Таким образом, свежего мяса часто не хватает, за него платят в четыре раза дороже его действительной стоимости и в большинстве случаев это мясо жесткое, сухое, волокнистое, словом, самого низкого качества.Правда и то, что наши соседи в Британской и Нидерландской Гвиане Нидерландская Гвиана в настоящее время называется Суринам.
мясом буквально завалены, и торгуют им по десять су за фунт…Следует задать вопрос: что же делают англичане, дабы иметь возможность ежедневно лакомиться свежими котлетами и бифштексами, предупреждая малокровие, грозящее человеку в экваториальной зоне?Ответ проще простого — они разводят скот.А французы?Создается впечатление, что жители французских колоний слишком глупы, чтобы последовать примеру англичан и голландцев.Следовательно, за телятами приходится направляться в Пара.Итак, один из пароходиков, совершавших подобные рейсы, стал на прикол ввиду необходимости чинить корпус и машину.Собственно говоря, его давным-давно пора уже было отправить на корабельное кладбище, но в колониях привередничать не приходится.Устав бороздить моря, греметь железками на каждом повороте, выпускать весь пар в гудок, если кто-то нажмет на сигнал, набирать, как губка, соленую воду, пароходик ожидал текущего ремонта, прежде чем уйти в Демерари, в сухой док к англичанам.В Кайенне-то и слыхом не слыхали о сухих доках, предназначенных для ремонта подводной части судна.Допотопный пароходишко назывался «Тропическая Пташка» или что-то вроде этого.Негритянский экипаж судна, радуясь вынужденной стоянке, был отпущен на берег, где уже наведался во все злачные места.Пароходик остался безо всякой охраны.Все это происходило через два дня после того, как Бамбош побывал с визитом у почтеннейшего коммерсанта, покупавшего золото у воров и устраивавшего за приличную плату побеги заключенных. Как бы там ни было, но ночью несколько подозрительного вида мужчин завладели «Тропической Пташкой» и пришвартовали ее к берегу.Тихо, почти неслышно на борт погрузили пушки.«Э-ге, — подумали сонные таможенные чиновники, — да это же „Тропическая Пташка“ заправляется. А мы-то думали, она ушла чиниться. Эти судовладельцы такие сволочи!» И почтеннейшие таможенники снова погрузились в прерванный сон, потеряв интерес к происходящему.Незнакомцев было шестеро. Двое ушли, четверо же расположились на корабле, как у себя дома. Кстати говоря, может, так оно и было на самом деле. Минула ночь, а утром эти четверо засуетились на борту, исполняя матросскую работу, и никто не обратил на них внимания, таким естественным было поведение этих людей.Днем один из таможенников слегка удивился, заметив, что «Пташка» стоит под парами. Фланирующей походкой он приблизился к судну и спросил у матроса, облокотившегося на планшир:— Вы что, собираетесь отчаливать?— Нет, — ответил тот.— Но вы же стоите под парами!— Еще нет.— Тогда зачем разогреваете машину?— Хотим отогнать посудину в устье Крик-Фуйе.— Ах, вот как?— Да, а оттуда на верфь в Пуант-Макурия, чтобы поставить там на прикол.— Прекрасно! — Таможенник, удовольствовавшись этим простым объяснением, удалился, позевывая и потягиваясь, как человек, уставший от… безделья.Каторжане в это время вновь производили работы по укреплению берегов и очистке канала Лосса.Утро прошло без происшествий.Надсмотрщику не к чему было придраться, и он, в отличие от папаши Жоли, ничуть не удивлялся, а только радовался тому, как отлично движется работа.Днем дело пошло еще лучше, насколько это только было возможно.С другой стороны, администрация, торопясь закончить очистку канала, настояла на том, чтобы работы производились в две смены. Стало быть, в них принимало участие около сотни заключенных под присмотром двух охранников.Увидев, что начальством предпринята эта не вполне понятная мера предосторожности, заключенные хорошо известным всем каторжникам шепотком обратились за разъяснениями к Бамбошу.— Тем лучше, — ответил Король Каторги с неописуемой ненавистью, — вместо одного мы укокошим сразу двоих. Мне бы хотелось, чтобы они все скопом здесь сошлись — мы б им всем пустили кровь!Во время отлива каторжники подошли к зловонному каналу, над которым тучей роились насекомые, этот бич европейцев, разносчики малярии и прочей заразы. Каторжники без колебания влезли в воду и принялись трудиться на совесть, как трудились бы свободные люди. Не ожидая приказаний, они сориентировались сами — соорудили перемычку, наглухо отделившую залив от моря. Это позволило им беспрепятственно трудиться до самого прилива и разом закончить работу.