просветлела:
— Да, я почти забыла. Что ты сумел сделать для Брендона? Как он?
— Вполне здоров и спрашивал о тебе. Правда, немного осунулся. Хочет повидать тебя в Ньюгейте, до суда.
— Суда? Когда? Где?
— В Кингстоне, в графстве Суррей, там, где свершилось преступление. Когда Брендона будут перевозить из Лондона в Кингстон, я попытаюсь его освободить. Хорошо еще, что не было решено судить его в Одл-Бейли. Оттуда побег невозможен. Бог видит, — вздохнул Мерлин, — из-за Брендона я способен попасть еще в большую беду, чем та, в которой уже очутился. Если меня поймают, могут засадить в Ньюгейт, и, возможно, в одну камеру с твоим братом.
Терзаемая угрызениями совести, Синара задумчиво смотрела на мужа:
— Этот твой план спасения кажется довольно опасным.
— Совершенно верно, но для тех, кто отчаялся, другого выхода нет, а я пойду на все ради твоего спокойствия. — Он, слегка улыбаясь, шагнул к жене, словно желая обнять, но тут же спохватился: — Когда мы отправимся в Лондон вместе?
— Как можно скорее.
Близость Мерлина волновала Синару больше, чем ей хотелось бы. Он отлучился всего на неделю, но она вынуждена была признаться себе, что тосковала по нему. Присутствие мужа давало ей постоянную поддержку. Он всегда был готов помочь решить любую проблему, и это позволяло Синаре чувствовать себя в безопасности. Даже теперь, после того как в замок прокрался чужой, она больше не боялась, потому что Мерлин вернулся.
Опьяненная радостью встречи, Синара вспомнила множество мелочей, которыми хотела поделиться с мужем, но глядя в эти темные глаза, мгновенно забыла обо всем на свете. Какое счастье оказаться в его объятиях, ощутить прикосновение губ.
— Собираешься подняться к себе? — осведомился он.
— Да… одна. Мое отношение к тебе не изменилось.
НО ЭТО НЕПРАВДА. Только она никогда не допустит, чтобы он узнал…
— Как обидно! — вздохнул Мерлин и, подвинув к огню старое кресло с резной спинкой, обитое выцветшей золотистой парчой, уселся, вытянув длинные ноги:
— Пожалуйста, попроси по дороге Брембла принести мне бутылку бренди.
— Ты отослал его спать, не помнишь?! Но я сама сейчас принесу.
Жалея о том, что разговор так быстро закончился, Синара вышла, а когда спустя несколько минут вернулась, обнаружила, что муж уснул. Она подавила желание вглядеться в это красивое лицо, выглядевшее во сне совсем по-другому, словно суровые черты неожиданно смягчились, а постоянная грусть растворилась в дымке грез.
Синара поставила бутылку и стакан и подошла ближе, решая, стоит ли укрыть Мерлина. Огонь скоро погаснет, и к утру муж окончательно замерзнет.
Она так долго колебалась, что не заметила, как Мерлин открыл глаза, и вскрикнула от неожиданности, когда он, выбросив вперед руки, мгновенно притянул ее к себе на колени.
— Что ты делаешь? — прошипела она, пытаясь вырваться.
— Я видел сказочный сон, в котором царила ты, но твое появление пробудило меня, — поддразнил Мерлин, лукаво улыбнувшись. — Тогда я подумал, что достоин более теплого приема, чем тот, который мне оказали раньше.
Синара окинула мужа свирепым взглядом не потому, что злилась — просто он оказался сильнее. Как бы, не нарушая правил приличия и не вступая при этом в драку, высвободиться из его объятий? Если он думает, что она снова отдастся ему, как в тот раз — сильно ошибается. Тогда она сделала это ради Брендона.
— Отпусти меня.
— Не отпущу, пока не поцелуешь.
— Вот еще! Не имею ни малейшего желания попусту время тратить! Да и кресло это ужасно неудобное!
— Мы всегда можем найти местечко поудобнее — мою постель.
Синара напрасно упиралась руками в мускулистую грудь.
— Только потому, что я уступила шантажу однажды, не означает, что я вновь приму предложение.
