Имя Маркоса Лемоса значилось одним из первых в списке Габи.
А для капитана? Кто знает, может, для капитана Тереза была необъезженной, дикой кобылкой? И он её объезжал, объезжал, вонзая в неё шпоры и нахлестывая плеткой.

22

Живой, свободной, веселой девочки, лазающей по деревьям, бегающей с дворняжкой и мальчишками, играющими в бандитов, пользовавшейся уважением в драке, смеющейся с подружками в школе, умной, хорошо всё запоминающей, за что хвалила её учительница, смешливой, способной, приветливой, больше нет – она умерла под ударами плети и палматории на матраце комнаты, что за магазином Жустиниано Дуарте да Роза. Живущая в страхе, Тереза Батиста ни к кому не испытывала привязанности, всегда одна в своем углу, всегда с постоянным, не покидающим её страхом. Он чуть ослабевал, когда капитан уезжал в Аракажу или Баию по делам, что случалось два-три раза в год.
Беззаботную пору детства на ферме у тетки и дяди, учебу в школе доны Мерседес, Жасиру и Сейсан, героические сражения с мальчишками, субботние базары и праздники она вычеркнула из своей памяти, вычеркнула, чтобы не вспоминать тетку Фелипу, приказавшую ей ехать с капитаном. «Капитан – человек хороший… в его доме ты будешь иметь всё, станешь фидалгой». Даже дядя Розалво оторвал глаза от пола, выйдя из хронического оцепенения, и помог поймать её и передать капитану. На пальце тетки блестело кольцо. «Что я сделала, дядя Розалво, какое совершила преступление, тетя Фелипа?» Терезе хочется забыть всё это, воспоминания тяжелы, болит все нутро. А как хочется спать! Встаёт она с восходом солнца, нет у неё ни воскресений, ни вообще того, что называется отдыхом; ночью – капитан. Иногда он не оставляет её в покое до рассвета. Когда же вдруг уезжает или остается в городе, ночи для неё благословенные, святые. Тереза спит, отдыхает без страха, умершее детство не воскрешается даже в снах, рядом с ней только дворняжка.
Терезе хотелось бы подружиться с арендаторами и их женами, но это не так-то просто. Любовницу капитана, спящую с ним на супружеской постели, все сторонятся: не дай Бог навлечь на себя гнев Жустиниано Дуарте да Роза! О его женщине болтать не следует, надо держать язык за зубами. Многие были свидетелями того, что случилось с Жонгой, а кто не был, знал понаслышке. Он еще счастливец – спасся. Селина, та дорого заплатила за болтовню и усмешки – отделал ей бока капитан на Куйа-Дагуа. Женщина капитана смертельно опасна, она как зараза, как змеиный яд, от которого нет спасения.
Дважды капитан возил её на лошади на петушиные бои. Он гордился своими петухами и своей красивой девкой, любил вызывать зависть. Карманы набиты деньгами для ставок, сопровождающие его охранники при кинжалах и револьверах. Петухи в крови, железные шпоры, ощипанные груди, голова, политая кашасой. Тереза закрывала глаза, чтобы не видеть, но капитан приказывал ей смотреть, ведь нет более захватывающего зрелища, хоть и говорят, что бой быков лучше, но он сомневается. Поверит, когда проверит. И оба раза, когда присутствовала Тереза, его петухи с треском проиграли. Поражение необъяснимо. Так просто ничего не случается, всему есть своя причина и виновник, а виновник она, Тереза, это ясно, она смотрит с жалостью и осуждением и вскрикивает, когда петух падает, подергиваясь в агонии, исходя кровью. Каждый владелец боевых петухов знает, что роковым для чемпиона, участвующего в бою, является присутствие среди зрителей плаксы, мужчины или женщины – всё равно. Сначала Жустиниано ограничился руганью и оплеухами этой дуре, пусть научится оценивать и натравливать петухов. Но потом задал ей основательную трепку, чтобы отвести дурной глаз и выместить раздражение из-за потерянных денег, отвести душу за горечь поражения. С тех пор капитан перестал брать Терезу на петушиные бои. И как это может не нравиться петушиный бой, как можно быть такой тряпкой? Однако Тереза сочла, что дешево заплатила за своё неожиданное освобождение. Лучше в эти редкие часы поискать вшей у Гуги.
Так в непроходящем страхе прошло два года с лишком. Однажды капитан застал Терезу пишущей карандашом. Он выхватил карандаш и лист бумаги.
– Кто это написал?
