На следующий день Людовик XII и Мария Английская под звуки органа и ликующее пение мальчиков сочетались законным браком перед Богом и людьми в высоком зале церкви святого Вульфрана.
Людовик, который стоял на коленях рядом со своей новой супругой на украшенной гербом с лилиями подушечке, не мог удержаться от того, чтобы еще раз не скользнуть по ней взглядом. Для него ее красота была радостным потрясением, он радовался тому, что вновь чувствовал себя молодым. Молодость Мари и ее любезность были столь открытыми, что ему хотелось верить: именно он является для этой молодой женщины принцем ее мечты.
В молодости, будучи принцем Орлеанским, Людовик XII был красив и имел успех у женщин. За это время его истощили и иссушили тревоги и тяжелые заботы о своей любимой Анне. Тем не менее он сохранил королевскую осанку, а добрые глаза придавали невыразительному лицу особый шарм. Мари сразу же поняла все это и искренне улыбалась старому, больному человеку, который должен был стать ее мужем. Эта улыбка была для уставшего сердца короля подобна солнечному лучу.
Но для Франсуа, который находился на расстоянии нескольких шагов от них и не отрывал от Мари взгляда, эта улыбка была подобна удару кулаком. С горечью он смотрел на красоту Мари, подчеркнутую сиянием короны и дорогими украшениями, и после этого едва осмеливался взглянуть на сбою жену, которая стояла рядом с ним. Клод была преданным, терпеливым созданием, но она была лишена блеска и особой прелести, она не выдерживала сравнения с королевой, а в довершение всего она хромала.
Когда вечером Франсуа вместе с Монморанси, Суффолком и другими придворными провожал королевскую чету в спальные покои, он чувствовал себя необычно возбужденным.
Его друг, Флоранж, который шел рядом с ним, украдкой показал на короля, который с непривычной поспешностью шел впереди процессии, и злобно прошептал:
– Мой дорогой Франсуа, если король и дальше будет так спешить, то у нас будет наследник престола, прежде чем зацветут сливы. Все согласились между собой, что король уже наполовину мертв, но посмотри, как он бежит. Воистину, красота ее может разбудить и мертвого… во всяком случае, я бы этой ночью хотел быть королем Франции…
– А у меня самые лучшие виды никогда не сделаться им… Ты это хочешь сказать? – проворчал герцог с мрачным взглядом. – Ты полагаешь, что я не молюсь о том же каждое утро? Но что я могу сделать?
Монморанси рассмеялся.
– Ну, не драматизируй. Я знаю, что король – огонь и пламя. Но в подобных случаях недостаточно иметь только большое желание. Особенно в возрасте короля.
Когда они затем вошли в брачные покои, где собралось множество женщин у большой постели, на которой уже покоилась королева, Франсуа встретился взглядом со своей матерью, которая, казалось, была так же неспокойна, как и он. Энергичная Луиза Савойская чувствовала, как рвется нить, которую она так медленно и упорно пряла, дабы завоевать трон для того, кого она гордо называла «мой Цезарь».
Но когда он увидел золотые волосы Мари, рассыпавшиеся по подушке, он подумал о чем-то совершенно отличном от французской короны.
На следующий день двор не говорил ни о чем другом, кроме как о изумительном преображении короля. Людовик ХП вышел из брачных покоев уверенными шагами, с веселым лицом и сияющей улыбкой, которая до неузнаваемости изменила его лицо. Он радостно ответил на все приветствия, и удивление на лицах подданных очень позабавило его. Затем он провозгласил громко и внятно:
– Пожелайте мне счастья, господа. Эта ночь была удивительна, и я чувствую себя великолепно. Воистину великолепно. Королева еще спит, но мы, господа, пойдем подкрепимся.
Затем он во главе толпы придворных отправился завтракать.
– Разве я не говорил, что королева может пробудить мертвого? – прошептал Флоранж.
Но Франсуа де Валуа не был расположен к шуткам. Он бросил злой взгляд на своего друга и, быстро повернувшись, скрылся в одном из коридоров. Несколько минут спустя он, оседлав коня и взяв с собой трех охотничьих собак, покинул замок. Ему понадобился целый день, чтобы диким галопом усмирить бурю, свирепствовавшую в его сердце. Впервые в жизни он чувствовал желание задушить доброго короля Людовика.
Из окна спальни за ним наблюдала только что проснувшаяся Мари, пока облако пыли не скрыло его из виду.
