– Скажи это Хэлу.
Больше ничего можно и не говорить, потому что Хэл по-прежнему ни с кем не хочет разговаривать, да и со мной говорит очень редко. Ничего. Я получу от него все, что смогу. Он сломался, но он похитил мое сердце, когда мы были совсем детьми, и оно все еще принадлежит ему, и мне кажется, мое сердце разбито.
Саркастическим тоном Шампань добавила:
– У него случился приступ раскаяния?
Я отвернулась.
– А Фантазия? – снова спросила она.
– Не знаю, – сказала я в ответ.
От нее нет вестей. Никто не знает, где она сейчас.
Шампань не задела мои чувства, но ей кажется, что она обидела меня. Люди не всегда меня понимают.
– Эй, извини, – говорит она и берет меня за руку. – Я надеюсь, они оба вернутся. Правда, надеюсь. Я так хочу, чтобы мы все снова стали друзьями. Ты же знаешь, я ничего другого не хочу так сильно.
Я киваю и сжимаю ее руку в ответ. Мне нечего сказать на эту тему, да и не очень хочется.
– Когда будешь разговаривать с Хэлом сегодня, передай ему от меня привет, хорошо? Мы все еще надеемся, что он вернется. Может быть, кроме Вашти, но ты же ее знаешь.
– Знаю, – соглашаюсь я. – Обними ее и детей за меня. Скоро увидимся.
Оставив Шампань наслаждаться «Un dimanche apres-midi amp; lie de la Grande Jatte», я направляюсь в сердце пустоты – в пустой домен, которым я пользуюсь при перемещениях. Отправив светящийся желто-черный мячик, я жду ответа, но оранжево-черный спрайт не появляется. Может быть, Хэлу вовсе не нужен подарок, который я ему приготовила. Я смотрю на часы. Жду еще. Вполне вероятно, что он сейчас вне сети.
Я покидаю систему и оказываюсь в реальном мире. Слышен шум дождя на улице. Я проверяю свое состояние и обнаруживаю, что замерзла, как сердце Меркуцио. Растерев плечи, чтобы согреться, закрываю окна, за которыми шумит ливень. В небе висят грязные холодные облака. Отвернувшись от окна, я одеваюсь. От Хэла все еще ничего нет. Уже несколько недель. В годовщину мы всегда с ним беседуем, это неизменно, и я очень надеюсь, что и в этом году будет также. Наконец я решаю изменить своим правилам и проверяю показатели спутников. Эта часть мира безмолвствует.
ХАДЖИ
Я уже начинаю вылезать из ванны, когда слышу стук в дверь. От резкого движения на воде появляются волны, брызги летят на кафельный пол. Теперь я понимаю, что меня зовет Мутазз, колотит в дверь, от стука мои сны наяву разлетаются вдребезги. Он принес мне записку от отца, я едва успеваю шепотом поблагодарить его, как он уходит. Я застываю на месте. От свечей больше света, чем тепла, мне холодно, я стою и созерцаю свои пальцы, чистые, сморщенные после только что принятой ванны. Мозоли заживают. Как удивительно все заживает. Это маленькое чудо. Несмотря на то, что чудеса противоречат законам нашего мира, данный случай лишь подтверждает их существование. Довольно. Чувство вины побуждает меня к действию. Никто не любит, когда его заставляют ждать.
Шерсть и хлопок обнимают мое тело, песок щекочет ноги. Если бы я жил несколько тысячелетий назад, это была бы зеленая трава. Если подумать, всякая пустыня когда-то была полна зелени и растений.
На меня набрасывается холодный ветер, но мне все равно. Я обожаю сумерки, а сегодня небо безоблачно. Я вглядываюсь в бездонную синеву и считаю точечки чистейшего белого света. Красоту, что открылась моим глазам, может затмить лишь та, которую я не могу видеть. Космос скрывает от нас миллиарды миров, и я часто думаю об этом. Какой мир вращается вокруг той звезды? Вон той, что расположилась в нижней части созвездия Большой Медведицы? Каков он, этот мир, и кто там живет?
Меня переполняют вопросы. Если бы я встретился с Богом, я задавал бы ему вопросы один за другим, не в силах остановиться, освобождая тем самым место для ответов. Иногда мне кажется, что Бог создает мои мысли, как когда-то создал вселенную. Но чтобы найти Бога, нужно найти самого себя.
Мой отец – высокий мужчина, и его глаза черны как уголь. Я же, наоборот, невысок, и глаза у меня цвета янтаря. Внешне мы совсем не похожи. Биологически он не мой родитель. Я считаю, что такое различие несущественно.