Папаша Жоли поразился такому рвению, и это избыточное усердие более, чем когда-либо, усилило его подозрения.Двое его подчиненных, молодые охранники третьего класса, не работавшие в каторжной тюрьме и двух лет, наивно радовались происходящему, не отдавая себе отчета в том, что в случае тревоги канал Лосса будет намертво перекрыт новопостроенной дамбой и ни одно из находящихся в порту суденышек не сможет выйти в море.Со стороны рейда послышался короткий свисток.Несмотря на свое поразительное самообладание, Король Каторги содрогнулся и пробормотал:— Решающая минута приближается… Только бы никто не сдрейфил…Узники озирались, в их взглядах читалась решимость и ярость.Затем их тяжелый, полный ненависти взгляд уперся в охранников, интересовавшихся исключительно ходом работ и не способных даже заподозрить, что же на самом деле творится в душах их подопечных.Одному из конвойных не было еще и двадцати семи лет. Он приходился племянником папаше Жоли и был отличным малым, демобилизовавшимся из рядов береговой артиллерии в звании старшего сержанта.Парень был человеком долга, умел себя держать, перед ним открывалась почетная будущность.Возвратясь в колонию, этот молодой человек женился на своей кузине, красавице квартеронке Квартеронка — ребенок от брака белого с мулаткой или мулата с белой женщиной.
, сделавшей его счастливым отцом очаровательной дочки.Он и рад был бы уехать отсюда, но на ежегодный кредит в тысячу семьсот франков из колонии далеко не уедешь. Однако существует перспектива стать старшим надзирателем первого класса, как папаша Жоли, а это уже три тысячи пятьсот, или даже главным — с окладом четыре тысячи франков в месяц. Скажем по чести, имея три с половиной тысячи, медаль, крышу над головой и бесплатное питание, можно выкручиваться и даже откладывать кое-какие сбережения, дожидаясь отставки. Звали этого надзирателя, уроженца департамента Ионна, Антуан Буже.Его коллега — тридцатилетний бретонец Бретонец — житель Бретани, исторической области на северо-западе Франции, населенной народностью кельтского происхождения.
из Роскофа, бывший сержант береговой артиллерии, был человек жестковатый, но с холодной головой, спокойный и справедливый, обладающий чувством долга, высоко ценимый администрацией.Однажды, почти в самом начале службы, он командовал баркасом, на котором неумело суетились матросы-каторжники. Один араб упал в воду. Кто-то из его товарищей прыгнул следом, желая спасти несчастного. Положение обоих было тем более ужасным, что ни тот, ни другой не умели плавать, а море в этом месте кишело акулами. Ни секунды не колеблясь, надзиратель Легеллек бросился в одежде в воду и, показав чудеса отваги и ловкости, спас арабов. Когда он покидал каторжную тюрьму на островах Спасения, бандиты и головорезы рыдали как дети.Он тоже был женат и имел очаровательного сына.Как старший по званию, Легеллек отвечал за обе смены.В какой-то момент необычайное трудовое рвение каторжан стало угасать, тем более что оно было напускным, вызванным мыслью о заговоре, мыслью, бередившей им души. Они хранили молчание, обливаясь потом, тяжело дыша от усталости, а более всего — от волнения, вызванного тягостным ожиданием таинственного сигнала. Сигнала, который должен дать им свободу, который положит начало кровавой резне, убийству, уничтожению намеченных жертв.Легеллек заметил, что узники внезапно впали в оцепенение, и, боясь, что намеченная работа не будет выполнена, прикрикнул, пользуясь привычными армейскими командами:— На берег бе-гом!Это означало, что перекура не будет, и надо снова приниматься за работу.В этот миг снова раздался гудок «Тропической Пташки».— Пора! — шепнул Бамбош Педро-Круману, следовавшему за ним как тень.— Начинать сразу же? — спросил негр.— Подожди, пока я не пущу кровь бретонцу. Как только он упадет, убей второго.— Будет сделано.— Эй ты, номер сотый, кончай болтать, берись за дело, — послышался спокойный голос Легеллека.Слегка побледнев и понурив голову, Король Каторги направился к берегу канала для того, чтобы в свою очередь влезть в воду. Для этого ему надо было пройти мимо надсмотрщика, который, опершись одной рукой на тросточку, смотрел бандиту прямо в глаза. Подойдя к стражнику, Бамбош униженно сгорбился, но с вызовом вздернул голову.