На листке было написано «Тереза Батиста да Анунсиасан, школа Тобиаса Баррето» и имя учительницы – Мерседес Лима.
– Я, сеньор.
Капитан вспомнил, что говорила Фелипа, нахваливая Терезу, которая умела и читать, и писать, чем набивала ей цену. Тогда он не обратил внимания на её слова, его интересовала сама девчонка, но теперь…
– Считать умеешь?
– Да, сеньор.
– Знаешь четыре арифметических действия?
– Да, сеньор.
Несколько дней спустя Тереза была перевезена в городской дом и её узел с вещами оказался в комнате капитана. Покидая ферму, Тереза не сожалела ни о чём, в том числе и о Гуге с её вшами и язвой. В лавке при городском доме она заменила уехавшего на юг парня, здесь он один знал четыре арифметических действия. Но Шико Полподметки, доверенное лицо капитана, остался. Он знал все находящиеся в лавке товары, и плохо бы пришлось тому, кто пожелал бы их расхитить! Незаменимый сборщик просроченных долгов, всегда при остром ноже, который тут же мог пустить в ход, он не знал даже, сколько будет дважды два. Негритята, один по имени Помпеу, другой по прозвищу Мухолов, стянуть могли все что угодно, взвешивая и отмеряя, но в арифметике были слабы. Тереза записывала, что продано, суммировала, получала деньги, давала сдачу, подводила месячный баланс. Три дня Жустиниано контролировал её и остался доволен. Клиенты, искоса поглядывая на неё, отмечали, что она красива и хорошо сложена, но в разговор не вступали. Женщина капитана Жусто – это болезнь, змеиный яд, смертельная опасность.

23

Однажды, когда Тереза еще жила на ферме, к капитану Жусто приехал доктор Эмилиано Гедес, чтобы купить скот. Жустиниано Дуарте да Роза занимался любой торговлей, какой придется. Покупал дешево, продавал дорого – нет иного способа заработать деньги. Несколько месяцев тому назад по дороге с ярмарки из Сант-Аны он приобрел у некоего Агрипино Линса стадо быков. Животные были изнурены – кости да кожа, погонщик их умер от тифа, несколько голов околели, а потому оставшихся владелец продал за гроши. При расчете Жусто еще вычел из оговоренной суммы стоимость одной коровы, которая издохла по прибытии на ферму, и двух, еле таскавших ноги. Владелец скота хотел было протестовать, но капитан одернул его: не поднимайте голоса, я этого не потерплю, берите деньги, и чтобы духу вашего здесь не было, сукин вы сын! И приказал пустить скот на пастбище для откормки.
Чтобы взглянуть на скот и отобрать несколько коров, доктор Эмилиано Гедес приехал на черном коне, шпоры были серебряные, серебром же были украшены и стремена, и кожаная сбруя. Жустиниано принял его с подобающим почетом, которого заслуживает глава семейства Гедесов, старший из трех братьев, подлинный владелец вокруг лежащих земель. Рядом с ним богатый и внушающий страх капитан Жусто был никем, бедняком и тут же утратил свою храбрость и наглость.
В гостиной Эмилиано Гедес, нервно сжимая в руке кнут с серебряной рукояткой, вдруг увидел дону Брижиду, постаревшую, отчужденную и рассеянную. Шаркая домашними туфлями, она ходила за внучкой.
– После смерти жены она помешалась. Ушла в горе и в себя. Содержу ее из милости, – пояснил капитан.
Старший из Гедесов проводил её взглядом до зарослей кустарника, куда она немедленно удалилась.
– Кто бы мог подобное представить, такая достойная сеньора!
Тереза вошла в гостиную, принесла кофе, Эмилиано Гедес тут же забыл о доне Брижиде и обо всем на свете. Пригладил усы, оценив служанку. В женщинах он знал толк и не мог сдержать изумления: Боже праведный!
– Спасибо, дочь моя! – Он мешал сахар ложечкой, не отрывая глаз от девушки.
Доктор Гедес был высокого роста, худой, с седыми волосами, пышными усами, крючковатым носом, сверлящим взглядом и ухоженными руками. Стоя к нему спиной, Тереза наливала кофе капитану. Эмилиано оценивающе оглядел её фигуру, обтянутую платьем Дорис. Ничего себе! Еще не совсем сформировавшаяся, но чуть позже, если её холить и лелеять, будет просто великолепна.
Выпив кофе, доктор и капитан поехали смотреть скот. Эмилиано отобрал лучших коров, договорился о цене. По возвращении, когда были уточнены последние детали сделки, доктор поблагодарил капитана у дверей дома, но приглашение спешиться отверг.