Раньше я так не думал. Как бы я ни любил его, как бы ни любил меня он, ДНК разделяет нас, словно океан. Лишь в моем сердце – не в его. Я пытался преодолеть преграду путем медитации и молитв. От меня потребовалось все мое терпение, чтобы ухватить этот ускользающий момент, миг воссоединения, близости, триумфа интеллекта, и этот момент наступил именно сегодня, исчезло и прошлое, и будущее, нет больше различий между мной и всеми остальными, живущими в этом мире. Я поймал этот миг, но, проснувшись, снова потерял. Однако, потеряв его, я расстался и со своими страхами. Я смогу снова его обрести. Это будет непросто, но если уляжется ветер и наступит тишина, в такую же ночь, как сегодня, можно попробовать еще раз. В тот счастливый миг я испытал настоящую радость, и как только миг этот пролетел, сердце мое заныло. Мой отец умеет удерживать его. Он хранит его всегда: и когда бушует ураган, и когда разверзаются врата ада, и на дне реки Нил.
Моя маска фильтрует помехи, и я слышу пение птиц. В Саккаре не проводили дезинфекцию, и здесь повсюду человеческие останки. Кажется, будто истлевшие скелеты, лежащие на улицах города, просто уснули. Стервятники растащили и разбросали человеческие кости по всей пустыне. Ветер то присыпает их песком, то снова обнажает. Я бреду по песку, спокойно думая о том, что когда-то здесь жили люди, много людей.
Маска защищает меня от окружающей среды, а среду от меня. Когда я дышу, мой организм выделяет воду, которая превращается в соль. Отложения соли приводят к трещинам, а трещины разрушают сооружения, которые мы надеемся восстановить. За долгие годы небрежения и вреда, наносимого туристами, гробницы и без того постепенно разрушались. Туристы давно уже мертвы, а разрушения хоть и медленно, но по-прежнему продолжаются. Это грустно. Мои братья, сестры и я сам очищаем камни от соли при помощи разных микробов, лазером стираем граффити. Большую часть недели мы провели за этим занятием, восстанавливая ступенчатую пирамиду Зосера. Эту пирамиду, в отличие от обычных пирамид, где ступени постепенно сужаются и сходятся в одной точке, скорее можно назвать зиккуратом с шестью мастаба, поставленными один на другой, каждый последующий меньше предыдущего. Это первая пирамида Египта, она была построена пять тысяч лет тому назад. Ковыляя к ней, я с радостным удовлетворением смотрю на результаты проделанной работы. Поверхность из песчаника чистая и гладкая. Мы восстановили ее, теперь она снова стала белой и ровной, и по ночам звезды отсвечивают в ее гранях. Внутри гробницы еще много работы, к тому же некоторые блоки расшатались, и их нужно снова закрепить. Полная реставрация заняла бы годы, но через несколько дней мы возвращаемся домой. И все же это прекрасная работа, полезный урок, интересная задача. Зосер построил эту пирамиду в надежде воссоединиться с Богом, и мы чтим его мечту. Мы чтим замечательный талант его архитектора, Имхотепа, чтим труд бесчисленных рабочих, чьи имена потеряны во времени. Чтим колыбель цивилизации. Мы чтим себя.
Я нахожу отца у новой системы вентиляции. Он сидит перед ней, сгорбившись, засучив рукава, пытается настроить поток воздуха и биоремедиатор, определяющий, сколько и как часто необходимо выпускать пожирающих соль микробов. Он меня не видит, но чувствует мое приближение.
– Salaam alaikum wa rahma-tullah, – говорит он, желая мне мира и милости Божьей.
– Walaikum assalam, – отвечаю я.
Я сажусь рядом, и мы молча работаем вместе. Он тщательно выставляет настройки, и я помогаю ему, насколько это возможно. Мы настраиваем регуляторы, проверяем их, настраиваем заново. Та же последовательность, какой мы придерживаемся, решая многие жизненные задачи. Бог подарил нам способность делать ее, и мы довольно быстро справляемся. Отец запечатывает систему и удовлетворенно кивает. Он ерошит мои волосы, не сомневаюсь, он улыбается под маской.
Он спрашивает, не проголодался ли я. Я сыт. Тепло ли мне? Более или менее. Болят ли у меня сегодня ноги? Не больше, чем обычно. Мы говорим по-арабски, я плохо на нем пишу, зато сносно разговариваю. Как и всегда, он беспокоится о моем благополучии, хотя сегодня вопросы явно не случайные. Интересно, чего он хочет? Matha tureed?
