.. За ним также гонится Исав... Все осталось как было: древняя любовь, древняя боль. Возможно, пройдут еще четыре тысячи лет, и где-нибудь вдоль другой реки будет шагать другой Яков, у которого умрет другая Рахиль. Или, кто знает? - Может быть, это все тот же Иаков и все та же Рахиль?... Но избавление все же должно придти! Вечно так продолжаться не может...
Яков воздел взор к небу. Веди, Боже, веди! Это Твой мир...
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ
1.
Прошло около двадцати лет. Пилица разрослась, стала городом. Помещика Пилицкого и жены его Терезы давно уже не было в живых. Город принадлежал сыну одного из его кредиторов, который, выиграв долголетний судебный процесс, получил поместье. Пилицкий осуществил то, что постоянно грозил сделать - повесился. Сразу после его смерти вдова его пустилась в авантюру с каким-то обедневшим шляхтичем, отдав ему последнее. Но в один прекрасный день тот сбежал. Тереза впала в меланхолию, заперлась в своем замке на мансарде, и с тех пор больше нигде не появлялась. Она стала больной и тощей. Все ее родственницы-приживалки разбежались. Новый помещик, хозяйничавший теперь в поместье, послал людей, чтобы выгнать вдову из замка, но ее нашли мертвую, окруженную кошками. Тереза в последние годы держала у себя кошек. Среди крестьян рассказывали, что хотя она пролежала мертвой несколько дней, в тело уже начало гнить, голодные кошки не дотронулись до нее - как видно, звери остаются благодарны тому, кто им делает добро.
Замок перестроили. Теперь он принадлежал молодому помещику, который редко появлялся в усадьбе, живя годами в Варшаве или за границей. Эконом воровал. Младший зять Гершона держал аренду. Он шел мошеннической дорогой своего тестя. Мужики голодали. Большинство евреев также были бедняками. И все же город вырос. В Пилице поселились нееврейские ремесленники, конкурирующие с еврейскими. Священники посылали ходатаев к королю с просьбой лишить евреев старых привилегий. Но когда отнимали у еврея одни способы заработка, он находил другие. Евреи добывали живицу из древесины, переправляли лес через Вислу в Данциг, гнали спирт, варили пиво, мед, ткали материю, дубили кожи, даже торговали рудой и чем только можно. Несмотря на то, что москаль точил свой меч, а из степи при каждой возможности нападая казак, в промежутках между набегами евреи закупали польские изделия. Еврейские коммерсанты давали деньги в кредит, вели дела с русскими и с пруссаками, с Богемией и даже с далекой Италией. У евреев были банки в Данциге, Кракове, Варшаве, Праге, Падуе, Лейпциге. Еврейские банкиры не чванились, и у них не было излишних расходов. Еврейский банкир держал свой капитал в торбе за пазухой. Он сидел в молельном доме и учил Тору, но когда кому-нибудь давал письмо со своей подписью, по нему можно было получить деньги в Париже и Амстердаме.
Во времена Саббатая Цеви и позднее, когда он надел феску и стал магометанином, в Пилице кипела вражда. Община предала эту секту анафеме, но секта, в свою очередь, предала анафеме раввина и семерых отцов города. Дело дошло до доносов и побоев. Среди приверженцев Саббатая Цеви нашлись такие, которые сдирали крыши с домов, складывали все свое добро в сундуки и бочки и готовились к алие на израильскую землю. Часть ударилась в каббалу, пытаясь добыть из стены вино и создать живых голубей, как сказано в Книге Бытия; часть же перестала соблюдать законы, ссылаясь на статью, в которой говорится о том, что якобы Тора для евреев больше недействительна. Некоторые, козыряя с свое оправдание словами из Библии: "...и буду я с вами в вашей нечистоплотности", всячески опускались нравственно. В Пилице был один меламед, который доводил себя до такой болезненной экзальтации, что во время молитвы, стоя в талесе и тфилин, воображал, что совокупляется с женщиной и проливал свое мужское семя. У порочной секты это считалось достоинством.