– Большое спасибо, я тороплюсь… – Он поднял хлыст, но, прежде чем стегнуть лошадь, спросил, поглаживая усы: – А не могли бы вы добавить к продаваемой партии и телочку, что у вас в доме? Назначьте цену, я заплачу, сколько скажете.
Капитан понял не сразу.
– Телочка в доме? О чём вы, сеньор?
– Я говорю о девчонке, вашей служанке. Мне нужна горничная.
– Это моя подопечная, сеньор, сирота, мне отдали её на воспитание. Я не вправе ею распоряжаться. Если бы не это, она была бы вашей. Прошу извинения, что не могу услужить.
Сеньор Эмилиано, опустив хлыст, слегка шлепнул себя по ноге.
– Оставим это. Пришлите мне коров. До свидания.
Всё это было сказано голосом человека, привыкшего испокон веку повелевать. Тронув серебряными шпорами коня, он резко натянул поводья и, подняв животное на дыбы, гордец, заставил его развернуться. Капитан инстинктивно подался назад. Доктор взмахнул хлыстом, копыта, взметнув пыль, ударили оземь. Терпение. Будь она его, он бы тоже не назначил цены.
Эмилиано заметил, как поблескивают её глаза – блеск еще не обработанного бриллианта, который должен попасть в руки опытного ювелира. Девушка необычайно хороша. Он обратил на неё внимание, еще когда встретил на дороге, с узлом белья на голове она шла к ручью, чуть покачивая уже округлыми бедрами. Хорошо ухоженная, живущая в достатке и ласке, она станет божественным созданием. Но этот Жустиниано, человек с животными инстинктами, он не способен видеть в необработанном минерале будущую драгоценность, не может ни огранить, ни отполировать оказавшуюся в его руках по несправедливости судьбы вещь. Если бы она попала к нему, Гедесу, он бы превратил её, приложив все усилия, спокойствие, выдержку, в королевскую жемчужину. Ах, какой блеск в её черных глазах! Сколь несправедлива судьба по отношению к этой девчонке!
Капитан Жусто с веранды своего дома видит удаляющегося горячего скакуна, дорогого жеребца в серебряной сбруе, поднятый на дыбы, он даже напугал его. Жустиниано Дуарте да Роза играет золотыми кольцами своего ожерелья. Все это сорванные им зеленые плоды. С наибольшим трудом досталась ему Тереза. Захоти он продать её, доктор Эмилиано Гедес, самый старший из Гедесов, владелец земель и бесчисленной обслуги, заплатил бы за неё хорошую цену и стал бы питаться объедками со стола капитана. Но нет нужды её продавать. По крайней мере пока.

24

Зимние дожди увлажнили потрескавшуюся от засухи землю, стали прорастать семена, придет время, поднимутся всходы и принесут урожай. По случаю святых праздников девять и тринадцать дней подряд читались молитвы, девушки распевали кантиги, тянули жребий на суженого, давали обеты; на дорогах, ведущих на фермы, слышались звуки гармоник, всю ночь напролет молодежь танцевала, пускала фейерверки, после молитв и просьб, адресованных святым, танцы, ликер, кашаса, флирт, любовь прямо тут же, в зарослях кустарника, под смех и слезы. Месяц июнь – месяц кукурузы, апельсинов, тростника, чаш с кукурузной кашей, фруктовых ликеров и ликеров из женипапо, накрытых столов, освященных алтарей Святого Антония – покровителя брачующихся, Святого Иоанна – брата Иисуса, Святого Петра – покровителя вдовствующих, школы на каникулах. Месяц зачинать будущее потомство.
В гостиной почтеннейшего судьи Эустакио Фиальо Гомеса Нето, или Фиальо Нето, автора пылких сонетов, ярко горят огни. Пришедшие гости приветствуют сеньору Беатрис Маркондес Гомес Нето, супругу судьи, которая, как правило, живет в столице штата, присматривая за сыновьями: «В столице за детьми нужен глаз и глаз, нельзя оставлять молодежь без присмотра там, где полно соблазнов».