Их взгляды скрестились, как два клинка.Стражник интуитивно почувствовав, что ему грозит смертельная опасность, положил руку на рукоять пистолета.Бамбош заметил это движение.С неслыханным проворством и хладнокровием он прыгнул на охранника и, выхватив из-под блузы длинный нож, перерезал тому горло от уха до уха.Несчастный пошатнулся и упал, обливаясь кровью.— Вот она, расплата! — воскликнул Бамбош, потрясая ножом, окровавленным по самую рукоять. — Кто следующий? Айда, покончим со всеми! Браво, Круман!Последние слова относились к Педро, набросившемуся на Антуана Буже. Нападение было столь стремительным, что тот, как и его коллега, не успел ничего предпринять для самозащиты. Безоружный негр просто прижал его к груди и стиснул. Объятие было таким сильным, что стражник, побледнев, не смог даже закричать. Он лишь прохрипел:— Люси… Бедная моя женушка…Ребра его затрещали, как будто его прижали к кабестану Кабестан — название вертикального ворота на судах речного флота.
, струйка черной крови вылилась изо рта.Наслаждаясь тем, как белая плоть трепещет в его каннибальских лапах, Круман стиснул жертву еще крепче и, откинув назад голову и плечи, напрягся и сделал рывок. Послышался леденящий душу звук сломанных позвонков. Чудовище ослабило хватку. Тело надсмотрщика выскользнуло из смертельных объятий и, как тряпичная кукла, рухнуло на землю.Каторжники хранили молчание — ни слова, ни крика. Разве что чуть слышное урчание — свидетельство омерзительной радости.Покрытые тиной, они быстро выбрались на берег и столпились вокруг двух убитых, тела которых все еще конвульсивно дергались в предсмертной агонии. Хладнокровно, внешне не проявляя своих чувств, но с горящими от хищной радости глазами, одни по очереди начали вонзать окровавленный нож в поверженное тело, другие занялись вторым трупом — лупили его лопатами, кирками, заступами. Длилась эта расправа около пяти минут, и приняли в ней участие человек шестьдесят. Остальные жались поодаль, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь… не смея решиться… Бамбош презрительно ухмыльнулся и бросил:— Пойдете с нами до места. Подождете, пока мы не сядем на судно. Я не желаю иметь в своей команде мокрых куриц. А вы, ребята, за мной! Следуйте за своим Королем, он сделает вас свободными людьми, миллионерами!Дрожь энтузиазма всколыхнула толпу. Безмолвие изнуренных, покрытых тиной, забрызганных кровью молчаливых людей, делало их еще более устрашающими.Бамбош занял место во главе колонны. Они пробирались между корнями гигантских прибрежных деревьев, прячась в их густой тени, и, как невидимки, крались в направлении бухты Фуйе.От канала Лосса до устья бухты было всего тысячу двести метров.Несмотря на рытвины, заболоченные отмели, ямы, поваленные деревья, расстояние это группа преодолела за четверть часа — так велико было лихорадочное желание бандитов вырваться на волю, что силы их многократно возросли. Шлепая по грязи, как стая кайманов, они пересекли полузанесенный песком ручей Мадлен и помчались среди гигантских трав в бухту, где стояла на якоре «Тропическая Пташка».На борту сразу же узнали прибывших.— Давайте, — резко бросил Бамбош, — поднимайтесь на судно. Скорее, скорее, время не ждет. Через час здесь будет жарко.Внезапно ему на плечо легла тяжелая рука, он обернулся и увидел Педро.— Это ты, Круман? Чего тебе?— Ничего. Прощай.— Ах да, ты ведь остаешься здесь.— Да… Здесь живет Мина. И я хочу белую женщину…— Будь осторожен.— Я ничего не боюсь!— Долго еще жизнь в Кайенне и ее окрестностях не войдет в свою колею.— В лесах столько тайников — Круману можно всю жизнь хорониться и носа не совать в Кайенну.— Твое дело. Мне будет жаль, если ты из-за бабы наживешь неприятности, потому что ты славный парень, Круман.— Я хочу белую красавицу и возьму ее, даже если мне придется погибнуть, — ответил негр, охваченный дикарским вдохновением.— Как знаешь. Я, как видишь, оставляю свою милашку Фанни, которая присоединится ко мне только тогда, когда я буду в безопасности.Бандиты обменялись рукопожатием, и негр исчез так проворно, как хищник, возвращающийся в свое логово.Пока длилась эта краткая беседа, беглые каторжники ринулись на пароход, с которого члены экипажа спустили в нескольких местах шкерты Шкерт — тонкий, короткий пеньковый конец.