Через некоторое время большинство евреев спохватилось, что сатана заманил их в сети, и они отвернулись от лжемессии. Но оставались такие, которые продолжали заблуждаться. Они встречались тайком в чужих городах на ярмарках. Был целый ряд примет, по которым сектанты узнавали друг друга. На полях священных книг и даже на кромках материи, продающейся в лавках, писали инициалы С. Ц., носили амулеты, изготовленные Саббатаем Цеви и его компанией. Все они верили, что Саббатай Цеви еще вернется и будет строить Иерусалим. А пока что в делах они держались вместе, давали друг другу заработать, роднились посредством браков, один другому оказывал услуги, сообща преследовали врагов Саббатая Цеви и ставили на их пути всяческие преграды. Когда одного из них обвиняли в жульничестве, все остальные свидетельствовали, что человек этот честный, и сваливали вину на кого-нибудь из враждебного лагеря. Все они вскоре разбогатели. Встречаясь между собой, единомышленники смеялись над правоверными, над тем, как легко те дают себя обмануть и запутать.
Город разрастался, росло и кладбище, его границы приблизились к месту, где покоился прах Сарры. Мнения в общине разделились. Одни говорили, что прах Сарры надо выкопать и захоронить где-нибудь в другом месте, так как по закону она была нееврейкой и хоронить рядом с ней благочестивых покойников - преступление. Другие считали, что откапывать прах - не полагается, и что это может навлечь беду. Да и дощечка давно потерялась, холмик сравнялся с землей, и толком уже не знали, где искать останки. Порешили, что как оно есть, так оно и ладно.
А кладбище все увеличивалось. Со временен о Сарре забыли. Так бывает в новых городах, где нет ни книги записей, ни тех древних стариков, которые ведут счет времени и событиям. Мало кто помнил даже Якова. Многие из первых горожан поумирали. Появились новые хозяева. Город уже имел каленную синагогу, молельный дом, богадельню, гостиницу и даже общественную уборную, куда ходили те, которые совестились справлять нужду возле дома. Напротив кладбища, в сторожке жил могильщик реб Эбер.
В один прекрасный день, в месяце ав, на кладбище появился высокий еврей с седой бородой, в белом халате, в белом колпаке и в сандалиях на босу ногу. За спиной у пришельца была сумка, в правой руке - посох. У него был вид нищего, но не из здешних мест, чресла его были опоясаны не веревкой, а широким кушаком, какой бывает у посланцев земли израильской. Он бродил среди могил, искал, вглядывался, наклонялся. Эбер смотрел из маленького окошка своего домика и недоумевал. Что здесь на кладбище надо этому человеку? Кого он ищет? Поселение молодое. Праведники здесь не покоятся. Вскоре Эбер вышел к нему.
- Кого вы здесь ищете? Я могильщик.
- Вот как? Здесь когда-то была могила женщины, принявшей еврейство, Сарры, дочери Авраама, праотца нашего. Ее похоронили в отдалении. Но я вижу, что кладбище расширилось.
- Обращенная в еврейство? Здесь у нее был надгробный камень?
- Нет, дощечка.
- Когда это было?
- Двадцать лет тому назад.
- Я тут всего шесть лет. Кем она вам приходилась? Родственницей?
- Это моя жена.
- Разве в Польше разрешалось переходить в еврейство?
- У нее была еврейская душа.
- Не знаю. Все заросло лебедой. Недавно еще кусок поля забрали под кладбище. Весь город постился.
2.
Яков еще немного побродил по кладбищу. Он шарил посохом и точно принюхивался к земле. Стали спускаться сумерки, и он направился в городок. Яков огляделся по сторонам и в изумлении остановился. Это была другая Пилица, другие люди.
Он увидел синагогу и вошел. В подсвечнике мерцала единственная поминальная свеча. Над столиком возвышались полки с книгами. Яков достал книгу, открыл ее, закрыл, поцеловал переплет, поставил на место. Вот он достал другую книгу, уселся с ней. Он приехал сюда из Эрец-Исраэль, чтобы перевезти туда прах Сарры, но праха больше не было. Сын ее и его Бениамин-Элиэзер - теперь глава ешибота в Цфате. Яков ему никогда ни словом не обмолвился, кто его мать. Бывает такая правда, которую надо скрывать. Зачем будоражить нетронутую душу? Бениамин-Элиэзер обладал незаурядными способностями. К тринадцати годам он взялся за каббалу. Это было во времена Саббатая Цеви, да будь он проклят, и отец с сыном оба попали под влияние этого лжемессии. Посланец, которого Яков встретил тогда на пароме, стал одним из приверженцев Саббатая и на старости дет надел феску...
