На меня смотрела снизу вверх пара разумных, выпуклых черных глаз. Они принадлежали рыжеватой крысе невероятной величины. Она опиралась правой лапкой на мою ногу, словно собираясь произнести послеобеденный спич. Мы спокойно созерцали друг друга, кажется с одинаковым облегчением увидев, с кем каждый из нас имеет дело. Потом крыса моргнула и отступила на несколько шажков. Мы еще некоторое время глядели в глаза друг другу с нарастающим недоверием, и крыса наконец трусцой удалилась в щель между камнями. Она еще два раза неожиданно высовывалась и подглядывала за мной, но потом окончательно исчезла.
Стоило мне снова тронуться с места, как я наткнулся рукой на что-то невыразимо отвратительное; однако любопытство победило, потому что мне впервые предстояло увидеть существо, хорошо знакомое мне по рисункам. Оно называется Scutigera, представляет собой нечто вроде сороконожки с неимоверно длинными конечностями и встречается повсеместно в большинстве тропических стран и в теплых зонах умеренных поясов. Я бы назвал это существо длинноногим насекомым, удлиненным в восемь раз и по способу передвижения крайне напоминающим мой тотем – паука! Оно шустро бегает, шурша ножками.
Эта тварь тоже рванулась очень шустро, потеряв несколько ножек. Я бросился в погоню и в конце концов загнал ее в бутылку, что заметно придало мне бодрости. Водя вокруг лучом фонаря, я обнаружил множество этих существ – от них на стены падали уродливо вытянутые тени. Потом я чуть не умер от страха, увидев что-то движущееся в глубине. Громадное, черное, оно внезапно метнулось из-за каменного завала, но я наконец понял, что это моя собственная тень, и совсем приободрился. Я начинал осваиваться с живыми существами в таинственном и жутком подземном мире.
Туннель, казалось, тянулся вниз до бесконечности, но рыбный запах все крепчал и крепчал, и мне не терпелось разгадать эту тайну. Затем я столкнулся с формой жизни, несомненно выдуманной кем-то, не лишенным чувства юмора. Поначалу я увидел только тень, отброшенную на потолок, который стал значительно ниже. Тень была высотой добрых три фута и самой диковинной формы – вроде паровой яхты, к которой приделали несколько пар ног. С кормы торчало нечто напоминающее громадный ятаган, а на носу, казалось, уселись двое рыбаков с удочками. Время от времени все сооружение трусцой двигалось вперед, а потом отступало назад. Я наклонился к фонарю, взглянул вдоль луча и увидел существо еще более гротескное, чем его тень, зато, к моему облегчению, значительно более скромных размеров. Это оказался сверчок с антеннами несусветной длины, который тут же подпрыгнул и был таков. Но и его я сумел изловить. Тут я увидел, что россыпь камней переходит в крутой гладкий склон из ярко-красной глины.
Склон тоже казался бесконечным, но выяснилось, что это всего-навсего оптическая иллюзия. Глиняный скат представлял собой широкий веер, постепенно сужавшийся книзу, где он переходил в ровный и абсолютно правильный земляной круг. Я достиг дна туннеля, и запах здесь был еще сильнее.
Пол был совершенно плоский, но на двух концентрических уровнях обрывался ступеньками дюйма по два вышиной. Видимо, это были следы от лужиц, оставленные в разное время. Сейчас все высохло, но вдоль последней, внутренней ступеньки виднелись кусочки чего-то черного. Несомненно, это были угольки, но я не мог представить себе, как они туда попали. Рассматривая дно, я вдруг услышал, как вокруг меня кто-то словно пускает пузыри и чмокает.
Порою звуки раздавались совсем рядом, но всегда за моей спиной. Я каждый раз резко оборачивался, но там никого не было. Следя за линией угольков, я обнаружил остатки наполовину засыпанного очага. Когда я стал его раскапывать, нечто чмокнуло и зашипело прямо у меня под носом. Я копнул прямо в том месте и успел-таки перехватить червя, прежде чем он скрылся в углублении, наполненном водой. В очаге ничего не было, кроме слежавшегося слоя дерева да массы червей.