И доне Беатрис зимние дожди пошли на пользу – всего за четыре месяца, от приезда в феврале до приезда в июне, она помолодела на десять лет. Лицо стало гладким, натянутым, ни единой морщинки, тело стройное, груди поднятые, говорящие о тридцати веснах, не больше. Упаси нас Боже от такого бесстыдства, как прошипела разволнованная после посещения дома судьи Понсиана де Азеведо: «Эта дамочка – ходячая слава нашей современной медицины». Для Понсианы пластическая хирургия была преступлением против религии и добрых нравов. Изменять данное Господом лицо, подрезать кожу, подшивать груди и кто еще знает что – это отступничество! Марикиньяс Портильо была не согласна, она не видит в том никакого греха, она этого никогда не делала, это так, потому что стара и бедна, но супруга судьи живет в столице, посещает высшее…
– Высшее и низшее, кума, больше низшее, чем высшее, – обрезала её непреклонная дона Понсиана. – Ей же перевалило за сорок, а она опять девочкой смотрится, да еще китаянкой…
Что касается теперешних миндалевидных глаз доны Беатрис, то она, это очевидно, пожертвовала прежними большими меланхолическими глазами, смотревшими умоляюще и принесшими в свое время большой успех супруге судьи и, к несчастью, много морщин и гусиных лапок вокруг них.
– За сорок? Неужели?
Больше сорока, уверена. Несмотря на богатое наследство и широкие родственные связи, она выходить замуж не торопилась, ждала гордого охотника на приданое, чтобы заставить услышать даже глухих, что одинокая дона Беатрис содействовала прогрессу. Сыну Даниэлу, который здесь присутствует, двадцать два года, он второй ребенок. Первый Исайас, ему скоро исполнится двадцать семь; между ними была девочка, она умерла от гриппа. Исайас в декабре кончает медицинский факультет. Так вот, Марикиньяс, чтобы вы знали, о каких невинных детках печется дона Беатрис в Баии, ради кого она бросает мужа в объятия любовницы, – это двое взрослых парней и Вера. Веринья тоже совершеннолетняя, ей уже двадцать, которая никак не закончит гимназию, но уже третий раз помолвлена. Сеньора пребывает в Баии, предаваясь картежной игре и прочим азартным радостям, а изображает добродетельную жену, приносящую себя в жертву детям. А мы тут – сборище полоумных старух, судачащих о чужой жизни. Разве не так, смеется добрая Марикиньяс Портильо; другие, однако, соглашаются с Понсианой де Азеведо, так хорошо знающей жизнь семейства почтеннейшего судьи от знакомых и соседей доны Беатрис! Каждый день супруга судьи идет играть к таким же, как она, подругам или на свидание с доктором Илирио Баэтой, профессором университета, который был её любовником на протяжении двух десятков лет, очень похоже, что это он, еще будучи студентом, лишил её невинности. Однако наставлять рога судье для нее мало, ей еще нужно обводить вокруг пальца известного эскулапа, встречаясь с молодыми людьми. Вот этим-то и объясняется необходимость всё время подтягивать лицо, тренировать тело, подправлять глаза и подшивать грудь и кто знает, что еще? Зависть распирает грудь кумушек, во рту у них появляется горечь, язык становится злым.
После разговора со святошами – они, эти ядовитые ведьмы, сборище стервятников, пришли сюда сплетничать – дона Беатрис, оставшись наедине с мужем, не скрывает тяжелого впечатления от встречи с доной Брижидой в доме капитана, где была она накануне.
– Бедная женщина живет в грязи, ходит за внучкой, всеми забытая. За последние месяцы она еще больше опустилась, такая жалость. И все время её душу преследуют повергающие в ужас истории. Если в том, что она говорит, есть хоть капля правды, этот твой друг Жустиниано – просто невменяемый.
Судья, как всегда, повторяет много раз слышанные ею объяснения относительно поведения капитана. Судье необходимо защищать его, что он и делает каждый раз, как приезжает супруга, и не только перед ней, но и перед другими знакомыми и друзьями доктора Убалдо Курвело и доны Брижиды.
– Помешанная, бедная помешанная, она не вынесла смерти дочери. Живет так, как хочет, переубедить её невозможно. Да и что должен капитан делать? Отправить её в больницу для душевнобольных в Баии? Или в Сан-Жоан-де-Деус? Ты знаешь условия, в которых содержатся умалишенные? Вот потому-то капитан и держит её на ферме, дает ей все необходимое, разрешает ходить за внучкой, к которой она действительно привязана. Капитану ведь проще, с его-то связями, найти свободное место и устроить её в больницу, и вопрос был бы исчерпан. – И добавляет: – И прошу тебя, моя дорогая, избегай любых обсуждений поступков капитана. Он таков, каков есть, наш кум и уважаемый нами друг, которму мы стольким обязаны.
– Обязаны? Нет, мой друг. – Она сказала «мой друг» с подчеркнутой и ядовитой торжественностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58