Через что только Яков не прошел за эти двадцать лет! Долгие недели он качался с грудным младенцем на карабле, пока на них не напали пираты. Добрую половину пассажиров они убили и потопили на его глазах. Ребенок страдал от искусственного кормления и чуть не умер, но Якову приснилась Сарра, и подсказала спасительное средство. Сам Яков сильно болел. Потом какой-то турок взвел на него поклеп, и капитан хотел Якова повесить. На море разразилась буря, и судно три дня лежало на боку. В Иерусалиме, где потом жил Яков, свирепствовал голод. Не хватало даже питьевой воды. Эпидемии следовали одна за другой. Яков присутствовал при том, как выгнали из Иерусалима Саббатая Цеви, был знаком с Наганом из Газы и с Самуилом Приму. Он пользовался их амулетами, ел в пост Девятого ава и в семнадцатый день месяца тамуза. Еще немного, и он бы вместе с остальными надел феску. Сколько произошло с Яковом чудес, об этом знает лишь Господь. Все то, что он пережил и собственными глазами перевидел, невозможно было бы пересказать за семь дней и семь ночей. Как он страдал, когда ему стало ясно, что он опустился в преисподнюю, и каким пыткам он подверг себя за это, трудно описать.
И дорога сюда в Польшу была для него далеко не проста. Как сказано: ни одного мгновения без злоключения. Каждый день был им пережит благодаря чуду. То, что Бениамин-Элиэзер был к двадцати годам главой ешибота, зятем раввина и отцом троих детей, было особой милостью неба. Там, наверху, не было угодно, чтобы Яков погиб, не выйдя из заблуждения, и чтобы после него и Сарры не осталось потомства. Но то, что могила Сарры исчезла и поездка оказалась напрасной - это для Якова удар. У него была мечта перехоронить Сарру на Хар Хазейтим и рядом с ней приготовить место для себя. Он надеялся, что со смертью кончится разлука, которая суждена была им при жизни, и он сможет быть подле нее.
Но, надо верить, Всевышний знает, что творит. Чем Яков становился старше, тем явственнее он это видел. Есть бодрствующее Око, Рука, которая ведет. Даже грех каждый, каждое заблуждение имеет свой смысл. Даже эта история с Саббатаем Цеви не напрасна. Прежде чем у роженицы наступают настоящие схватки, бывают ложные. На своем пути возвращения из Святой земли в Польшу через турецкие страны Яков постиг многое такое, чего не понимал ранее. В каждом поколении исчезают племена. У каждого поколения имеется своя чернь, которая хочет вернуться в Египет. Каждое поколение - это поколение в пустыне. У каждого поколения есть свои разведчики, свой Самсон-богатырь, свой Авимелех, сын Иеруббаала и у каждого поколения есть также свои Итро и Руфь. Листья опадают, но ветви остаются, ветви ломаются, но ствол остается на корню. Каждая страна на своем счету имеет потерянных сынов израилевых. Каждое племя вбирает в себя и чужих. Люди, как и растения, отцветают и вянут. Итог подводится на небесах. В конечном счете каждый несет ответственность лишь за самого себя.
За время, что Яков принадлежал к секте, его не раз пытались женить. За него хотели выйти замуж богатые и знатные женщины. Чувственность никогда не покидала его. Но внутренний голос, с которым не могла сравниться никакая страсть, кричал: нет! Впоследствии, когда он порвал с сектой, уговаривали его и раввины и каббалисты, доказывая по законам Талмуда и каббалы, что ему необходимо согласиться на брак. Но даже когда уста его отвечали "да", внутренний голос твердил "нет!". Часто ему казалось, что Сарра по-прежнему с ним. Он обращался к ней, и она ему отвечала. Она сопровождала его на развалинах. в на святых могилах, предостерегала от всевозможных опасностей, давала советы, как воспитывать Вениамина. Когда он ставил на огонь что-нибудь варить, она напоминала ему, что пора подойти к кастрюле...
Как можно рассказывать о подобных вещах? Его сочли бы сумасшедшим или приняли бы за того, кто соприкасается с нечистой силой. Очевидно тайны, которые сердце не может доверить устам, есть у каждого.