— Прекрасно. Если желаешь упрямиться, чтобы гордость не пострадала, пусть будет так. Но пока ты рядом…
Прежде чем Синара успела запротестовать, он припал к ее губам. Времени отстраниться не было — поцелуй становился все крепче, опьяняя, возбуждая до такой степени, что Синаре хотелось лишь одного — навек растаять в объятиях мужа. Он сумел растопить холод, сковавший жену, и этот поцелуй был не обыкновенным соприкосновением губ, эротическим танцем языков, а слиянием душ, безмолвным разговором сердец. Потрясенная неожиданным открытием, Синара пыталась ускользнуть, но сопротивление скоро ослабло. Невероятная благоговейная нежность его поцелуя уничтожила решимость бороться. Язык Мерлина, бархатисто-мягкий, словно обволакивал ее рот, лаская, гладя, ища утешения… И Синара почему-то понимала, что поцелуй доставляет Мерлину такое же наслаждение, как и ей. Казалось, протекла вечность, пока она снова и снова узнавала его. Ее тело, не желавшее ничего знать о гордости, раскрылось навстречу ему, как цветок, под дарующим жизнь солнцем; радостное тепло пронизывало все ее существо, а поцелуй становился все более страстным, все более требовательным. И она отвечала. Как можно было не ответить, когда она совсем потеряла голову?
— Господи милостивый, что же это? Что в тебе так опьяняет, Синара, и лишает меня разума? — пробормотала он, поднимая голову, чтобы взглянуть ей в глаза. — КТО ты, любимая? Ведьма, заколдовавшая меня? Кажется, я искал тебя всю жизнь, но теперь, когда держу в объятиях, знаю, что ты мне не принадлежишь, потому что лишен твоей любви, знаю, что растоптал твою гордость в ту ночь. Но теперь мы оба кое-что усвоили, не так ли?
Синара потрясенно уставилась на мужа. Никогда раньше она не слыхала от него таких нежных слов. Это он казался волшебником, его слова оплетали магической паутиной грез ее сердце, так, что горячая волна счастья захлестнула Синару. Ей неожиданно показалось, что они знали друг друга всегда. Беспредельность этой мысли испугала ее, и она поспешно отстранилась. Мерлин разжал руки:
— Как мне заставить тебя понять?!
— Что именно? — резко спросила она, поднимаясь, расправляя платье и изо всех сил стараясь казаться безразличной.
— Что есть нечто, всегда соединявшее нас, то, чего мы не можем точно определить.
Он прав, прав и говорит вслух то, о чем не осмеливалась подумать Синара. Между ними существует какая-то внутренняя глубинная связь, которую почти невозможно объяснить… и оба произнесли брачные обеты перед священником, клятвы, которые она не могла нарушить, а теперь и не хотела, особенно после той ночи… Отныне Синара навеки принадлежит этому темноволосому красавцу, сумевшему зажечь в ней пламя. Однако пока еще не время открыть мужу свои пробудившиеся чувства.
— Ощущение, что мы связаны невидимой нитью, не меняет того обстоятельства, что наш брак — брак по расчету.
— Это зависит от того, сколько еще времени ты будешь стараться сохранять его таковым.
— Не возлагай вину только на меня, Мерлин. Синара направилась было к лестнице, но муж остановил ее:
— Не уходи, подожди немного. У меня для тебя подарок.
— Подарок?
Мерлин вытащил из кармана маленький сверток и вручил жене.
Синара открыла бархатную коробочку и на мгновение прикрыла глаза, ослепленная радужным блеском. Внутри оказались золотые серьги в виде капель. В середине каждой сверкал большой бриллиант чистой воды.
— Они похожи на слезы, пролитые тобой, когда мы впервые любили друг друга. Они всегда будут напоминать тебе нашу ночь…
Синара вспыхнула от смущения:
— Не знаю, захочется ли мне вспоминать такое. — Опустив крышку, она протянула мужу коробочку. — Не вижу причин отмечать это событие.
Что-то мрачное, болезненное мелькнуло в его глазах, но Мерлин молча взял коробочку и сунул обратно в карман. Синара тут же пожалела о некстати вырвавшихся жестоких словах:
— Я… не хотела обидеть тебя, — запинаясь, пробормотала она.