.Не прошло и пяти минут, как все они погрузились на корабль и теперь толпились на палубе, загаженной вывозимым из Пара скотом, чей помет матросы не сочли нужным убрать.На суше остались лишь заключенные, готовые вернуться в тюрьму и не принимавшие участия в убийстве охранников.Взволнованные, восторженные, не смея верить в свое освобождение, беглые каторжники чувствовали себя как во сне, — сейчас они поплывут в то Эльдорадо Эльдорадо — легендарная страна, будто бы изобилующая золотом, серебром и драгоценными камнями.
, о котором их предводитель давно уже все уши прожужжал.Беглецы, с бледными, исхудавшими лицами, поголовно бритые и безбородые, казались членами одной семьи. Они были схожи между собой, как негры. Общее ликование наполняло их души, общая надежда заставляла блестеть глаза, сердца учащенно бились от радости и алчности, все до единого они жаждали отмщения.На борту судна Бамбош по-прежнему оставался непререкаемым лидером. Но так как он ничего не смыслил в навигации, на корабле был штурман — когда-то осужденный за кражу, а нынче освобожденный из заключения кайеннский мулат, которому было запрещено покидать пределы колонии. В его задачу входило выполнение маневров и определение направления.Механик и два кочегара, тоже из бывших каторжников, оказались закоренелыми злодеями и продолжали поддерживать тесный контакт с каторжниками, отбывающими свой срок.На борту было немного провизии, спешно завезенной накануне ночью. Среди провианта — четыре ящика сухих бисквитов, столько же — вяленой трески, почти триста килограммов соленого сала, пять бочек питьевой воды и две тростниковой водки по двести литров в каждой.На носу были сложены дрова — стволы огромных прибрежных деревьев, предназначенные для растопки котлов. Куча выглядела довольно внушительно, но для более длительного рейса топлива бы не хватило. Однако штурман запасся пилами и топорами, с тем чтобы добывать древесину в пути, благо на гвианских берегах этих деревьев густейшие заросли.Когда все каторжники поднялись на пароход, штурман скомандовал:— Полный вперед!Пароходик-развалюха, повинуясь штурвалу, астматически пыхтя и гремя железом, с видимым усилием отправился в путь.— Корабль хоть прочный? — нахмурясь, спросил у Бамбоша юноша с лицом довольно тонким и умным, бывший, однако, на самом деле редким подонком.— Что, боишься за свою шкуру, любезнейший Красавчик?Юноша опирался на голое плечо мужчины лет тридцати со звероподобным лицом и мускулистым телом, который заметил, страстно поглядывая на юного дружка:— Уж поверь мне, сейчас каждому следует беспокоиться о своей шкуре — ведь жизнь теперь может подбросить нам кое-какие удовольствия.Заметив, что отношения между юношей и мужчиной были отнюдь не братскими, а это распространено на каторге, Бамбош с порочной улыбочкой коротко бросил:— Прочный или непрочный, а надо, чтобы он продержался, пока не доставит нас до места.Между тем корабль разворачивался довольно быстро, а, главное, все маневры производились с большой точностью. Повернувшись сперва носом на вест, сейчас он двигался к норду, чтобы выйти в открытое море, а там, вероятно, устремиться к ост-зюйд-осту, держась близко к берегу, насколько позволит осадка судна.Бамбош подошел к штурвальному.— Ты уверен, что мы идем правильным курсом?— Ты меня что, за юнгу держишь?— Да нет, это я к тому, что берега Гвианы очень трудны для плаванья. Достаточно неверного поворота штурвала или задеть килем скалистое дно — и всем нам крышка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