Королевская чета не осталась в Абвиле. Погода с каждым днем ухудшалась, кроме того, король хотел скорее оказаться в Париже. В последние дни октября весь двор был вновь в столице, и Мари завладела новыми помещениями в доме Турнель, где король проживал с большим удовольствием, чем в неуютном старом Лувре. Несмотря на мрачную близость Бастилии, он любил этот прелестный, широко задуманный ансамбль с красивыми павильонами, садами, маленькими рощами и лугами. Здесь он вспоминал о своем пребывании в долине Луары и прежде всего о своем любимом замке Блуа. И когда Мари проходила через портал, который был украшен ангелом, держащим щит с гербом, когда она затем бродила по прекрасно задуманному цветущему саду, она знала, что в новом жилище будет чувствовать себя как дома.
Два месяца в Париже были заполнены праздниками, концертами, турнирами, музыкой и пением. Каждый вечер танцевали, и Мари распоряжалась балами с таким размахом и с такой заразительной веселостью, что Людовик был восхищен ею. Ради нее он изменил своим привычкам и отказался от спокойной, строго расписанной жизни. Так, был сдвинут строгий распорядок трапез, ночные бдения затягивались… что, впрочем, не мешало королю каждую ночь навещать супругу. Двор был охвачен веселым безумием, и Людовик XII позволял, как пьяный, втянуть себя в этот водоворот, за которым со всевозрастающей тревогой наблюдал протрезвевший Франсуа. Здоровье короля долго не выдержит такую жизнь, и шалости юной королевы пробуждали у Франсуа все увеличивающееся недовольство. Когда он каждый вечер наблюдал, как королевская чета возвращается к себе в покои, он разгневанно принимал решение на следующий день уехать в свое поместье Амбуаз. Но на следующий день сама мысль о том, чтобы жить вдали от Мари, претила ему.
Здоровья Людовика XII действительно хватило ненадолго. За несколько дней до Рождества усталый король слег в постель, и каждому было ясно, что он уже не поднимется на ноги.
В это время Луиза Савойская, герцогиня Ангулемская, с возмущением оглядела своих детей. – Вы, – закричала она, – действительно ничего не понимаете! Я говорю вам, что этот Суффолк не покидает комнаты королевы!
Франсуа ограничился тем, что пожал плечами, но Маргарита, его сестра, прекрасная герцогиня Алансона, которую он в шутку называл «Маргарита маргариток», дружелюбно улыбнулась матери.
– Не будем спорить об этом, матушка, но что в том дурного? Естественно, что королева с удовольствием принимает своих земляков, а кроме того, ей трудно закрыть дверь перед носом посланника ее собственного брата-короля.
Луиза Савойская насмешливо передразнила голос дочери:
– Посланника ее собственного брата-короля! Ах, нет! К сожалению, этот посланник к тому же приходится ей любовником.
– Это неправда! Это абсурдная ложь!
Внезапно покраснев, Франсуа вскочил и в три шага оказался перед матерью. Герцогиня Ангулемская посмотрела на него со смесью нежности и иронии.
– Какой ты еще ребенок, мой бедный Франсуа. Да, я говорю, что он – ее любовник, и знаю это наверняка. Я тебе могу даже сказать, что я знаю это давно. Он был ее любовником еще до того, как она вышла замуж за короля. У меня есть совершенно доказательные сообщения наших посланников, но я не сочла нужным об этом распространяться. А теперь промедление опасно: король болен, а королева, очевидно, еще не ожидает наследника. Когда же Суффолк так подолгу находится у нее в комнате, мы не знаем, что там происходит. Мари не из тех женщин, кто любит одиночество.
Франсуа побледнел и взглянул в замешательстве на сестру, но та была тоже удивлена и не смогла ответить ему сочувствующим взглядом.
– Это невозможно, – пробормотал он, – Мария не…
– Мария молода и жизнерадостна, – перебила его мать. – Нужно сделать что-то как можно скорее, иначе этот англичанин станет королем Франции.
Франсуа схватил берет, плащ и опоясался мечом.
– Я немедленно поговорю с ним! – воскликнул он. Он хотел убежать, но Маргарита задержала его.
– Спокойнее, Франсуа. Нет смысла убивать на дуэли английского посланника и тем самым разжигать дипломатическую войну. Мы должны… отстранить его, отвлечь. Но, конечно, крайне вежливо.