Он спрашивает, достаточно ли хорошо я себя чувствую, чтобы отправиться путешествовать. Болезненная для меня тема. У меня синдром вырождения, из-за чего ходьба для меня – нелегкая задача. Я хожу с огромным трудом. Однако неподвижность для меня еще страшнее: если я не двигаюсь, и мышцы, и суставы затвердевают и болят еще сильнее. От длительных прогулок я полностью теряю силы. Мы пытаемся справиться с ситуацией с помощью упражнений, йоги, лекарств и молитв. Судя по всему, лечение помогает, иногда бывает лучше, иногда хуже, но в целом сейчас я значительно крепче, чем раньше. Я говорю об этом отцу. Я не хочу быть бременем для своей семьи. Не хочу, чтобы из-за меня меняли планы, мы можем вернуться в Фивы, как только он захочет,
Нет, говорит он. Он имел в виду не это. Тогда что же?
– Bahr, – отвечает он, берет меня за плечо и поворачивает лицом на северо-запад. Туда же, куда смотрит сам. Bahr – океан. И дальше.
Приятный сюрприз, радость с привкусом печали. Моя почившая сестра выскользнула из рая на одно сладкое мгновение, легко пролетела сквозь мое сердце и упорхнула обратно.
– Тебе удалось организовать обмен, – понял я. – Это заняло немало времени.
– Да, – соглашается он, – немало.
Ему удалось восстановить мир с моими тетушками, живущими на далеком континенте. Я там не был ни разу. Готов ли я отправиться туда? Я с радостью соглашаюсь. Для меня путешествие будет величайшим удовольствием. Мои немецкие родственники всегда жили слишком далеко, чтобы я мог полюбить их. Мы виделись редко, и я знаю их скорее как изображение на экране дальней связи. Они – моя семья, но мне приходилось обнимать лишь немногих из них. Пусть я не знаком с ними, лишь бы они не стали мне чужими.
Конечно, для такой разобщенности есть причины, как практические, так и эмоциональные. Нас так мало осталось на земле, что глупо всем жить в одном месте. Если в Германии произойдут какие-нибудь катаклизмы, Египет будет цел и невредим, и наоборот. Храним яйца в разных корзинах. Причины эмоциональные куда сложнее. Моему появлению на свет предшествовали недобрые отношения между взрослыми. Ненависти к ним отец не испытывает, но считает, что их принципы несовместимы с его собственными. Они не верят в то, во что верим мы. Да это и не нужно. Каждая душа следует своим путем, то, что подходит одному, может не подойти другому. Однако теперь их разделяет и скорбная действительность: тот несчастный случай разрушил наш мир. Отец простил, но не смог ничего забыть. Он считает их виновными в смерти Гессы.
Когда я вспоминаю сестру, она всегда улыбается, ее счастливая улыбка переходит в тихий смех. Вместе с ее образом вспоминается нежный аромат мяты, который всегда ей сопутствовал. Я помню оттенок ее густых красно-коричневых волос, они такие теплые, что напоминают мне пони, освещенного солнцем. Она была старшей в семье, и для меня скорее мать, чем сестра. Я помню, как она укачивала меня на руках, читала мне вслух лучшие книги нашей библиотеки, помогала по языку и математике, разрабатывала мои ноги и руки, тренировала мой ум и мое сердце. Она всегда напоминала мне о том, что пора принимать лекарства, когда я думал лишь об играх. Еще я помню отца, когда он узнал о ее смерти. По его обветренному лицу катились слезы. Тогда я видел его слезы первый и последний раз.
ПЕННИ
Файл 292: Принцесса и обезьяны – удалено.
Файл 293: Принцесса и выигрышный ход – удалено.
Файл 294: Принцесса и глупая шутка – удалено.
Файл 295: Принцесса и извинения – удалено.
Файл 296: Принцесса и ховербайк – удалено.
Файл 297: Принцесса и именинный пирог – удалено.
Файл 298: Принцесса и неподброшенная монета – удалено.
Файл 299: Принцесса и отговорки – удалено.
Файл 300: Принцесса и божьи коровки – открыть.
Начнем с нуля!
Я выбрасываю старые записи, потому что мне этого захотелось. И вы не должны меня благодарить, хотя есть за что. Сотни и сотни страниц детского сюсюканья. Сейчас начинается настоящая жизнь, и то, что я собираюсь вносить в память, действительно важно.
Прежде чем двинуться дальше, разберемся в основных принципах.
Номер один. Я не такая, как остальные дети.
Номер два. Причины, по которой я считаю себя принцессой. Я живу во дворце. Нимфенбург был домом Людвига II, когда он был ребенком, его еще называли Лебединым королем, или Сумасшедшим королем, или Королем-мечтателем. Он умер очень давно. Если у вас не все в порядке с географией, подскажу, что дело было в Мюнхене, который находится в Баварии, а тот, в свою очередь, в Германии. Германия располагается в Европе, а Европа – это часть мира. Ну а если вы не знаете, где расположен мир, мне вас жаль.