мясом буквально завалены, и торгуют им по десять су за фунт…Следует задать вопрос: что же делают англичане, дабы иметь возможность ежедневно лакомиться свежими котлетами и бифштексами, предупреждая малокровие, грозящее человеку в экваториальной зоне?Ответ проще простого — они разводят скот.А французы?Создается впечатление, что жители французских колоний слишком глупы, чтобы последовать примеру англичан и голландцев.Следовательно, за телятами приходится направляться в Пара.Итак, один из пароходиков, совершавших подобные рейсы, стал на прикол ввиду необходимости чинить корпус и машину.Собственно говоря, его давным-давно пора уже было отправить на корабельное кладбище, но в колониях привередничать не приходится.Устав бороздить моря, греметь железками на каждом повороте, выпускать весь пар в гудок, если кто-то нажмет на сигнал, набирать, как губка, соленую воду, пароходик ожидал текущего ремонта, прежде чем уйти в Демерари, в сухой док к англичанам.В Кайенне-то и слыхом не слыхали о сухих доках, предназначенных для ремонта подводной части судна.Допотопный пароходишко назывался «Тропическая Пташка» или что-то вроде этого.Негритянский экипаж судна, радуясь вынужденной стоянке, был отпущен на берег, где уже наведался во все злачные места.Пароходик остался безо всякой охраны.Все это происходило через два дня после того, как Бамбош побывал с визитом у почтеннейшего коммерсанта, покупавшего золото у воров и устраивавшего за приличную плату побеги заключенных. Как бы там ни было, но ночью несколько подозрительного вида мужчин завладели «Тропической Пташкой» и пришвартовали ее к берегу.Тихо, почти неслышно на борт погрузили пушки.«Э-ге, — подумали сонные таможенные чиновники, — да это же „Тропическая Пташка“ заправляется. А мы-то думали, она ушла чиниться. Эти судовладельцы такие сволочи!» И почтеннейшие таможенники снова погрузились в прерванный сон, потеряв интерес к происходящему.Незнакомцев было шестеро. Двое ушли, четверо же расположились на корабле, как у себя дома. Кстати говоря, может, так оно и было на самом деле. Минула ночь, а утром эти четверо засуетились на борту, исполняя матросскую работу, и никто не обратил на них внимания, таким естественным было поведение этих людей.Днем один из таможенников слегка удивился, заметив, что «Пташка» стоит под парами. Фланирующей походкой он приблизился к судну и спросил у матроса, облокотившегося на планшир:— Вы что, собираетесь отчаливать?— Нет, — ответил тот.— Но вы же стоите под парами!— Еще нет.— Тогда зачем разогреваете машину?— Хотим отогнать посудину в устье Крик-Фуйе.— Ах, вот как?— Да, а оттуда на верфь в Пуант-Макурия, чтобы поставить там на прикол.— Прекрасно! — Таможенник, удовольствовавшись этим простым объяснением, удалился, позевывая и потягиваясь, как человек, уставший от… безделья.Каторжане в это время вновь производили работы по укреплению берегов и очистке канала Лосса.Утро прошло без происшествий.Надсмотрщику не к чему было придраться, и он, в отличие от папаши Жоли, ничуть не удивлялся, а только радовался тому, как отлично движется работа.Днем дело пошло еще лучше, насколько это только было возможно.С другой стороны, администрация, торопясь закончить очистку канала, настояла на том, чтобы работы производились в две смены. Стало быть, в них принимало участие около сотни заключенных под присмотром двух охранников.Увидев, что начальством предпринята эта не вполне понятная мера предосторожности, заключенные хорошо известным всем каторжникам шепотком обратились за разъяснениями к Бамбошу.— Тем лучше, — ответил Король Каторги с неописуемой ненавистью, — вместо одного мы укокошим сразу двоих. Мне бы хотелось, чтобы они все скопом здесь сошлись — мы б им всем пустили кровь!Во время отлива каторжники подошли к зловонному каналу, над которым тучей роились насекомые, этот бич европейцев, разносчики малярии и прочей заразы. Каторжники без колебания влезли в воду и принялись трудиться на совесть, как трудились бы свободные люди. Не ожидая приказаний, они сориентировались сами — соорудили перемычку, наглухо отделившую залив от моря. Это позволило им беспрепятственно трудиться до самого прилива и разом закончить работу.Папаша Жоли поразился такому рвению, и это избыточное усердие более, чем когда-либо, усилило его подозрения.Двое его подчиненных, молодые охранники третьего класса, не работавшие в каторжной тюрьме и двух лет, наивно радовались происходящему, не отдавая себе отчета в том, что в случае тревоги канал Лосса будет намертво перекрыт новопостроенной дамбой и ни одно из находящихся в порту суденышек не сможет выйти в море.