Тут я обнаружил и источник зловония. Его издавали крабы, в неисчислимом множестве валявшиеся на ровном глиняном полу. Они сохраняли подозрительную неподвижность, и, когда я ткнул одного из них, он рассыпался в прах. Крабы были мертвые, точнее, остались лишь побелевшие скорлупки мертвых крабов. Некоторые из них погибли раньше других – должно быть, они лежали тут много лет; в других панцирях еще оставалась гниющая плоть, а один еще слабо шевелился. Пока я рассматривал его, раздался треск, и по глиняному склону скатился еще один краб. Он упал на спину и слабо шевелил ногами, но сил перевернуться у него не хватало. У меня на глазах краб постепенно застыл и замер: он был мертв. Затем я нашел осколки крупных костей, и это навело меня на размышления.
Это была камера смертников, самая ужасная из всех. Всегда жалеешь старых и беспомощных, и поэтому истории о слонах, которые бредут в какое-то особое место, чтобы там лечь и умереть, переполняют нас возвышенной печалью. Мысль о том, что крабы пробираются в глубину пещер, чтобы скатиться по крутому склону и умереть на этой холодной и безмолвной голгофе, кажется жуткой, фантастичной и почему-то вызывает ужас.
Но может быть, это не обычай, а простое совпадение. Что, если крабы забрались сюда с какой-то определенной целью, а потом так наелись и так долго пробыли тут, что старость помешала им выбраться наверх? Может быть, какое-нибудь другое несчастное создание послужило крабам приманкой, но я мог назвать только одно существо, которое было способно принести сюда дрова и развести костер. От этой мысли меня пробрала дрожь, и я решил еще раз рассмотреть обломки крупных костей; но они от малейшего прикосновения рассыпались в пыль, да мне и не удалось бы узнать, не прихватило ли с собой это существо других животных, служивших ему пищей.
Я измерил дно пещеры, изловил еще несколько скутигер, потом взглянул на часы. Было восемь часов! Я вдруг понял, что даже Альма может начать беспокоиться, и принялся карабкаться вверх по глинистому склону. Добравшись до камней, я прибавил резвости, пока не выскочил с еще большей скоростью прямо в залитый луной лес. Вскоре я перевалил через гребень и увидел огни нашего лагеря далеко справа, где им быть вовсе не полагалось.
Дорогой я размышлял и о костях, и о крабах, и о зловещей тишине. Предположим, что просто застигнутый ночной темнотой пришлый охотник сделал там привал и готовил себе ужин. Для чего ему было спускаться на самое дно воронки? Для чего ему понадобилось тащить туда крупную дичь, чтобы ее приготовить? Почему крабы стремятся туда, вниз, где абсолютно нечем поживиться? Я задавал эти вопросы себе, а потом решил спросить у всезнающего Каприаты.
Это компетентное лицо выдвинуло вполне приемлемые теории – о беглых каторжниках и так далее, – вовсе не приправленные, как обычно у местных жителей намеками на сверхъестественное. Он высказал также' желание лично обследовать это место и внес еще одно практичное предложение – расставить там ловушки и изловить ту крысу. Итак, на другой же день мы вышли в поход, нагруженные всем необходимым снаряжением, и по редкостному везению сумели отыскать пещеру: хотя до нее было рукой подать, я не имел ни малейшего представления, где она находится.
Наши операции мы развернули недалеко от входа в пещеру, примерно в том месте, где я повстречался с крысой. Мы с Каприатой поделили ловушки и пошли каждый по своей стороне, а Альма тем временем занялась поисками мелких животных; ловушки ведь – существа мощные, и в них обитают коварные и агрессивные души, а настораживать их – дело хитрое и мудреное. Как часто после столь трудной операции, когда вы пытаетесь удалиться на цыпочках, они защелкиваются с ужасающим лязгом, даже подпрыгивают на месте. Мне случалось играть в эту изнурительную игру с ловушкой по полчаса, пока она не вцеплялась мертвой хваткой в мои пальцы, после чего благоволила оставаться настороженной, пока я не удалялся на порядочное расстояние.
Когда наши фонари скрылись за россыпью камней, в пещере снова воцарилась обволакивающая, душная тишина. В кромешной тьме мы чувствовали себя отрезанными от всего мира, и, казалось, было слышно, как копошатся мысли в наших головах. Спустя некоторое время, протяженность которого отмечалась только приглушенным расстоянием, стальным лязганьем и раздающимся немедленно вслед за ним взрывом ругательств, я закончил свою половину дела и спустился пониже, к Альме, чтобы выкурить заслуженную сигарету, в которой очень нуждался. Мы пристроились на большом камне, выключили фонарь и покуривали, слушая отдаленные высказывания Каприаты.