Он читал священную книгу и раскачивался. Какое счастье, что повсюду есть молельные дома и священные книги! Яков никогда не забывал те четыре года, когда он должен был черпать лишь из своей памяти. Его любовь к книгам с годами росла. Нередко, когда его сватали, ему хотелось ответить: Тора вот моя жена. Не проходило дня, чтобы он не прочел несколько глав Библии. Мидраш он проштудировал но один раз. Даже когда он принадлежал к последователям Саббатая Цеви, его не покидала любовь к Торе. Он питался псалмами и ощущал в них несравненный вкус манны небесной. Он наслаждался Книгой царя Соломона, упивался Мишной и непрестанно молился. Как это было ни удивительно, все то, что он учил, он еще переводил Сарре на еврейский. или на польский, как будто она сидела с ним рядом. Когда он плыл на пароходе, он мысленно указывал ей на каждую рыбу, которая выныривала из воды, на каждый островок, на каждую звезду в небе. Смотри, Сарра, гляди! Дивись чудесам Всевышнего! Он бродил вместе с ней среди исмаилитов в пустынях, где проходят караваны с верблюдами. Сарра была его защитой, и с ним не приключилось ничего худого. Арабы с дикими глазами и ножами за поясом угощали его финиками, фигами, рожками, давали ему ночлег. Сколько раз, гуляя, он натыкался на ядовитых змей, но они проползали стороной, буквально, как сказано: "... Ты будешь шагать по львам и змеям"
Однако, зачем он проделал этот долгий путь, если не может взять с собой, в Эрец Исраэль, останки Сарры? Сын его Вениамин-Элиэзер отговаривал его от этой поездки. Мистики, с которыми Яков сблизился за последние годы, твердили, что каждая еврейская душа должна теперь оставаться на земле обетованной. Наступает конец "родовым мукам". Было знамение, что приближаются Гог и Магог. С тяжелым обвинением перед небесным судом выступил сатана. Злые духи выходили из себя вон, стараясь перетянуть в свою сторону чашу весов справедливости. Правитель Эдема затевал жестокое сражение. Асмодей, Лилит, любой черт, любой бес лаял, шипел, брызгал слюной. Библейский змей вел за собой полчища псов, пресмыкающихся, коршунов, вел их на Боцру, где должна была произойти последняя резня. Силы, которые должны были принести избавление, не имели права пренебречь ни одним праведным евреем, ни одним благословением, ни одной молитвой. Яков нужен был там, а не здесь. Более того, сама Сарра отговаривала его. Она говорила: зачем перевозить мой прах, когда вот-вот настанут времена воскрешения из мертвых? Но впервые за двадцать лет он не посчитался с ее желанием. Им управляла сила извне, которую он не мог преодолеть.
Для Якова все было потеряно, но он цеплялся за книги. Он уже давно отчаялся как в мире земном, так и в загробном. Он служил Всевышнему без какой-либо надежды на вознаграждение, готовясь к пламени ада...
3.
В молельном доме под вечер собрался народ. Все приветствовали гостя. Его стали расспрашивать, откуда он, и он отвечал:
- Сейчас я приехал из Эрец Исраэль, но когда-то я жил здесь в Пилице.
- Как вас зовут?
- Яков. Меня называли Яковом меламедом или Яковом немой Сарры...
Молодежь и пришлые не знали, но некоторые старые, давно осевшие здесь евреи помнили. В молельном доме стало шумно. Муж женщины, которая
кормила младенца грудью первые несколько дней, также был здесь. Он обхватил голову руками в стал раскачиваться. Затем он побежал сообщить жене. Она вошла в молельный дом к мужчинам, накрыв голову платком, и разразилась плачем, перемежая его восклицаниями:
- Дорогой человек, я думала о вас каждый день! Как поживает дитя? Как поживает ребенок?
- Ребенок стал главой ешибота в Иерусалиме. Он - отец троих детей!...
- Если я до этого дожила, есть Бог на земле!
Женщина снова зарыдала.
Кантор еле унял народ на время вечерней молитвы, но потом снова поднялся шум. Якова помнила немногие. Но многие слыхали про него и про его немую жену. Историю о том, как он вырвался из рук драгун и явился среди ночи, чтобы забрать своего ребенка, в окружающих местечках передавали из ум в уста. Во времена, когда приверженцы Саббатая Цеви верховодили в Пилице, вновь вспомнили о Якове и с немой Сарре. Поскольку эти евреи большое значение придавали мужеству, они утверждали, что Яков будет тем, кто отберет меч у Исава, а может даже объединится с ним и с Исмаилом, и, таким образом, все отпрыски Авраама станут единым народом. И вот заговорили о Якове я о его немой жене, как о предвестниках конца галута. Холмик, под которым покоилась Сарра, тогда еще не полностью сравнялся с землей. Дощечка еще торчала, хотя имя уже стерлось. Жены и дочери приверженцев Саббатая Цеви, навещавшие на кладбище могилы своих близких, наведывались также на могилу по ту сторону ограды и заказывали поминальную молитву или молились за нее сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Яков воздел взор к небу. Веди, Боже, веди! Это Твой мир...