Со стороны рейда послышался короткий свисток.Несмотря на свое поразительное самообладание, Король Каторги содрогнулся и пробормотал:— Решающая минута приближается… Только бы никто не сдрейфил…Узники озирались, в их взглядах читалась решимость и ярость.Затем их тяжелый, полный ненависти взгляд уперся в охранников, интересовавшихся исключительно ходом работ и не способных даже заподозрить, что же на самом деле творится в душах их подопечных.Одному из конвойных не было еще и двадцати семи лет. Он приходился племянником папаше Жоли и был отличным малым, демобилизовавшимся из рядов береговой артиллерии в звании старшего сержанта.Парень был человеком долга, умел себя держать, перед ним открывалась почетная будущность.Возвратясь в колонию, этот молодой человек женился на своей кузине, красавице квартеронке Квартеронка — ребенок от брака белого с мулаткой или мулата с белой женщиной.
, сделавшей его счастливым отцом очаровательной дочки.Он и рад был бы уехать отсюда, но на ежегодный кредит в тысячу семьсот франков из колонии далеко не уедешь. Однако существует перспектива стать старшим надзирателем первого класса, как папаша Жоли, а это уже три тысячи пятьсот, или даже главным — с окладом четыре тысячи франков в месяц. Скажем по чести, имея три с половиной тысячи, медаль, крышу над головой и бесплатное питание, можно выкручиваться и даже откладывать кое-какие сбережения, дожидаясь отставки. Звали этого надзирателя, уроженца департамента Ионна, Антуан Буже.Его коллега — тридцатилетний бретонец Бретонец — житель Бретани, исторической области на северо-западе Франции, населенной народностью кельтского происхождения.
из Роскофа, бывший сержант береговой артиллерии, был человек жестковатый, но с холодной головой, спокойный и справедливый, обладающий чувством долга, высоко ценимый администрацией.Однажды, почти в самом начале службы, он командовал баркасом, на котором неумело суетились матросы-каторжники. Один араб упал в воду. Кто-то из его товарищей прыгнул следом, желая спасти несчастного. Положение обоих было тем более ужасным, что ни тот, ни другой не умели плавать, а море в этом месте кишело акулами. Ни секунды не колеблясь, надзиратель Легеллек бросился в одежде в воду и, показав чудеса отваги и ловкости, спас арабов. Когда он покидал каторжную тюрьму на островах Спасения, бандиты и головорезы рыдали как дети.Он тоже был женат и имел очаровательного сына.Как старший по званию, Легеллек отвечал за обе смены.В какой-то момент необычайное трудовое рвение каторжан стало угасать, тем более что оно было напускным, вызванным мыслью о заговоре, мыслью, бередившей им души. Они хранили молчание, обливаясь потом, тяжело дыша от усталости, а более всего — от волнения, вызванного тягостным ожиданием таинственного сигнала. Сигнала, который должен дать им свободу, который положит начало кровавой резне, убийству, уничтожению намеченных жертв.Легеллек заметил, что узники внезапно впали в оцепенение, и, боясь, что намеченная работа не будет выполнена, прикрикнул, пользуясь привычными армейскими командами:— На берег бе-гом!Это означало, что перекура не будет, и надо снова приниматься за работу.В этот миг снова раздался гудок «Тропической Пташки».— Пора! — шепнул Бамбош Педро-Круману, следовавшему за ним как тень.— Начинать сразу же? — спросил негр.— Подожди, пока я не пущу кровь бретонцу. Как только он упадет, убей второго.— Будет сделано.— Эй ты, номер сотый, кончай болтать, берись за дело, — послышался спокойный голос Легеллека.Слегка побледнев и понурив голову, Король Каторги направился к берегу канала для того, чтобы в свою очередь влезть в воду. Для этого ему надо было пройти мимо надсмотрщика, который, опершись одной рукой на тросточку, смотрел бандиту прямо в глаза. Подойдя к стражнику, Бамбош униженно сгорбился, но с вызовом вздернул голову.Их взгляды скрестились, как два клинка.Стражник интуитивно почувствовав, что ему грозит смертельная опасность, положил руку на рукоять пистолета.Бамбош заметил это движение.