На этот раз я старался держать руки в наиболее безопасной позиции – скутигер, как я заметил, вокруг было еще больше, чем в прошлый раз. Через несколько секунд мы услышали негромкий звук, будто маленький вымпел трепещет совсем рядом с нашими головами. л включил фонарь, и звук тут же умолк; но я знал, что где-то поблизости прячется летучая мышь, поэтому опять выключил фонарь и задумался: почему летучие мыши залетают так глубоко в пещеру? Ведь обычно они держатся только возле входа. Кроме того, было уже довольно поздно, и мы специально отложили эту работу напоследок, потому что она не требовала дневного света, который сюда все равно не проникал. К этому времени всем летучим мышам уже полагалось вылететь на свою ночную охоту. Трепыхание возобновилось, и, судя по звуку, что-то приземлилось на камень у нас за спиной. Мы вскочили, повернувшись на сто восемьдесят градусов, и включили свет, который озарил уродливое, во многих отношениях отталкивающее создание.
Черное, круглое, как мяч, существо сидело на камне, опираясь на четыре ходулеобразные конечности, изогнутые таким же жутким образом, как паучьи лапки. Голова у этой твари была фантастически уродливая, с громадными, похожими на раковины стоячими ушами, между которыми выглядывала нелепая морда, казалось почти целиком состоявшая из разинутой в сатанинской усмешке воронкообразной пасти, из которой торчали два ослепительно белых, острых, как у грызунов, резца. Это маленькое чудовище сновало во все стороны, двигалось вперед, назад и вбок с одинаковой легкостью, его движения напоминали движения краба, и оно не переставало ухмыляться и щелкать оскаленными на нас зубами. Я попробовал сбить его сачком, но оно и не подумало взлетать, а ловко ускользнуло за камень и оттуда скрежетало зубами и строило нам гримасы. Это был Desmodus, летучая мышь, пьющая кровь, главное пугало Тринидада, местное чудовище.
Так состоялось наше с ним первое знакомство, и нас охватил энтузиазм, который не угас и по сию пору, даже после того, как мы целыми месяцами охотились на маленьких злых духов. Наблюдать за всегда новыми, иногда удивительно забавными трюками этих существ никогда не надоедает, а их привычки, которые изучали в своих целях только медики, далеко не все известны. Мы наперебой звали Каприату, не переставая махать сачками, но летучая мышь играючи уходила от нас и наконец взлетела в воздух легко, как птичка. Облетев вокруг нас два или три раза, она села на гладкую каменную стенку и юркнула в узкую расщелину, откуда тут же понесся громкий сварливый писк и трескотня.
Мы заметили, что из некоторых более узких щелей выступает какое-то черное вещество. Теперь, рассмотрев его поближе, мы увидели, что это затвердевший помет десмодусов; их выделения всегда черного цвета и вязкие, как смола, – результат питания кровью. Когда Каприата к нам спустился, мы принялись подкатывать к стене камни поменьше – надо было добраться до расщелины. Я взмостился на этот ненадежный пьедестал и, балансируя, посветил фонарем в глубь расщелины.
Там было с полдюжины десмодусов. Они все шарахнулись прочь, сбились в кучу и ощерились, глядя на меня. Лезть туда голой рукой я не торопился, а сачком выковырнуть их оттуда было невозможно. Пришлось временно загородить выход в широкой части с помощью коллекторского мешка. Потом мы разломали одну ловушку и согнули кусок проволоки наподобие рыболовного крючка. Зверьки яростно кусали проволоку, и нам пришлось прикрепить к ней сигарету: как только дым стал забиваться в их убежище, эти мельчайшие млекопитающие сообразили, что пора удирать, и бросились прямиком в сачок, который невесть откуда оказался у них на пути. Мы мигом завязали сачок узлом и поспешили в лагерь, где можно было поближе познакомиться с нашими пленниками.