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ
1.
Прошло около двадцати лет. Пилица разрослась, стала городом. Помещика Пилицкого и жены его Терезы давно уже не было в живых. Город принадлежал сыну одного из его кредиторов, который, выиграв долголетний судебный процесс, получил поместье. Пилицкий осуществил то, что постоянно грозил сделать - повесился. Сразу после его смерти вдова его пустилась в авантюру с каким-то обедневшим шляхтичем, отдав ему последнее. Но в один прекрасный день тот сбежал. Тереза впала в меланхолию, заперлась в своем замке на мансарде, и с тех пор больше нигде не появлялась. Она стала больной и тощей. Все ее родственницы-приживалки разбежались. Новый помещик, хозяйничавший теперь в поместье, послал людей, чтобы выгнать вдову из замка, но ее нашли мертвую, окруженную кошками. Тереза в последние годы держала у себя кошек. Среди крестьян рассказывали, что хотя она пролежала мертвой несколько дней, в тело уже начало гнить, голодные кошки не дотронулись до нее - как видно, звери остаются благодарны тому, кто им делает добро.
Замок перестроили. Теперь он принадлежал молодому помещику, который редко появлялся в усадьбе, живя годами в Варшаве или за границей. Эконом воровал. Младший зять Гершона держал аренду. Он шел мошеннической дорогой своего тестя. Мужики голодали. Большинство евреев также были бедняками. И все же город вырос. В Пилице поселились нееврейские ремесленники, конкурирующие с еврейскими. Священники посылали ходатаев к королю с просьбой лишить евреев старых привилегий. Но когда отнимали у еврея одни способы заработка, он находил другие. Евреи добывали живицу из древесины, переправляли лес через Вислу в Данциг, гнали спирт, варили пиво, мед, ткали материю, дубили кожи, даже торговали рудой и чем только можно. Несмотря на то, что москаль точил свой меч, а из степи при каждой возможности нападая казак, в промежутках между набегами евреи закупали польские изделия. Еврейские коммерсанты давали деньги в кредит, вели дела с русскими и с пруссаками, с Богемией и даже с далекой Италией. У евреев были банки в Данциге, Кракове, Варшаве, Праге, Падуе, Лейпциге. Еврейские банкиры не чванились, и у них не было излишних расходов. Еврейский банкир держал свой капитал в торбе за пазухой. Он сидел в молельном доме и учил Тору, но когда кому-нибудь давал письмо со своей подписью, по нему можно было получить деньги в Париже и Амстердаме.
Во времена Саббатая Цеви и позднее, когда он надел феску и стал магометанином, в Пилице кипела вражда. Община предала эту секту анафеме, но секта, в свою очередь, предала анафеме раввина и семерых отцов города. Дело дошло до доносов и побоев. Среди приверженцев Саббатая Цеви нашлись такие, которые сдирали крыши с домов, складывали все свое добро в сундуки и бочки и готовились к алие на израильскую землю. Часть ударилась в каббалу, пытаясь добыть из стены вино и создать живых голубей, как сказано в Книге Бытия; часть же перестала соблюдать законы, ссылаясь на статью, в которой говорится о том, что якобы Тора для евреев больше недействительна. Некоторые, козыряя с свое оправдание словами из Библии: "...и буду я с вами в вашей нечистоплотности", всячески опускались нравственно. В Пилице был один меламед, который доводил себя до такой болезненной экзальтации, что во время молитвы, стоя в талесе и тфилин, воображал, что совокупляется с женщиной и проливал свое мужское семя. У порочной секты это считалось достоинством.
Через некоторое время большинство евреев спохватилось, что сатана заманил их в сети, и они отвернулись от лжемессии. Но оставались такие, которые продолжали заблуждаться. Они встречались тайком в чужих городах на ярмарках. Был целый ряд примет, по которым сектанты узнавали друг друга. На полях священных книг и даже на кромках материи, продающейся в лавках, писали инициалы С. Ц., носили амулеты, изготовленные Саббатаем Цеви и его компанией. Все они верили, что Саббатай Цеви еще вернется и будет строить Иерусалим. А пока что в делах они держались вместе, давали друг другу заработать, роднились посредством браков, один другому оказывал услуги, сообща преследовали врагов Саббатая Цеви и ставили на их пути всяческие преграды. Когда одного из них обвиняли в жульничестве, все остальные свидетельствовали, что человек этот честный, и сваливали вину на кого-нибудь из враждебного лагеря. Все они вскоре разбогатели. Встречаясь между собой, единомышленники смеялись над правоверными, над тем, как легко те дают себя обмануть и запутать.