С неслыханным проворством и хладнокровием он прыгнул на охранника и, выхватив из-под блузы длинный нож, перерезал тому горло от уха до уха.Несчастный пошатнулся и упал, обливаясь кровью.— Вот она, расплата! — воскликнул Бамбош, потрясая ножом, окровавленным по самую рукоять. — Кто следующий? Айда, покончим со всеми! Браво, Круман!Последние слова относились к Педро, набросившемуся на Антуана Буже. Нападение было столь стремительным, что тот, как и его коллега, не успел ничего предпринять для самозащиты. Безоружный негр просто прижал его к груди и стиснул. Объятие было таким сильным, что стражник, побледнев, не смог даже закричать. Он лишь прохрипел:— Люси… Бедная моя женушка…Ребра его затрещали, как будто его прижали к кабестану Кабестан — название вертикального ворота на судах речного флота.
, струйка черной крови вылилась изо рта.Наслаждаясь тем, как белая плоть трепещет в его каннибальских лапах, Круман стиснул жертву еще крепче и, откинув назад голову и плечи, напрягся и сделал рывок. Послышался леденящий душу звук сломанных позвонков. Чудовище ослабило хватку. Тело надсмотрщика выскользнуло из смертельных объятий и, как тряпичная кукла, рухнуло на землю.Каторжники хранили молчание — ни слова, ни крика. Разве что чуть слышное урчание — свидетельство омерзительной радости.Покрытые тиной, они быстро выбрались на берег и столпились вокруг двух убитых, тела которых все еще конвульсивно дергались в предсмертной агонии. Хладнокровно, внешне не проявляя своих чувств, но с горящими от хищной радости глазами, одни по очереди начали вонзать окровавленный нож в поверженное тело, другие занялись вторым трупом — лупили его лопатами, кирками, заступами. Длилась эта расправа около пяти минут, и приняли в ней участие человек шестьдесят. Остальные жались поодаль, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь… не смея решиться… Бамбош презрительно ухмыльнулся и бросил:— Пойдете с нами до места. Подождете, пока мы не сядем на судно. Я не желаю иметь в своей команде мокрых куриц. А вы, ребята, за мной! Следуйте за своим Королем, он сделает вас свободными людьми, миллионерами!Дрожь энтузиазма всколыхнула толпу. Безмолвие изнуренных, покрытых тиной, забрызганных кровью молчаливых людей, делало их еще более устрашающими.Бамбош занял место во главе колонны. Они пробирались между корнями гигантских прибрежных деревьев, прячась в их густой тени, и, как невидимки, крались в направлении бухты Фуйе.От канала Лосса до устья бухты было всего тысячу двести метров.Несмотря на рытвины, заболоченные отмели, ямы, поваленные деревья, расстояние это группа преодолела за четверть часа — так велико было лихорадочное желание бандитов вырваться на волю, что силы их многократно возросли. Шлепая по грязи, как стая кайманов, они пересекли полузанесенный песком ручей Мадлен и помчались среди гигантских трав в бухту, где стояла на якоре «Тропическая Пташка».На борту сразу же узнали прибывших.— Давайте, — резко бросил Бамбош, — поднимайтесь на судно. Скорее, скорее, время не ждет. Через час здесь будет жарко.Внезапно ему на плечо легла тяжелая рука, он обернулся и увидел Педро.— Это ты, Круман? Чего тебе?— Ничего. Прощай.— Ах да, ты ведь остаешься здесь.— Да… Здесь живет Мина. И я хочу белую женщину…— Будь осторожен.— Я ничего не боюсь!— Долго еще жизнь в Кайенне и ее окрестностях не войдет в свою колею.— В лесах столько тайников — Круману можно всю жизнь хорониться и носа не совать в Кайенну.— Твое дело. Мне будет жаль, если ты из-за бабы наживешь неприятности, потому что ты славный парень, Круман.— Я хочу белую красавицу и возьму ее, даже если мне придется погибнуть, — ответил негр, охваченный дикарским вдохновением.— Как знаешь. Я, как видишь, оставляю свою милашку Фанни, которая присоединится ко мне только тогда, когда я буду в безопасности.Бандиты обменялись рукопожатием, и негр исчез так проворно, как хищник, возвращающийся в свое логово.Пока длилась эта краткая беседа, беглые каторжники ринулись на пароход, с которого члены экипажа спустили в нескольких местах шкерты Шкерт — тонкий, короткий пеньковый конец.