— Серьги очень красивые, но я предпочла бы забыть ту ночь.
«ЛГУНЬЯ»! — упрекнула она себя.
Губы Мерлина невесело скривились:
— Твое желание для меня закон. Завтра утром едем в Лондон. Успеешь собраться? Я сам буду готов тебя сопровождать.
Он отвернулся, откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.
— Разве ты не собираешься лечь в постель? — спросила Синара, не зная, что сделать и сказать. Так не хотелось оставлять мужа, особенно сейчас, когда пропасть между ними еще больше расширилась. Ведь что ни говори, а он сумел увидеться с Брендоном.
— Я думал, тебе все равно.
Он взглянул на нее сквозь полуопущенные ресницы, и Синара вздрогнула от холодного безразличия, сменившего пылкую страсть. Не сказав больше ни слова, она вышла. Может, она зря не приняла подарок? Серьги такие изящные, но, вспоминая ту ночь, она вновь и вновь переживала невероятное унижение. Правда, в душе росло новое чувство — острое, настойчивое желание, ПОТРЕБНОСТЬ узнать, изведать освобождение от головокружительного напряжения, державшего ее в плену каждое мгновение, которое она проводила с мужем. Он, очевидно, понимал это.
Синара разделась с помощью Тильда и после ухода горничной услышала шаги Мерлина в соседней комнате. Она настороженно прислушалась, и желание быть с ним охватило ее с новой силой. Но теперь между ними была не только стена. Однако она заплатила за согласие помочь Брендону, так откуда же угрызения совести, ставшие последнее время ее постоянными спутниками… если не считать неотвязного стремления оказаться рядом с мужем. Она никогда не думала, что способна так увлечься.
Прижав ухо к двери, Синара пыталась понять, что происходит в соседней комнате, но там уже было тихо. Прислушивается он к тому, что делает жена?
Синара опустила ладонь на дверную ручку, обвела пальцем холодные завитки, гадая, касается ли сейчас Мерлин старого металла. Но только она успела почти поверить в это, как из соседней спальни донесся скрип пружин.
Испытывая отвращение к собственным глупым мечтам, Синара решила лечь в постель. Простыни оказались холодными, хотя Тильда положила нагретый кирпич под пуховое одеяло. Синара долго металась и ворочалась, прежде чем, наконец, уснула. Но хотя тело отдыхало, душа не находила покоя.
Глава 10
Синаре не пришлось испытать радости лондонского Сезона, поскольку Хоторны были слишком бедны, чтобы заплатить за роскошный бал и модные туалеты для дочери. Никто из родственников не изъявил желания помочь девушке и взять на себя расходы. Синара не особенно жалела об этом, потому что не знала, чего лишена — до сих пор она бывала в столице всего дважды. И вот теперь она в Лондоне с Мерлином. Пока карета катилась по Пикадилли, Синара не отрывала взгляда от окна. Какофония звуков завораживала ее, как и толпы, кишевшие на улицах. Разносчики пронзительно выкрикивали названия товаров, и громче всех вопили цветочницы. Телеги и фургоны громыхали по булыжникам мостов, бродячие собаки гонялись за голубями.
Мерлин почти всю дорогу молчал, лишь изредка делая ни к чему не обязывающие замечания. Оказалось, что они должны остановиться в городском доме, принадлежавшем когда-то Россу Сеймуру, а теперь Мерлину.
Это было высокое узкое здание на Албермарл-стрит, в фешенебельном районе Мейфэр. Фасад выглядел простым и элегантным, по обе стороны от парадной двери возвышались колонны, над большими окнами вились гипсовые гирлянды виноградных листьев. Экипаж остановился; полная женщина с седеющими волосами и нездорово-бледным лицом вышла на крыльцо. Большой чепец не давал хорошенько рассмотреть ее, оборки почти скрывали крохотные, похожие на беличьи, глазки. Вид у нее был явно настороженный. Женщина сделала реверанс, с любопытством оглядывая Синару.
— Это Этель Суон, — пояснил Мерлин. — Старая домоправительницы отца. Теперь постоянно живет в Лондоне и присматривает за домом.
— Я сделала сандвичи, мистер Мерлин. Сейчас вскипячу чайник, — объявила миссис Суон.