Внешне десмодус никакими поразительными особенностями не отличается. Есть множество видов летучих мышей, куда более диковинных с виду. От остальных видов его скорее всего отличает образ жизни, сходный только с образом жизни его родственника – Diphylla. Длиной десмодус дюйма три, а хвоста у него нет вовсе. Шерсть короткая и густая, и все четыре пойманных нами экземпляра были обычного для вида темного шоколадно-коричневого окраса с легким рыжеватым оттенком. Самое примечательное в зверьке передние зубы. Верхняя пара передних резцов имеет треугольную форму и выгнута наружу, причем острые их кончики сближены, образуя нечто вроде ложковидной стамески с острейшими краями.
Передние зубы – главное орудие десмодуса; с их помощью он добывает себе пропитание. Вот как это происходит. Покинув свое убежище примерно через час после наступления темноты – позже других летучих мышей, которые вылетают за час до заката, – он отправляется на поиски животных, причем предпочитает теплокровных, хотя ими, насколько я понял, не ограничивается круг его жертв: мы своими глазами видели, как зверек напал на крупную жабу, и мне рассказывали, что пару таких зверьков в неволе долго кормили ящерицами. Выбрав подходящую жертву, вампир садится поблизости на землю и «пешком» незаметно подкрадывается к ней. Задние ноги у него длинные, а крылья он может туго сворачивать, опираясь на толстые подушечки свободных и обычно длинных пальцев передних лап. Если жертва крупная – корова, коза или человек, – маленький кровопийца вспрыгивает, помогая себе крыльями, на открытый участок тела, а потом ползает, отыскивая подходящее местечко для своей «операции». Операция состоит в том, что зверек выдалбливает или выскребает неглубокую ранку в шкуре или коже жертвы, затем следует серия быстрых «кивков» головой, и передние зубы работают, как мотыга или долото. Получается ранка длиной около сантиметра, из которой струей льется кровь. Десмодус лакает кровь язычком, который ходит туда-сюда, как поршень, в воронке, образованной раздвоенной нижней губой, прижатой к ране на манер водосточного желоба.
Самое странное, что животные никак не реагируют на эту процедуру. Кролики и телята, которых использовали в экспериментах, стояли совершенно спокойно, пока кровопийца не наедался досыта. То же самое происходит и с птицей, хотя при появлении разбойника поднимается дикий переполох. Существует поверье, что вампир взмахами крыльев нагоняет на свою жертву сон или оцепенение; достойные доверия наблюдатели подтверждают, что и на людей эти зверьки действуют усыпляюще. То же самое подтверждают вполне достоверные рассказы людей: видя, как вампир подкрадывается к их раскрытым ногам, многие из них вскоре засыпали, а когда наутро просыпались, с удивлением обнаруживали на своих ногах ранки от его укусов. Я сам наблюдал, как десмодус несколько ночей подряд подкрадывался к курице, трепетал крыльями у нее под самым носом – в двух дюймах, не больше – и явно достигал того, что всполошившаяся птица успокаивалась, а затем перелетал на спину курицы, заползал к ней под крыло и кормился кровью из ее бедра.
Лабораторными исследованиями доказано, что в слюне кровососа содержится сильнодействующее вещество, препятствующее свертыванию крови, поэтому после каждой успешной хирургической операции ему обеспечена сытная трапеза. Существует предположение, пока еще недоказанное, что десмодус выделяет какое-то маслянистое вещество, усыпляющее жертву.
Напитавшись таким своеобразным способом, десмодус сразу же улетает в какое-нибудь укрытие, обычно не в то, где он отсыпается днем, и заползает в щель, чтобы переварить кровь, которой насосался. Описанное вызывает неприятные чувства, но ведь это совершенно естественный, хотя и необычный, способ питания в общем довольно аккуратного и чистоплотного зверька.
А страх, который живет в невежественных людях и заставляет их считать десмодуса дьявольским отродьем, вызван совсем иной чередой событий, которые, несомненно, были так же тягостны и мучительны для летучих мышей, как и для людей. Вот эта история вкратце.
В XVII веке все поголовно лошади, завезенные в Центральную Америку из Северной Африки, были истреблены таинственной болезнью. Американские индейцы, которых испанцы обвинили в отравлении лошадей, уверяли, что их убили летучие мыши. Они также уверяли, что их далекие предки знали лошадей и ездили на них, но все лошади тогда погибли от той же напасти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31