.Не прошло и пяти минут, как все они погрузились на корабль и теперь толпились на палубе, загаженной вывозимым из Пара скотом, чей помет матросы не сочли нужным убрать.На суше остались лишь заключенные, готовые вернуться в тюрьму и не принимавшие участия в убийстве охранников.Взволнованные, восторженные, не смея верить в свое освобождение, беглые каторжники чувствовали себя как во сне, — сейчас они поплывут в то Эльдорадо Эльдорадо — легендарная страна, будто бы изобилующая золотом, серебром и драгоценными камнями.
, о котором их предводитель давно уже все уши прожужжал.Беглецы, с бледными, исхудавшими лицами, поголовно бритые и безбородые, казались членами одной семьи. Они были схожи между собой, как негры. Общее ликование наполняло их души, общая надежда заставляла блестеть глаза, сердца учащенно бились от радости и алчности, все до единого они жаждали отмщения.На борту судна Бамбош по-прежнему оставался непререкаемым лидером. Но так как он ничего не смыслил в навигации, на корабле был штурман — когда-то осужденный за кражу, а нынче освобожденный из заключения кайеннский мулат, которому было запрещено покидать пределы колонии. В его задачу входило выполнение маневров и определение направления.Механик и два кочегара, тоже из бывших каторжников, оказались закоренелыми злодеями и продолжали поддерживать тесный контакт с каторжниками, отбывающими свой срок.На борту было немного провизии, спешно завезенной накануне ночью. Среди провианта — четыре ящика сухих бисквитов, столько же — вяленой трески, почти триста килограммов соленого сала, пять бочек питьевой воды и две тростниковой водки по двести литров в каждой.На носу были сложены дрова — стволы огромных прибрежных деревьев, предназначенные для растопки котлов. Куча выглядела довольно внушительно, но для более длительного рейса топлива бы не хватило. Однако штурман запасся пилами и топорами, с тем чтобы добывать древесину в пути, благо на гвианских берегах этих деревьев густейшие заросли.Когда все каторжники поднялись на пароход, штурман скомандовал:— Полный вперед!Пароходик-развалюха, повинуясь штурвалу, астматически пыхтя и гремя железом, с видимым усилием отправился в путь.— Корабль хоть прочный? — нахмурясь, спросил у Бамбоша юноша с лицом довольно тонким и умным, бывший, однако, на самом деле редким подонком.— Что, боишься за свою шкуру, любезнейший Красавчик?Юноша опирался на голое плечо мужчины лет тридцати со звероподобным лицом и мускулистым телом, который заметил, страстно поглядывая на юного дружка:— Уж поверь мне, сейчас каждому следует беспокоиться о своей шкуре — ведь жизнь теперь может подбросить нам кое-какие удовольствия.Заметив, что отношения между юношей и мужчиной были отнюдь не братскими, а это распространено на каторге, Бамбош с порочной улыбочкой коротко бросил:— Прочный или непрочный, а надо, чтобы он продержался, пока не доставит нас до места.Между тем корабль разворачивался довольно быстро, а, главное, все маневры производились с большой точностью. Повернувшись сперва носом на вест, сейчас он двигался к норду, чтобы выйти в открытое море, а там, вероятно, устремиться к ост-зюйд-осту, держась близко к берегу, насколько позволит осадка судна.Бамбош подошел к штурвальному.— Ты уверен, что мы идем правильным курсом?— Ты меня что, за юнгу держишь?— Да нет, это я к тому, что берега Гвианы очень трудны для плаванья. Достаточно неверного поворота штурвала или задеть килем скалистое дно — и всем нам крышка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59