Город разрастался, росло и кладбище, его границы приблизились к месту, где покоился прах Сарры. Мнения в общине разделились. Одни говорили, что прах Сарры надо выкопать и захоронить где-нибудь в другом месте, так как по закону она была нееврейкой и хоронить рядом с ней благочестивых покойников - преступление. Другие считали, что откапывать прах - не полагается, и что это может навлечь беду. Да и дощечка давно потерялась, холмик сравнялся с землей, и толком уже не знали, где искать останки. Порешили, что как оно есть, так оно и ладно.
А кладбище все увеличивалось. Со временен о Сарре забыли. Так бывает в новых городах, где нет ни книги записей, ни тех древних стариков, которые ведут счет времени и событиям. Мало кто помнил даже Якова. Многие из первых горожан поумирали. Появились новые хозяева. Город уже имел каленную синагогу, молельный дом, богадельню, гостиницу и даже общественную уборную, куда ходили те, которые совестились справлять нужду возле дома. Напротив кладбища, в сторожке жил могильщик реб Эбер.
В один прекрасный день, в месяце ав, на кладбище появился высокий еврей с седой бородой, в белом халате, в белом колпаке и в сандалиях на босу ногу. За спиной у пришельца была сумка, в правой руке - посох. У него был вид нищего, но не из здешних мест, чресла его были опоясаны не веревкой, а широким кушаком, какой бывает у посланцев земли израильской. Он бродил среди могил, искал, вглядывался, наклонялся. Эбер смотрел из маленького окошка своего домика и недоумевал. Что здесь на кладбище надо этому человеку? Кого он ищет? Поселение молодое. Праведники здесь не покоятся. Вскоре Эбер вышел к нему.
- Кого вы здесь ищете? Я могильщик.
- Вот как? Здесь когда-то была могила женщины, принявшей еврейство, Сарры, дочери Авраама, праотца нашего. Ее похоронили в отдалении. Но я вижу, что кладбище расширилось.
- Обращенная в еврейство? Здесь у нее был надгробный камень?
- Нет, дощечка.
- Когда это было?
- Двадцать лет тому назад.
- Я тут всего шесть лет. Кем она вам приходилась? Родственницей?
- Это моя жена.
- Разве в Польше разрешалось переходить в еврейство?
- У нее была еврейская душа.
- Не знаю. Все заросло лебедой. Недавно еще кусок поля забрали под кладбище. Весь город постился.
2.
Яков еще немного побродил по кладбищу. Он шарил посохом и точно принюхивался к земле. Стали спускаться сумерки, и он направился в городок. Яков огляделся по сторонам и в изумлении остановился. Это была другая Пилица, другие люди.
Он увидел синагогу и вошел. В подсвечнике мерцала единственная поминальная свеча. Над столиком возвышались полки с книгами. Яков достал книгу, открыл ее, закрыл, поцеловал переплет, поставил на место. Вот он достал другую книгу, уселся с ней. Он приехал сюда из Эрец-Исраэль, чтобы перевезти туда прах Сарры, но праха больше не было. Сын ее и его Бениамин-Элиэзер - теперь глава ешибота в Цфате. Яков ему никогда ни словом не обмолвился, кто его мать. Бывает такая правда, которую надо скрывать. Зачем будоражить нетронутую душу? Бениамин-Элиэзер обладал незаурядными способностями. К тринадцати годам он взялся за каббалу. Это было во времена Саббатая Цеви, да будь он проклят, и отец с сыном оба попали под влияние этого лжемессии. Посланец, которого Яков встретил тогда на пароме, стал одним из приверженцев Саббатая и на старости дет надел феску...