Номер три. Меня назвали по строчке из песни Ланга Баттера, там еще поется про землянику, девушку и раздоры. Слышали ее? Там говорится: «Играй, Пенелопа, можешь стать мной, а можешь быть другой». Все верно: я другая, я не приемлю очень многое. Есть и другие известные Пенелопы, например, в греческой поэме, в «Одиссее».
Мамы говорят, что наши Y-хромосомы слабоваты, поэтому у меня нет братьев. Есть только я и мои сестры, нас следовало бы назвать «поколение X», но вместо этого нас называют «дети воды». Вода как Н20? Н20 как Человечество 2.0, каковым мы и являемся. Хотя я скорее подхожу к Человечеству 2.1, потому что у меня совсем отсутствуют плохие гены. Я обновленная и улучшенная.
Если кто-то прочитает мои записи, он, вероятно, будет принадлежать к Человечеству 3.0. А это значит, что вы совершеннее меня, да поможет вам Бог.
Слово «Бог» какое-то нечистое, поскольку большинство считает, что Бога нет. Только не я. Я пока еще не решила. Кто-то же должен был сотворить этот мир.
Я фантазирую об устройстве интеллекта, но нельзя утверждать, будто я принадлежу к свихнувшимся фанатикам Бога, уродующим нашу цивилизацию.
– Якобы уродующим цивилизацию, – возразила бы мама.
– Подтверждение перед тобой, – скажет моя вторая мама.
Одна из них закатит глаза, они начнут спорить, и это будет продолжаться часами. Я уже видела такое. Ну и кому это интересно? Но ведь кто-то напустил эту чуму. Тот, кто сделал это, тоже умер. Поэтому – какая разница. Пришло наше время. Дети воды – солдаты, рожденные, чтобы победить чуму.
– Восставшие из пепла, – как любят говорить мои мамы.
Моя фамилия, должно быть, Помрой, потому что это одно из их имен: Шампань Помрой. Вторую зовут Вашти Джай. Так что у меня есть выбор: Пенелопа Помрой или Пенелопа Джай.
На сегодняшний день в мире проживает двадцать человек. Нимфенбург – мой дом, а также дом моих мам и моих сестер. Мои двоюродные братья и сестры живут в Египте с дядей Исааком. Еще у меня есть тетя в Греции. Итого восемнадцать. Есть еще двое бродяг, один в Америке, а вторая и вовсе неизвестно где.
Утром я обнаружила сайт, весь покрытый божьими коровками, их было великое множество, они ползали друг по другу. Их были сотни, тысячи, ползающих пятнистых насекомых. Они были красивыми, но мне стало дурно от их вида. Иногда я задумываюсь, какой стала бы жизнь, если бы людей расплодилось так же много. Жить в такой тесноте.
Моим мамам принадлежат Европа и Азия, мне достанется в наследство часть от них. Возможно, Соединенное Королевство, которое приглянулось мне, потому что находится на острове. Я стану новой королевой Англии, я клонирую себе подданных (немного, столько, сколько нужно, чтобы выполнять мои приказания, ха-ха), и при моем правлении солнце будет вечно освещать империю. Да здравствует королева Пенелопа!
Или взять Францию? Мне нравится Франция.
Сегодня я узнала, что будет еще один обмен. Трое из моих сестер поменяются местами с тремя двоюродными. Меня не выбрали, и слава Богу! В Египте жутко жарко, насколько я знаю, даже пот не выделяется, потому что он высыхает в ту же секунду, как выходит из пор! Во всяком случае, я надеюсь, что новые двоюродные будут лучше предыдущих. В прошлый раз произошло ужасное событие, в результате одна из них умерла, она любила надо мной подшучивать, так что я не очень расстраиваюсь, что тоже принимала участие в этой трагедии.
Ладно, на сегодня довольно.
Блокировка.
Файл 300: Принцесса и божьи коровки – заблокировано.
ПАНДОРА
На самом деле это Маласи, ее основная машина. При всем своем очаровании Пандора не сможет складно пересказать историю даже под страхом смерти.
Пока она приболела, думаю, я могу воспользоваться моментом и прояснить кое-какие вещи.
Мир вовсе не погиб и не собирается погибать еще многие миллиарды лет. И только когда Солнце распухнет и превратится в красного гиганта, планета Земля может начинать беспокоится. А пока цивилизация не понесла значительного урона, если, конечно, не рассматривать это понятие слишком узко, то есть в рамках чисто человеческих представлений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31