Луиза Савойская улыбнулась дочери. Как она умна и расчетлива! Небеса воистину наградили ее детьми.
В нерешительности Франсуа мял перчатку и смотрел на сестру.
– Что ты мне посоветуешь, сестрица?
Маргарита рассмеялась, поднялась на цыпочки и быстро поцеловала брата в гладко выбритую щеку.
– Ты сам знаешь лучше всех, Франсуа! Наиболее действенное средство для мужчины – это женщина!
Франсуа подумал некоторое время, и его лицо просветлело. Он взял берет и закутался в плащ.
– Хорошо. У меня есть то, что нам нужно.
Он покинул дом Алансона и в сильную вьюгу помчался верхом в Ле-Турнель.
На следующее утро Франсуа пригласил с собой Суффолка в Амбуаз. В густом лесу между Луарой и Шер должна была состояться охота на кабана, и страстный охотник Суффолк никогда не мог устоять перед звуком охотничьего рога. Он с удовольствием принял приглашение, тем более что его угнетало пребывание в Ле-Турнеле. Мари была уже не такой, как в Лондоне. Казалось, она забыла о своей любви к нему и иногда его не замечала. Она, очевидно, была счастлива быть королевой Франции, и у нее было одно-единственное желание – навсегда остаться таковой. Сперва он верил, что сможет вновь завладеть ею, но в самые интимные мгновения молодой англичанин чувствовал, как она ускользает от него, перестает быть ему понятной.
Охота прошла отлично. Вечером в замке устроили большой пир, во время которого Валуа представил своему гостю ослепительную, прекрасную блондинку, чей шарм сразу же поразил англичанина. Он был приятно удивлен тем впечатлением, которое произвел на молодую женщину, и это и было то средство, которое позволяло связать его по рукам и ногам. Нужно сказать, что Мария де Бурдазье, которая уже некоторое время была любовницей Франсуа, в совершенстве владела искусством любви. Когда Франсуа двумя днями позже покинул Амбуаз, чтобы отправиться в Париж, герцог Суффолк был готов принять ее приглашение и провести несколько дней под кровом ее стареющего мужа.
Освободившись от большой заботы, Франсуа поспешно вернулся в Ле-Турнель.
Когда он навестил королеву, она как раз позировала, сидя в кресле с прямой спинкой. Она была в розовом, вышитом серебром платье с горностаевой опушкой, которое делало ее еще красивее. Мари не шевелила ни одним пальцем. У ее ног лежала борзая, а в нескольких шагах размахивал своей кистью старый придворный художник Жан Перраль. Но когда вошел Франсуа, она подарила ему ослепительную улыбку и поднялась.
– На сегодня хватит, маэстро Жан, – сказала она дружелюбно. – Я немного устала.
Пока художник, учтиво поклонившись, собирал свои кисти, Мари пошла навстречу гостю. Без церемоний она поднялась на цыпочки и поцеловала его, затем отвела к скамье и усадила рядом с собой.
– Вы так редко бываете здесь, дорогой кузен, я вас не видела уже несколько дней. Где вы были?
– На охоте, мадам. Но я находился неподалеку от вашего величества.
Мари покачала головой и надула губы.
– Почему так формально? Вы не можете называть меня просто Мари, когда мы одни? Во всяком случае, я могу называть вас Франсуа.
– Но ваше величество… уважение… Мари вздохнула.
– Уважение, уважение. Я ничего, кроме этого, не слышу. Я умираю от скуки, Франсуа, приходите ко мне почаще, поддержите меня.
Франсуа снисходительно улыбнулся. Со своими надутыми губками и озабоченным личиком она была похожа на маленького, капризного, но прелестного ребенка. И все же она всегда была прекрасна…
Внезапно он почувствовал ее близость и не мог оторвать глаз от ее красных губ. Ее легкие, чуть пахнущие амброй духи пьянили, и его волнение росло. Он хотел подняться, но маленькая рука Мари легла на его руку.
– Говорят, у вас хороший голос, кузен, и вы знаете множество любовных песен. Не желаете ли иногда петь их для меня?
И она тут же, как птица, вспорхнула со своего места и принесла из какого-то угла лютню.
– Попробуйте, – ободряюще сказала она. – Несправедливо, что я являюсь единственной, кто еще не слыхал вашего пения.
Молодой герцог взял инструмент, механически настроил его и, улыбаясь, посмотрел королеве прямо в глаза.
– Королева желает?