Через что только Яков не прошел за эти двадцать лет! Долгие недели он качался с грудным младенцем на карабле, пока на них не напали пираты. Добрую половину пассажиров они убили и потопили на его глазах. Ребенок страдал от искусственного кормления и чуть не умер, но Якову приснилась Сарра, и подсказала спасительное средство. Сам Яков сильно болел. Потом какой-то турок взвел на него поклеп, и капитан хотел Якова повесить. На море разразилась буря, и судно три дня лежало на боку. В Иерусалиме, где потом жил Яков, свирепствовал голод. Не хватало даже питьевой воды. Эпидемии следовали одна за другой. Яков присутствовал при том, как выгнали из Иерусалима Саббатая Цеви, был знаком с Наганом из Газы и с Самуилом Приму. Он пользовался их амулетами, ел в пост Девятого ава и в семнадцатый день месяца тамуза. Еще немного, и он бы вместе с остальными надел феску. Сколько произошло с Яковом чудес, об этом знает лишь Господь. Все то, что он пережил и собственными глазами перевидел, невозможно было бы пересказать за семь дней и семь ночей. Как он страдал, когда ему стало ясно, что он опустился в преисподнюю, и каким пыткам он подверг себя за это, трудно описать.
И дорога сюда в Польшу была для него далеко не проста. Как сказано: ни одного мгновения без злоключения. Каждый день был им пережит благодаря чуду. То, что Бениамин-Элиэзер был к двадцати годам главой ешибота, зятем раввина и отцом троих детей, было особой милостью неба. Там, наверху, не было угодно, чтобы Яков погиб, не выйдя из заблуждения, и чтобы после него и Сарры не осталось потомства. Но то, что могила Сарры исчезла и поездка оказалась напрасной - это для Якова удар. У него была мечта перехоронить Сарру на Хар Хазейтим и рядом с ней приготовить место для себя. Он надеялся, что со смертью кончится разлука, которая суждена была им при жизни, и он сможет быть подле нее.
Но, надо верить, Всевышний знает, что творит. Чем Яков становился старше, тем явственнее он это видел. Есть бодрствующее Око, Рука, которая ведет. Даже грех каждый, каждое заблуждение имеет свой смысл. Даже эта история с Саббатаем Цеви не напрасна. Прежде чем у роженицы наступают настоящие схватки, бывают ложные. На своем пути возвращения из Святой земли в Польшу через турецкие страны Яков постиг многое такое, чего не понимал ранее. В каждом поколении исчезают племена. У каждого поколения имеется своя чернь, которая хочет вернуться в Египет. Каждое поколение - это поколение в пустыне. У каждого поколения есть свои разведчики, свой Самсон-богатырь, свой Авимелех, сын Иеруббаала и у каждого поколения есть также свои Итро и Руфь. Листья опадают, но ветви остаются, ветви ломаются, но ствол остается на корню. Каждая страна на своем счету имеет потерянных сынов израилевых. Каждое племя вбирает в себя и чужих. Люди, как и растения, отцветают и вянут. Итог подводится на небесах. В конечном счете каждый несет ответственность лишь за самого себя.
За время, что Яков принадлежал к секте, его не раз пытались женить. За него хотели выйти замуж богатые и знатные женщины. Чувственность никогда не покидала его. Но внутренний голос, с которым не могла сравниться никакая страсть, кричал: нет! Впоследствии, когда он порвал с сектой, уговаривали его и раввины и каббалисты, доказывая по законам Талмуда и каббалы, что ему необходимо согласиться на брак. Но даже когда уста его отвечали "да", внутренний голос твердил "нет!". Часто ему казалось, что Сарра по-прежнему с ним. Он обращался к ней, и она ему отвечала. Она сопровождала его на развалинах. в на святых могилах, предостерегала от всевозможных опасностей, давала советы, как воспитывать Вениамина. Когда он ставил на огонь что-нибудь варить, она напоминала ему, что пора подойти к кастрюле...
Как можно рассказывать о подобных вещах? Его сочли бы сумасшедшим или приняли бы за того, кто соприкасается с нечистой силой. Очевидно тайны, которые сердце не может доверить устам, есть у каждого.