Синара, пытаясь размять свои затекшие ноги, улыбнулась экономке. Они пробыли в дороге целых четыре дня. Наконец-то путешествие закончено! Конечно, жаль, что Тильди не смогла тоже поехать, но пришлось оставить горничную ухаживать за Эстеллой.
Гидеон Свифт, сидевший рядом с кучером, внес в дом багаж. К этому времени начал моросить дождь, и лондонские улицы окутал запах мокрой сажи и какое-то зловоние, источник которого Синара не могла распознать. Небо приняло свинцово-серый оттенок. Сумерки быстро сгущались.
— Заходите скорей, а то промокнете, — добродушно проворчала миссис Суон.
Она помогла Синаре снять плащ, и та поблагодарила ее с улыбкой.
— Разве здесь нет дворецкого? — осведомилась Си-нара, оглядывая тускло освещенный холл. Полы из каррарского мрамора были выложены узором в черно-белую клетку. Дубовая лестница с изящно изогнутыми перилами вела в коридор второго этажа. Стены были обшиты панелями, на которых в чинном порядке висели фамильные портреты Сеймуров. У парадной двери стояли огромное зеркало в затейливой раме и чиппендейловское кресло.
— Поскольку мы никого не принимаем… то есть, пока хозяева не живут здесь постоянно, кроме миссис Суон, глухого лакея да уборщицы, других слуг нет, — пояснил Мерлин, — и пока мы в трауре, я не считал нужным никого нанимать.
Он вошел в гостиную через двойные двери. Синара заметила, что вся мебель закрыта парусиновыми чехлами. Она последовала за мужем, восхищенно оглядывая изящные кремовые панели, разделенные затейливой гипсовой лепниной. На мраморном камине стояли фарфоровые безделушки и часы из золоченой бронзы.
Твой отец смог многого добиться. Если бы титул принадлежал ему, Росс наверняка бы сумел найти способ восстановить Блек Рейвн, — заметила она. — Как случилось, что остальные братья не обладали его талантами?
Муж взглянул на нее, и Синара в который раз испытала беспощадную силу странного притяжения, существовавшего между ними. Казалось, она с каждым днем все больше поддается его очарованию, все острее сознает его присутствие. Кроме того, Мерлин обладал несомненным терпением. С той ночи, когда Синара отказалась от подарка, он ни разу не попытался предъявить свои права на ласки жены.
— Отец вложил то немногое, что унаследовал, в землю в окрестностях Лондона. Как тебе известно, город быстро разрастается, участки почти сразу же повысились в цене, и отец смог купить еще земли. Скорее всего у его братьев не было деловых способностей. Они не сумели, как отец, вовремя использовать свои возможности.
Мерлин, помолчав, отодвинул золотистую бархатную штору и выглянул в окно:
— Думаю, Сидни, отец Макса, делал все возможное, чтобы спасти Блек Рейвн, но приходилось постоянно бороться с нуждой.
— Может, нам удастся то, что не удалось ему, — пробормотала Синара скорее себе, чем Мерлину.
Настороженное выражение появилось на его лице, Мерлин пристально вглядывался в нее:
— НАМ? Я считал, что ты не желаешь иметь со мной ничего общего, Синара.
Синара, покраснев, отвернулась. Он слишком многое видел, слишком хорошо ее понимал.
— Мы муж и жена, хотим мы этого или нет, и, возможно, проведем остаток жизни в Блек Рейвне. Лицо Мерлина чуть смягчилось улыбкой:
— Возможно, — согласился он, — но я надеялся показать тебе Лондон. Как только срок траура закончится, мы начнем въезжать в свет, и ты наконец-то, хоть и с опозданием, сумеешь насладиться радостями Сезона. Ты заслужила это после всего того, что пришлось вынести из-за Феликса и нашей вынужденной свадьбы.
Он так заботился о Синаре, изумляя ее каждый раз, когда выказывал безграничную щедрость и великодушие.
— Мне бы очень хотелось этого, — прошептала она.
— Поскольку Сезон кончился, мы вряд ли встретим здесь знакомых, — пояснил Мерлин. — Почти все разъехались в сельские поместья.
— Так или иначе, не думаю, что при нынешнем положении вещей нас захотят принимать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35