– Королева приказывает… а Мари просит об этом. Франсуа опустился к ее ногам на подушки, сыграл прелюдию и запел.
Он не заметил, как Мари одним жестом отослала своих придворных дам, которые хотели послушать.
* * *
С того дня Франсуа день за днем навещал королеву, как мотылек, который кружится вокруг луча света. Между ними возникла нежная доверительность. Они пели, играли или болтали. Иногда они закрывали двери из-за болезни короля и танцевали павану, и Франсуа все теснее прижимал к себе королеву. Когда он находился у Мари, она старалась избавиться от своих дам, чтобы побыть с ним наедине. Ради него она наряжалась, была нежна и вкрадчива, словом, пускала в ход все средства женского кокетства. И Франсуа поддался напору своих чувств, которым он не мог сопротивляться, и всевозрастающему желанию, которое, он знал, она разделяет. Иначе почему ее рука так горяча, когда лежит в его ладони, ее глаза излучают желание, когда он подходит к ней, а губы дрожат, когда он их целует?
Он охладел к Гринголю, причем без видимой на то причины. Однажды вечером тот дождался его у королевских покоев и проводил через заснеженный сад до его дома.
– Я должен поговорить с вами, монсеньор, – сказал он. Немного волнуясь, герцог следовал за ним. Он очень ценил Гринголя. Тот был старше и был почетным рыцарем королевы Анны. Но к тому же он немного боялся его откровенности. Если он просит о частной беседе, значит, за ним стоит Луиза Савойская.
Гринголь заговорил сразу о главном:
– То, что я должен вам сказать, крайне неприятно мне самому, монсеньор, но перед Богом я должен это сделать. Вы понимаете, что вас используют?
– Я не понимаю…
– Нет? Тогда я должен вам об этом сказать: вы понимаете, что плодите соперников престола? Если вы еще не стали любовником королевы, то скоро это произойдет.
– Гринголь! – воскликнул Франсуа, покраснев до корней волос.
Но тот продолжал с воодушевлением.
– Неужели вы не видите, что эта хитрая женщина хочет остаться королевой Франции и заманивает вас к себе с тем, чтобы зачать от вас ребенка, чего она не смогла сделать от короля? Вы молоды, и кровь у вас горячая, поэтому вы доставите ей это удовольствие… вы уже попались, как рыбка на крючок. Вскоре вы сможете сказать: «Адью, мое прекрасное королевство»! Когда она родит на свет ребенка, вы потеряете для нее всякий интерес… всякий.
Жестокость подобной атаки поразила Франсуа. Он остановился, как будто окаменел, посреди заснеженной аллеи.
Гринголь продолжал несколько мягче:
– Подумайте об этом, монсеньор. Вам придется поступать вопреки вашим желаниям, и это прискорбно. Простите, что я был столь откровенен, но поймите, что моя откровенность есть лишь следствие преданности вам. За Людовиком XII должен последовать Франсуа I.
Молодой герцог положил своему другу руку на плечо.
– Я подумаю об этом, – прошептал он сдавленным голосом. – Я обещаю вам. Спасибо, друг мой…
Но вопреки обещанию, наутро после бессонной ночи он возвратился к Мари. Она притягивала его как магнит, и он был не способен бороться с этим. Вместе с тем он увидел, что ничего не может поделать со своей матерью. Она поклялась сделать его королем, даже вопреки его собственному желанию. Когда он вошел к королеве, он испытал потрясение, увидев там среди женщин свою мать и свою жену. Поскольку его взгляд выдавал, насколько он был поражен, герцогиня Ангулемская подошла к нему, протянула руку для поцелуя и произнесла, улыбаясь:
– Я пришла, чтобы ввести Клод к королеве. Со времени болезни нашего господина она так одинока, что надо ей помочь. Я надеюсь, вы не разозлитесь на меня, если я на некоторое время похищу у вас вашу супругу. Пока король не выздоровеет, она останется с королевой, и будет спать в ее спальне.
Франсуа чувствовал, как он побледнел, но страшный взгляд матери остановился на нем. Он увидел беспокойный, просящий взгляд жены, который был настолько печален, что он внезапно ощутил свою вину перед ней. Он поклонился, как полагалось, королеве, и отошел к Клод.
– Я сожалею, мадам, что мне приходится отказаться от вас. Но наша матушка права. Конечно же, надо позаботиться о королеве.
Он взял дрожащую руку жены и задержал ее в обеих своих руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36