Он читал священную книгу и раскачивался. Какое счастье, что повсюду есть молельные дома и священные книги! Яков никогда не забывал те четыре года, когда он должен был черпать лишь из своей памяти. Его любовь к книгам с годами росла. Нередко, когда его сватали, ему хотелось ответить: Тора вот моя жена. Не проходило дня, чтобы он не прочел несколько глав Библии. Мидраш он проштудировал но один раз. Даже когда он принадлежал к последователям Саббатая Цеви, его не покидала любовь к Торе. Он питался псалмами и ощущал в них несравненный вкус манны небесной. Он наслаждался Книгой царя Соломона, упивался Мишной и непрестанно молился. Как это было ни удивительно, все то, что он учил, он еще переводил Сарре на еврейский. или на польский, как будто она сидела с ним рядом. Когда он плыл на пароходе, он мысленно указывал ей на каждую рыбу, которая выныривала из воды, на каждый островок, на каждую звезду в небе. Смотри, Сарра, гляди! Дивись чудесам Всевышнего! Он бродил вместе с ней среди исмаилитов в пустынях, где проходят караваны с верблюдами. Сарра была его защитой, и с ним не приключилось ничего худого. Арабы с дикими глазами и ножами за поясом угощали его финиками, фигами, рожками, давали ему ночлег. Сколько раз, гуляя, он натыкался на ядовитых змей, но они проползали стороной, буквально, как сказано: "... Ты будешь шагать по львам и змеям"
Однако, зачем он проделал этот долгий путь, если не может взять с собой, в Эрец Исраэль, останки Сарры? Сын его Вениамин-Элиэзер отговаривал его от этой поездки. Мистики, с которыми Яков сблизился за последние годы, твердили, что каждая еврейская душа должна теперь оставаться на земле обетованной. Наступает конец "родовым мукам". Было знамение, что приближаются Гог и Магог. С тяжелым обвинением перед небесным судом выступил сатана. Злые духи выходили из себя вон, стараясь перетянуть в свою сторону чашу весов справедливости. Правитель Эдема затевал жестокое сражение. Асмодей, Лилит, любой черт, любой бес лаял, шипел, брызгал слюной. Библейский змей вел за собой полчища псов, пресмыкающихся, коршунов, вел их на Боцру, где должна была произойти последняя резня. Силы, которые должны были принести избавление, не имели права пренебречь ни одним праведным евреем, ни одним благословением, ни одной молитвой. Яков нужен был там, а не здесь. Более того, сама Сарра отговаривала его. Она говорила: зачем перевозить мой прах, когда вот-вот настанут времена воскрешения из мертвых? Но впервые за двадцать лет он не посчитался с ее желанием. Им управляла сила извне, которую он не мог преодолеть.
Для Якова все было потеряно, но он цеплялся за книги. Он уже давно отчаялся как в мире земном, так и в загробном. Он служил Всевышнему без какой-либо надежды на вознаграждение, готовясь к пламени ада...
3.
В молельном доме под вечер собрался народ. Все приветствовали гостя. Его стали расспрашивать, откуда он, и он отвечал:
- Сейчас я приехал из Эрец Исраэль, но когда-то я жил здесь в Пилице.
- Как вас зовут?
- Яков. Меня называли Яковом меламедом или Яковом немой Сарры...
Молодежь и пришлые не знали, но некоторые старые, давно осевшие здесь евреи помнили. В молельном доме стало шумно. Муж женщины, которая
кормила младенца грудью первые несколько дней, также был здесь. Он обхватил голову руками в стал раскачиваться. Затем он побежал сообщить жене. Она вошла в молельный дом к мужчинам, накрыв голову платком, и разразилась плачем, перемежая его восклицаниями:
- Дорогой человек, я думала о вас каждый день! Как поживает дитя? Как поживает ребенок?
- Ребенок стал главой ешибота в Иерусалиме. Он - отец троих детей!...
- Если я до этого дожила, есть Бог на земле!
Женщина снова зарыдала.
Кантор еле унял народ на время вечерней молитвы, но потом снова поднялся шум. Якова помнила немногие. Но многие слыхали про него и про его немую жену. Историю о том, как он вырвался из рук драгун и явился среди ночи, чтобы забрать своего ребенка, в окружающих местечках передавали из ум в уста. Во времена, когда приверженцы Саббатая Цеви верховодили в Пилице, вновь вспомнили о Якове и с немой Сарре. Поскольку эти евреи большое значение придавали мужеству, они утверждали, что Яков будет тем, кто отберет меч у Исава, а может даже объединится с ним и с Исмаилом, и, таким образом, все отпрыски Авраама станут единым народом. И вот заговорили о Якове я о его немой жене, как о предвестниках конца галута. Холмик, под которым покоилась Сарра, тогда еще не полностью сравнялся с землей. Дощечка еще торчала, хотя имя уже стерлось. Жены и дочери приверженцев Саббатая Цеви, навещавшие на кладбище могилы своих близких, наведывались также на могилу по ту сторону ограды и заказывали поминальную молитву или молились за нее сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27